Естественное положение вещей. стихотворения

Естественное положение вещей

стихотворения

Андрей Вячеславович Драгунов

© Андрей Вячеславович Драгунов, 2016

ISBN 978-5-4483-2695-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Я, наверно, согласен, что я не умру без тебя…»

Я, наверно, согласен, что я не умру без тебя,т. е. рядом с тобой и, наверное, в этом вся правданерастраченной жизни. Уже никого не любя,я пишу тебе снова, хотя ты, как водится, рядом.Т. е. в этих страницах, я вновь обращаясь к тебе,чтобы что-то сказать, что ещё недосказано былоза прожитое время, как свет в запотевшем окне —пробивается, вроде, но как-то всё мимо и мимо.Как-то так получилось, что мы не успели сказать,рассказать о случившемся после последней разлуки —ты спешила на службу, я, видимо, тоже, опятьсогревая в карманах пустых посиневшие руки,чтобы как-то дожить до тепла и до лучших времён,что, возможно, уже не случатся, но хочется веритьв этот вымысел, что сам собой замещает законокончания жизни, в который не то что не верю —просто не понимаю… А помнишь, как в старом кафемы с тобой засиделись, вплетаясь в рисунок на стенах,в виноградные кисти, в пейзаж в запотевшем окнеи в пустой разговор об интригах и даже изменах,что как будто случились уже или могут ещёс нами точно случиться… Спасали лишь кофе и граппав запотевших, опять же, стаканах. Мужчина в плащекак-то странно смотрел на тебя, на меня, на сатрапа,что стоял за окном, подпирая собою кустыбелоснежной сирени – но, видимо, власть многолика.И мужчина в плаще, оставляя стаканы пусты,уходил восвояси – без шума и даже без крикао несчастной любви, завершая бессмысленный спор,как ненужную фразу уже, но в конце предложенья.Виноград высыхает на стенах, как будто в укор.И сатрап за стеклом утопает в кустах от волненья.Я пишу это, чтобы меж нами не стёрлись следы,как какая-то буква ненужная в самом начале —чтобы слёз доставало и даже какой-то печали —нерастраченной после, когда в продолжении летмы с тобой расставались надолго – почти что на вечность,ожидая не чуда уже, а банальный «привет».Чтобы смерить пространство линейкою, не бесконечность.И теперь, когда жизнь округлила следы и чертыдо семейного снимка в стекле, запотевшем от срока —я пишу тебе письма, чтоб знать, что уверена тыв неслучайности встреч… хоть порою судьба и жестока.апрель 6. 2013 год

«От расправленных крыльев над городом в дни перелёта…»

От расправленных крыльев над городом в дни перелётаподнимается пыль из оттаявших листьев и пылиот помятой бумаги, из книг, уже без переплёта,и которые вывезти после уборки забыли.Из каких-то веще й, что по осени были изжитыиз обыденной жизни, из той, что хранится годами,как какая-то важность. Иль попросту были забытысреди прочего хлама под пылью, с другими вещами,что ещё недожили свой век и пока – не на свалку,где пластинки из прошлого слушают на радиолепод неровные вздохи любителей, что с полустанкапробираются к даче, к запасам в холодном подполье.И картошка под музыку жарится с мясом на сале,как последняя радость, дожившая до потепленья,до вернувшихся птиц, что кружат, как в последнем угаре,под восторженный крик поднимаясь всё выше – в волненьи.Ветер гонит листву вслед с дороги растрёпанным крыльями кромешную пыль посылает им тоже вдогонку.Молодой, долетевший птенец, расквитавшийся с пылью,пробивается дальше сквозь облако, как сквозь заслонку.апрель 6. 2013 год

«Я вдруг услышал пение синички…»

Я вдруг услышал пение синичкина ветке, за окном – так верещала,что до подушек выгорела спичка,когда прикуривал… Ничто не предвещалотакой финал. Синичка улетелаи тоже ничего не обещала.Мне повезло, наверное – мне спела…и с кем-то будет начинать сначала.апрель 8. 2013 год

