Полная версия
Прелестник
– А ваш сын? Он остался дома? – приглушенно спросил виконт. Мари поникла и безрадостно ответила:
– Нет, сударь. У меня больше нет сына, и прошу вас, никому ни слова. Он умер, не прожив и года, так что не вспоминайте…
– Извините, я как-то не подумал, – смутился Люсьен.
– Это ничего, вы не могли знать. Вы не проговоритесь герцогу?
– Постараюсь. Кстати, он долго вспоминал вас.
– Правда? По-моему, Луи на своем месте: он способен сделать военную карьеру.
– Безусловно, – согласился виконт, – Луи на самом деле способен на многое, гораздо большее, чем думает сам. Но, увы, судьба не во всем ему благоприятствует.
– А мне казалось, что он удачлив, как никто другой, – с сомнением проговорила Мари.
– Удачлив, но далеко не во всем.
– У него, наверное, уже не один наследник…
– Нет, пока лишь один – Франсуа, слава богу, здоровый и резвый мальчик, – Люсьен не хотел говорить о том, что семейная жизнь герцога катится под откос, поэтому и ограничился бесстрастным ответом.
– Уверена, своего отношения к женщинам герцог не изменил, – улыбнулась Мари.
– Разумеется, – усмехнулся Люсьен. – Пожалуй, вошел во вкус – такова его натура, вы это лучше меня знаете.
Мари потупилась. Конечно, Люсьен был в курсе всего. Если Луи иногда и скрывал свои похождения, то это касалось именитых особ. В те же времена безмятежной юности он почти всегда делился с другом своими удачами и неудачами на любовном фронте, зная, что Люсьен не превратит его откровения в сплетни.
Они вели спокойный разговор. И как странно: никогда прежде Мари и не думала вот так просто, на равных, побеседовать с Люсьеном. А он теперь с ней на «вы», по этикету. Он не может перешагнуть эту грань воспитания. Интересно, как говорил бы с ней Луи, оказавшись наедине?
Виконт не так часто встречался с герцогом, тем дороже были эти встречи. Однажды совершенно случайно Люсьен увидел друга на улице, когда тот катал на своей лошади очень довольного мальчишку.
Не успел виконт подойти, как появилась молодая женщина. Она звала своего сынишку, но, увидев его на лошади офицера, приостановилась и все же крикнула:
– Эй, Жан, ты собираешься домой или нет? Сколько можно звать?
Герцог де Сен-Шели повернулся к ней лицом, в одно мгновение оценил ее миниатюрную фигуру и, расплывшись в улыбке, сказал игриво:
– Не волнуйтесь, мадам, ваше чадо в безопасности. Ну, дружище, – обратился он уже к мальчику, – раз матушка велит, надо идти.
Мальчишка с досадой посмотрел на такого расчудесного мушкетера со шпагой и в ботфортах с позолоченными шпорами, но послушался. Луи снял его с седла.
Когда же мать взяла мальчонку за руку и повела прочь, герцог успел сказать вслед:
– Приходите еще, не пожалеете.
Женщина быстро оглянулась и прибавила шагу. Когда она ушла, Луи рассмеялся от души и, радостно приветствуя друга, заметил:
– Хороша, плутовка. Похоже, вдова. Люсьен обалдел:
– Вы ее знаете?
– Да впервые вижу. Как у вас дела?
– Превосходно, а все же, как вы узнали, что она вдова?
– Я не знаю точно, догоните, спросите, – он смеялся глазами, – но по походке – вдова, я редко ошибаюсь.
– По походке? – снисходительно проговорил виконт. – Это нелогично, друг мой. По-вашему, походка замужней женщины отличается от походки вдовы или незамужней?
– Ну да, так же, как груша от яблока.
– Это вы сочиняете, Луи, – не верил Люсьен.
– Вот еще. Вам этого не понять, и не трудитесь. Это другая математика.
– Так-так, ну, а вот скажите, только без лукавства, у Мари должна быть походка замужней дамы?
Луи перестал улыбаться и, коротко вздохнув, уверенно ответил:
– Не хочу вас разочаровывать, дружище, но у Мари, – он почему-то задержался на имени, – у Мари походка куртизанки высшего класса.
– Да как вы можете такое говорить?! – возмутился Люсьен. – Она замужем.
– Во-первых, мы наверняка не знаем, а верить на слово этому сморчку – глупо. Во-вторых, если она и замужем, то не так давно, а до этого… сами понимаете.
– Клевета! Ваш метод не выдерживает никакой критики, – волновался Люсьен.
