Проблемная группа видит в докладе Д. Хукса повод ещё раз подчеркнуть значение диалектического метода в восстановлении официального статуса политической экономии как особой науки и учебной дисциплины в российской практике. Тем самым Проблемная группа ещё раз заявляет о недопустимости игнорирования диалектического метода, попыток возрождения политической экономии исключительно на методологических принципах неоклассики, имплицитно и эксплицитно, фактически и риторически отрицающей диалектику как научный метод, якобы не совместимый и противоречащий фундаментальным законам формальной логики. Генеральная линия такого отрицания связана с именами Е. Бём-Баверка, Й. Шумпетера, М. Блауга. Вокруг этой линии группируются все экономисты, в том числе отечественные, кто пользуется маржиналистской методологией анализа.

От имени квантовой теории Д. Хукс критикует теоретиков марксистской политической экономии за то, что они слабо и неактивно используют диалектические подходы в своих трудах и поэтому многое теряют в своих исследованиях. Думается, что это – справедливое суждение.

Сентябрь 2007 г.

III. О первом национальном проекте России[7]

(вступительное слово и заключение на заседании, посвященном обсуждению вопроса «Обеспечение расширенного воспроизводства в аграрном секторе российской экономики и социального развития села»)

Проблемная группа в конце октября 2006 г. приступила к рассмотрению воспроизводственных аспектов четырёх «национальных проектов России». На первом обсуждении совместно с Проблемной группой «Теоретические проблемы формирования национальной экономики» (руководитель – проф. В. М. Кульков) кафедры политической экономии и кафедрой аграрной экономики экономического факультета (зав. кафедрой – проф. С. В. Киселёв) обсуждались вопросы, связанные с развитием агропромышленного комплекса страны.

Известно, что выдвинутые в сентябре 2005 г. главой государства четыре «приоритетных национальных проекта» призваны, по замыслу, обеспечить в течение 1–3 лет прорывы в сферах образования, здравоохранения, в обеспечении населения доступным жильём, а также в развитии аграрно-промышленного комплекса (АПК) страны. Их цель – «повысить качество жизни», а для этого нужны «инвестиции в человека» (т. е. в то, что стали называть не совсем корректно «человеческим капиталом»).

Поскольку в научных журналах и СМИ встречаются разные оценки четырёх (а теперь, можно сказать, и пяти, с учетом демографической проблемы) «национальных проектов» в довольно широком диапазоне – от резко отрицательных суждений до самого настоящего пиара, есть все основания различать, не смешивать две стороны дела. Актуальность этих проектов вряд ли вызывает сомнения. Это вытекает из оценки, характеристики сегодняшнего реального положения дел. Другой вопрос – насколько эффективны намечаемые меры, достаточны ли выделяемые ресурсы, способны ли намеченные мероприятия устранить причины, вызвавшие крайнее неблагополучие в указанных областях, и т. д.

Что касается положения дел в аграрном секторе страны, то даже лидеры «перестройки» и «постперестройки» признают громадный спад сельского хозяйства, тупик в фермерском развитии, архаизацию сельского быта. Но не только поэтому Проблемная группа признала приоритет именно аграрного «национального проекта» (хотя в президентском перечне он стоит на четвёртом месте). По нашему мнению, аграрная тема объективно выдвигается в число фундаментальных, базисных по отношению ко всем другим, хотя между ними имеется взаимосвязь и взаимодействие. Аграрная экономика, аграрно-промышленный комплекс, да и село в принципе представляют в этой «четвёрке» материальное производство, причём его первичную стадию, непосредственно связывающую его и всё общество в целом с природой, землёй. Но именно здесь исходная основа и здоровья населения, и расцвета образования, и решения жилищного вопроса, и, наконец, роста народонаселения, качества и продолжительности жизни, расширения поля для занятости через освоение новых территорий, рекреационного развития сельской местности и т. п. Мы не должны забывать даже в эпоху наметившихся «постиндустриальных» тенденций великий завет В. Петти «Труд – отец богатства, земля – его мать»! Кроме того, история экономики России в значительной мере связана с развитием сельского хозяйства и судьбами занятого в нём крестьянского населения, широко применявшего коллективные формы обработки земли и знакомого с общинным образом жизни. Сегодня для России очень острой стала проблема продовольственной безопасности. И это – ключевой вопрос её экономической безопасности, которая в полном объёме на языке теории означала бы не что иное, как устойчивое обеспечение собственного национального простого и расширенного воспроизводства, производственного и личного потребления.

Как известно, до 1991 г. народное хозяйство СССР, хотя и понижало темпы развития, всё же не утрачивало положительного среднегодового темпа роста ни по валовому национальному продукту, ни по валовому (совокупному) общественному продукту, ни по национальному доходу. Только 1990 г. дал спад производства по всем этим показателям, а также по сельскому хозяйству на 2,9 % по сравнению с 1989 г. С этим годом связано начало трансформационного кризиса, ударившего и по сельскому хозяйству. Если в последнюю пятилетку среднегодовой темп роста российского сельскохозяйственного производства составил 2,2 %, то в 1991–1995 гг. он упал до минус 7,7 %. Отрицательный темп роста характеризует его динамику и в следующем пятилетии: –1,3 %, что свидетельствует о дальнейшем углублении экономического кризиса. Только в 2001–2004 гг. темпы получили положительное значение: +3,4 % (в 2004 г. +3,1 %).[8] Физический объем продукции российского сельского хозяйства до сих пор не достиг уровня 1990 г. (около 75 % в 2005 г.). Но главная потеря в вещественной части его производительных сил – разрушение основных фондов. В то время как коэффициент их выбытия оставался все эти годы (вплоть до 2004 г.) на уровне 3,3–3,1 %, коэффициент обновления упал с 7 % в 1990 г. до 0,8 % в 2004 г. Сельское хозяйство потеряло половину российского продовольственного рынка, уступив его импортным товарам. Говоря о причине спада промышленного производства, либерал-реформаторы указывают на невостребованность в новых условиях продукции военно-промышленного комплекса (ВПК) и ряда других производств, но в сельском хозяйстве нет ВПК и не было продукции, ненужной российскому потребителю. Главная причина такой катастрофы – в ломке прежних социально-производственных, экономических отношений в стране, в том числе в АПК, и особенно на селе. Приватизация государственной и кооперативной собственности в сельском хозяйстве привела к раздроблению и ликвидации многих крупных предприятий – совхозов и колхозов, агропромышленных объединений, мощнейших животноводческих комплексов, а вместе с ними рухнула и сельская «социалка». Стала складываться мелкая частнохозяйственная агроструктура «личных подворий», «крестьянских хозяйств».