«Я уже позабыл, как ты выглядишь – видимо, срок…»

Я уже позабыл, как ты выглядишь – видимо, срок.Да и время пришло забывать и искать по карманамто очки, то билет, то какую-то мелочь на сок,чтобы выпить таблетки от боли, как это ни странно —продолжает болеть и сжимает, как будто в тиски,с перерывами сердце – врачи говорят на погоду —я же думаю – это от той неизбывной тоски,что виднее, когда погружаешься вечером в воду,чтобы плыть – в никуда, мёртвым камнем спускаясь на дно,на берегу оставляя ботинки и брюки,как какую-то малость, с которой теперь всё равноничего не случится – найдутся хозяин и руки,чтоб подклеить подошву и пятна с кармана свести —от вина или кофе – не помню, да это неважно.Слишком много хозяин предметов пытался спастии суму и судьбу, защищаясь от жизни отважно.Я тебя не узнаю, когда вдруг в назначенный срок,мы увидимся снова – со зрением, видимо, что-то.Вариант неудачный, быть может, но и не жесток —какая с меня теперь вежливость – просто работаза пустяшную мелочь и кружку холодной водывсё для тех же таблеток – мне, видимо, так и придётсявоевать со здоровьем, пока не растают следыу какой-нибудь речки, иль способ получше найдётся.Я, конечно, не помню уже, сколько лет или дней,мы с тобой пережили, но, кажется мне, что недолгоэто всё продолжалось – от этого, может, больнейнаписание писем – из чувства, естественно, долгаи какой-то там памяти, если ещё повезёт,и припомнятся мелочи, те, что в зашитом карманезатерялись когда-то, и кто-нибудь точно найдёт,как соринку, на дне, утонувшую в мутном стаканесреди слёз и любви. Нескончаемо тянется день,просто вторник, девятое, но не могу оторватьсяот тоскливого вида в окне, где от тополя пень,как соринка в глазу, но никак не могу с ним расстаться.апрель 9. 2013 год

«Когда опять уходит понедельник…»

Когда опять уходит понедельникко вторнику проситься на постой —я вспоминаю дни, что пролетеливдали от дома, в комнате пустой,где кроме книг и старческой кровати,что выбилась из сил уже давно,нет ничего, и ждёшь её объятий,как приговора на ночь – всё равно,каким он будет – не сойти с ума —уже удача в запертой квартире,когда от понедельника самако вторнику уходит ночь, а в миретворится чёрте что. Таков удел —смотреть в окно и видеть, как разрушенстроителями двор, где ты взрослел.Где экскаватором выкапывают душу…Теперь гараж, а около негокакой-то магазин отныне будет —и не волнует больше никого,что здесь когда-то тоже жили люди.апрель 10. 2013 год

«Мы повстречались там, где сон и явь…»