– А вы-то что кипятитесь? Если случится узнать точно, что и как, тогда и дадите оценку моему методу. А сейчас – все слова. И к чему вы вспомнили о Мари? Вы ее видели?
– Да, видел, даже беседовал, но, как мне кажется, она не желает говорить о прошлом.
– Естественно.
– А вы, разве вы с тех пор не виделись с ней? – удивился Люсьен, припомнив намерения герцога.
– В том-то и дело, что не виделся. Все как-то недосуг, – признался Луи.
– Не помню, чтобы вам когда-нибудь что-нибудь мешало осуществить намеченные планы, – задел его Люсьен.
– А мне и теперь ничто не мешает. Просто было много дел: и на службе, и дома, а в этом деле нужен особый подход. Если в ближайшее время посланник ее не увезет, считайте – партия за мной.
Люсьен уже не в первый раз дивился самоуверенности друга, но и теперь пришел в замешательство. Если Луи твердо решил завоевать «крепость», ничто, кроме слишком неудачных обстоятельств, его не остановит.
А тут судьба еще подыграла ему. Как-то теплой июньской ночью взволнованный Люсьен примчался в дом герцога. Луи там не оказалось, и виконт, многократно извинившись, устремился по веселым заведениям. Правда, сперва забежал к Мадлен, которая разочарованно заметила, что Луи с апреля еще не заявлялся.
Люсьен застал герцога в шумной компании офицеров в «Сосновой шишке».[8] Судя по количеству пустых бутылок и состоянию весельчаков, нетрудно было догадаться, что они уже порядочно набрались.
Люсьен подошел к столу, поприветствовал всех и, сильно извиняясь, попросил разрешения похитить герцога на пару минут. Виконта чуть не усадили за стол, уже кто-то вручил ему кружку с вином. Люсьен им в угоду выпил за здоровье собравшихся и потянул за собой Луи.
Они вышли на улицу.
– Что-нибудь случилось, друг мой? – весело спросил герцог.
– Случилось, Луи. Вы всех докторов знаете. Мне нужен лучший врач по женской части.
Луи расхохотался:
– Вам? По женской части? Черт возьми, Люсьен, вы же трезвы, как стеклышко…
– Ну, не смейтесь, – смутился виконт, – врач нужен, разумеется, даме.
– Что-нибудь с сестрой? – посерьезнел Луи.
– Нет. Речь о Мари.
– Вот сразу бы и сказали, а то… а что с ней?
Люсьен что-то шепнул ему на ухо и добавил чуть громче:
– Ее камеристка мне сказала. Луи озадаченно почесал затылок.
– Не знаю, право, в такое время… ладно, пойдемте. Попробуем достать врача. Неужто так серьезно?
– Боюсь, что да.
Хмель как рукой сняло. Распрощавшись с приятелями, Луи вместе с Люсьеном устремился за врачом.
Через день, до полудня, когда Мари, еще не совсем оправившаяся, лежала в постели, ей доложили, что герцог де Сен-Шели просит позволения видеть ее. Посланника в это время не было дома, так что Мари отметила про себя ловкость герцога. Она велела впустить его. Через несколько мгновений поручик уверенно вошел в ее покои. Он с достоинством поклонился и устремил на нее прямой взгляд.
Мари показалась ему слишком бледной, но все же очаровательной. Ее распущенные волосы разметались по подушке, глаза подернуты легкой грустью. Она еще не успела пригласить гостя устроиться на стуле, как он, подойдя ближе и все так же глядя ей в лицо, тихо произнес:
– Ты прекрасна, моя дорогая, божественно прекрасна… – он уже склонился над ее рукой, потом неожиданно извлек из-за спины свежие бархатистые розы.
– Благодарю вас, сударь, – церемонно, но признательно отозвалась Мари и пригласила его сесть.
– Как ты себя чувствуешь? – незамедлительно спросил герцог.
– Гораздо лучше, сударь, и я обязана вам.
– Не преувеличивай, – сказал он, – благодари Люсьена. Это он искал меня ночью по всему городу, и то лишь потому, что сам не знал, к кому лучше обратиться.
– Все равно, и вы тоже потревожились, – настаивала она.
– Мари, дорогая, мне бы хотелось кое-что уяснить для себя…
– Что именно?
– Если бы на твоем месте была моя жена, я бы не удивился. Но ты… избавляться от ребенка своего мужа? Не поверю никогда.
Мари смущенно опустила ресницы. Легкий румянец выступил на ее щеках. Она не думала, что Луи так осведомлен.
