
Полная версия
Новая судьба
– А! – отмахнулся, поднимаясь, Тиша. – Дело нехитрое! Сейчас и займусь! Ну, пойду я, матушка! А то у тебя сейчас дел невпроворот, а я тут тебе своими рассуждениями стариковскими голову морочу. А, как телефончик-то узнаю, так тут же и приду!
Он вышел, а смотрела на закрывшуюся за ним дверь и мысли у меня в голове плясали польку-галоп: то, что сказал Тиша, могло объяснить все сразу, а могло и запутать ситуацию еще больше.
– Елена Васильевна! – как сквозь вату, донесся до меня голос Вадима.
– А? Что? – очнувшись от своих размышлений, спросила я.
– Я понял, о ком вы сейчас думаете… – начал, было, он, но тут дверь распахнулась, и вошедший парень в камуфляже с порога громко и радостно сказал:
– Командир! Докладываю: мы нашли!
На минуту в комнате повисла мертвая тишина, а Светлов, недовольно скривившись, показал парню глазами на меня, давая понять, что докладывать нужно мне, и тот тут же повернулся в мою сторону.
– Виноват, Елена Васильевна! Мы нашли!
– Что вы нашли? – внезапно пересохшими губами спросила я, и под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия.
– Елена Васильевна! Этого словами не описать! Нет! – поправился он. – Описать-то можно, только вы не поверите. Это видеть надо!
– Значит, будем видеть! – решительно произнесла я, поднимаясь. – Куда идти?
– Вообще-то, – замялся парень, – далековато идти придется.
– Ничего! Я уже предупреждала Кирилла Владимировича, что набегаться нам придется досыта, так что мы ко всему готовы.
Выйдя с территории усадьбы, мы свернули налево и двинулись вдоль ограды. Идти нам пришлось не меньше получаса, когда мы увидели впереди группу светловских бойцов и большую черную овчарку, которая равнодушно посмотрела на нас и тут же отвернулась – мы были ей совершенно неинтересны (без команды, конечно!).
– Ну, что вы здесь нашли? – спросила я, подходя к ним.
– Да вот выяснили, как он в усадьбу проник, – сказал какой-то парень и, судя по тону, явственно ощущая, что я ему не поверю, объяснил: – Он через ограду перепрыгнул.
На миг я опешила, а потом раздраженно спросила:
– Это, что? Шутка? Так обстановка к ней как-то, знаете ли, не располагает!
– Да нет, Елена Васильевна! – вздохнув, словно он лично был в этом виноват, ответил он. – Он действительно перепрыгнул через ограду.
– Молодой человек! – сквалыжным тоном начала я. – Эти бетонные плиты высотой никак не менее трех метров…
– Три с половиной, – деликатно дополнил Светлов и уточнил: – И на столько же в землю уходит. Ну, чтобы никто подкоп не мог устроить.
– Тем более! – подчеркнула я. – Поверху идет «колючка»…
– Под напряжением, – опять уточнил Светлов.
– Хорошо, – кивнула я. – Значит, все в сумме это дает никак не менее четырех метров. Так такую высоту, насколько мне известно, даже олимпийские чемпионы не берут! И потом, где же тогда шест? И как охрана могла прошляпить человека, который прет такую орясину? Или он, по-вашему, с места сиганул? Или здесь мертвая зона?
– Позвольте мне все-таки объяснить! – терпеливо заметил парень и начал рассказывать: – Здесь не мертвая зона. Камеры, вообще, установлены так, что мертвой зоны не существует. По всей видимости, этот человек – профессионал высочайшего класса и кроме того он очень хорошо подготовился. Смотрите, – показал он, – на расстоянии пяти метров от ограды вся растительность выкорчевана и тут ровное, забетонированное место, а вот дальше идут кусты с деревьями. Он прополз через кусты…
– Но они должны были шевелиться, и это не могло остаться незамеченным для охраны, – попыталась возразить я, на что парень отреагировал совершенно спокойно:
– Ветер! Он качал ветки деревьев, и тень от них двигалась по земле и кустам, вот на это никто и не обратил внимания. Потом он подошел сзади к этому дереву, – он показал на мощный и старый дуб, – и залез на него.
– Дорогой мой! – иронично сказала я. – Я в детстве сама лазала по деревьям, как обезьяна, и хорошо знаю, что для того, чтобы забраться на них, нужны ветки хотя бы в пределах досягаемости, а здесь они начинаются метрах в трех от земли. Ствол же такой толстый, что его не обхватить.
– А он… – начал, было, парень, а потом сказал: – Рискнете? – и кивнул на влажную, размокшую от растаявшего снега и еще не высохшую землю.
– Рискну! – бодро ответила я, и мы все двинулись к дубу.
– Смотрите! – сказал парень и показал на свежие глубокие царапины на коре дерева с противоположной от ограды стороны. – У него на руках и на ногах были приспособления, что-то вроде когтей, так что ему ничего не стоило забраться наверх, выбрать там ветку попрочнее и поудобнее, пройти по ней до конца, раскачаться и… И перелететь через ограду.
– У него, что, крылья на ногах? – обалдело спросила я. – Тут до ограды метров семь, не меньше… Ладно! Пусть шесть, если считать длину ветки! Да и там, уже внутри усадьбы, ему, как минимум, еще два метра запаса надо было иметь. Итого: восемь. Для того, чтобы прыгать, ему нужен был запас высоты. Ограда со всем, что на ней, вкупе дает четыре метра, так что прыгать ему нужно было метров с пяти, а, скорее, с шести. Предположим, что все было, как ты сказал, но с каким же тогда ускорением ему приземляться пришлось? Да он бы себе руки-ноги переломал! А он после этого еще по дому шастал!
– Да нормально он приземлился! – ответил мне второй парень. – Неаккуратно только!
– В каком это смысле? – прищурилась на него я.
– А прямо на лужайку! Ее деревья от солнца не затеняют, вот на ней молодая трава и вылезла уже вовсю, а он, падая, ее и повредил. Мы потому на вот это место, – он потопал ногой по земле, – и вышли, что там, – он махнул рукой в сторону усадьбы, – Буран, – он кивнул на овчарку, – забеспокоился. Мы его с поводка спустили, и он тут же к лужайке рванул. Присмотрелись мы, как следует, к траве и по следам на земле, а точнее, в земле, поняли, что это из-за ограды кто-то прилетел. Пошли сюда, чтобы все прочесать, а Буран нас прямо к этому дереву и привел.
– Ну, прямо Бэтмен какой-то! – раздался восторженный возглас Григория – он и сюда, проныра, пробрался! – Как же здесь интересно жить! В Америке такое только в фильмах увидеть можно, а здесь – прямо в жизни!
– Ну, что ж, давайте пойдем и посмотрим, как это все с другой стороны выглядит. – Я взяла Григория под руку и двинулась в обратный путь, негромко и с ласковой угрозой в голосе отчитывая его: – Гришенька! Твое дело – компьютеры, программы и все такое прочее. И сейчас тебе следовало бы, как и обещал, что-то там с письмом мудрить или рядом с отцом сидеть и досье изучать – вдруг тебе с твоим нестандартным, как мне Егоров сказал, мышлением какая-нибудь светлая мысль в голову придет, а ты тут зря время теряешь, по пленэру таскаясь.
Григорий насупился, обиженно пошмыгал носом, но ничего не сказал и я поняла, что он со своей неуемной, нерастраченной в детстве, которого у него, в общем-то, и не было – какое же детство в интернате? – тягой к приключениям будет постоянно путаться у меня под ногами. Почти со скандалом отправив его обратно в «техцентр», я вместе с Николаем, Вадимом, Светловым и его парнями прошла до лужайки, которую уже начало пригревать, а заодно и освещать, скупое по ранней утренней поре апрельское солнышко. И, только низко наклонившись к земле, я смогла разглядеть, что трава действительно была немного, почти незаметно примята.