Мы повстречались там, где сон и явьпересеклись, не комкая друг друга,установив тем самым с жизнью связь,переместив расположенье кругаиз центра комнаты на кухню, до плиты,чтобы теплей и как-то продуктивней,отмерив каждому количество еды,налив по рюмкам, чтобы непротивнойказалась жизнь в перечисленьи лет,здесь, где тепло, светло и беззаботно,где на стене писателя портретглядит с ухмылкой, как бы неохотно —на данный мир. Вода течёт за крайжелезной раковины, звуком разрушаямолчание, которое печальнесёт с собой, само того не знаяи даже не пытаясь угадать —кто в комнате молчит – на всякий случай…С утра ещё не убрана кровать,и мотыльки над лампочкой беззвучносовсем кружат. О, милый, милый дом —мне без тебя не выжить, не согреться,ни чайник вскипятить, при всём при том.Не отдохнуть, как говорится, сердцем.Я, может быть, не лучший из гостей —к твоим ногам я положил полжизни —всего лишь. И из этих новостейне слепишь правды. Из полёта мыслиот мотыльков – не выкроишь пальтодемисезонное, когда мороз по коже,состарившись и перейдя в ничтов ряду с другими, разве что – моложенемногих тех, кто написал портретна кухне, над плитой, где варят кофепроснувшимся, но это не секрет —вода вскипает раньше, если просят,и так дымится. Чтобы не проситького-нибудь – дым медленно сползаетза край стола – сам – тоненькая нитьтечёт по доскам, и никто не знает —насколько далеко. Где тот предел?День обещает, что случится что-то,о чём и думать позабыл и не хотелв своих мечтаниях. Какая-то заботаопять ведёт неведомо куда —немного дальше, чем предполагаешь,чем эта, сказанная утром, ерундао нелюбви – и ты об этом знаешь,и, как-то нехотя, вползаешь в антуражозначенной квартиры. Тянешь время,чтоб завершить намеченный пейзаж —с кроватью, лампочкой, что вовремя согреет —и мотылька и всех других гостей.Жизнь кажется не лучше, но корочев таком пространстве… «Милая, согрейещё мне чашку кофе между прочим…» —чтоб завершить дела минувших дней,где всё длинней, как клетки между строчек.И жизнь спешит куда-то всё быстрей,не выдавая видимых отсрочекна день грядущий. И не угадать —какая боль, назначенная раньше,тебя уложить в тёплую кроватьи не расскажет, что там будет дальше —на кухне за плитой, где каждый вздохкофейника, хозяйки обеспеченсомнением. Художник был готовзапечатлеть всё это, но беспеченбыл в тот момент… и лампочки накалне выдавал достойную картинку…И, выпив кофе, всадник ускакал,оставив след на старых фотоснимках.апрель 13. 2013 год

«Ты снова слышишь чьи-то голоса…»

Ты снова слышишь чьи-то голоса,когда все спят, и даже кот в подвалене ловит мышь. И в эти полчасаперед рассветом – точно на причалеперед отправкой – ты всегда один,как не сказать, – единственный на свете,но нет, мелькают тени меж руин,боясь тебя или другого встретить,не обознавшись, т. е. не узнавтебя среди живых, но в их пространстве —какая-то нелепая игра,как кошки-мышки в тридевятом царствеиль где-нибудь ещё, где облака,как продолжение истории и жизни,что не закончилась, но, видимо, пока —из чувства долга и любви к Отчизне —и место есть ещё – земля кругла,где так же проплывают облаканад головой, и даже кто-то снится,из выбывших уже, и чья-то теньвот так же меж руин тебя находит,слоняясь в ожидании весь день,стараясь высмотреть того, кто не приходит,но где-то рядом… И его шагиуже слышны – и даже вдох и выдох —вполне реальны, но не коротки —хозяин не спешит ещё на выход.июль 7. 2013 год

«Я узнаю о времени в пути…»

Я узнаю о времени в путипо смене суток – не по очертаньям,мелькающим в окне, как ни крути —они всё меньше добавляют знанье —лишь трение в глазу от цвета стен,что чаще – выше и однообразней,лишившись в жизни важных перемен —того, что в детстве называли праздникили другим, похожим словом, нодругих не подбирается – по ходу,по линии движения… В окновлетает только лишь прогноз погодыв виде дождя – единственный живойв происходящем. И не ошибиться,сместив пейзаж уверенной рукойв другое время, чтобы раствориться.июль 7. 2013 год

«Я помню в окнах хитрые глаза…»

Я помню в окнах хитрые глаза,когда мы выезжали из квартиры.И кто-то из соседей мне сказал,что жизнь теперь покажется сортиром,т. е. не тем, чего я ожидал,но я, как будто бы не слышал те слова,и переезд казался мне началомчего-то нового – я ехал на вокзал,откуда музыка весёлая звучала,и я вагоны длинные считал —всего двенадцать, но какой простордля вымысла, тем более – для бегав другой конец вагона. До сих поря вспоминаю это время. Снегомбыла покрыта площадь и забор,из-за которого глядел чужой пейзаж,доставшийся как будто бы в насмешкуза прошлое. Теперь пустынный пляжглядел в окно, не замечая слежкуза ним самим, скрывая антураж,как на «атасе», ночью за угломпри выносе вещей, как при побегеиз отдалённых мест. При всём при том,пляж выглядел, как облако на небе —вполне реально – только под замком.Я выходил гулять на кромку льда —был в двух шагах от смерти под водою,но, видимо, ещё сама водане думала расправиться со мною, —и я гулял неведомо куда.Мне, видимо, не слишком повезложить в этом месте, но вот так случилось —остаться навсегда здесь, всем назло,чего бы там потом ни получилосьс переселеньем… как бы повезло,или на память, как бы… Лёд торчитиз всех проплешин, тень не замечая —с той стороны со мною говорито чём-то личном, но о чём – не знаю —от этого душа моя болит…и стонет тихо, говоря мне «уходи,ты здесь чужой, по крайней мере – лишний —не до тебя сейчас, а впередиувидимся ещё, и будет слышно,как мы заплачем друг у друга на груди».И между этих милых пересказя проживал своё больное детство,блуждая между льдин. Холодный пляжуже не так пугал своим соседствоми тем, что он – всего лишь антураждля продолжения… Мать кличет на пирог,я к ней, естественно, несусь, насколько можно,но лишь ступив на собственный порог —я понимаю, что не всё возможнотому, кто здесь свой коротает срок, —я оказался выпертым за дверь —там новые носки на новоселье —на два чача не ждут меня теперь.А дальше только горькое похмельеи бывший сын, отправленный за дверь.Я так и жил – меж пляжем и тюрьмой.Мать говорила, что кому-то нужночего-то там давать – а я с сумойходил под окнами. И в окна очень дружнокричали мне: «Сынок, иди домой».Но я ходил, поскольку от отца —ни письмеца, ни весточки, ни слуха.Я пропадал всё чаще у крыльцаначальника тюрьмы. Кругом разрухавсё скрашивала удаль молодца.Мои следы растаяли к весне.Я потерял перчатку между брёвен.Пускал кораблики по скисшейся воде.С другими ссыльными я становился вровень,переживая только о едьбе,ну, то есть, о еде. Случилась масть —амнистия отцу – ну, то есть – чудо.Не удалось за козырьком пропасть,откуда лишь в тумане, но покудане трогала его руками мать,но я был рядом, думая о нём.Он так спешил домой, на самом деле,лишь мать забыла вещи, что при нёмзабрали дома, т. е. что успели —забрать, а остальное всё – быльём,т. е. забвением, как и любовь сама —теперь я понимаю – мне несложно —когда вокруг – любовь, тюрьма, сума —и остальное очень осторожно,пока ты на свободе. И лунав твоё окно вагонное, большое…И мама папу кормит, как смогла,картошкой, курицей – и водкой из подполья.июль 8—9. 2013 год

«Мне нечего теперь уже терять —…»

Мне нечего теперь уже терять —война закончилась, когда я не родился,но в сентябре меня погнала матьв ту, среднюю, в которой я училсявсе восемь лет. И вышел в никудаиз тех дверей… и дальше, если честно.Потом была с родными чехарда —из-за квартиры, то есть, койко-места.Я был с вещами выкинут за дверь,не ощутив любви и, как там, – ласки.И вот теперь среди людских потерьи мусора ищу себе подсказки —в чём был неправ за свой короткий век,в чём оплошал и был не к месту пьяным.Мне нечего сказать уже за всех —я просто жду свой час в углу дивана.июль 10. 2013 год

«Пускай не будет времени совсем…»

Пускай не будет времени совсем,чтобы вернуться в то кафе, на площадь,где голуби не видят переменвокруг себя, и ты немного проще,чем стала позже. Спелый виноградпо стенкам растекается, как утромвода с деревьев. И на первый взгляд,вода смывает прошлое, как будто,и что-нибудь ещё, за прошлым вслед,пока все спят, и ничего случайноне происходит… Борщ опять в обедвсё разрешает молча и банально,как и должно быть, видимо, сейчас —попробуй по-другому – выйдет хуже,как начатый невовремя рассказили, чего уж хуже – сядешь в лужу —в прямом и переносном, где водаразмоет всё, смягчив финал немного,оставшись, как и память – навсегда,и став уже последнею дорогой.июль 15. 2013 год

«Неистово ты говорила – сука…»

Неистово ты говорила – сука,теперь всё кончено и ничего не надоот сказанного, что всему порука,по крайней мере – с самого начал,с того момента, как в пустой кофейнея говорил, что не случится чудо,но будет жизнь – от первой до последнейминуты, не случившейся покуда.июль 18. 2013 год

«Старость зажмурилась, глядя в моё лицо —…»

Старость зажмурилась, глядя в моё лицо —я так же глаза закрывал, выходя на берег,чтоб не ослепнуть от волн, слепящим своим свинцом,в присутствии солнца и чаек, но без истериккаких бы то ни было. Старость, потупя взгляд,ждёт своё время, чтоб предъявить убытки —по расписанию, выбрав не всё подряд,а только лишь то, что было на той открытке,где ещё молоды и не сошли с умаот пережитого, не потеряли память,смяв под собой подушку, что так влажнаот недосыпа – и не стереть рукамиили посудной тряпкой следы воды,то есть, того, что было. По крайней мере,что-то всегда остаётся от ерунды —не пересказанной, даже в сырой постели.июль 20. 2013 год

«Когда остаётся лишь дерево в старом окне…»

Когда остаётся лишь дерево в старом окне,погода уже не влияет на время и завтрак,на воду в кофейнике… И позабыв обо мне,облако тычется в форточку, как бы внезапно,то есть, почти незаметно, и в этой связизавтрак уже превращается в праздничный ужин —без всяких подробностей. Кто-то идёт в магазин.Кто-то в окне остаётся, забыт и не нужен —точно уж тем, кто ушёл, чтоб не вспомнить уже,чем всё обычно кончается – без оговорок,без отступления в прошлое. На этажетолько окно остаётся без стёкол и шторок…июль 27. 2013 год

«Со второго на третье августа…»

В. Д.

Со второго на третье августаодна тысяча девятьсот девяносто восьмого —не кричите, пожалуйста,не будите уже больного —лучше белою скатертьюзастелите ему дорогу,чтобы встретился с матерьюу другого уже порога…И соломки, чтоб выспался,отоспался за жизнь в скитанияхи расправился с вымыслом,чтобы больше уже на прощание —ничего-то из прошлого —ни тоски, ни беды, ни печали —лишь немного хорошегоиз того, что случилось вначале.Но и с этим не справиться,то есть, всё завершилось не вовремя —как-то так получается —жизнь кончается в маминой комнате.июль 27. 2013 год

«Переехавши свет, уже не спешишь обратно…»

Переехавши свет, уже не спешишь обратно.Ждёшь посылку из дома, но только открытки приходятс пожеланием счастья, что, в общем, вполне понятно,но синица склевала всю кашу – и дни проходят,но куда-то всё мимо и чаще – без остановки,чтоб в глазах приезжего не разглядеть потери,перехода на хитрости и уловки,пробегая мимо ещё не закрытой двери.Но когда за окном теряешься, как в пустыне,как в вещах забытых, отрытых в глухой кладовке —жизнь не кажется лучше в местах, что твои отныне,оттого, наверное, выглядит всё неловкоили как-то странно в чужом для души пейзаже,где уже не спросишь соседа «как сын и дочка?».Не зайдёшь за спичками или за солью даже.Оттого тоска – и вниз убегает строчка.июль 28. 2013 год

Ночь

Звук шагов заглушает дыханье моё в подъезде,поднимаясь до двери, топча каблуком ступеньку,как какую-то тропку, как каплями на железеоставляя вмятины, цепляясь рукой за стенку,не найдя опоры другой – вообще кого-то —в это время суток и тени не помогают,не давая возможность выжить после работы —никому вообще, оставшемуся за краемсвоего жилища. Ищу каблуком дорогудо знакомой двери, пока догорает лампав пыльном плафоне, сливаясь уже понемногус собственным голосом, т. е. с дыханием, как быне различая уже это время суток,когда становясь искателем нужной двери,ждёшь, что окажешься рядом – ежеминутнои удаётся выжить и избежать потери.июль 28. 2013 год

«В городе, где различаешь кирпич облезлый…»

В городе, где различаешь кирпич облезлыйсреди новой кладки – не остаётся шансовзацепиться глазу за новый отлив железана новостройке. Тем более, здесь остаться,где история в камне дольше хранит молчанье,чем продукты в подполе свой сохраняют запах,разрушая лишь изредка город своим звучаньем —до облезлого камня. Кто-то готовит завтракв этом пейзаже, готовом уже на ужинпереползти, не смяв под собой травинки,что виновата лишь в том, что пила из лужи,но сохранилась, оставшись на той картинке,то есть, вообще оставшись. Но время лечити продлевает дальше кирпич – не новый,не обещая только возможность встречис кем-то из прошлого, кто был с тобой знакомым.июль 28. 2013 год

«Всё, что досталось в наследство мне – фото на память —…»

Всё, что досталось в наследство мне – фото на память —и ничего из вещей, что сгодятся для жизни.Даже семь слоников, что мне привёз из Германиидед, оказались в бумагах наследственных – лишними.Но мне досталось простое бумажное фото,где ещё живы и не спешат расставаться.Даже семь слоников старой немецкой работыперебегают из прошлого, чтобы остатьсяна этой жёлтой, истлевшей почти фотографии,в этом пространстве, хранящем и время и место,с надписью криво, не ведающей каллиграфии,без даты и времени, что ерунда, если честно,и даже бессмысленно, то есть, как выдумка даже —всё, что ещё сохраняется в лицах на фото —то есть, любовь, что с бумагами стала пропажей —это одно, что не требует лишней заботы.июль 28. 2013 год

«Все насекомые уже ушли из дома —…»

Все насекомые уже ушли из дома —под снос сегодня, чтобы не осталосьи камня даже, чтобы незнакомабыла картина, чтоб не показалосьпосле всего, что это наважденьеили мираж, распластанный в пустыне,где воздух, как и небо – без движеньяи только ждёт, кто первым нынче сгинет,оставшись облаком, разбросанным над домом,которому уже не сохраниться —удел развалин, что, увы, – знакомо.Ещё мгновение – и жизнь идёт на слом —никто уже о ней не зарыдает.На улице Чайковского был дом,но кто теперь уже об этом знает.июль 29. 2013 год

«Мне не было обещано дожить…»

Мне не было обещано дожитьдо старости. Знакомая сказала,что это тоже надо заслужить,как право – к ней залезть под одеялохолодным вечером. От ветра и тоски,пока ещё не поздно согреваться,сложив в ботинки рваные носки —от посторонних, чтоб не разрыдатьсяот бедности. Гляжу в её глаза —почти что родственник, почти глава семейства —какого-то – никто не рассказал —какого, исключая фарисейство —подходят все – никто не обещал,что будет просто и не так накладно —чего-то там родитель завещал,но, видимо, не слишком много… Ладно,и так сгодится, чтобы пережить,переиначить всю скороговоркупро то, что парка треплет свою нить,пытаясь втиснуть бедную в иголкус тупым концом, что в стоге не найти —не стоит и пытаться – дождь в подмогу,чтобы кого-нибудь успеть спастиещё живым и здравым, слава Богу! —пока вода стекает между ран,и кто-то шепчет в ухо «отлетает»и открывает шире свой кармандля подати… и время застревает,как между пальцами… Ищи его теперь —в каких краях соломку мягче стелют,где, отпевая свою жертву, зверьглядит в глаза и никому не верит,как я тебе, сказавшей про постель,про то, что – заслужить или заслужит.Холодный ветер веет канитель,и никому никто уже не нуженсо рваными носками. Пуст карман,глаза пусты – до времени. Собакаждёт на пороге. Вылитый туманторчит меж сосен. Мокрая рубахавлипает в спину, чтобы уберечьот лишних стрел и, может быть, от страхаживотного, с которым в землю лечь,когда с кредитом рассчитает плахаиль менеджер в конторе за процент,за выжатый лимон в стакан с палёной,хвалёной водкой. Жалкий пациентостанется никем недолюблённый,не выжатый, как тот лимон в стакан.Вода из крана пополняет чашухолодной струйкой времени. Туманот горя меж стволов бесшумно пляшет,как ненормальный, выбившись из сили выйдя за границы поселенья,как будто бы кого-то упросилне поднимать излишнего волненьяпо поводу отсутствия егов означенных границах. Замерзаетпейзаж, глядящий в мутное стекло,как в зеркало. Квартира остываетещё до осени, до выпавшей листвы,то есть, до времени, опять – без продолженьякакой-нибудь затейливой игры,надеясь на ночлег и на сближеньес хозяйкой дома, чтобы пережить —дожить до старости, пока не закаталив ту самую, нервущуюся, нить —и не добавили к тоске ещё печалиили чего-нибудь крамольного ещё,что вылечит, но не спасёт от смерти,но предоставит выверенный счётза ночь под одеялом на рассветеи будет дальше выбивать долгиза прожитую жизнь, за булку с маслом,что съел на завтрак, пробуя дождиразбавить чаем, но не слишком часто,не так, как бы хотелось – чтобы житьили хотя бы доживать остаток,но парка на рассвете треплет нить,стирая со щеки песка осадок,как горькую слезинку, что стекла,не думая надолго оставаться,как каплю с замутнённого стеклав рассветный час, с которым расставатьсяне хочется, но, видимо, потерь —не избежать, покуда ветер ноето неизбежном. Что сказать теперь? —что слишком долго тянется сегодняи, кажется, что это навсегда,пока вода не вытечет из крана,в котором лишь холодная вода,и согревает лишь тепло диванаи одеяло. Некого винитьза то, что жизнь прошла наполовину —и завершается. Туман не изменитьв желании погладить чью-то спинусвоим дыханием – в лесное молоко —с ногами, с головой – почти что в омут —не броситься, поскольку далеко,за дальним лесом, где другие стонути так же пряжу собирают в нить,и шьют рубахи, чтобы ни случилось,носки латают, чтоб не говоритьо них в стихах, как раньше получилось,то есть, вполне нормальное житьё,расписанное сызмальства до срока,где каждый знает, что твоё – твоё —всё остальное лишняя морокасо всеми исходящими. Водане льётся попусту – от края и до краялишь из желания забраться хоть куда,как облако, краёв не различаяи даже дальше, но его следысреди других, таких всегда заметных,не делая из этой ерундысобытия, как из воды конфеты,то есть, как птенчик, выпав из гнезда —своей дорогой, если не зачтётсяи выйдет боком… Если посчитать,во что обходятся бумаги и черниладля этого писания – кроватьокажется настолько сиротливой,что точно выйдет боком словарю —без лишних слов, что говорят под утро,ну что-то вроде «Кофе я сварю» —«И булочку, пожалуйста, с кунжутом», —несётся вслед. Бумага терпит всёи вымысел, и президентский росчеркна резолюции о том, что всё ещёне как должно быть. Между строчек прочерк —без заполнения, как в протоколе брешь,что жжёт перо, но никуда не детьсяот соглядатая, что стережёт рубеж,не соглашаясь на другие средствав переживании – и в этом весь секрет.Туман сползает, открывая площадьсреди деревьев, не найдя ответна заданный вопрос. А дальше, в общем —обычный день, без тени на упрёкна скомканное утро и погоду,что за ночь свой усвоила уроки больше не страдает от свободысреди деревьев и не портит видс той стороны, водой затёртых стёкол,освободившись от числа обид —за ночь под одеялом – стала блеклой,сославшись на здоровье. Лишь носкив ботинках дожидались возвращеньяхозяина, не ведая тоски, —чего-нибудь ещё, как продолженьяпрошедшей ночи. Станешь говоритьо том, что было – булочка с кунжутомполучится, чтоб утро повторить,и вновь туман опустится, как будто.июль 29—30. 2013 год