– Обязана ли я отвечать вам, сударь? – сдержанно спросила она.
– Не обязана, радость моя, но лучше ответь, потому что я не отступлюсь.
– Хорошо, но только между нами; увы, я не имею сил возражать вам.
– И прекрасно.
– Мой муж не захотел этого ребенка.
– Что? – усмехнулся Луи. – Охотно верю, что он не захотел. Но, дорогая, обычно муж не хочет ребенка в том случае, если не уверен в своем отцовстве. Не думаю, чтобы у твоего так называемого супруга были причины тебя подозревать.
– Что вы хотите этим сказать? – растерянно проговорила Мари.
– Только то, что у тебя нет никакого мужа.
– Как вы можете? – вспыхнула она.
– Я не прав? – уверенно воскликнул он.
– Откуда, откуда вам все известно? – не выдержала Мари. – И зачем вы терзаете меня?
– Не бойся, милая, просто я наблюдателен, вот и сделал кое-какие выводы, и оказался прав. А теперь, когда ты призналась, расскажи мне о том, что стряслось тогда? Почему ты исчезла? Ведь я помню, как ты отвергла мое предложение, считала его неприличным. И что же? Вышло то же самое, если не хуже. Какого черта нужно проводить лучшие годы в обществе всяких посланников? Рассказывай, что с тобой было.
Мари, чрезвычайно смущенная, застыдилась и ответила:
– Что мне рассказывать вам, сударь, когда вы сами обо всем знаете? Да, в сущности, получилось так, как вы сказали. Но это же лучше, чем жить в веселом доме.
– Было бы лучше остаться со мной, – твердо сказал он.
– Я не могла остаться, – беспомощно пролепетала Мари.
– Почему? – не спрашивая позволения, герцог присел на край кровати.
– У меня были причины.
– Какие? – настаивал он.
– Я не могла оставаться, когда вы женились.
– Ну да, это же непорядочно, зато ублажать ревнивого деспота вполне прилично.
– Луи, я умоляю вас, не мучьте меня.
– Радость моя, как приятно, что ты назвала меня по имени, – просиял герцог, – бедняжка, я не собираюсь тебя мучить, я спасу тебя.
– Как понимать вас? – насторожилась Мари.
– Бедняжка, – повторил он и, погладив ее по волосам и щеке, продолжал: – ты совсем зачахла в неумелых руках. Разве способен твой посланник оценить сокровище, которым владеет? Я не допущу, чтобы прекрасный цветок увял раньше времени. Я знаю, что тебе нужно.
– Ради бога, что вы еще придумали? – испугалась она.
Луи лишь блаженно улыбнулся и, ласково поцеловав ее, сказал:
– Выздоравливай, душа моя, скоро мы увидимся.
– Нужно ли это? – отважилась спросить Мари.
Герцог внимательно посмотрел ей в лицо и совершенно чарующим голосом проговорил:
– Я верил, что ты вернешься. Я скучал по тебе.
– Думаю, у вас было немало утешений.
– Не утешений, а женщин, но это не имеет значения.
– Почему же? Для меня имеет…
– Ты не понимаешь, – сказал он.
– Чего именно? – удивилась Мари.
– Ты не понимаешь, что такое любовь.
– Нет, понимаю. И понимаю, как ее понимают мужчины.
– Неужто? – заинтересованно вопросил он.
– Это несложно. Вы соблазняетесь на смазливые личики, ножки, грудь и прочие околичности, и поэтому вам легко и просто порхать от одной возлюбленной к другой, оправдывая все природным влечением.
– Ну и что? – спокойно возразил герцог. – Я же и не утверждаю, что это любовь. Ах, Мари, что с тобой случилось? И я, видимо, виноват… Ну, стало быть, мне и надлежит исправить ошибки…
Когда он исчез за дверью, Мари еще долго волновалась, а на ее щеке, шее, губах горело прикосновение его руки и губ. Вернулись прежние терзания: рассудком она боялась встреч с Луи, понимая их несостоятельность для себя, а сердце ее горело жарким пламенем. Луи своим присутствием, своими речами, действиями волновал ее, затрагивая какие-то глубинные, неизвестные ей самой струны.
4. Carpe diem[9]
Мари приняла решение: ни в коем случае не позволить Луи осуществить его дерзкие планы. Так она себе говорила, так предполагала действовать.
С посланником она порвала отношения, но внешне ей приходилось еще делать вид, что она с ним. Мари надеялась лишь на скорую возможность отъезда.
