Сад Иеронима Босха

Суть в том, что когда ты выходишь на трибуну, ты вынужден фильтровать базар. В какой-то момент ты понимаешь, что, если сейчас ты крикнешь со сцены «Хайль Гитлер!», тебе ответят «Зиг хайль!». Если ты поднимешь руку, тысячи рук взметнутся в ответ. Ты можешь приказать своей толпе любить ближнего. Или убивать. Вот там, говоришь ты, стоит человек, которого нужно разорвать на части. И толпа разорвёт. И съест, если ты прикажешь ей съесть. Доброе утро, Мессия.

Джереми Л. Смит научился фильтровать базар. Ему пишут речи лучшие спичрайтеры мира. Они продумывают каждое слово, каждое выражение. Каждую запятую. С ним занимаются лучшие логопеды и специалисты по психологии масс. Он должен произносить каждое слово с определённой интонацией, и ни с какой другой. Потому что, если он скажет что-то не так, он может вызвать хаос. Он может спровоцировать бурю, войну, катаклизм. Несколько слов Джереми Л. Смита могут перевернуть мир. Его речи транслируют все телеканалы мира. Они прерывают любые передачи. Они прерывают мультфильмы, и дети слушают, как Джереми Л. Смит благословляет их. Матери умилённо смотрят на детей, потому что они не знают, каков Джереми Л. Смит на самом деле. Они не видели, как он трахает Полли Сазер. Смотрит на труп матери в колодце. Как размазывает говно по офису хозяина автомастерской. Доброе утро, дорогие матери. Ваши дети мечтают стать такими, как Джереми Л. Смит. Эти мечты могут сбыться. Нужно просто реже мыться и научиться размазывать сопли по стенам. И вы будете как Джереми. В этом нет ничего сложного.

Джереми Л. Смит идёт по длинному коридору. Ему что-то говорят напоследок. Ему говорят это каждый день. Он уже давно выучил всё наизусть. Он сам может работать спичрайтером. Потому что все его речи, все его благословения – это одно и то же. Просто нужно подавать это по-разному. Джереми Л. Смит не любит это, но понимает, что без этого – никак и никуда.

И вот начинается. Он выходит на балкон. Это собор Святого Петра. Перед ним площадь Святого Петра архитектора Джованни Лоренцо Бернини. Бернини строил её шесть лет – с 1657 по 1663 год. Два фонтана, обелиск, колоннады, подчёркивающие перспективу, – всё это гениально. Здесь умещаются несколько тысяч человек. Бернини справился со своей задачей.

Старый берлинский рабочий рассказывал как-то о событиях 1933 года. Он пошёл на площадь, чтобы послушать речь новоизбранного лидера Адольфа Гитлера. Он слишком много о нём слышал. Голосовал он не за него, но это было неважно. Он стоял на площади и слушал. Нет, даже не слушал – он вдыхал слова Гитлера, он наполнялся ими с головы до пят. Каждое слово лидера звучало как медный колокол, как удар литавр. Он неожиданно понял, что только Гитлер, и никто иной, должен стать лидером этой страны, её вождём, её Мессией.

А потом он вернулся домой. И жена спросила его: «Ну, как речь?» «Великолепная речь!» – ответил он восторженно. «А о чём он говорил?» – спросила жена. И тогда рабочий понял, что не может вспомнить ни слова из речи Гитлера. Он помнил безумные глаза людей – такие же были и у него. Он помнил ясную, чёткую дикцию оратора, помнил его жестикуляцию, помнил, как его голос проникал в самую суть, в самую глубину. Но он не запомнил, о чём говорил Гитлер. Ни слова. Ни фразы.

Джереми Л. Смит – такой же. Он будет говорить, жестикулировать, запрокидывать голову и взывать к небу. Толпа будет повторять каждое его движение, каждый жест. Она будет шептать его слова, будет впитывать его голос, но не запомнит ничего. Потому что Джереми Л. Смит, по большому счёту, ничего и не скажет. По сути, он будет стоять на трибуне и молчать. Это немота. Это самая страшная немота из всех возможных.

