Рассказы, повести, сценарии и другое

– Приятно познакомиться, наслышан от Антона, – голос Игната очень высокого, какого-то скрипучего тона, – у вас, похоже, дело ко мне, – без вопроса, с утверждением.

– Да.

– Предлагаю два варианта. Либо созвонимся на неделе, либо приглашаю сейчас отпраздновать победу Незабудки. Ставили на мою любимицу?

– И выиграл немножко. Я завтра улечу по делам, так что уж после возвращения.

– Прекрасно. Но говорят, вы привыкли всё сразу и сию минуту? Ну, что ж, и такой стиль работы понимаю, хотя…

– Хотя вас-то привлекает другой – сто раз обдумать и не рубить с плеча, не так ли?!

– Угадали! – Игнат Львович хохотнул довольный.

6. Натура.

Раннее утро. Поле почти до горизонта. Едва взошедшие озимые. Высокое бледно-голубое небо. И сверху на пробуждённую весной землю льётся песня жаворонка.

Ольга стоит на кромке поля, запрокинув вверх голову.

– Тот, кто никогда не слышал жаворонка, считай и не жил, – раздаётся чей-то голос, сзади, за Ольгиной спиной.

– О, Господи, – Ольга вздрагивает и резко оборачивается.

– Не страшись, девонька, это всего лишь я.

Бричка, на облучке лохматый и кудлатый мужик. Лицо его, задубевшее от ветра и солнца, без возраста. Но чуть улыбнётся – мальчишка, посерьёзнеет – старик.

– Я уже ничего не боюсь, – произносит Ольга.

– Зря. Бойся побед, они всегда обернуться поражением. Бойся правды, она ещё не истина. Ты когда в последний раз ела, девонька?

Ольга пожимает плечами.

– Ясно. Забирайся, бричка хоть и не лимузин, но нам места хватит.

– Нет.

– А говоришь, уже ничего не боишься. Давай, давай. Отвезу к себе, накормлю, да напою, да спать уложу. Прозрачная какая! Одни глазищи, даже кожи и костей нет. Я вон тамочки обретаюсь, за полем.

И вот под этот завораживающий трёп мужик берёт за руку Ольгу, затягивает в бричку, усаживает рядом.

– И кроссовки мокрые, и брючки. Дрожишь? Понятно дело. После восхода холодает всегда. И росы сегодня обильные, значит быть жаре.

– А откуда знаете?

– Я много чего знаю.

– Вы кто?

– Кто был, после расскажу, а кто нынче сама поймёшь. У тебя что в рюкзачке-то? Кофта, иль свитер есть? Доставай, надевай.

Ольга, словно заворожённая, открывает рюкзак, достаёт свитер, натягивает на худенькие плечи. А мужик продолжает говорить, а бричка почти бесшумно, на мягких рессорах катится по дороге между полями, а жаворонок поёт и поёт.

– Ты поплачь, девонька, поплачь, со слезами горе вытекает. Ведь у тебя горе, правда?

– Не хочу.

– Ну, понятное дело, не хочешь душу выворачивать. Что делать умеешь?

– Ничего.

– Не беда. Научу.

– Зачем?

– У тебя имя-то имеется?

– Ольга.

– Ух, какое имя-то! Знатное, княжеское, не то, что моё! Аполлон, а по батюшке Аполлинарьевич!

– Разыгрываете? – Ольга чуть раздвигает губы – ещё не улыбка, а так, чуть полуулыбка.

– Клянусь, – мужик искоса взглядывает на Ольгу, кивает сам себе, мол, растопил немного, – всю жизнь мучаюсь, насмешников-то у нас полно. И впрямь, посмотри на меня, разве я хоть каплю похож на бога-воителя, разве я высок, строен и безбород, да ещё на лире играю?! А?!

– «Пока не требует поэта к священной лире Аполлон!», – тихо произносит Ольга.

– О! Пушкина любишь?

– Никого я не люблю, – вновь замыкается в себе Ольга.