В доме герцога уже знали, что Мари в Париже, знали, что она теперь видная дама, но женщины молчали. Только по некоторым осторожным взглядам можно было догадываться о любопытстве, сжигающем их. Леонора многозначительно усмехалась, когда нечаянно упоминалось в речи какое-нибудь посольство. Элен вдруг становилась замкнутой и пытливо поглядывала на Луи. Одна лишь Анна сохраняла видимое безразличие, сама же только и ждала появления новых сплетен. Но Луи не замечал ничего или не хотел замечать. Все его беспокойное существо устремилось к одной цели. А это значило, что силы удвоились, мысли бесконечно подпитывали стремление, и ничто уже не могло остановить зародившегося урагана. Мать это видела, и понимала, и боялась.
Как было обещано, они встретились.
Уже стемнело, когда прибежала служанка и взволнованно сообщила:
– Госпожа, к нам пришел офицер, помните, герцог де Сен-Шели? Он просит помощи.
– Помощи? – встревожилась Мари и поспешила в гостиную.
Луи, улыбаясь, подошел к ней и поцеловал руку. Мари тревожным взглядом окинула его фигуру, уж больно не вязалась непринужденная улыбка с просьбой о помощи. Она заметила, что плащ у него разодран и с волосами что-то не то.
– Что случилось, сударь? Чем я могу помочь? – без предисловий спросила Мари.
– О, пара пустяков. Твоя очаровательная Нини уже несет воду. Я буду очень признателен, если ты окажешь мне небольшую услугу. Видишь, я опять побывал в истории. Тут пожар неподалеку.
– Ах, да, я слышала. Вы присаживайтесь.
– Вот, я оттуда. Случайно там оказался и обжегся. Мог бы пойти домой, но далеко, думаю, надо перевязать.
– Показывайте ваш ожог сей же час, – потребовала Мари.
Удивленный ее строгим тоном, Луи продемонстрировал ей пострадавшую руку и очень обрадовался, что Мари не падает в обморок при виде раны.
– Правильно сделали, что зашли, это нужно срочно обработать. Нини, вода готова? Не забудь чистую материю. Извините, я пойду возьму мазь.
Уже колдуя над рукой герцога, Мари спросила:
– Как же вы умудрились обжечься? Вы тушили пожар? Да?
– Нет, но в доме побывал. Мне везет на приключения. Горящая доска упала.
– Боже милостивый…
– Еще секунда – и конец. Как все повалилось! Так что это пустяки, могло быть гораздо хуже.
– Наверное, вам очень больно, – сочувственно проговорила Мари.
– Ничего, заживет. Я ведь не знал, что ты теперь здесь живешь, зашел наобум.
Она опустила глаза, но ответила:
– Он уехал один. А я пока сняла эти комнаты. Хотите чего-нибудь выпить?
– Не откажусь.
– И на ужин оставайтесь, если, конечно, не слишком торопитесь.
– Так ведь и останусь, – лукаво отозвался он.
Луи любил поесть и ел много. Но, что замечательно, он никогда не торопился, не глотал пищу большими кусками. Думал ли он о своем здоровье? Вряд ли. Просто наслаждался каждым кусочком. И сейчас, сидя за столом в обществе Мари, он блаженствовал.
– Так хорошо, – повторил он уже второй раз и добавил: – Не люблю обедать на службе. Там вечно куда-то спешишь, никакого удовольствия…
Мари затаенно улыбнулась и заметила:
– Мне кажется, вы готовы искать удовольствие во всем.
– А как же? – обрадовался он. – По-моему, иначе жизнь – весьма тоскливая штука.
– Вы серьезно так думаете?
– Почти, – улыбался он.
– Что значит «почти»?
– Раньше я только так и думал. Теперь – почти. Что же делать, моя дорогая, если убрать удовольствия?
– Что-нибудь, ведь не все их получают постоянно. Да и смысл жизни, разве он в удовольствии?
– Нет, конечно. Но что остается нам, простым смертным? И что такое смысл жизни? Слова, только слова. Люсьена бы сюда, он эту мысль разовьет так, что и концов не найдешь. Ты мне лучше расскажи, что собираешься делать дальше.
– Не знаю, Луи, – сдержанно отвечала она, – пока не решила. Возможно, уеду обратно в Италию.
– И что до сих пор мешало уехать? – заинтересованно спросил он.
– Ничто не мешало. Не могу решиться на что-нибудь.
