Полная версия
Сад Иеронима Босха
Они отложили свои самые важные встречи, чтобы прилететь в Рим. Они плюнули на ценные контракты, на деловые переговоры, на подписание важных бумаг. Президенты и короли – все они были сегодня здесь. Это идеальная точка для теракта. Ватиканская почта не справлялась с наплывом писем с соболезнованиями. Е-мэйл чистился слепо, ни одно письмо не было прочитано. Лживые, лицемерные послания, написанные руками придворных лизоблюдов. Соболезнования от арабского шейха – смехотворно. От известного буддистского лидера – наивно. От какого-то африканского язычника – глупо. Мы скорбим, пишут они. Нам страшно жаль. Мы и предположить не могли, что Папа уже такой старенький. Мы думали, что он будет жить ещё сто пятьдесят лет и приведёт наши религии и страны к абсолютному взаимопониманию.
А на самом деле им наплевать, что там случилось с Папой. Они подсчитывают прибыли и убытки от его смерти. Они предсказывают падение коэффициента Доу-Джонса, и это гораздо важнее, чем тщедушное тело старика в белой одежде.
Джереми Л. Смит пришёл на площадь перед собором и понял, что дальше не пройти. Во-первых, мешала толпа католиков. Тут собрались все: и жители самого Рима, и приехавшие из других городов, и из других стран. Толпа, через которую не пробиться. У всех на глазах слёзы, искренние. Джереми было, в общем, плевать. В его голове родилась новая мысль. Ему не нужен был фотоаппарат. Если он сделает задуманное под прицелом тысяч телекамер, он не просто выиграет спор. Он ещё и засветится на весь мир. Эта мысль пришла в голову Джереми утром, когда он вспомнил слова Уны Ралти.
Второй преградой был полицейский кордон. Он сдерживал толпу, чтобы та не напирала на подъезжающие лимузины.
Сдержать толпу – это сложно, но возможно. Сдержать Джереми Л. Смита им не удалось. Смит проталкивался через толпу, всё ближе и ближе ко входу в собор. Он продирался, пихал кого-то локтями, заехал кому-то под рёбра. Он толкнул маленькую девочку, и та упала; мать что-то кричала ему вслед, поднимая своё дитя, но Джереми было наплевать. Через десять с лишним минут он наконец оказался в первом ряду. Последней он оттеснил девушку в чёрном платье, похожую на монашенку. Та молча выдержала его тычок.
Толпу отделял от высоких гостей временный забор в половину человеческого роста и ряд полицейских через каждые три метра. Джереми Л. Смит смотрел на подъезжавшие лимузины и на людей в чёрных костюмах, выходивших из них. На женщин в чёрных закрытых платьях за сто пятьдесят тысяч евро. На нём был аккуратный костюм Уильяма Рокуэлла. Джереми старался не помять его.
В этот момент случилось то, чего вы все ждали. Джереми Л. Смит перепрыгнул через ограждение между двумя полицейскими и оказался прямо около подъехавшего лимузина. Ни один из полицейских не видел, как Джереми Л. Смит преодолел препятствие. Люди из толпы теперь божатся, что Джереми просто был, а потом исчез. Но это не так. Он не исчезал. Ему просто повезло, божественное провидение вмешалось в его судьбу. Возможно ли такое, что все пятьдесят пар глаз полицейских псов, следящих за вами, вдруг отвернутся? Совпадение, случайность. Божья воля, если вам нравится этот термин. Джереми Л. Смит обошёл лимузин спереди и стал подниматься по ковру вслед за пожилой парой, сопровождаемой шофёром в ливрее и слугой. Машина за их спинами уже отъехала, а швейцарские солдаты у дверей не обратили на Джереми никакого внимания. Он был просто ещё одним слугой престарелого миллионера, пожелавшего попрощаться с Папой.
Шофёр отошёл в сторону у дверей. Слуга – тоже. А Джереми остался в очереди. Они просто медленно шли вдоль помоста, на котором лежал Папа.
На самом деле вы всё это видели своими глазами. В прямом эфире. В записи. Ещё раз в записи. И ещё. До бесконечности. Вы знаете эту сцену наизусть – столько раз вы видели её. Вы можете посекундно расписать всё, что происходило в тот день.
Вы так живо представляете себе эту картину, как будто присутствовали там сами.