Занавесь раздвигается. Шёлковые шнуры, бархатные портьеры. Джереми Л. Смит смотрит на толпу с высоты четвёртого этажа. Все видят его, все слышат его дыхание в микрофон.

«Братья во Христе!» – кричит он, и его приветствие тонет в рёве и гаме, в гудках и аплодисментах, в восторгах и радости. Это его толпа. Он не принадлежит ей, но она принадлежит ему. Это его воинство, его крестоносцы. Он может прямо сейчас послать их к Гробу Господню, против мусульман и иудеев, и они пойдут – в футболках и джинсах, с его именем на устах, со слепой верой в глазах.

Он благословляет их. Он рассказывает, что грядёт Царствие Небесное. Что Бог снизошёл на землю через него, Джереми Л. Смита, что все убогие и нищие будут исцелены. Что калеки пойдут, а слепцы увидят. Что всем достанутся хлеба и рыбы.

Они слушают его. Они верят в него, и это справедливая вера. Потому что они верят в то, что не нуждается в вере. В то, что существует на самом деле.

Справа и слева от Джереми стоят кардиналы. Рядом с ними – охранники.

На площадь не пускают просто так. Если бы пускали всех желающих, было бы страшно. Были бы массовые давки и человеческие жертвы. Тысячи людей не попали сюда. Они занимают очередь в надежде попасть сюда завтра. Послезавтра. Через неделю. Через месяц. Через год. Они приплачивают полицейским в кордонах. Они идут работать в полицию и просятся в кордоны, чтобы оказаться чуть-чуть ближе к Мессии.

Все они чувствуют божественную длань над собой. Чувствуют энергию и силу, исходящую от человека на трибуне. Им так кажется.

На самом деле всё это чушь. Бред сивой кобылы. Слепота.

Джереми Л. Смит – это обученная обезьяна. Он знает, что и как надо сказать. Он даже понимает зачем, только это понимание отличается от вашего. Он думает, что это необходимо, чтобы и дальше трахать шлюх, жрать гамбургеры и спать на пуховых перинах. Ему плевать на то, как толпа реагирует на его слова, на его жесты. Он видит толпу, и он может воздействовать на неё, но ему это просто не нужно. Если бы он мог трахаться и жрать, при этом не командуя миллионами, он бы так и делал.

Люди внизу чувствуют только то, что им хочется чувствовать. Они не ощущают запах пота окружающих. Не видят бисеринки на лбах и гнойники на щеках. Они не замечают грязи на одежде, не чувствуют, как им отдавливают ноги. Они хотят чувствовать только того, кто на трибуне, и им кажется, что они его чувствуют. Это грандиозный розыгрыш, это ловля на живца. Фейк, игрушка.

Но в этом есть доля правды, потому что Джереми Л. Смит – и в самом деле Мессия. Каким бы он ни был.

* * *

Когда он завершает проповедь, толпа успокаивается. Это окончание каждого его выступления – успокоить толпу. Окрестить её перстами. Спичрайтеры работают хорошо. Толпа умиротворена, она вытекает через кордон наружу, и не попавшие на проповедь ощупывают тех, кто видел Джереми Л. Смита, кто слышал его слова. Потому что даже так, дотронувшись до видевшего, можно почувствовать частицу Смита в себе. Поймать ускользающую Благодать. Они верят в это, и это становится правдой. Потому что правда – это то, что вам показали по телевизору. То, что вы услышали по радио. То, о чём вы прочитали в газетах. Это – правда, запомните раз и навсегда.

Но Джереми Л. Смит – это не просто правда. Это носитель абсолютной истины, Правдитель Сермяжный.

Он взмахивает рукой в знак прощания. По толпе проносится скорбный стон: их покидает Мессия. Покидает до следующей проповеди. Её время уже известно, а если неизвестно, то будет объявлено позже. Может, на следующей неделе. Может, через месяц. У Мессии много дел. Визитов, поездок.