– Ясно, – точно отрезал герцог, и Мари после этого «ясно» уже нечего было добавить.
Он же, оставаясь серьезным и в то же время умиротворенно-довольным, просто предложил:
– Я бы мог снять для тебя дом или даже купить.
Мари поспешила отказаться:
– Благодарю вас, сударь, но я не нуждаюсь: у меня достаточно средств, чтобы жить в этом доме.
Луи наклонился в ее сторону и тише проговорил:
– Но деньги не вечные. Ты не имеешь доходов, разве что место посланника уже кто-нибудь занял.
Мари не смотрела ему в лицо, смущенно опустив ресницы, но ответила:
– Не шутите так, Луи. Если вас очень волнует, я успокою вас: никого нет, путь свободен, но между мной и вами не может быть никаких денег, я не хочу быть обязанной больше, чем теперь.
Луи посмотрел ей в глаза и ровно ответил:
– Ты не поняла меня, Мари. Я даю не в долг и не прошу тебя оплачивать мои старания. Боюсь, что кроме меня тебе никто этого не предложит. Неужели есть необходимость платить этим нудным старикам, зависеть от их чудачеств… мне ты ничего не должна. Воля твоя, но если понадобятся средства, смело обращайся ко мне.
– Благодарю вас, – совсем растерялась она, – я очень вам признательна, простите, если не так поняла… но деньги… нет.
– Мари, я никогда ни одну женщину не принуждаю уделять мне внимание, никогда. Ты ничем не обязана мне, и я ничего не прошу у тебя.
– Как же понимать ваши действия в то утро? – строго глядя на него, спросила Мари.
– Утро? – повторил он и загадочно улыбнулся. – Тебе это не понравилось?
Мари поняла, что краснеет, взволнованно поправила волосы.
– Ну же, будь искренней, – настаивал он. – Может, я оскорбил тебя? Обидел? Я готов принести свои извинения.
Она не могла найти нужных слов. Луи заключил:
– Так вот, радость моя, ни теперь, ни впредь я не позволю себе ничего такого, что было бы для тебя оскорбительным, а если что-нибудь не понравится, ведь ты же мне скажешь? Разве нет? Требовать, вынуждать – упаси Боже. Я настойчив, это правда, но я знаю границы, которые нельзя переступить. Остальное же – в твоей власти.
Мари в раздумье ответила:
– Не кажется ли вам, что обстоятельства теперь иные, что и вы, и я – уже не те, что были вчера. Не слишком ли прошлое тяготеет над вами?
Луи рассмеялся и бодро заявил:
– Прошлое? Ты меня удивляешь. Я, конечно, кое-что вспомнил, но, бог мой, думаю я только о том, что может быть сейчас, сегодня, теперь. Настоящее может оказаться прекраснее прошлого, не думаешь так?
– А вы оптимист, – наконец улыбнулась она.
– Со стороны виднее, – странно отозвался Луи и громче произнес: – Ну, мне пора идти. Ужин замечательный, вот так бы почаще. Поговорили на славу, надеюсь, не в последний раз.
Луи уже целовал ей руку. Мари только теперь ощутила, что не хочет лишаться его общества. Кажется, посидели совсем недолго, а часы показывают уже полдвенадцатого ночи.
– Извините, сударь, я должна была следить за временем. Дома вас, верно, ждут и волнуются.
– Мари, о чем ты? Я прихожу домой, когда хочу, и все это знают. Матушка, конечно, волнуется. Сейчас еще повязку заметит… ничего. А ты не скучай, скоро я появлюсь, если ты не против, – он остановил на ее лице заинтересованный взгляд.
Мари еще думала, как лучше сказать, а Луи спокойно погладил ее по щеке, провел пальцами по подбородку.
– Ведь ты не против, если я зайду как-нибудь?
– Я буду рада вам, – тихо ответила Мари, глядя ему в лицо.