Вот Джереми Л. Смит идёт вслед за стариком. Это Марвин Скотт. Он живёт в Швейцарии. У него самое большое в Европе сыро-молочное производство. Он поставляет продукты питания в двести стран мира. Он баллотировался в Сенат, но провалился на выборах из-за возраста. Перед Марвином Скоттом идёт его супруга Эльза Скотт. Они обходят возвышение. С одной стороны можно увидеть профиль Папы под стеклом: верхняя часть туловища не прикрыта. Можно подойти и коснуться края его длинного рукава, свисающего почти до пола. Но не с этой стороны.
С другой стороны – лесенка. На неё поднимаются и касаются края одежды.
Сначала Эльза Скотт. Она кланяется и касается одежды покойника. Потом – Марвин Скотт. С этой камеры не очень хороший обзор: часть картины заслоняет огромная люстра. Режиссёр переключается на другой ракурс. Мы видим всё вблизи. Вот подходит очередь Джереми Л. Смита. Никто не знает, кто такой Джереми Л. Смит. Никто из охранников, из полицейских, из швейцарских гвардейцев, из распорядителей, прислужников, монахов и мальчиков на побегушках. Никто. Каждый думает, что только он не знает этого, а кто-нибудь другой – точно знает.
Некоторые шепчутся: «Кто это такой?» Не знаю. Это никто. Это Джереми Л. Смит. Ваш Мессия. Сын Божий. Пастырь ваш, заблудшие овцы.
Далее идут кадры, которые проходят в школах на специальных уроках. Курс смитологии: вводное занятие.
Джереми Л. Смит чинно поднимается по лестнице, наклоняется к свисающему рукаву, а потом внезапно запрыгивает на край постамента и целует Папу в лоб, стирая побелку и румяна. А потом оборачивается к ближайшей камере и вскидывает руки вверх.
Это гримаса идиота. Это выражение тотального полоумия. Так ребёнок радуется, когда убивает жука. А плохой картёжник – хорошим картам. Это Джереми Л. Смит, на губах которого – побелка с державного лба. Любуйтесь на эту довольную харю. Фотография этой хари – на каждой обложке. В рейтингах всех журналов. На любом сайте в Интернете. Во всех блогах. Эта фотография – на обложках книг и учебников. Смотрите в его безумные глаза. Смотрите на его жёлтые зубы, на растрёпанные волосы. На перекошенную ухмылку. Здравствуй, Мессия. Quo vadis, Domine?
Его сшибли с ног практически сразу. Два швейцарца и один итальянский полицейский. Они навалились на него. Началась паника. Крики. Камера тщательно фиксировала всё это. Вы все тогда смотрели на Джереми Л. Смита, помните? На то, как его держат на земле, вмяв лицом в пол. На то, как полицейский трясёт в воздухе наручниками. На отшатнувшегося в сторону Марвина Скотта.
Вы не обратили внимания на фон. На задний план. Режиссёр тоже увидел это не сразу. А когда увидел, успел переключить трансляцию на вторую камеру и тут же потерял сознание. Он был верующим человеком. Его зовут Луиджи Бьянчи. Вы читали интервью с ним. Он говорит, что, когда он увидел происходящее, то почувствовал слабость. Недомогание. Он говорит, что не поверил, а трансляцию переключил на всякий случай. Когда он увидел это на большом экране, он упал в обморок.
Вы помните каждое движение Джереми Л. Смита. Он наклоняется к Бенедикту XX и целует его в лоб.
Когда умирает Папа, его не просто кладут в гроб. Его бальзамируют. Потому что с ним будут прощаться очень долго. В течение недели. Двух недель. Его тело лежит на всеобщем обозрении. К нему подходят кардиналы и прочие церковники, потом политики и сильные мира сего, потом – простые люди, допущенные к телу Папы. Тысячи паломников. Только потом его везут через площадь к месту захоронения. Поэтому у него вынимают внутренности, которые могут завонять. Вычищают его и набивают, как куклу. Высушивают. Намазывают и заполняют бальзамическими гелями. Папа превращается в маленького Ленина. Крошечного Тито. Временного Нето.
Он мёртв в этот момент. Это не просто вскрытие. Он точно мёртв, потому что у него внутри нет ничего. Нет сердца. Нет лёгких. Нет почек и печени.
Луиджи Бьянчи был не единственным, кто упал в обморок.
Марко дель Пьетро, врач, который лично извлекал из тела Бенедикта уже не бьющееся сердце, тоже упал в обморок. И его помощник, Пако Пьяцци.
Кардинал Сантана, старик, отвечавший за похороны, не упал в обморок. Он умер на месте от сердечного приступа. Точно так же, как умерли ещё четыре старика – тут же, в соборе, под прицелом телекамер. Как умерли семьдесят шесть человек по всему миру перед экранами своих телевизоров.
Потому что выпотрошенный и побеленный, мёртвый уже много часов, набитый чёрт-те чем и налакированный бальзамическим маслом, восьмидесятитрёхлетний Папа Бенедикт XX сел в гробу и удивленными глазами оглядел толпу, собравшуюся на его похороны.
Комментарий Марко Пьяццола, кардинала Всемирной Святой Церкви Джереми Л. Смита, 22 ноября 2… года.
Ваше Святейшество, прежде чем выслать Вам документ, который мы обсуждали третьего дня, я счёл необходимым снабдить его своими комментариями, призванными разъяснить наиболее серьёзные неточности, не позволяющие считать документ подлинным. Более того, я надеюсь, мои комментарии окончательно убедят вас немедленно уничтожить как распечатанные копии, так и электронный оригинал текста. Даже хранение подобной ереси в наших архивах может вызвать негативные, если не трагические последствия для Всемирной Церкви. Судя по стилистике, документ является расшифровкой аудиозаписи, но саму запись мы не смогли обнаружить ни в одном из архивов, в том числе электронных. Запись была сделана во второй половине XXI века или чуть позже, но не позднее второй половины XXII века.
Оригинал я направил в шестой отдел архива II-67, для временного – до Вашего распоряжения – хранения в отдельном сейфе, с пометкой уровня секретности 5+. Одну из двух сделанных копий я оставил себе для лингвистического анализа и дальнейшей работы с текстом, вторую отправляю Вам. Я осмелюсь просить Вас принять решение об уничтожении документа не позже чем через два месяца, до празднования Дня Рождения Джереми Л. Смита. Писарь второй ступени Адольфо Ренцо, обнаруживший документ, будет молчать: я могу гарантировать это. Помимо Ренцо и нас с Вами о документе не знает никто.
Видеозапись воскрешения Папы Бенедикта XX описана в первой главе довольно точно, но она – единственное соответствие истинной истории жизни Джереми Л. Смита. Как известно, Мессия рос в набожной и благочестивой семье, с ранних лет интересовался различными науками и искусствами, активно занимался спортом, любил чтение и прекрасно рисовал. В возрасте семнадцати лет Джереми Л. Смит поступил в Университет Бригама Янга, который закончил с отличием. Вскоре после окончания университета Мессия почувствовал божественное прикосновение и отправился в Европу, чтобы воскресить безвременно ушедшего Папу Бенедикта XX.
Нет никаких причин подвергать сомнению истинное Житие Джереми Л. Смита. Рассматриваемый нами документ без всяких сомнений является богохульной мистификацией, причём полной нестыковок и неточностей. Никакой Джонсон никогда не общался с Мессией и тем более не был его другом. Мессия никогда не работал в заведениях общественного питания и на портовых складах. Предположить, что Мессия мог причинить вред человеку, я и вовсе не могу никоим образом.
Попытка рассказчика вызвать у читателя ненависть к Мессии смешна и неубедительна. Даже на фоне лжи, пронизывающей документ, Джереми Л. Смит выглядит не чудовищем, а человеком, поставленным перед тяжёлым выбором. Автор не добивается цели как вследствие искусственного опримитивления языка повествования, так и собственной неприязни к Мессии. Тем не менее, простым верующим, ознакомившимся с данным документом, может овладеть сомнение или даже уверенность в правдивости изложенной информации, поэтому я настоятельно рекомендую дать указание об уничтожении документа.
2
Modern life
«Доброе утро, – произносит искажённый помехами голос. – Вас приветствует «Радио Смит». Сегодня 26 апреля энного года, и мы начинаем новый день с приветствия Всемирного Мессии…»
Это чётко слышно – как голос произносит слова «Всемирный Мессия» с заглавных букв. Даже если бы вы писали диктант и никогда до этого не сталкивались с таким словосочетанием, вы написали бы оба слова с заглавной. Потому что они так произносятся. Потому что их невозможно произнести иначе.
Радио играет гимн. Его писали в спешке: ровно один месяц от первой ноты, записанной на бумаге, до первого исполнения в оркестровом варианте. Теперь это обязательная программа. «Мюзик-холл», Нью-Йорк. «L’Opera», Париж. Лондонский королевский оркестр. Радио, телевидение. Гимн святому Смиту.
Смит просыпается около полудня. Сегодня у него есть два дела. Проповедь – стандартный выход к народу и благословление. И исцеления – ровно один час. Каждый день минус выходные. Это отличная работа. Делать ничего не надо. Тебе просто платят за то, что ты ничего не делаешь. К тебе входят безногие, безрукие, одноглазые, парализованные, дауны, кастраты, бесплодные. Они заползают, их привозят на инвалидных колясках, приносят на руках и на носилках. Они хромают и ковыляют, баюкают свои высохшие конечности, щурятся пустыми глазницами, шамкают беззубыми ртами. Это избранные, юродивые Господа нашего, соль в Его еде. Они заползают, и тебе нужно просто дотронуться до них. До пахнущих мочой и слизью, до этих отходов рода человеческого. Пересилить себя и пожелать им того, чего они хотят.
Вы когда-нибудь смотрели Параолимпийские игры? Вы видели это? Вот бегут девушки, им по двадцать лет, они молоды, может, не слишком красивы, но у них юные тренированные тела, сильные икры, голубые глаза. У них нет рук. У некоторых – одной. У других – обеих. Кто-то прячет культи под эластичными костюмами, кто-то – трясёт в воздухе этими жуткими обрубками.
А вот мужчины-колясочники. У них нет ног. А если даже и есть – они не работают. У них такой плечевой пояс, что они могут разорвать на две части слона. Согнуть дугой ванты гудзонского моста. Они зарабатывают бешеные деньги, они копят свои урезанные золотые медали с пометкой «параолимпиада», их знает весь мир.
Слепые пловцы, безногие бегуны, безрукие прыгуны. Чемпионы на костылях. Борцы на протезах.
Но вы должны понимать: эти люди отдадут всю свою славу, все свои грёбаные победы, всю эту олимпийскую чушь, все свои деньги, всё – ради того, чтобы пройти по земле на своих ногах. Чтобы обнять женщину своими руками. Чтобы увидеть мир своими глазами. Они отдадут всё, поверьте мне.
Теперь у них есть такая возможность. Появилось новое лекарство от всего. От СПИДа, от слоновьей болезни и от гангрены. Панацея, философский камень. Это лекарство называется «Джереми Л. Смит». Это новый Христос. Мессия. Ублюдочный пиндос, которого весь мир целует в задницу.
Джереми Л. Смит ползёт в ванную. Сначала к нему приставили слуг, но они раздражали его. Он сказал, что слуги должны быть женского пола. Разные. Молодые. Бюст – не меньше третьего номера. Ноги – стройные. Цвет волос – неважен. Готовые на всё. Они широко открыли глаза, все эти кардиналы. Треть из них никогда не пробовала женщины. Остальные две трети его прекрасно понимали, но они не могли дать ответ сразу. Тогда Джереми Л. Смит сказал, что срать хотел на все их требования, на все их указания и рекомендации. Что всё теперь в его власти. Что они рассказали миру легенду о нём и теперь не могут от неё отступиться. Когда эти фарисеи говорили о Смите, они ещё ничего о нём не знали. Они только видели, как из гроба поднялся Бенедикт XX. Они ничего не понимали, когда выступали по телевизору и проповедовали о пришествии нового Мессии. О новом Царстве Божием на земле. Они ещё не понимали, на что себя обрекают.
Они не знали, что Джереми Л. Смита придётся учить говорить. Они не думали, что он не умеет держать вилку. Они не могли и представить, что он не знает ни одного языка, кроме своего жуткого пиджина. Ему повезло, что его никто ни о чём не спрашивал, например, на корабле. Потому что никакой Уильям Рокуэлл не мог так коверкать слова. Потому что люди, говорящие как Джереми Л. Смит, вообще не плавают на таких кораблях, никогда. Фарисеи прокляли тот день, когда Джереми Л. Смит появился на свет, но было уже поздно. Он не просто появился на свет. Он появился в жизни каждого из них. Он смотрел на каждого из них. Он пытался понять, чего от него хотят. И он понял. К несчастью для них, он понял гораздо больше. Он осознал, какой властью обладает.
Джереми Л. Смит идёт в огромную ванную комнату. Там его ждут три девушки: мулатка и две белых. В спальне он оставляет ещё двух: чёрную и китаянку. Его обмывают, его намыливают, его приводят в порядок. Теперь он очень любит мыться. Раньше Джереми Л. Смит не мылся неделями. Максимум, на что он мог рассчитывать, – это грязный душ в каком-нибудь общественном сортире или в его съёмной комнатушке. Теперь у него есть огромная ванная, пахнущая благовониями, вокруг него – полуобнажённые гурии, сам он – в центре этого рая. Тот, кто приносит рай на землю, имеет право на собственный рай.
Джереми Л. Смит опрокидывает мулатку к себе в ванну и срывает с неё тогу. Она смеётся, когда он гладит её тело и впивается губами в её коричневый сосок.
Они – профессионалки. Они никогда не сделают ничего, что не понравится Джереми Л. Смиту. За месяц они зарабатывают столько, сколько иные не заработают за всю жизнь. А потом они надоедают Джереми Л. Смиту, и он требует их сменить. Их отпускают и платят за молчание – ещё больше, чем за работу. И они молчат.
Потому что Люсия Макконе, стройная итальянка с высокой острой грудью и короткими чёрными волосами, беспорядочно топорщащимися на голове, однажды напилась в баре и разболтала бармену Джоджо о том, что происходит в святая святых. Она рассказала, как делала минет Джереми Л. Смиту. Она рассказала, что у него совсем небольшой член, хотя работоспособности ему не занимать, и это с лихвой компенсирует физические недостатки. Она рассказала о женщинах в его спальне, в его ванной, в его гостиной. Джоджо подбадривал её и держал под стойкой диктофон. Он хотел продать эту запись в бульварный таблоид.
Когда Люсия Макконе сказала, что Джереми Л. Смит любит щипать женщин за ягодицы, в бар вошли четыре человека в серых костюмах схожего покроя. В баре, помимо Люсии и Джоджо, сидели старик Бульон и парочка молодых ребят, слушавших рассказ Люсии из-за столика. Люди в костюмах достали пистолеты с глушителями и без единого промаха расстреляли всех присутствующих. Один из них сделал два выстрела: он убил бармена и женщину. Остальные – по одному. Потом они повесили на дверь табличку «Закрыто», заперли вход и обыскали помещение. Они нашли и забрали диктофон. Потом достали чёрный пластиковый мешок и упаковали в него тело Люсии Макконе. Затем вышли, погрузили тело в багажник чёрного «Пежо» и уехали.
Это серая гвардия Ватикана. Это невидимые солдаты. Я не буду представлять вам их: у них нет имён. Это европейские Джоны Доу, неизвестные тела в моргах. Маньяки-профессионалы. Чистильщики.
Был такой фильм, «Никита». Люка Бессона, гениального режиссёра. Вы смотрели его? Нет. Он вышел очень давно. Может быть, ещё до вашего рождения. Там играл Жан Рено. Он уже умер, это старый актёр, вы не застали его в зените славы. Он играл Чистильщика Виктора. Чистильщик появлялся тогда, когда ситуация выходила из-под контроля. И убивал всех. Абсолютно всех. А потом заливал тела кислотой, чтобы их невозможно было опознать.
Серая гвардия – это именно такие чистильщики. Если вы знаете что-то очень важное, вам заплатят за молчание. Но если вы не отработаете этих денег, вы познакомитесь с чистильщиками. Точнее, не познакомитесь, ведь у них нет имён.
Именно поэтому шлюхи при дворе Джереми Л. Смита молчат.
Когда Джереми Л. Смит выходит из ванной, он пахнет лавандой и жасмином. На нём – тяжёлый пушистый халат. Он уже причёсан; он любит, когда волосы высыхают сами собой и ненавидит фен и укладку. Только теперь он звонит в колокольчик.
Такой колокольчик есть в каждой комнате. Он даёт добро. Мол, Джереми Л. Смит освободился и может вас принять. Тогда в комнате появляется кардинал. Или помощник кардинала. Или распорядитель. Или все вместе. Они предоставляют Джереми Л. Смиту программу на сегодня или на завтра. В зависимости от его настроения. Он смотрит программу. Сегодня у него проповедь. Через полтора часа. Он должен выйти на балкон, окинуть взглядом площадь и сказать что-то вроде: «Благословляю вас». Для его речи подбирают только те слова, которые удалось избавить от его ужасного акцента. Половину слов он коверкает до сих пор. Но это вопрос времени.
Его одевают; синхронно объясняют ему, что нужно делать. Он, в принципе, всё знает, но повторение – мать учения. Он слушает это занудство, потому что понимает: власть не дается просто так. Власть нужно поддерживать, отрабатывать. А они лучше всех знают, как поддерживать власть. Потому что они обладали ею две тысячи лет – до того момента, пока не появился Джереми Л. Смит. Они боятся его, потому что, если он прикажет разорвать всех кардиналов на части, никакая полиция не остановит толпу. Скажу даже больше: полиция станет частью этой толпы.
И есть ещё один момент. Кардиналы верят в Джереми Л. Смита. Они мучаются с ним, они учат его говорить и есть только потому, что точно знают: он и в самом деле Мессия. Это – самое страшное. Джереми Л. Смит не шарлатан. Он и в самом деле новый Христос.
И кто-то из кардиналов на тайном совете вскользь высказал мысль, которая уже зреет в их головах: если он – новый Христос, то где его крест?
* * *Джереми Л. Смит выходит из своих апартаментов в полном боевом облачении. Так Шварценеггер покрывает лицо косыми защитными полосами. Так президент поправляет галстук от кутюр. Так Шэрон Стоун из «Основного инстинкта» снимает нижнее бельё.
Так и Джереми Л. Смит. Он причёсан и одет в белое. Длинное белое одеяние, нечто вроде арабского халата, белые брюки, белые туфли. На голове – белая шапочка наподобие папской. Он чисто выбрит, идеально причёсан, у него сияющая улыбка.
Его приводили в порядок довольно долго. Просто отмыть Джереми Л. Смита было несложно. Но у него были гнилые жёлтые зубы. Он получил новые. У него был шрам на шее. Ему сделали пластическую операцию, чтобы ликвидировать его. Этот шрам был для Джереми просто воспоминанием. Пат Смит, его однофамилец с соседней улицы, пытался пырнуть его ножом. Но Джереми отбил удар, и нож, вместо того чтобы вонзиться в горло, прошёлся по коже. Джереми убежал. Пата Смита убили через полгода в пьяной драке. Это нормально: их всех убивали в пьяных драках, этих смитов, джонсонов и петерсов, они все дохли под заборами и в канавах, с колотыми ранами в лёгких, с пулевыми отверстиями в затылках, со сломанными рёбрами и носами. Джереми Л. Смит был везучим сукиным сыном. В уличных боях он не потерял ничего. Пара жалких шрамов не в счёт.
Джереми Л. Смит уже позавтракал. Ему принесут то, чего он хочет, – вечером. Но теперь ему предстоит работа, поэтому пива сейчас нельзя. Он пьёт кофе, ест гамбургер. Он до сих пор жрёт гамбургеры, эти суррогаты, подножный корм.
Смотрите рекламу: вкуснейшая, нежнейшая булочка с кунжутом, аппетитная котлетка, свежие помидоры, зелень, огурчики. Острый томатный соус. Ах, как рекламная девушка вонзает свои белые зубки в это аппетитнейшее блюдо, квинтэссенцию американской мечты. Картошка, кола. Смотрите, как они счастливы, как они сыты, как им уютно и хорошо.
А потом они жиреют. Превращаются в куски мяса. Их самих впору перерабатывать на гамбургеры. «Только сегодня! Бигмак с человечинкой!» Они жрут в «МакДаках» по четыре раза в день, а потом подают в суд на сеть закусочных, потому что гамбургеры вызвали у них ожирение. Они требуют, чтобы на кофе было написано «Осторожно! Горячо!», а на котлетах «Осторожно! Жирно!». Им нужно всё разъяснить, разложить по полочкам, а если вы не сделаете этого, звоните своему адвокату. Он вам понадобится.
Джереми Л. Смит – из таких. Если бы он разжирел, он бы подал в суд на производителя гамбургеров. Это как брат убитого, подающий в суд на производителя оружия. Джереми Л. Смит ест гамбургеры, потому что это вкусно. Это и в самом деле вкусно. Я гарантирую. Это очень сытно и вкусно. Ешьте. Радуйтесь жизни.
* * *Толпа перед вами. Вот она: скандирующая, бешеная, безумная. Это не люди – это масса, месиво, океан, в котором невозможно выделить кого-то отдельного. Это просто бесконечная цветастая палитра. Они что-то ревут, кричат. Они скандируют: «Джереми! Джереми!» Кто-то орёт: «Иисус!» – и толпа подхватывает этот крик. Они зовут своего личного Христа. Не того длинноволосого печального человека с картинок в детских Библиях. Не изрезанного прутами и плетьми мученика на кресте. Нет, что вы. Они зовут своего Христа. Гладко выбритого, аккуратно постриженного, в белоснежном костюме. Точно так же две тысячи лет назад толпа выбрала Варраву. Они кричали «Варрава!» не потому, что хотели освобождения убийцы. И даже не потому, что не хотели освобождения Христа. Просто толпа подхватывает тот крик, который звучит громче других.