И исцелений. В первую очередь – исцелений. Потому что другие фокусы он ещё не освоил. Ведь Мессия не может показать фокус, чтобы продемонстрировать своё божественное происхождение. Мессия может делать только то, что и в самом деле необходимо. Без чего невозможно жить. Именно это и доказывает, что вера в Джереми Л. Смита – не ошибка.

Все хосписы Рима он уже посетил. Почти все хосписы Италии – тоже. Но их много. Хосписы Франции. Хосписы Испании. Германии. Польши. России. Лепрозории на островах в Карибском море. Лечебницы для ВИЧ-инфицированных. Сумасшедшие дома. Заведение за заведением. Нужно просто возлагать руки.

Его долго учили принимать величественный вид. Делать одухотворённое, доброе, непроницаемое лицо. Когда Джереми впервые в жизни увидел настоящего прокажённого, его вытошнило. Прямо там, в палате для умирающих, на белый кафельный пол. Он сказал, что никогда не дотронется до этой мерзости. Он использовал весь свой набор ругательств. Кардинал Спирокки лично отвёл Джереми в сторону и сказал ему несколько слов. Никто не знает содержания этого разговора. Никто не знает, что сказал Спирокки. Наверное, он вдохновил Джереми. Объяснил суть его миссии.

Нет. Я знаю, о чём шла речь. Я расскажу вам. Спирокки наклонился к уху Джереми Л. Смита и сказал: «Если ты сейчас не сделаешь того, что от тебя нужно, мы отрежем тебе яйца». Я не уверен в точности формулировки, но суть была именно такой. Джереми тогда боялся Спирокки. И теперь боится, потому что Спирокки – это серый кардинал. Это глава серой гвардии. Потому что, когда Спирокки поднимает на вас свои стальные глаза, вы опускаете голову.

Джереми возложил руку на плешивую, покрытую язвами голову больного и закрыл глаза. А потом молча вышел из комнаты. Он успел добежать до туалета и там заблевал весь умывальник. Он мог поцеловать мертвеца в лоб – это видел весь мир. Но дотронуться до гниющей плоти было выше его сил. Он переборол себя.

Пока Джереми Л. Смит блевал в сортире, Джон Лиссон, пятидесяти шести лет, счищал со лба ошмётки кожи и волдыри, как будто они были просто приклеены. Он прочистил глаза и впервые за десять лет увидел мир без завесы гноя и слёз. Пока Джереми Л. Смит пил воду из-под крана, Джон Лиссон неуверенными шагами шёл к окну. Он уткнулся лбом в стекло и плакал. Слёзы смывали с его щёк гной. Именно тогда кардинал Спирокки упал на колени. Именно тогда кардинал Спирокки впервые за всю свою длинную карьеру поверил наконец в Бога.

* * *

Джереми Л. Смит медленно идёт по коридору. Он выполнил половину сегодняшней работы: пять минут величия. Послезавтра – визит в Испанию. Барселона ждёт своего Мессию. Сегодня – полтора часа приёма страждущих. Работа по расписанию. Вы на приём к Иисусу? Запишитесь у его секретаря.

Он мог бы идти по улице и просто проводить рукой по толпе. Но так нельзя. Это слишком дёшево. Слишком много благодати по слишком низкой цене.

Где-то внизу, в канцелярии, тысяча человек разбирают письма, приходящие Джереми Л. Смиту. Они написаны по одному шаблону. «Мой сын умирает, помогите ему». «Моя дочь больна раком, помогите ей». Если помогать каждому, потребуется не один, а пять тысяч Смитов. Но у человечества есть только один, и оно должно быть благодарно за это.

Это самая интересная работа – исцелять. Штабеля благодарных уродов, безногих, калек, ВИЧ-инфицированных. Толпы. Он исцеляет: это прибыль. Сын миллионера избавляется от рака желудка. Миллионер жертвует церкви половину состояния. И так всегда и повсеместно. Поэтому есть норма: сколько нужно пропустить нищих и убогих. Сколько – тех, кто приносит прибыль. Церкви не нужны верующие. Церкви нужны богатые. Жертвующие. Если бы никто в мире не верил и никто не ходил бы в церковь, но каждый клал по одному доллару в день на церковные счета, священники даже не заикались бы о необходимости веры. Вера – это бизнес. Это инструмент. По меньшей мере, так было до появления Джереми Л. Смита, нового Христа.

Теперь всё иначе. Теперь вера – это не только бизнес. Это настоящая вера. Хотя настоящая вера приносит во много раз больше денег, чем любой бизнес.

Джереми Л. Смит потребовал чёрный «Майбах» с кузовом «лимузин». Под заказ, удлинённый. С двуспальной кроватью, баром и телевизором на полсалона. Джереми Л. Смит заказал «МакЛарен», самый быстрый суперкар в мире. Джереми Л. Смит имеет всё, что хочет. Нет ничего невозможного. Нет желания, которое нельзя было бы исполнить для Джереми Л. Смита. Потому что его власть сильнее любых денег. Потому что за деньги можно купить всё, кроме здоровья. А Джереми Л. Смит продаёт именно его.

Хотя он умеет делать и другие чудеса, о которых пока не имеет представления.

Джереми Л. Смит готов к приёму. С пяти до половины седьмого. Полтора часа паноптикума уродов, фрик-шоу в полной мере. Это происходит в отдельном зале, специально подготовленном для таких целей. Вытянутое помещение, очень дорогой интерьер. Люстры, диваны – всё по полной программе. Джереми Л. Смит не сидит на месте. Запускают сразу всех. Сколько получается. Пятьдесят человек. Сто. Сто двадцать. Джереми идёт вдоль рядов. У некоторых он спрашивает, что у них болит, что с ними не так. На всех времени не хватает. С кем-то он разговаривает. На кого-то просто возлагает руки. Всё записывается на камеры. Потом готовится нарезка, документальная программа. Делают сюжет. Берут интервью до сеанса и после.

Это выглядит как шоу дешёвого фокусника. Гипнотизёр, заряжающий воду. После сеанса у вас отрастут ногти, брови и волосы. У вас прорежутся новые зубы. Вы выучите несколько новых языков. Это как вариант.

Но это не шоу. Это правда.

Вот перед вами человек без глаз. Норма слепых – не более пяти процентов. Он слеп не от рождения. Он потерял глаза во время вооружённого конфликта в Азии. Его зовут Джастин Джир. Он говорит в интервью: я верю, что Мессия исцелит меня. Я не вижу уже четырнадцать лет. Я хочу снова увидеть мир. У меня есть дочь – ей восемнадцать, и я не знаю, как она выглядит.

После исцеления он не может говорить вообще. Он плачет. В его прежде пустых глазницах – голубые прозрачные глаза. Это показывают по телевизору. В новостях, по всем программам. Джастин, что ты чувствуешь? Он плачет. Джастин, чем ты теперь планируешь заняться? Он плачет.

Вот Мария. Она стоит на коленях. Она поднимает лицо – оно изуродовано: ожоги. Это кожаная маска. Под её чепцом нет волос. У неё нет губ – зубы торчат во все стороны. У неё нет носа, потому что хрящи не восстанавливаются, – это просто две дыры в голове. У неё нет ушей. Ей было шестнадцать, когда она попала в автокатастрофу. У неё всего два пальца – по одному на каждой руке. Сейчас ей двадцать четыре. Восемь лет в инвалидной коляске. Восемь лет в одной комнате. Восемь лет в Интернете.

Камера наезжает. Это отвратительное зрелище. Оно будет вырезано из трансляции. Но именно это стоит видеть. Как из жёсткой, шрамированной кожи вырастают волосы – густые, чёрные как смоль. Как появляются ушные раковины. Как нарастает нос. Как появляются губы. Как на руках растут пальцы. Проходят секунды, всего секунды. Джереми Л. Смит, лучший пластический хирург в мире. Вы хотите увеличить грудь? Сделать липосакцию? Изменить форму носа? Вам к Джереми Л. Смиту. Мария смотрит на свои руки. Она шевелит пальцами. Теперь у неё есть ногти, которые можно покрывать лаком. Есть волосы, которые можно причёсывать. Уши, в которые можно вдеть серьги. Она встаёт. Её одежда висит на ней кулем: у неё появилась грудь. Четвёртый размер, не меньше. Она полновата. Она не слишком красива. Но это неважно. Она красивее всех девушек на земле. Теперь она – совершенство. Она знает это. И она не может говорить, потому что плачет. Прямо там – она падает на колени и неловко утыкается своим новым лицом в пол. Слёзы текут из глаз как из ведра.

Джереми Л. Смит идёт по ряду, оставляя за собой плачущих людей. Здоровых, красивых, рыдающих. Теперь они не просто верят. Теперь они знают. Теперь от них можно требовать всего, что угодно. Они – зависимы.

Это Клиффорд Бантер. С виду он здоров. Совершенно здоров. Джереми касается его и идёт дальше. Клиффорд не уверен, что что-либо поменялось. Это покажет анализ крови. У Клиффорда СПИД. Был СПИД. Теперь он не уверен ни в чём. Сегодня же он побежит в больницу сдавать кровь. Когда он прочитает результаты анализа, он сядет на скамейку в парке около больницы и будет просто сидеть более часа. Потом он отправится в аэропорт и улетит в свой Лондон. Прямо с самолёта он поедет к девушке по имени Салли и предложит ей выйти за него замуж.

Доброе утро, вас приветствует «Радио Здоровье». «Радио Чудо». Джереми Л. Смит и К.

* * *

Когда всё заканчивается, Джереми идёт в ванную. Там его ждут девочки с пышными бюстами и длинными ногами. Джереми лежит и смотрит в расписной потолок. Завтра у него свободный день. Сегодня он выложился по полной программе. Те, кого выбрала лотерея, исцелены. Следующий розыгрыш – позже. Это не касается Джереми. Послезавтра – Барселона.

Кардиналы довольны.

Но есть ещё один человек, о котором стоит рассказать. Это Карло Баньелли. Папа Бенедикт XX, глава католической церкви. Ещё несколько лет назад он был самым влиятельным человеком в мире. Теперь он никто. Тень. Он не весит ни грамма. У него нет власти. Но у него есть работа – и её не меньше, чем у Джереми Л. Смита. Он даёт интервью. Потому что он, наверное, единственный человек в мире, который видел загробный мир. Который знает, что там, за стеной. Он говорит очень красиво. Никто не понимает практически ни слова. Он уходит от темы, он ведёт философские беседы. Когда у него спрашивают, что там, он делает серьёзное и мрачное лицо. Он начинает пространные рассуждения о том, стоит ли живому знать, что ждёт его за гранью.

Включите телевизор. Перед вами – Бенедикт XX. Он внимательно и мудро смотрит в камеру, этот дряхлый старик. Человек, который был мёртвым. Джереми – сын Божий. Бенедикт – личный знакомый Бога, он видел его. Он может рассказать про него, но он молчит.

Его органы хранятся заспиртованными в баночках. Он может пойти посмотреть на них. Полюбоваться своей печенью, своими почками, собственным сердцем. Вы когда-нибудь видели собственное сердце? Эту бурую массу со множеством трубочек и каких-то непонятных ниточек? Вы когда-нибудь держали сердце на ладонях? Я не имею в виду кардиохирургов. Карло Баньелли – держал. Он рассматривал собственное сердце. В этот момент он не верил ни в Бога, ни в Джереми Л. Смита. Он просто смотрел и недоумевал.

Потому что в чудеса не верит никто. Они могут делать серьёзный вид. Могут говорить вам о Царстве Божием. Рассказывать о том, как перед Моисеем расступились воды Красного моря. Как тело Иисуса исчезло из пещеры. Но они не верят в это, потому что они – разумные люди. В первую очередь они едят, пьют, испражняются, читают книги и смотрят телевизор. Во вторую – верят. Им хватает веры на то, чтобы помолиться. Попросить счастья для себя и порой для других. Но в библейские чудеса они не верят. Потому что представить себе Христа они могут. А представить, как перед посохом расступается море, уже не способны. Это выше их сил.

Теперь они обязаны верить в чудеса, которые видят своими глазами.

Но у Папы Бенедикта XX есть и обратная сторона. Он ненавидит Джереми Л. Смита. Любить человека, который вернул ему жизнь и здоровье? Нет, что вы. Не таким образом. Он ненавидит того Джереми, который занял его место в системе мироздания.

Положим, у вас есть всё. У вас есть жена и любовница, отличная высокооплачиваемая и не самая напряжённая работа, большой дом, двое детей, две машины. У вас, по сути, нет начальства: ваш бизнес – это то, что вы построили сами. И ещё у вас есть отец. Вы очень любите своего отца. Он живёт отдельно от вас, в другом городе. Когда вы были ребёнком, он уделял вам гораздо больше времени, чем мать. Он воспитывал вас, учил читать и писать, отвозил вас в школу. От него вы узнали львиную долю того, что знаете сейчас. Он научил вас вести дела, он помог вам с выбором первого дома и первого автомобиля. Поэтому вы очень любите своего отца. Вы навещаете его раз или два в месяц, дарите ему подарки, а недавно оплатили его путешествие в Европу.

И вдруг он появляется у вас на пороге и говорит: я буду жить у тебя. Сначала вы рады: это же отец. Это единственный человек, который умнее вас. Который обладает большими жизненным опытом и силой. Но потом оказывается, что всё не так просто. Отец сразу берётся за дело. Он перестраивает дом под себя. Ему не нравится интерьер в вашей спальне, и в ваше отсутствие он вызывает рабочих, которые полностью меняют обстановку. Теперь ваша спальня – в синих тонах. Вы ненавидите этот цвет. Потом оказывается, что дети гораздо больше доверяют дедушке, чем вам. Вы говорите своему сыну: «Кушай», – а он в ответ: «Не хочу. Пусть дедушка мне скажет». Через некоторое время вы обнаруживаете, что отец зовёт ваших детей «сыновьями». Потом вы не обнаруживаете своей машины. «Я её продал», – говорит отец. Он купил отличную новую машину – за ваши деньги. Но так как её купил он, он всё время куда-то ездит на ней сам. Более того, он ездит на вашу работу. Он появился на вашей фирме, представился вашим отцом, и теперь ваши подчинённые слушаются его, а вы для них – всего лишь случайная пешка.

Наконец, в один прекрасный день вы обнаруживаете его в постели с вашей женой. В сердцах вы идёте к любовнице, но она ушла от вас. Она сказала, что у неё новый любовник, старше и опытней. И вы уже догадываетесь, кто это.

Именно в таких отношениях с Джереми Л. Смитом оказался Карло Баньелли. Он был возлюбленным Сыном Божьим, наместником его на земле. А теперь у него появился конкурент, с которым невозможно тягаться, потому что это не просто властолюбивый кардинал. Это Мессия. Сын Божий из штата Юта, США. Никто из ниоткуда.

Любовь в Карло Баньелли настолько перемешалась с ненавистью, что он уже не может отделить эти чувства одно от другого. Власть развращает, вы и сами это понимаете. Когда у вас есть власть, вам уже не нужны ни деньги, ни слава, ни почёт. Вам нужна только власть. Кукловод, теряющий нити, страшен. Особенно страшен тот кукловод, которому нити достались случайно, по прихоти слепой судьбы. Доброе утро, Карло Баньелли.

У Бенедикта XX есть привилегии. Раньше он мог без стука войти в любую комнату в любом учреждении мира. Теперь появилась одна комната, куда он вынужден постучать, прежде чем войти. Но, по крайней мере, у него есть право постучать. У большей части людей его нет. Правда, Карло Баньелли ни разу не стучал в эту дверь. Ни разу не проходил мимо мрачных охранников. На него смотрят, как на увечного. Как на уборщицу.

И как на святого. Потому что воскреснуть из мёртвых – это не самое простое дело.

Но я отвлёкся от распорядка дня Джереми Л. Смита. Как бы то ни было, Карло Баньелли ещё появится в нашей истории.

Джереми Л. Смит не любит читать. Ненавидит. Зато теперь он умеет делать это бегло, причём на трёх языках. Его выучили, выдрессировали. Собака видит кубики с буквами и в соответствии со своей инстинктивной памятью составляет из них слова. Если попросить собаку составить что-то другое, чему фокусник её не учил, она не сможет. Потому что она всё равно не понимает смысла написанного. Джереми Л. Смит в этом отношении недалеко ушёл от собаки. Вы думаете, я богохульствую? Я говорю что-то не то? Напротив, я говорю вам правду. Джереми не всегда понимает то, что говорит. То, о чём ему рассказывают. Он работает на инстинктах. Подражание действиям дрессировщика ради сахарного петушка.

Иногда Джереми скучает. Это чувство сложно назвать тоской или ностальгией. Просто ему хочется снова выйти на улицы. Пожить в дешёвых отелях. Покататься на автобусе, попялиться в окна. Его новая жизнь так разительно отличается от прежней, что их невозможно даже сравнивать. Он попал в золотую клетку. Но он не знает этой идиомы, и это хорошо.

* * *

Школа. Обыкновенная общеобразовательная школа, парты для двоих, смешанный класс. Это вам не индивидуалистская Америка. Это вам не великовозрастные придурки, каждый за своей партой. Вы видели, как они учатся? Это же смешно. Парню может быть двадцать лет, а он сидит за этой крошечной партой, держит в руках карандаш (нет, не ручку, что вы, не перо – карандаш, чтобы легче было исправлять ошибки) и заполняет квадратики теста. Кто был первым президентом Соединённых Штатов Америки? Варианты ответа: Джордж Вашингтон, Майкл Джексон, Микки Маус, Христофор Колумб. Не сомневайтесь: половина задумается над этим вопросом. Минимум двадцать процентов ответят неправильно. Это тест начального уровня. Если бы это был тест высшего уровня, там были бы другие варианты: Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн, Франклин Делано Рузвельт, Билл Клинтон. Это вообще нерешаемая задача. Стоит подать на школьную программу в суд, потому что она требует от среднестатистического ребёнка слишком многого.

Но вернёмся в Италию, во Францию, в Бельгию. Вопрос: кто был первым королём династии Бурбонов? Нет никаких вариантов. Ребёнок поднимается с места и говорит: Карл Великий. Годы его жизни. Краткая биография. Он забудет это завтра – и чёрт с ним. Но сегодня он это знает.

Сегодня не просто урок. Сегодня урок смитологии. Доброе утро, Джереми Л. Смит. Доброе утро, Мессия. Каждый день мы начинаем с твоим именем на устах. Каждый день нам поют о тебе радио и телевидение. Доброе утро.

Дети, сегодняшняя тема – медицинская смитология, или технические основы чудесного исцеления. Мы живём в эру научного прогресса. Чудо не может позволить себе быть просто чудом и не более. Его необходимо объяснить. Если же мы не можем объяснить чудо, то попытаемся хотя бы выдвинуть гипотезу. Сначала ответим на вопрос: в какой момент проявилась чудесная сущность Джереми Л. Смита? Девочка тянет руку. «Да?» «Когда он воскресил Папу!» Правильно, говорит учительница, но суть не в этом. Суть в том, что дар Джереми Л. Смита проявился в момент высшего духовного подъёма, в искреннем желании спасти, воскресить, в любви к людям. Не так ли? Джереми Л. Смит скорбел по нашему духовному отцу, и это помогло ему совершить то, что он совершил. Это открыло ему двери к откровению.