Луи ушел, а она все не ложилась спать, да и когда легла, все не могла успокоиться. Он прав, прав тысячу раз: она не чувствовала себя оскорбленной в то утро, когда Луи дерзко поцеловал ее. Лишь успокаивая свою совесть, она говорила себе, что не позволит ему ничего, а делала все наоборот. Он не заставляет ее, хоть и дерзает, – и это правда. Зачем его винить, если она сама не способна дать отпор? Почему? Просто не хочет. Чего же она хочет? Мари не рискнула посмотреть правде в глаза. Дыханию в груди было тесно, глаза беспокойно смотрели в темноту. Каждая минута длилась вечность. То, что она чувствовала, не подчинялось разуму. Ей хотелось забыться, отрешиться от всех условий: от своего происхождения, от положения в обществе, от прошлого; не видеть и не знать ничего, кроме стремления собственной души. В этом свободном мире мечты она воображала себя рядом с Луи. Как было бы хорошо, если бы жизнь потекла по законам сна, когда возможны самые дерзкие помыслы! Но возвращается сознание, греза мгновенно исчезает, и остается неуютная и «топорная» действительность, точно клетка, из которой нет выхода. Ничего не остается, кроме как принимать ее и жить по ее же законам. Точно так же томится душа, когда приходит сознание того, что она и могла бы передвигаться свободно, однако же тело неизбежно удерживает ее, но… ведь до поры до времени…
Только утром Мари узнала от служанки, что Луи не случайно получил ожог. Он вошел в горящий дом и вынес оттуда девочку, дочь лавочника. Удивительно, как он вовремя успел, ведь как только выбежал из огня, полыхающие косяки и балки обвалились, так что Луи легко отделался. Служанка узнала все от соседской кухарки, которая видела собственными глазами, что творилось у горящего дома, а потом заметила, как Луи выходил из дома Мари.
* * *Буквально через неделю пришло приглашение на бал. Мари долго думала, принять ли его, так как решила, что его прислал герцог де Сен-Шели. Но ошиблась.
Накануне назначенного дня она получила вежливую записку и цветы от виконта д’Эперне, который учтиво просил разрешения сопровождать ее и прислать карету.
В первую минуту Мари грешным делом подумала, что Луи попросил друга о такой услуге. Но нет, зачем же так думать? Люсьен, конечно, лучший друг герцога, но вряд ли бесцеремонный Луи попросит его о помощи в делах сердечных, это было бы неуважительно, слишком неуважительно.
Мари, раздумывая о том, будет ли герцог на балу, решила принять приглашение виконта.
Люсьен не скрывал своей радости, когда увидел перед собой нарядную женщину, согласную провести этот вечер с ним. В карете они говорили мало, но от Мари не ускользнул ни один внимательный жест виконта, ни одна затаенно-радостная улыбка, невольно появлявшаяся на его губах. Откуда столь подчеркнутое внимание? Мари не могла сосредоточиться. Может, ее прошлое теперь понятно Люсьену, и он пользуется возможностью завязать отношения с дамой, которая кажется доступнее остальных, да и ответственности меньше? Она не хотела так думать о человеке, представлявшемся ей скромным и честным. Тогда что же? Она сама его интересует? Чем? В ее же голове непрестанно вертелись мысли о герцоге, ставшем для нее необъяснимым магнитом, волнующим, увлекающим куда-то, так что ей хотелось пойти за ним.
Мари давно привыкла к балам и всякого рода публичным развлечениям. Она сама была в некотором смысле развлечением и непременным украшением на всевозможных собраниях. Поэтому она держалась свободно. Придворные сплетники уже обсуждали ее появление в сопровождении виконта д’Эперне. Неужели молодой человек с безупречной репутацией взял на содержание недавнюю «супругу» итальянского посланника? Люсьен ровным счетом ничего не замечал и заботился о своей даме, впрочем, не сковывая ее действий и не заставляя уделять все внимание своей особе.
Герцог де Сен-Шели тоже оказался на этом балу. Он явился с женой и графиней де Лорм, а герцогиня Анна осталась дома, сославшись на головную боль.
Мари впервые за последнее время увидела герцога не в форме, да еще в обязательном по такому случаю парике. Луи выглядит так величественно, роскошно, что подойти к нему без трепета невозможно. И только люди, хорошо знающие герцога, заговаривают с ним легко, потому что на деле герцог прост и общителен.
Его шикарный наряд ничуть не заслоняет самого Луи. С первых слов вы уже не замечаете ни потрясающих туфель на высоких каблуках, ни великолепно сидящего камзола из очень дорогой и модной ткани, ни щегольских чулок с вышивкой, ни малочисленных, но безумно дорогих украшений, – всего этого, повторяем, вы уже не видите через пару минут разговора с герцогом. Вы видите его сияющие весельем глаза, не сходящую с лица чистосердечную улыбку; он словно окутывает вас неким доброжелательным облаком. От него исходит бесконечная энергия, светлая, заряжающая вас тем же весельем и радостью. Не заметить Луи было просто невозможно: вокруг него всегда царило оживленное веселье; красотки не спускали с него глаз.
Леонора первой заметила Мари и язвительно спросила у мужа: