Новая судьба

– Хорошо, что напомнили, – спохватилась я. – Ее еще не нашли?

– К сожалению, нет, – вздохнув, ответил он.

– Черт! – выругалась я. – Ну, сколько можно копаться?! Не иголка же она в стоге сена! – Вадим на это только развел руками. – Ладно! Отыщется же она когда-нибудь! А что на заводе? Я имею в виду поиски тайника.

– Тоже ничего. Павел Андреевич сказал, что…

– Да знаю я, что он сказал! – отмахнулась я. – Что наткнуться на него мы можем только случайно, потому что в старину такие вещи умели делать. Так?

– Так, Елена Васильевна, – кивнул он. – Работы там постоянно ведутся, но результатов пока никаких нет.

– Плохо! – выразительно сказала я и спросила: – А об Уразбаевой какие-нибудь новости есть? – Вадим только отрицательно покачал головой. – Жаль! Как бы я хотела, чтобы у них с Владимиром Ивановичем все наладилось! – вздохнула я.

Дело в том, что после того, как от Панфилова ушла жена, они с Юлей стали жить вместе. Она-то его давно любила, а вот он считал ее серой домашней мышью, постоянно сравнивал с бывшей женой – дамой яркой и эмоциональной – и относился соответственно. Юля не выдержала этого и уехала. Известие же о том, что она оказалась на самом деле совершенно незаурядной личностью, которая не только смогла найти Ирочку, но и потом на протяжении многих лет защищала ее от всяческих жизненных невзгод всеми возможными способами, вплоть до самых крайних, здорово подкосило Владимира Ивановича. Он-то ее, наконец, оценил по-настоящему, а вот она… Она, по-видимому, возвращаться к нему совсем не собиралась.

– Значит, за это время в «Сосенках» новых непроверенных людей не появилось и не произошло никаких настолько значительных событий, который могли бы вызвать приступ столь буйной шизофрении, вылившийся в появление этой записки, – подытожила я. – Итого: это был посторонний.

– Да нет, Елена Васильевна, – помотал головой Вадим. – Я говорил со старшим смены охраны – все было абсолютно спокойно.

– Угу! – хмыкнула я. – Мне бы вашу уверенность! – и задала чисто риторический вопрос: – Так что же мы с вами, уважаемый Вадим Родионович, имеет на данный текущий момент? А имеем мы незаконное проникновение неизвестного нам лица на самым тщательным образом охраняемый объект – кабинет Павла Андреевича, где рекомое лицо порезвилось самым циничным образом, оставив лаконичную записку смутного содержания. Ну и как оно могло туда проникнуть? – это был еще один риторический вопрос и поэтому Вадим только пожал плечами. – Если начисто отметать предположение о том, что это кто-то из домашних, а охрана никого не засекла, то получается, что постороннего в дом провел опять-таки кто-то из домашних…

– Вы думайте, что говорите! – взорвался Вадим. – Вы хоть на секунду можете себе представить, кем для всех нас является Павел Андреевич?

– Это лирика, милейший! – огрызнулась я. – А я мент поганый, пусть и в прошлом, и в телекинез, телепортацию, барабашек и прочую нечисть не верю! Я на земле нашей грешной обеими ногами стою и мыслить привыкла категориями реальными! А предают, как совершенно справедливо говорят французы, только свои! Та-а-ак! – я задумчиво побарабанила пальцами по перилам. – А скажите-ка мне, сотовые, которыми Семья пользуется, оплачивает фирма?

– Естественно, – удивился Вадим. – Кто же еще! Кстати, для вас тоже приготовлен сотовый. Он, конечно, не золотой, как ваш собственный, но тоже очень престижный и надежный. Все необходимые номера в него уже занесены, так что вам не придется ни о чем заботиться, и об оплате счетов в том числе. Он сейчас в офисе – никто же не думал, что вам придется так срочно в город возвращаться, но я сейчас распоряжусь, и его привезут.

– Спасибо! – машинально поблагодарила я. – Можете не торопиться – мне пока и моего хватит, а в офис я сама попозже заеду и заберу! – и вернулась к тому, что меня сейчас волновало гораздо больше, чем оплата счетов за разговоры. – Значит, распечатки поступают в бухгалтерию, так? – Он кивнул. – Сказочно хорошо! Так вот, Вадим Родионович, можете считать меня, кем угодно, но их все нужно будет проверить: кто куда звонил и кому кто звонил, потому что… – и тут я увидела, что Вадим страшно смутился и, буквально не зная, куда девать руки, усиленно смотрит в сторону. – Что такое? – удивилась я.

– Дело в том, что эта работа проводится уже много лет, – смущенно пробормотал он. – Это было распоряжение Владимира Ивановича. И обычные звонки с наших городских телефонов тоже отслеживаются.

– Никогда не сомневалась, что Пан необыкновенно умный человек! – восхитилась я. – Кто в курсе этой работы и кто ее проводит?

– Павел Андреевич, Владимир Иванович, я и Олег Кошечкин, который ей и занимается. А теперь вот еще и вы знаете.

– А что? Олег с его аналитическим складом ума для этого дела человек самый подходящий, – одобрительно сказала я. – Поинтересуюсь у него попозже, не было ли в последнее время чего-нибудь подозрительного.

– Если бы что-нибудь было, то он тут же доложил бы Панфилову, а в его отсутствии – мне, – возразил Вадим. – А он ничего не докладывал.

– Угу! – для вида согласилась я, решив про себя, однако, что в этом направлении еще есть над чем поработать. – Хорошо, предположим, что домашние здесь не причем. Тогда остается тот вариант, что охрана прошляпила, а теперь стыдливо молчит. Ну и что мне теперь прикажете делать? – и стала перечислять: – Кабинет на «жучки» и на взрывчатку поверить надо? Надо! Замок проверить надо? Надо! А я ваших людей никого не знаю! А приглашать для этого людей со стороны – позора не оберешься. Ведь с мужика какую подписку о неразглашении ни возьми, а он все равно не удержится и похвалится своей законной мегере, как бы, между прочим, что у самого Матвея в усадьбе был, а уж она из него слово за слово вытянет и то, зачем его туда звали. А это копия на базар! Нам такая реклама нужна?

– Естественно, нет! – возмутившись даже от самого такого предположения, сказал Вадим. – Но только у нас и свои специалисты есть, и вам все равно рано или поздно пришлось бы с ними знакомиться. Так почему же не сейчас? – он выжидающе посмотрел на меня и я, подумав, кивнула. – Вот и хорошо! Я сейчас Светлову позвоню, и он со своими людьми приедет, – он собрался было набирать номер, но я остановила его, попросив:

– Вадим Родионович! Хотя бы в двух словах, кто такой Светлов?

Он задумчиво почесал переносицу и нехотя сказал:

– Вообще-то, вам бы лучше с Паном об этом поговорить, но…

– Но! – охотно согласилась с ним я. – Нет у нас времени и возможности Владимира Ивановича дожидаться, так что излагайте сами.

– Да, придется, – поморщился он. – Дело в том, что в свое время, в пору становления фирмы, нам неоднократно приходилось противостоять некоторым враждебным поползновениям и в целях их пресечения, в том числе и в дальнейшем, а также возможности принимать превентивные меры безопасности…

– Я уже все поняла! – перебила его я. – На вас наезжали, вот вы и создали группу быстрого реагирования, и командует ей Светлов. Так?

– По сути так, – согласился он.

– А что он сам собой представляет?

– Светлов Кирилл Владимирович, майор-спецназовец… В прошлом, конечно, – добавил он. – Когда его в Афганистан направили, он жену с детьми сюда, к родителям привез. А потом на него «похоронка» пришла. Жена детей забрала и к своим родителям уехала. Погрустила там некоторое время да и снова замуж вышла. А он, оказывается, раненый в плен попал. Вернули его потом, – Вадим болезненно скривился, – мало на человека похожего. Приехал он в Баратов, к отцу с матерью – куда же ему еще деваться? А тут и документы восстанавливать надо, и доказывать, что ты не верблюд, тоже… Словом, хлопот выше крыши. Начал он пороги обивать, а один деятель в погонах ему и намекнул, что все это можно очень быстро сделать, если…

– Если дать, кому надо, на лапу, – невесело закончила за него я. – И немало.

– Да, – подтвердил Вадим. – А Кирилл, услышав такое…

– Жив-то тот деятель остался? – уже поняв, чем все это закончилось, спросила я.

– Остался, – кивнул он. – Но скандал был большой. Подонок тот ему все один на один, без свидетелей сказал и слова эти к делу не подошьешь, а вот сломанные нос с челюстью – налицо, точнее, на лице. Может, и посадили бы Кирилла, а, может, невменяемым признали бы, что не лучше – среди психов жить, да только до Панфилова эта история дошла. Встретился Владимир Иванович с ним, поговорил… Подлечили мы его основательно… Вон он с тех пор и…

– С тех, это с каких? – уточнила я.

– Да уже лет десять, – немного подумав, ответил Вадим.

– Значит, верить ему можно? – продолжала допытываться я.

– Павел Андреевич с Владимиром Ивановичем верят ему безоговорочно, – прямо глядя мне в глаза, твердо заявил он.

– Ну, значит, и мне в нем сомневаться не приходится, – подытожила я и согласилась: – Ладно! Немедленно вызывайте всю светловскую команду в полном составе и со всем оборудованием. Собаки у них есть?

– Есть, – подтвердил Вадим. – Овчарки.

– Значит, и с собаками! – распорядилась я.

Он послушно достал телефон, а я посмотрела на часы и решила, что звонить почти в полвосьмого утра вполне прилично. Достав свой сотовый, я набрала домашний номер Пончика, то есть Федора Семеновича Солдатова, полковника милиции в отставке и моего недавнего заместителя в детективном агентстве, которым он теперь, после моего ухода на повышение, и руководил.

– Семеныч! – сказала я, когда он окончательно выдохся, вывалив на меня все свои поздравления и с выздоровлением, и с выходом на новое место работы, и, наконец, спросил, что у меня случилось. – Собирай всех «следаков», что у тебя в агентстве есть! Всех! Понял? И тех, кто в отпуске, в отгулах, прогулах и на выходных тоже! И срочно, – выделила я, – дуйте в усадьбу. Подробности – при встрече!

– Да, что стряслось, Елена? – напряженным голосом начал, было, он по старинке, но, вспомнив, что я теперь опять его начальство, причем гораздо более высокого уровня, чем раньше, тут же сменил интонацию и твердо меня заверил: – Выполню, Елена Васильевна. Что-то еще?

– Пока все! Остальное, как я уже говорила, при встрече. Жду! – и, закончив, как обычно: – Целую, Муся! – отключила телефон и посмотрела на Вадима, который тут же отрапортовал:

– Уже собираются.

– Значит, нам остается только ждать, – вздохнула я, направляясь к дому. – А пока пойдемте оттаивать: апрель апрелем, а подмерзла я изрядно. Завтрак, как обычно, в половине девятого? – спросила я и он кивнул. – Неприятный десерт я всем приготовила, но придется им его проглотить. Ох, чувствую я, и нахлебаемся мы с этим делом горячего до слез!

Я посмотрела на Вадима и он, хоть и мало что пока понимал в происходящем, согласно кивнул. Да я и сама еще до конца во всем не разобралась, но кое-что уже отчетливо прорисовывалось и это что-то мне активно не нравилось. В доме я сразу прошла в детскую, где застала спящего в коляске Игорька (кроватку должны были попозже привезти из санатория) и разбиравшую вещи Галину.

– Сядь! – попросила я ее и она, удивленно глядя на меня, послушно уселась напротив. – Ты, насколько я знаю, среди прислуги за главную?

– Уважают меня, – солидно подтвердила она.

– Ну, тогда ответь мне, кто из прислуги способен подделать ключ от кабинета Павла Андреевича, влезть туда и хохмы ради оставить на столе идиотскую записку?

Вытаращившись на меня, она сначала похватала ртом воздух, потом нервно засмеялась и, обретя, наконец, дар речи, сказала:

– Да ты чё говоришь-то, матушка? Да у кого ж рука в доме на такое поднимется? Ты об этом и не думай даже! Да такое никому даже спьяну в голову не придет! Скорее повесятся, чем такое сотворят!

– Допустим, – кивнула я. – А…

– Да не допустим, а точно я тебе говорю! – гневно выпалила она, перебив меня.

– Хорошо, допустим, это так, – упрямо повторила я. – А что ты скажешь по поводу Олега с Григорием.

– Ты, матушка, Олеженьку не трожь, – с глухой угрозой в голосе пророкотала она.

Пораженная произошедшей с ней внезапной переменой я внимательно посмотрела на нее и вдруг она под моим взглядом покраснела, как девчонка, и, смутившись, отвела глаза.

– Так это у него с тобой роман, – поняла я.

– Ну, не роман, – явно кокетничая, ответила она, а потом возмущенно спросила: – А чё? Я еще женщина нестарая, да и он, если к нему умеючи да с лаской, мужчина хоть куда.

– Да делайте вы, что хотите! – отмахнулась я. – Ты мне скажи, он на такое способен, пусть даже из самых лучших побуждений? Например, чтобы предупредить нас о какой-нибудь угрозе? Или бдительность подстегнуть?

– Никогда! – определенно отрезала она. – Узнай он чего, так тут же к кому-нибудь из хозяев пошел бы, а потихоньку? – она помотала головой и повторила: – Никогда!

– А Григорий?

– Гришенька-то? – переспросила она и, подумав, категорично ответила: – Нет! Он же еще дите сущее! – и спросила: – Ты, матушка, знаешь, что ему после университета в Америке предлагали остаться? Большие деньги сулили? А он сюда вернулся! И знаешь, чего он сказал?

– Ну, что?

– А то, что все Кошечкины испокон веков Матвеевым верой-правдой служили и он не выродок, – торжественно произнесла Галина. – Так что ты на него не думай! Он парень скромный и головастый! Целыми днями в свой компутер пялится…

– А ночами? – поинтересовалась я.

– Хм! – остановленная на половине фразы Галина откашлялась, а потом шепотом призналась: – Да с Машкой с кухни он шуры-муры крутит. Оно и понятно: дело молодое и организм своего требует. Да только понимает она, что не пара ему, так что временно все это! Временно и несерьезно!

– Ну, а про Егорова я и сама знаю, что он такого не учудил бы, – грустно сказала я и Галина настороженно на меня уставилась. – Значит, скорее всего, это все-таки был чужой, – я устало закрыла лицо руками.

– Матушка! – Галина отвела мои руки и пристально уставилась мне в глаза. – А чего в записке-то было?

– Всего три слова, Галина: «Будьте предельно осторожны», – ответила я.

– Ах ты, батюшки! А ведь это и вправду чужой кто-то был! – невольно воскликнула Галина и Игорек, проснувшись от ее вскрика, завозился в своей коляске, а она тут же бросилась к нему. – Ну, вот что, матушка! – решительно заявила она, беря его на руки и укачивая. – Ты, как хочешь, а я Игорька в свою комнату заберу! Уж там-то я к нему никому подойти не дам! – и она, успокоив малыша, уложила его обратно и бросилась быстро собирать его вещи, а потом, взяв коляску и кивнув мне на узлы, командирским голосом распорядилась: – Пошли!

Когда мы перебрались в ее комнату, где застали ужасно смутившегося при виде меня Олега, она, освободив место для коляски, взгромоздилась на стул и достала из какой-то коробки с шифоньера тряпичный сверток. Грузно спустившись обратно на пол, она развернула материю, и у нее в руках оказался пистолет, который она сноровисто вытерла этой же тряпкой и небрежно положила в карман передника.

– Ну, Галина! – хмыкнула я. – Ты с ним прямо, как повар с картошкой! Стреляешь-то хорошо?

– До сих пор никто не жаловался! – двусмысленно ответила она и добавила: – Ты, матушка Елена Васильевна, за сына своего спокойной будь – я любому, кто к нему сунется, башку прострелю. Сглотнет пульку и не подавится – у меня не заржавеет! Ты, главное, дело свое делай, а оно, я чую, ох и непростое будет!

– Спасибо тебе, Галина! – совершенно искренне поблагодарила я, а она на это только отмахнулась:

– Не то ты что-то говоришь! – а потом повернулась к Кошечкину и сказала с ласковой вкрадчивостью обозленной до предела медведицы, с которой она у меня всегда ассоциировалась: – А ты, Олеженька, друг сердечный, не стой столбом, а сходи-ка в детскую и остатние вещи ребеночка принеси!

Олег торопливо и с готовностью вышел из комнаты, а я запоздало поинтересовалась:

– А Игорек вам тут не помешает?

– Да ты чё, матушка? – удивилась она. – Олеженька-то, как у него свободная минута выдастся, так к мелюзге бежит! – она имела в виду младших Репниных. – Возится с ними, пока не разгоню! – умильным голосом говорила она. – Со своим-то, когда он маленьким был, ему повозиться не пришлось, так он теперь мечтает, что, как Гришеньку до ума доведет и дела ему передаст, так малышам дядькой станет, воспитывать их будет. А тут такой карапуз замечательный у нас в комнате появился! Вот уж ему радость-то будет!

Несмотря на категоричные заверения Вадима и Галины, что никто из своих к этому делу не причастен, эта мысль никак не хотела выходить у меня из головы и я осторожно поинтересовалась:

– Слышь, Галина! У вас тут горничная одна есть, судя по всему, лихой карманницей она когда-то была…

– Так это Тамарка! – тут же поняла меня Галина. – Золотые у девки руки! Да и Маринка, что с нами в санатории была, не хуже будет! – восхищенно добавила она, а потом, спохватившись, удивленно сказала: – Ты, чё, матушка? Это же, по-научному говоря, квалификация совсем другая! Да и потом Тамарка со Светловым любовь крутит! Не-е-ет! Это не она. А Маринки тут ночью и не было!

– Ты меня неправильно поняла, – объяснила я. – Подошли-ка ты ко мне Тамару – дело у меня для нее есть.

– Ой, задумала ты чегой-то, матушка! – неодобрительно покачала головой Галина, но твердо пообещала: – Подошлю, конечно! Куда ж я денусь!

Успокоившись за своего сына, я отправилась в столовую, где уже начали потихоньку собираться все обитатели усадьбы. При виде меня Лидия Сергеевна удивленно вскинула брови:

– Леночка! Вы же еще в санатории должны быть! – но, внимательно вглядевшись в мое лицо, все поняла и спросила: – Что-то случилось?

– Да! – подтвердила я. – Новость у меня невеселая, но, чтобы не портить никому аппетит, предлагаю поговорить обо всем немного попозже. Кстати, – сказала я, повернувшись к одной из горничных, которые в этот момент вкатывали в комнату столики с едой, – передайте, чтобы вся без исключения, – подчеркнула я, – обслуга дома и те, кто живет в гостевом, собралась после завтрака в каминной.

Естественно, что после этих моих слов, завтрак прошел в гробовом молчании, и настроение у всех было прямо-таки похоронное. Когда горничные сервировали кофе, в дверях появился Семеныч, немного смущенный и озадаченный, но настроенный, судя по виду, весьма решительно, и высокий седой мужчина в «камуфляже», как я поняла, это и был Светлов. Печерская, знавшая, в отличие от меня, обоих, радушно пригласила их присоединиться к нам, но тут же невольно посмотрела на меня, словно не зная, имеет ли она по-прежнему на это право или нет.

– Ли-и-идия Сергеевна! – укоризненно протянула я. – Ну, не делайте вы из меня дракона огнедышащего! Кому же командовать в доме, как не вам! Ничего не изменилось, поверьте!

Солдатов со Светловым выпили с нами кофе, а потом мы все дружно перешли в каминную, где уже собрались все обитатели усадьбы, в основном, конечно, прислуга, среди которой странновато смотрелись Кошечкины с Егоровым, моя мама с Орловым, в сторону которых я старательно не смотрела, и Вера Николаевна.

– Дамы и господа! Новость у меня крайне неприятная! – жестко начала я, оглядывая собравшихся, которые смотрели на меня настороженно, выжидающе и даже с каким-то испугом. – Сегодня утром Вадим Родионович нашел на столе в кабинете Павла Андреевича записку, которой вчера вечером там не было, – и я показала присутствующим файл с вложенным туда листом бумаги. – Для тех, кто не видит со своего места, зачитываю: «Будьте предельно осторожны!». Слово «предельно» подчеркнуто.

Услышав это, все в ужасе уставились на меня, а Лидия Сергеевна, буквально подскочив на месте, схватилась руками за щеки и, явно балансируя на грани истерики, почти взвизгнула:

– Это невозможно! Этого не может быть!

«Что-то она лишку нервничает!» – подумала я, а вслух сказала:

– И вместе с тем, это именно так. Замок был открыт или поддельным ключом, или отмычкой. Если это дурацкая шутка кого-то из домашних, прошу признаться в этом здесь и сейчас. Ничего не могу сказать за Павла Андреевича и Владимира Ивановича, но сама твердо гарантирую, что никаких карательных санкций к виновному применять не буду. Так… Поговорю tete-a-tete без соблюдения общепринятых норма вежливости и приличия и все. Итак, я жду!

Я внимательно оглядывала собравшихся, но ни на одном лице не заметила ни тени смущения или скрытого торжества от того, что он поднял такой шум и переполох, никто не отвел взгляд и не опустил глаза. Все таращились на меня, испуганно переглядывались и, кажется, не могли до конца поверить в то, что кто-то осмелился совершить такое святотатство – залезть в кабинет хозяина.

– Ну, что ж! – немного подождав, сказала я. – Если это все-таки кто-то из вас, но не находит в себе мужества признаться публично, то, я думаю, он или она найдет возможность поговорить со мной наедине в течение дня, пока события не приобрели необратимый характер, потому что в противном случае… – я многозначительно помолчала, оглядывая всех и уж в чем – в чем, а в том, что мой взгляд в этот момент любовью не светился, я была более чем уверена. – Есть еще один вариант: на территории «Сосенок» и в доме был совершенно посторонний человек. Чужой нам всем человек! Как он мог сюда проникнуть, я буду еще разбираться и разберусь! – с нескрываемой угрозой в голосе сказала я и, спохватившись, спросила: – Я уже знаю, что Власов в Москве, а где Остерин с женой?

– Георгий Дмитриевич немного приболел, а Нина Максимовна за ним ухаживает, – объяснил Вадим и я кивнула:

– Ясно! – и продолжила: – Итак! Повторяю: в дом проник чужой человек, а поскольку он человек, а не дух бесплотный, то хоть какие-то следы своего здесь присутствия он должен был оставить. И вы эти следы видели. – Ответом мне был глухой, но гневный ропот. – А я говорю: видели! – жестко повторила я. – Но человеческая память невероятно причудлива и избирательна. Вы обязательно обратили внимание на какую-то странность, вы мимоходом отметили ее, но тут же забыли о ней, у вас просто осталось ощущение, что что-то не так, но что именно, вы в тот момент не поняли. – Собравшиеся, молча, переглянулись, и по их лицам я увидела, что до них дошло, о чем я говорю. – Здесь находится всем вам хорошо знакомый Федор Семенович Солдатов. Он привез сюда людей, которые самым подробным образом побеседуют с вами…

Тут раздался глухой ропот:

– Допрашивать, что ли нас будут?.. Дожили! – и все подобное в этом же духе.

Мне пришлось добавить металла в голосе и уже, не сдерживаясь, рявкнуть:

– Не доп-ра-ши-вать! Для слабослышащих повторяю: бе-се-до-вать! Для того, чтобы помочь вам вспомнить любые отклонения от обычного, повседневного течения жизни! Они по много лет проработали следователями в милиции и зубы проели на том, чтобы помочь свидетелю вспомнить малейшие детали того, что он видел! Так что не фордыбачьте, а сотрудничайте! Важна любая мелочь! Чашка не на том месте стояла! Стул переставлен! Портьера задернула не так! – и тут я увидела, как одна их кухарок, судя по ее халату, открыв рот, пристально на меня уставилась. – Вы что-то хотите сказать? – обратилась я к ней. – Она замялась, и я опять повторила, но уже гораздо мягче и проникновеннее: – Поверьте! Важна каждая мелочь!

– Да я… – неуверенно начала она – видно ей нечасто приходилось не то что говорить в присутствии хозяев, а просто даже бывать в этой части дома – но я ободряюще ей улыбнулась, и она уже смелее сказала: – Да крюк на «черной» двери утром откинут был. А я же сама видела, как Лидия Сергеевна вчера вечером дверь на ключ заперла и повесила его на косяк – там специальный крючочек есть, – объяснила она мне. – А потом подумала немного и еще крюк большой… Тяжелый такой навесила. Мне сегодня утром в теплицу за овощами надо было… Я ключ-то взяла да замок отомкнула… А потом к крюку сунулась, а он откинут уже!

Я тихо обалдела – это было что-то новенькое! Внутри усадьбы все всегда чувствовали себя настолько уверенно в своей полнейшей безопасности, что дом никогда не запирался. Я, как, впрочем, и все остальные вопрошающе уставилась на Печерскую, которая залилась краской и снова занервничала, уже с трудом держа себя в руках.

– Лидия Сергеевна! – удивленно спросила я. – И давно вы стали дом запирать?

– Понимаете, Елена Васильевна… – сказала она.

Услышав это, я скривилась – ну вот! Я уже и Еленой Васильевной стала, а еще совсем недавно Леночкой была! Вот она – обратная сторона власти! Но я промолчала и стала слушать дальше, а Печерская довольно нервно продолжила:

– У меня уже много лет есть привычка перед тем, как идти спать, все обойти и все проверить: выключен ли свет, закрыты ли вода и газ… Это у меня еще от квартиры нашей такая привычка… Павел еще всегда шутил: «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои»… Вот… И, когда я стала вести этот дом, я и здесь вечером обязательно все обходила и все проверяла… Конечно, скоро Ирочка хозяйкой дома станет, но, пока ее нет, я уж по старой памяти… – от смущения она, не поднимая глаз, теребила подол своего платья и мы все, видя, как тяжело ей все это говорить, молчали и не перебивали ее. – Вот и вчера вечером я пошла… И, когда выходила из библиотеки, мне показалось… Словом… Словно смотрит на меня кто-то… Я оглянулась, но вокруг никого не было…