Впереди луг. Сочная трава. Слева огороженный деревянными брусьями круг, в нём взрыхлённая копытами земля. Справа большая конюшня, у ворот, там, где вход в денники, лежат два пса непонятной породы – лохматые, длинноногие. Завидев бричку, они поднимаются вместе, как по команде. Аполлон осаживает коня.

– Мальчики! Быстро ко мне, – поворачивается к Ольге, – собак любишь?

– Не уверена.

– Сейчас проверим.

– Натравите на меня?

– Я ж не вохровец лагерный. Если они зарычат, значит, ты их боишься, а если не зарычат, то у вас с ними полный ажур.

Собаки подбегают, обнюхав Ольгины ноги, лениво взмахнув хвостами, возвращаются на свой пост у ворот.

– Ага, порядок! У тебя дома никогда собак не держали, – не спрашивая, утверждающе.

– Даже птичек, рыбок, или кошки. Мать у меня… А как зовут псов?

– Мальчики.

– Что, обоих? Как же они узнают, когда кого подзывают?

– Понимают.

Аполлон чуть трогает вожжи, бричка катится дальше. Впереди, сразу после конюшни дом тёсаного дерева, чисто выметенный двор и палисадник – много цветов и кустов, два-три плодовых дерева.

7. Интерьер. Дом Аполлона.

Чистота почти стерильная. Большой стол посреди комнаты отскоблён и отлакирован. Этажерка явно самодельная, уставлена плотными рядами книги. У окна письменный стол с компьютером, принтер. На стенах нет фотографий. Единственное украшение этой комнаты – небольшая скульптура чёрного каслинского литья – лошадь с жеребёнком.

Ольга снимает мокрые кроссовки и носки. Стоит босая, не решаясь шагнуть через порог.

– Там кухня, рядом ванная комната и всё такое. Не стой столбом, если не во что переодеться, что-нибудь придумаю.

– Не надо.

– Давай, девонька, шагай. Сейчас приготовлю поесть.

– Спасибо, не хочу.

– Понятно.

Ольга подхватывает свой рюкзак, стоит секунду в нерешительности, хочет повернуть к выходу, но потом всё же идёт в глубь дома.

Ольга и Аполлон в кухне. Много света, мало мебели, диссонансом выглядит дорогая встроенная техника, такую в любом современном доме встретишь. Похоже, хозяин поклонник минимализма и рациональности. На первый взгляд.

Ольга, не притронувшись к еде, пьёт чай.

– Давно путешествуешь?

– Не помню. Месяц? Два?

– Деньги есть?

– Нет. Заплатить мне вам нечем.

– За постой, значит, нечем? Отработаешь, – посмеиваясь, берёт ложку, наполняет её, подносит к губам Ольги. – Давай, открой рот, за папу, за маму.

Ольга не отшатывается, неподвижно смотрит прямо в лицо хозяину. И совершенно неожиданно для самой себя глаза наполняются слезами. Аполлон встаёт, выходит из кухни.

Ольга возле книжной полки, рассматривает корешки книг: среди книг по ветеринарии несколько томиков Дика Френсиса и воспоминания ветеринара Джеймса Хэрриота. Достаёт энциклопедию «Болезни лошадей и их лечение», листает.

Резкий стук в дверь, Ольга от неожиданности вздрагивает, роняет толстый том, садится на корточки, собираясь поднять книгу.

– Эй, док! – раздаётся из-за двери голос. – Вы дома?

Дверь с треском распахивается. Занимая почти весь проём, протискивается мужчина. На ногах его высокие яловые сапоги. По крайней мере, сидящая на корточках Ольга, сначала видит только их, потом уже всю угловатую и громоздкую фигуру вошедшего, который спрашивает резко, даже грубо:

– Ты кто такая? Где док?

Ольга не отвечает. Мужчина делает только один шаг, сразу оказывается прямо возле Ольги, наклоняется, поднимает её на уровень своего лица.

– Док всех несчастненьких подбирает.

– Сами вы убогий! – злится Ольга, первое проявление нормальной реакции.

– Поставь, пожалуйста, девушку на место, – Аполлон входит в комнату, – неровён час, сломаешь.

– Привет, док. Надо посмотреть Урагана. Мне его правое копыто не нравится.

– Вчера смотрел, камушек удалил. Не дёргайся по пустякам, Ким Кимыч.

– Когда Фрикадельке срок-то?

– И не стыдно? Дама-то королевских кровей, никакого уважения. Думаю, завтра в ночь.

– Так она как зажеребилась, именно на фрикадельку стала похожа. Помощь нужна?

– Вот, – кивает в сторону Ольги, – у меня ассистент теперь. Не побрезгуешь, дочка?

– Ой, нет!

– Да дело-то не хитрое, меня только слушайся, и всё будет тип-топ.

Ким, усмехаясь, протягивает ладонь в сторону Ольги:

– Рад знакомству. Коли Док обижать начнёт, сразу ко мне.

8. Интерьер.

Конюшня. Денники. По длинному коридору споро бежит парнишка лет 15-ти. На ногах кирзовые сапоги, явно ему велики. Ватник. На голове задом наперёд надет жокейский шлем. В каждой руке парень держит по ведру с овсом. В конюшню входят Аполлон и Ольга.

– Бенó! – зычно зовёт спутник Ольги.

– Док, приветствую вас! – не останавливая бега, парнишка направляется к вошедшим.

– Познакомься.

Бенó протягивает Ольге вёдра, та подхватывает их, сгибается от их тяжести чуть ли ни до пола, медленно распрямляется.

Аполлон внимательно наблюдает, мальчишка смеётся.

– Да ладно, давай, я пошутил, – Бенó хватает дужки вёдер, но Ольга не отпускает.

– Упрямая, – констатирует Док с удовольствие, – нашего поля ягода.

– Меня зовут Бенó, а тебя?

– Ольга. Бенó уменьшительное от чего?

– Я чеченец, поняла?

– Прямо из Чечни?

– Криво.

9. Интерьер. Конюшня.

Ольга, засыпав очередной корм, закрывает денник, гладит коня между ушей, медленно идёт по проходу. В одном из пустых денников переодевается Бенó, Ольга заглядывает через низкие ворота. Мальчик закатывает штанину, отстёгивает протез на левой ноге, растирает культю. Ольга быстро отходит.

10. Интерьер. Квартира Нездольева.

Игорь открывает дверь, входит. Большие окна без занавесок. Сочится тусклый предвечерний московский свет. Мебель в квартире совершенно не модная, но всё добротное, чистое, нигде не пылинки. Напротив окна на стене висит большой фотопортрет (в стиле картины Карла Брюллова «Всадница»), на котором изображена женщина лет 25, сидящая на лошади. Игорь, постояв несколько секунд перед портретом, уходит в глубь дома. Возвращается уже переодетый в джинсы и свитер, садится у компьютера. Быстро щёлкает по клавишам, ставит перед собой микрофон:

– Где Сидоров?

– Тут я, Игорь.

– Почему до сих пор не переслал баланс?

– Так у нас Интернет накрылся, только-только восстановили, через пару минут получишь.

– Когда начнётся отгрузка очередной партии?

– Игорь, приезжай.

– Случилось что?

– Ну, не так, чтобы, но какие-то странности происходят.

– Поконкретнее нельзя?

– Можно, но не нужно.

– Ничего не понимаю.

– И не надо, приедешь, разберёшься.

– Завтра буду.

– Хорошо, но лучше бы сегодня.

– В 5 у меня встреча, а до этого баланс надо посмотреть. В ночь поеду. Ты где будешь?

– На фабрике. Жду.

11. Натура. Ночное шоссе. Игорь за рулём машины. Включает магнитофон. Хрипловатый, усталый голос произносит: «И никогда не убивайся обо мне. Помнишь, о чём мы грезили? Исполни наши мечты. У тебя получится, всё, всё получится! Только не бросай задуманного. Ради меня…». Справа у дороги: указатель «Сосновый бор». Машина сворачивает. Вокруг чёрный лес. А голос продолжает: «Вот тебе мой последний подарок – стихи только дописала, хватило сил, даже рука не дрожала. Послушай, любовь моя! В огне сгорает всё.// Шипит и испаряется ручей.// Горит сосна и гибкий тальник.\\ Избушка, дом из старых кирпичей,// Кабриолет, автомобиль и сани,// Бессмертные творения поэтов,// Цветок и детская игрушка,// Мировоззрения и кредо,// Танк, миномёты, пушка…// В огне сгорает всё.// Тайга глухая и степной ковыль,// Хлеба, что сеяли мозолистые руки,// Корабль бумажный, крепкие фелюги,// И тополиный пух и сталь,// Вишнёвые сады и монументы,// Подвалы нищих и Версаль,// Солдаты, маршалы, корнеты…\\ В огне сгорает всё.\\ Правительства и страны,// Подонки, храбрецы, шпионы,// Червь дождевой и гордые орланы,// Колокола, мечети и иконы…// Всё, всё горит в огне!// Ему лишь память неподвластна// И вечная твоя душа.// Пусть языки его то рыжие, то красные// Всё пожирают не спеша,// Всё превратят в горячий пепел,// И пусть земля моя пропахнет дымом…// Но слышишь? Слышишь? Крыльев трепет,\\ Да песнь без слов над росами седыми».

Свет фар разрезает тьму, мелькают по бокам дороги деревья.

12. Натура. Беговой круг возле конюшни. Вечер. Закат.

Ольга проходит мимо. Изрытая копытами земля. На горизонте медленно опускается солнце. Ольга останавливается, смотрит на солнце. Ей слышатся странные слова, произнесённые чуть хрипловатым, низким голосом:

«…Крыльев трепет, Да песнь без слов над росами седыми». Звук ниоткуда. Ольга видит жёлтый круг солнца, оно всё ближе, заполняет всё вокруг, меняет цвет и форму: словно кошачий глаз с чёрной, узкой поперечиной зрачка.

13. Ночная дорога, машина Игорь подъезжает к воротам фабрики, мигает фарами, ворота медленно открываются.

32. Интерьер. Кабинет директора. Игорь и Сидоров листают бумаги, которые приготовил для него директор.

– Милое дело! Как ты такое, Сидорович, допустил? И мне не сразу сообщил?

– Смотри – вот факс о возврате партии, помечено вчерашним числом, здесь и время указано, 14.20. Я немедленно связался с магазином, там утверждают, вся партия заражена.

– И как они обнаружили?

– Им позвонил какой-то тип, не назвался, предупредил, доброхот сраный! У них одна работает, не баба, гений в юбке, между прочим, доктор наук, мы по её книжкам учились. Что творится, Игорь, что делается! Всю науку уничтожили…

– Опять запричитал! Давай ближе к сути. На лесопильню кого-нибудь командировал?

– Сначала решил с тобой посоветоваться. Есть кандидатура, мой сокурсник бывший. Парень порядочный. Готов выехать завтра утром.

– Отлично. С лесничеством связался, вдруг все делянки заражёны?!

– Уже. Они на той неделе проверяли, полный порядок. Ни листоедок берёзовых, ни хрущей, не усачей-дровосеков, ни короедов, ни златок – ни одного вредителя. Эти жуки развиваются…

– Ты ещё лекцию надумал читать, чёрт возьми?! А заразить уже готовую продукцию возможно?

– Всё в этом мире возможно, – проборматывает Сидоров, – узнаю, перекопаю все свои старые конспекты, поговорю кое-с кем.

– Резвее поворачивайся. Сейчас пойдём по цехам, потом пригонишь мне начальника службы безопасности, пусть захватит резюме на каждого.

– Зачем?

– Посмотрим, кто из новеньких принят на работу за последние неделю-две.

– Да они у меня все наперечёт!

– Вот и покумекаем, кто есть кто.

33. Натура. Вечер. Конюшня.

Прислонившись к стене, стоит Ольга. На ней прорезиненный фартук почти до пола, большие резиновые перчатки до локтей. И то и другое в кровяных разводах и слизи. Ольга дрожит, втягивает со свистом сквозь стиснутые зубы воздух.

Из денника выходят Ким Кимыч и Док.

– Плачешь? – спрашивает Ким. – Ишь, мы какие нежные! Первый раз роды приняла?

– Она не плачет, – отвечает за Ольгу Аполлинарий, – она пробуждается.

– Спящая красавица, – смеётся Ким.

– Вы злой, очень злой! – произносит Ольга.

– Замолкни, глупая женщина! – раздаётся из-за стены конюшни голос Бенó. – Ничего не понимаешь! Иди лучше взгляни, как твой первенец мамку сосёт.

16. Интерьер. Конюшня.

Тонконогий, чёрный, с белой звёздочкой посредине лба жеребёнок. Ольга подходит к нему, гладит, что-то шепчет. Док наблюдает за тем, как меняется Ольгино лицо, как будто мягчает, даже лёгкая улыбка появляется. Ким и Док переглядываются, тихо выходят.

– Не мешай, – сердится Бенó, – это его первый завтрак. Лучше помоги убраться, вынеси на задний двор подстилку. Ну что застыла-то?

Ольга не возражая, собирает мусор, выносит.

– Малахольная, – ворчит Бенó ей вслед.

Ольга возвращается, берёт правой рукой мальчика за подбородок и тихо произносит:

– Смени-ка тон. Я тебе в матери гожусь.

– Ой, ой, ой, мамуля! Больше не буду, прости!

– Дурачок, – ласково трепет его волосы, но вдруг отдёргивает руку, резко поворачивается, выбегает.

17. Интерьер. Квартира Доктора. За окнами темно.

Ольга и Док на кухне, Ольга готовит завтрак, накрывает на стол, подаёт, садится напротив Доктора.

– Аполлон Аполлинарьевич, можно я буду звать, как все, а то очень длинно, мудрёно.

– Хоть горшком называй, только в печь не сажай.

– Какое имя жеребёночку дадите?

– Это у человеческих детёнышей всё просто, либо в честь святого, иль мамы-папы-деда-бабки, а то и просто, с потолка. А у нас, ой, какие проблемы. Хозяин скоро прибудет, сочинит имечко твоему первенцу.

Ольга резко вздрагивает, съёживается, шепчет:

– Не говорите так.

– Намаялась ты, видно, девонька! – Док хочет погладить Ольгу по плечу, но та резко отстраняется. Док меняет тему, – попроси Ким Кимыча научить тебя ездить на лошади, хочешь?

– Его? Нет, он злой.

– Ничего-то ты в людях не понимаешь. Ладно, пойдём-ка лучше, у меня обход.

18. Интерьер. Конюшня.

Доктор и Ольга заходят в денники, почётным эскортом их сопровождают собаки по имени Мальчики. Доктор осматривает коней. Вместо докторского саквояжа, у него перекинута через плечо большая сумка, в которой всевозможные мази, лекарства и специальные, широкие бинты. Лошади тянутся к нему, блестит влажный глаз одного из коней. Док бормочет:

– Ну, Гомер, полегче нынче? То-то, друг ситный, а как на дыбки-то вставал, а кто меня укусил? Стыдно теперь?! И не фырчи, пожалуйста, никто тебя не боится. Олюшка, – обращается старик к Ольге, – поговори с ним, сахарку дай, сейчас мне швы снимать надо.

Ольга достаёт из кармана кусок сахара, протягивает Гомеру, другой рукой с опаской гладит коня по морде. Доктор исподтишка смотрит, готовый в любой момент придти на помощь, но конь спокоен. А Ольга совсем близко приблизилась и тихо, еле слышно заговаривает:

– Не вздрагивай, не трясись ты, доктор больно не сделает, – сама того не замечая, она всё ближе и ближе к коню, и вдруг целует его в щипец, приговаривает, – детка моя, деточка моя!

Конь осторожно кладёт голову Ольге на плечо, жарко дышит, прядёт ушами. Ольга уже не шепчет, бормочет что-то бессвязное, даже воет, словно плакальщица на похоронах. Док внимателен, но не делает ни одного движения в её сторону.

Неподалёку в пустом деннике, чуть приоткрыв загородку, наблюдают эту безумную сцену Бенó и Ким.

Ольга обнимает коня за шею, даже раскачивается из сторону в сторону, бормотание стихает, вдруг очень громко кричит:

– Господи! Если ты есть, объясни мне!

Конь неподвижен, и, кажется, да, всего лишь кажется, что медленная, тяжёлая слеза стекает из его глаза. Ну, конечно, конечно же, это игра света.

19. Интерьер. Цех сборки мебели.

Игорь Нездольев и Сидоров разговаривают с несколькими рабочими.

Первый рабочий: Никого здесь не было. Только мы.

Второй: Чё говоришь-то? А на той неделе рыскал один, вынюхивал.

Третий: Дак пожарный.

Первый: И взаправду! Я и забыл. Их разе упомнишь, пчёлок-то ентих?! Что ни неделя, дань собирают.

Третий: Хватит трундеть! Хуже баб на завалинке. Ты ему взятку давал? Нет. И молчи.

Сидоров, неожиданно озлившись, рявкает:

– Почему не доложили? Сто раз говорено…

– Успокойся, Сидорович, не приставай к ребятам. И пошли в лакокрасочный, – вступился за рабочих Игорь.

20. Интерьер. Лакокрасочный цех.

Рабочие в масках, словно марсианские пришельцы, движения их неспешны, даже ритмичны. Возле двух муфельных печей, где обжигают стекло, придавая им необходимую для горок и телевизионных столиков форму, веера огня падают на асбестовый пол, усыпанный песком. К Сидорову и Нездольеву быстро подбежал мастер:

– Начальству привет! Пошто по ночам, аки тать, бродите? – мастер – любитель поговорок и прибауток – окал картинно, двигаясь, пританцовывая пластично.

– Нарушаем, мастер, трудовое законодательство? Третьи сутки вкалываешь?

– Трудолюбец будь, добро наживёшь!

– Хватит ерничать-то! – злится Сидоров. – Отвечай по-человечески! Перед хозяином хвост не распускай, зарплату не повысит.

– Да ладно тебе, Иван Сидорович, – сразу перестав окать, произносит мастер, – сам знаешь, партия должна быть готова ещё вчера, не справляются ребята, а со стороны сам запретил брать, квалификации-то нет!

– Значит, говоришь, посторонних здесь не видел.

– Отчего же? Вчера приходил. Но, вроде не совсем посторонний.

– То есть?

– Пожарник.

– В каске?

– Шутишь? Нормально одет, цивильно. В нос удостоверение сунул, по цеху прошёлся и дальше погрёб. Обещал, отчёт составит, утром придёт, ознакомит, что б без обид.

– Вот тебе мой приказ: как придёт, немедленно мне сообщи.

– Слушаюсь, мой генерал.

– Шут гороховый!

21. Интерьер. Фабрика. Утро.

Кабинет директора. Игорь, стоя возле окна, пьёт из большой кружки чай. Сидоров говорит по телефону:

– Анна Ильинична, начальника охраны ко мне. И побыстрее, – вешает трубку, – Ох, не нравится мне всё это, Игорь.

Нездольев не успевает ответить, входит подтянутый, явно из бывших офицеров, начальник охраны.

– Звали, Иван Сидорович?

– Кто вчера пропустил пожарника на территорию?

– Выясню. У меня отгул был, не в курсе. Можно позвоню с вашего телефона?

– Давай.

Стук в дверь, осторожно «просачивается» секретарша – седовласая дама.

– К вам рабочий из цеха сборки. Можно ему войти?

– Обязательно.

Входит Первый рабочий.

– Я, это, который пожарник вчера, ну, возле проходной видел, у меня смена-то кончилась, ну, вот я домой и пошёл, а он топчется возле.

– Сейчас?

– Ну!

– Спасибо. Иди, отдыхай, – Сидоров, обращается к начальнику охраны, – задержать немедленно и ко мне в кабинет!

– Кто там у проходной, – не повышая голоса, произносит начальник в трубку, – задержать и к директору!

22. Интерьер. Дом Доктора. Утро.

В доме Ольга. Она сидит за компьютером. Пальцы, явно приученные к клавиатуре быстро «летают» по буквам и знакам. Увлечена, не слышит, как входит Доктор, походка у него лёгкая, мягкая. Доктор достаёт с полки нужную ему книгу, листает, потом мельком бросает взгляд на монитор.

– Ого!

Ольга вздрагивает, оборачивается.

– Чем это ты занимаешься, девонька?

– Не сердитесь, Док.

– Объясни быстренько.

– Можно потом? Вот доделаю, тогда и расскажу.

– Ладно. Кстати, – уже у порога бросает, – Ким Кимыч ждёт тебя.

– Зачем?

– На первый урок.

– Какой урок?

– Обучения езды на лошади.

– Не хочу.

– Ты на коньках умеешь?

– Нет.

– А машину водишь?

– Нет.

– Недотёпа, однако.

– Какая есть. И при чём здесь коньки?

– А просто нужно хоть что-то уметь. Мало ли, как жизнь повернётся, – загадочно произносит, – собирайся, не забудь лосины надеть и сапожки для езды. Я тебе приготовил, стоят в твоей комнате.

23. Натура. Беговой круг возле конюшен.

Бенó помогает Ольге взобраться на лошадь. Рядом крутятся Мальчики, собаки словно опекают Ольгу. Ким Кимыч постукивает стеком по голенищу своего сапога. Бенó подставляет Ольге сложенные лодочкой ладони:

– Давай, становись, хватайся руками за луку, да не за гриву, шайтан тебя раздери!

– Перестань ругаться!

– Молчи, женщина, делай, что приказываю! Опа! Молодец. Повод-то возьми! Да не дёргай, коню губы порвёшь! Пошла, пошла!

– Выпрямись! – приказывает Ким. – Подбородок вверх, откинь голову чуть-чуть. Не горбись, сидишь, как мешок с картошкой. Тяни подбородок! Представь, что входишь в тронный зал! Не зарывайся носом в холку коня, выше подбородок! Как ходит принцесса? Плавно, горделиво! Слейся с конём, ты и он – одно целое. Пошла, пошла! – Ким стеком ударяет Ольгу по спине, конь останавливается, как вкопанный. – Опять ныряешь? Сожми колени, шенкелями чуть ударь, давай, давай, не трусь!

Ольга злится, губы сжаты, лицо напряжённое, бледное. С силой бьёт шпорами, конь взвивается и мчится, взбрыкивает задними ногами, потом становится на дыбы, Ольга съезжает по крупу к хвосту, но удерживается. Бенó догоняет всадницу, хватает коня под уздцы, останавливает коня.

– Молодец, женщина! Только не злобничай, лошади ещё злее, твою ярость подавят, будь спокойна. Свалят, покалечишься.

– Ну, что, Бенó? – произносит Ким. – Характерец у девочки! Подходит она нам?

– Зато вы мне не подходите, – хрипло произносит Ольга.

– Ничего, стерпится – слюбится! – отвечает ей Ким.

24. Фабрика. Кабинет директора.

Открывается дверь, охранники втаскивают низкорослого и худосочного мужичка.

Видно, напуган он до дрожи.

– Только не бейте, не по голове!

– Пока не трепещи, – довольно мрачно произносит Сидоров, – всё впереди.

– Что, что, что?

– Заклинило, – констатирует один из охранников, – «чтокал» всю дорогу, пока его тащили сюда. Такой вёрткий, жилистый!

– А на вид не скажешь, – язвит начальник охраны.

– Я не виноват, не виноват!

– В чём? – тихо произносит Игорь.

– Ни в чём, ни в чём, в чё…, – договорить не успевает, охранник затыкает ему рот ладонью.

– Садитесь, будьте любезны, не волнуйтесь, никто вам плохого не сделает, – потом Игорь обращается к начальнику охраны, – дайте ему воды, пусть успокоится.

Жадно пьёт, зубы стучат о край стакана.

– Рассказывайте, – Игорь смотрит на мужичка даже с некоторым сочувствием.

– Ничего не знаю.

– Кто вас сюда послал, какие поручения дал, кстати, покажите документы. Вы, вроде, пожарным представлялись вчера?