– Интересно, как же этот супермен обратно выбрался? – устало спросила я.
– Еще не знаем, – пожали плечами парни. – Будем искать!
– Ну, бог вам на помощь! – сказала я. – И поторапливайтесь, ребятки! Сами понимаете – время дорого!
Светлов остался со своими бойцами, а мы направились в «техцентр» и по дороге Егоров, видя мой совершенно убитый вид, шепнул мне на ухо, явно желая немного отвлечь:
– Ленка! Я забыл тебе сказать, что нарыл кое-что по «осам», да только все на английском языке, а я в нем – ни бельмеса – я же немецкий учил. Я тебе звонил в санаторий, когда все это нашел, да твоя церберша, в смысле, Галина, меня отшила.
– П-п-по «осам»? – заикаясь от волнения, спросила я и потрясенно воскликнула: – Как же ты умудрился? Без знания-то языка?
– Обыкновенно! – отмахнулся он. – Неужели ты думаешь, что для того чтобы латинскими буквами написать слова «оса» и «Остерин» нужно обязательно язык знать. Ну, в общем, написал я их и стал шарить. Вот и нашел. Делов-то!
– Мыкола! Ты гений! – восхитилась я.
– Сам знаю! – самонадеянно заявил Егоров и тут же улыбнулся, чтобы я не подумала, что он это всерьез, а я тут же всполошилась:
– А Григорий этого не видел? Для него же английский практически родной! А то с его характером…
– Ленка! – укоризненно покачал головой Колька. – Это я только с виду полный дурак, а на самом деле – всего лишь полудурок и понимаю, что спички детям – не игрушка. И, попади ему это в руки, он таких дров наломает, что потом хлебать – не расхлебать!
И тут мне пришла в голову очень неплохая идея, и я обратилась к Вадиму, который шел, напряженно о чем-то думая, немного в стороне от нас.
– Вадим! – позвала я его по имени, справедливо решив, что, если уж я со всеми остальными на «ты» и без прочих официальностей, то и с ним можно. – Что ты знаешь обо всей этой истории с «осами»? – спросила я, когда он подошел поближе. – Я потому спрашиваю, что Николай сумел обнаружить некоторые документы о них, но они на английском языке. Отдавать их для перевода Григорию – так потом беды не оберешься, а в чужие руки – вообще, нельзя. Так не мог бы ты?..
– Я понял, – кивнул головой он. – Об «осах» я знаю, естественно, все тоже, что и вы…
– «Ты!» – поправила его я.
– Хорошо! – кивнул он. – Ты с Павлом Андреевичем и Владимиром Ивановичем – это же моя работа. Так что я их, конечно же, переведу. Где они?
– Здесь, – ответил Николай. – В смысле, в «техцентре». Я думал, что, поскольку ими никто больше не интересуется, то эта тема уже и закрыта навсегда. Я о них потому никому и не говорил.
– Тогда давай мухой за ними и неси сюда – мы с Вадимом в кабинете будем, – предложила я, и Егоров почти бегом бросился за документами.
По дороге в кабинет я попросила Вадима организовать нам туда кофе, побольше и покрепче.
– Вообще-то, ты, Елена, – усмехнулся он, – уже и сама можешь здесь распоряжаться.
– Брось, Вадим! – отмахнулась я. – Делать мне больше нечего, как свое самолюбие по мелочам тешить.
В результате к Колькиному появлению кофе был уже сервирован и я, удобно устроившись в кресле и, наконец-то, добравшись до своей сумки, с удовольствием закурила «свою» сигарету – я уже много лет предпочитала только с ментолом и от всех остальных очень скоро начинала кашлять.
– Вот! – заявил с порога Колька и передал Вадиму лазерный диск.
Тот аккуратно взял его и спросил:
– И где же вы, Николай Владимирович, это найти смогли?
– Ой, не пытай ты меня, гражданин начальник, про то место заветное! – дурашливо начал Колька, но я остановила его:
– Мыкола! Кончай хохмить! Это же действительно секретная информация. И просто так нигде быть не могла.
Егоров понял, что я не шучу, и серьезно ответил:
– Ну, в ЦРУ!
– Где? – потрясенно воскликнули мы с Вадимом в один голос.
– Ох, грехи наши тяжкие! – вздохнул Егоров. – Ну, в базу данных ЦРУ я влез. Пошарил там… Аккуратно… Вот и надыбал.
– Ты… ты… ты понимаешь, что ты наделал? – срывающимся голосом заорал Вадим, от волнения переходя на «ты». – Ты же Павла Андреевича под монастырь подвел! О, господи! – горестно простонал он. – Заставь дурака богу молиться!..
– Вы, Вадим Родионович, если в чем не шмендеферите, так молчите и тогда сойдете за умного! – окрысился на него Егоров. – Я не вчера родился! И на компьютере умею не только в «Тетрис» играть! Взлом они, конечно, уже давно обнаружили, а вот, кто и откуда к ним влез, они никогда не найдут!
– Точно? – уже спокойнее и с откровенной надеждой в голосе спросил Вадим. – Вы гарантируете?
– Отвечаю! – закуривая, чтобы успокоиться, ответил Колька. – Это две недели назад было! Если бы они за это время докопались, то уже дали бы о себе знать.
– Ну, слава богу! – от облегчения Вадим только что лужей по креслу не растекся.
– Все! – решила я сказать свое веское слово. – Эмоции выплеснули? Отношения урегулировали? – Они, не глядя друг на друга, кивнули – Ну тогда шагай, Николай, трудиться, я тоже своими делами займусь, а Вадим Родионович пока переводить будет.
– Извини, Лена, но мне надо к переговорам готовиться, так что я уж попозже немного. Ты не возражаешь?
– Хорошо! – согласилась я
Колька все еще недовольно кивнул и ушел, а я повернулась к Вадиму и предложила:
– Вадим, подробный письменный перевод ты действительно сделаешь попозже, а прямо сейчас давай посмотрим, что там есть хотя бы в первом приближении. – Вадим обалдело уставился на меня, и я спросила: – Ты чего?
– Лена, я думал, что ты полностью доверяешь Егорову.
– Вадим, – серьезно ответила я. – Жизнь свою я ему доверю, не раздумывая, но! Однажды он уже рассказал нам с Орловым то, чего ни в коем случае рассказывать не имел права. Так, какие у меня гарантия того, что он не поделится этой, – я кивнула на диск, – информацией еще с каким-нибудь человеком, заслуживающим, по его мнению, полного доверия? А нету их! Так что лучше уж перебдеть, чем недобдеть
– Я понял, Лена, – кивнул Вадим, вставляя диск в компьютер и, когда на экране монитора появился английский текст, пробегая глазами по строчкам, начал медленно говорить: – Это доклад ЦРУ, представленный сенатской комиссии по безопасности. Тут говорится, что летом 82-го года в СССР был поставлен эксперимент по созданию диверсионного отряда из лиц… – он осекся, а потом растерянно прошептал: – приговоренных к расстрелу.
– Чего?! – буквально подскочив на месте, заорала я и во все глаза уставилась на него. – Ну, тогда я поняла, почему в тех многочисленных статьях, что перед свадьбой везде, где только можно и нельзя, публиковались, о том, что Ирочка по отцу принадлежит к роду Остерманов, говорилось, а вот о ее матери не написали ни строчки. Хотя… К расстрелу женщин, как и несовершеннолетних, вообще, никогда не приговаривали. Для них, насколько я помню из институтского курса, в 82-ом году «вышкой» было десять лет и давали такой срок только за убийство, причем не абы какое, а с отягчающими.
– А я понял, о чем в тот день, когда Остерин с Ириной Георгиевной встретился, он с Павлом Андреевичем наедине здесь в кабинете разговаривал, когда все разошлись, – задумчиво сказал Вадим.
Некоторое время мы молчали, переваривая эту потрясающую новость, а потом я сказала:
– Ну, давай продолжай, что ли? – и он стал переводить дальше:
– Официально они все считались мертвыми, а их родственники должны были служить гарантией того, что они будут честно служить, – он замолчал и, пробежав глазами дальнейший текст, продолжил: – Руководителем проекта стал генерал-лейтенант Макаров.
– Был такой, – подтвердила я. – Это друг Остерина, который в 91-ом в результате несчастного случая погиб.
– Ага! – кивнул Вадим, не отрывая глаз от монитора. – А непосредственной подготовкой отряда занимался генерал-майор Остерин. Подготовка осуществлялась в специально созданной для этого колонии «ОС-8», начальником которой был назначен Остерин, поэтому отряд назвали «Оса». Американцы пытались внедрить в этот проект своего агента по кличке Лиса, но не смогли, хотя кое-какую информацию он им все-таки сообщал. Например, то, что в отряде восемь человек, из которых один, командир отряда и сын Остерина Дмитрий, является кадровым офицером, а остальные семь – бывшие заключенные. Тут их клички, – он поднял на меня глаза. – Надо?
– Конечно, надо, – кивнула я.
– Хорошо, – Вадим поморщился – дым от моей сигареты шел ему прямо в лицо, и я пересела, чтобы он ни на что не отвлекался. – Значит, так. Командир отряда Бан, дальше идут Тил, Бакс, Сол, Лап… Елена, у меня получается «Лапша», – он поднял на меня недоуменный взгляд.
– Не отвлекайся! Как получается, так и получается, – успокоила его я.
– Ну, тогда это, наверное, Грач, – продолжил он. – А вот это… Кха… Похоже, это Ханум, мать Ирины Георгиевны. И последний… – Вадим пожал плечами. – Елена, последнего звали «Десять».
– Ты ничего не путаешь? – удивилась я.
– Да вот же написано, – он ткнул пальцем в экран – действительно, написано: Ten.
– Тен, тен, – вслух повторяла я. – Что это может значить? – я растерянно посмотрела на него.
– А почему ты не удивляешься, что могут значить Тил, Бан или Сол? – в свою очередь спросил меня он.
– Подожди! – остановила его я. – Насколько я помню, Остерин говорил не «Тил», а «Тиль», значит, «Сол» это вполне может быть «Соль», а «Тен», соответственно, «Тень»? А?
– Скорее всего – да, – задумчиво согласился Вадим. – Они же писали русские слова латинскими буквами, а мягкого знака в английском языке нет.
– Ну, тогда, с этим все ясно, хотя и непонятно, что это нам дает, – заключила я и спросила: – Что там дальше?
Вадим опять углубился в текст и начал переводить:
– К подготовке были привлечены лучшие силы, их тренировал, какой-то Учитель, причем это с большой буквы написано, который… – Вадим обалдело уставился в монитор, потом растерянно посмотрел на меня и, наконец, сказал: – Который был ниндзя.
– Твою мать! – заорала я, подскочив, как ужаленная, и начала расхаживать по кабинету. – Ну, вот только этого нам для полного счастья и не хватало! А, может, они еще и инопланетян к подготовке привлекали? Ну, полный дурдом! – и, немного успокоившись, спросила: – Что они там еще понаписали?
– Так… – сказал Вадим, прогоняя текст вниз. – Так… Вот. База отряда находилась на территории Афганистана недалеко от Мазари-Шерифа… Дальше идет перечисление операций, в которых участвовал отряд… Тут Азия, Южная Америка, Африка, Афганистан … – медленно перечислял он, пробегая глазами по тексту, и вдруг остановился. – Вот! – и начал переводить дословно: – «К сожалению, наш агент в июне 85-го года был переведен для дальнейшего прохождения службы в Эстонию и вернулся на работу в Москву только в декабре 88-го года, когда и сообщил нам, что отряд по-прежнему существует. Мы тут же потребовали от советского правительства выдачи нам этого отряда и получили согласие, но отряд погиб в январе 89-го года, когда их машина сорвалась в пропасть».
– Все правильно! Как Остерин и говорил, отряд погиб. Но, черт побери меня совсем! – не выдержала я. – Хоть дерись, но не тот хвост у этого кота! Их лучшие специалисты готовили! Аж ниндзя к этому делу привлекли! А они взяли и в пропасть свалились! Как это глупо! Невероятно глупо и нелепо!
– Но ведь Орлов совершенно определенно сказал, что машина сорвалась в пропасть у него на глазах, и ни у кого из «ос» не было ни единого шанса спастись. И, кроме того, Дмитрий Георгиевич обязательно дал бы как-то знать своему отцу, что остался жив. Да и Ханум постаралась бы найти возможность связаться с ним. Не забывай, что у него жила их с Дмитрием дочь!
– Да помню я все это, Вадим! – скривилась я. – Все я прекрасно помню! Но Остерина весной перевели в Москву и его адреса никто в Ташкенте не знал. Ведь Уразбаева, когда Ирочку нашла, наверняка пыталась его отыскать, чтобы сообщить о ней, но не смогла.
– Но тогда Ханум связалась бы хотя бы с матерью! – возразил мне Вадим.
– Опять не проходит! – отмахнулась я. – Когда я поисками Ирочкиных родителей занималась, то выяснила, что Вера Николаевна летом 82-го переехала из Казани в Баратов, и связи между ними, я думаю, не было, потому что именно Остерин посылал ей Ирочкины детские фотографии. Да и потом, Вера Николаевна обязательно сказала бы нам, если бы ее дочь была жива! Ну, пусть не нам! Но Ирочке она обязательно сказала бы – Ханум же ей все-таки родная мать!
Я встала и начала разгуливать по кабинету, а Вадим спросил:
– Дальше переводить, Лена?
– Потом Вадим, когда у тебя свободное время появится – вряд ли там будет что-то уж очень интересное – отряд-то погиб.
– Елена, а ты не считаешь, что мы немного отвлеклись от темы. Нам сейчас надо о дне сегодняшнем думать. Кто нам угрожает, мы выяснили, а теперь не мешало бы узнать, кто проник в усадьбу и что он хотел сказать этой запиской?
– Кто, я теперь могу сказать совершенно точно – это был так называемый «Иван Иванович Кузнецов», потому что свои инструменты Коваль никогда в жизни из рук бы не выпустил, а вот своему любимому персональному киллеру вполне мог отдать для работы. И, хоть дерись, но имеет этот Иван самое прямое отношение к отряду! И татуировка осы у него именно оттуда! – уверенно заявила я. – А, если учитывать, что их готовил ниндзя, то становится понятно, что подобные выкрутасы, вроде перелета через стену, ему вполне по силам – если верить фильмам, то эти люди еще и не на такое способны.
– Но Коваль сказал, что этот человек отошел от дел и нам его бояться нечего, – напомнил мне Вадим.
– Так это бояться! – возразила я. – А вдруг он по совершенно неизвестной нам причине перешел на нашу сторону и хочет нам помочь. Ведь именно кто-то из его людей прошлым летом по заказу Лоринга и Коновалова директора судоремонтного завода с сыном кончил, как, впрочем, и Наумова с телохранителем! Так что «Кузнецов» вполне в курсе происходящего и, опасаясь, что эти мерзавцы собирается нам крупно напакостить, почему-то предостерег нас. Но почему?!
Вадим сидел и напряженно о чем-то думал, а потом хоть и с сомнением в голосе, но согласился со мной.
– Хорошо, Елена, не будем исключать того, что в силу ряда неизвестных нам обстоятельств этот человек мог перейти на нашу сторону. Но тут возникает вполне резонный вопрос: почему он предупредил нас именно таким образом? Почему он просто не позвонил в офис или не отправил письмо? Так что исключать тот вариант, что он все-таки, вопреки утверждению Коваля, не отошел от дел и взялся за старое, а записка была подложена с целью демонстрации силы, чтобы заставить нас нервничать и наделать ошибок, тоже не стоит.
– Ты бы, Вадим, еще предположил, что это эдакое своеобразное официальное объявление войны, – не удержавшись, съязвила я, возвращаясь в свое кресло. – А, что? Как там какой-то древний князь писал? «Иду на вы!»? Так, может, ты думаешь, что и наш «Кузнецов» решил, что, наконец-то, нашел для себя достойного противника и хочет сразиться с ним по всем правилам рыцарского боя? Ты на это намекаешь? – Вадим только пожал плечами, а я категорично заявила: – Ерунда! – а потом объяснила: – Как мне кажется… Да нет! Я точно знаю, почему он не обратился к нам как-то иначе. А потому, что тогда его предупреждение мы могли бы просто проигнорировать! Мало ли, что какой-нибудь псих мог написать или наговорить! А тут он, повозив нас мордой по столу и наглядно продемонстрировав нашу уязвимость, так нас взбодрил, что мы теперь будем носиться, как посоленые! Так что своей цели – предупредить нас об опасности, он добился! Можешь мне на это что-то возразить? – Возражений не последовало, а я, скривившись, почти простонала: – Ох, «Кузнецов-Кузнецов»! Что ж ты за человек такой невероятный? И где мне тебя искать, чтобы выяснить, что ты затеял? – я поднялась и снова стала разгуливать по кабинету, напряженно размышляя, а потом остановилась и решительно заявила: – Вот что, Вадим! Сейчас обо всем этом, – я кивнула на компьютер, – знают только Павел с Остериным, которые естественно будет молчать, и, может быть, Орлов, но из него и клещами слова не выжмешь. Вот и нам с тобой следует помалкивать.
– Это само собой разумеется, Елена, – согласился Вадим, а я, подумав, предложила:
– А пригласи-ка ты сюда господина Орлова! И пусть он нам подробненько расскажет, как именно погиб отряд.
Вадим с готовностью схватился за трубку и позвонил в гостевой домик Владу, после чего сказал мне:
– Сейчас придет!
Я подошла к окну и, глядя на Волгу, стала морально готовиться к встрече с Орловым – перед глазами тут же встало его потерянное лицо и больные глаза, какими он смотрел на меня на свадьбе Матвея. «Господи! – мысленно взмолилась я. – Подскажи, как мне себя с ним вести!». И тут я услышала сзади обеспокоенный голос пришедшего Влада, который спросил:
– Вадим! Что-то еще случилось?
Я собралась с силами, медленно повернулась к нему и, встретившись с ним взглядом, на мгновенье растерялась: Влад смотрел на меня спокойно, доброжелательно, но так, как смотрят на совершенно чужого человека, а не на пусть и бывшую, но жену, которая к тому же родила от него сына. «Что за черт? – удивилась я. – Что с ним такое могло произойти? Откуда такое безразличие? Ладно бы злился на меня или чувствовал себя виноватым, но смотреть на меня вот так? – а потом решила: – Потом разберусь! Не до этого сейчас!».
– Извините меня, Владислав Николаевич, – ровным голосом сказала я, – но ситуация такова, что без вашей помощи нам не обойтись. Я знаю, что вы дали слово офицера никогда больше ко мне не подходить, но в случае необходимости Вадим Родионович сможет подтвердить, что наша встреча – это исключительно моя инициатива и вашей вины в этом нет.