В заключение можно предложить следующие тезисы.

1. Хотя удельный вес сельского хозяйства в российском ВВП за последние 17 лет сократился в три раза и составляет всего 5,5 % (что со всей очевидностью не является естественным результатом ни индустриализации, ни «постиндустриализации» экономики, поскольку они не осуществлялись), роль сельского хозяйства в воспроизводственном процессе страны неизмеримо выше как с экономической, так и социальной точек зрения. Проектируемая на экономическом факультете МГУ (кафедра политической экономии) модель российской экономической системы должна непременно включать аграрный компонент, разработанный, по возможности, с участием кафедры аграрной экономики.

2. Исходя из профиля и реальных возможностей кафедры политической экономии «ядро» аграрного компонента её модели российской экономики могла бы составить прогнозируемая структура аграрных производственных, экономических отношений, включая формы собственности на средства производства и продукцию, распределительные отношения, формы хозяйствования, роль государства в регулировании и поддержке сельскохозяйственного производства и т. д. К сожалению, анализ этой стороны «национального проекта» не получил достаточно развёрнутого выражения в состоявшемся обсуждении, хотя именно в ней находится ключ к формированию новой экономической системы. Одно из центральных мест могла бы составить теория земельной ренты и в целом ренты на природные ресурсы, учитывая богатейший опыт её разработки в мировой и отечественной, в том числе советской, экономической науке. В этой связи необходимо выработать определённую позицию, сопровождаемую серьёзной аргументацией, в отношении собственности на землю и природные ресурсы. Сильной составляющей в национальной традиции России было, как известно, непризнание частной собственности на землю («земля ничья, божья»), которая допущена Конституцией РФ 1993 г. Известно также, что теоретически доказаны (да и в практике ряда стран это осуществляется) возможность и полезность национализации земли в условиях рыночно-капиталистического хозяйства, приводящей к уничтожению абсолютной ренты и передаче государству дифференциальной ренты. В мире имеется богатый опыт использования также нефтяной ренты в общенациональных интересах.

3. Особо стоит вопрос об использовании кооперации сельхозпроизводителей. Только идеологией «делай всё наоборот» можно объяснить разрушение, по сути, в ходе российских реформ в 1990-х гг. кооперативной формы хозяйствования, давно известной и сегодня широко используемой в мировой практике. Кооперирование крестьян не противоречит условиям рыночной экономики. Сегодня в России объективная необходимость возрождает постановку вопроса о торговой кооперации для организации сбыта продукции мелких крестьянских хозяйств на городских рынках. Как и в начале 1920-х гг. в России речь может идти о различных формах кооперации – от простейших до производственного типа.

4. В прогнозируемой кафедрой политической экономии модели российской экономики можно не исключить и некоторую (по возможности) разработку с участием кафедры аграрной экономики организации системы так называемого агробизнеса, используя опыт развитых стран, где создана система не только обеспечения гарантированного сбыта продукции сельхозпроизводителей по заранее оговоренным ценам, но и организация снабжения их техникой и удобрениями, предоставления ежегодных агрономических и экономических рекомендаций по производству и т. д. Такой опыт нужно всемерно пропагандировать, а его использование (программу) включить в государственный аграрный «национальный проект».

5. Задача отражения аграрной проблематики вообще, и особенно российской, стоит не только перед научно-исследовательскими проектами, но и перед учебниками по экономической теории, политической экономии. Следует отметить, что если в «Экономикс» С. Фишера и др. аграрная тема вообще отсутствует, то в «Экономикс» К. Макконнелла и С. Брю она рассматривается в двух местах (11-е издание): 1) «Что такое земельная рента?» в гл. 31 «Ценообразование и использование ресурсов: рента, ссудный процент, прибыль» и 2) в гл. 35 «Сельское хозяйство: фермерская проблема». В последней даётся разбор конкретной ситуации в сельскохозяйственном секторе США с углублением в историю вопроса, анализируется «фермерская проблема», а также государственная политика в отношении сельского хозяйства с явным присутствием национального фактора.

К сожалению, в российских учебниках по экономической теории, микро – и макроэкономике подобный анализ отсутствует, как нет его в учебниках ни по переходной экономике, ни по национальной экономике. Думается, что во вновь разрабатываемых кафедральных курсах эта «традиция», отражающая общую ситуацию в России последних 17 лет, должна быть преодолена.

Апрель 2007 г.

IV. Время – не критерий актуальности науки

(доклад и заключительное слово на обсуждении темы «А. Смит в XXI в. – уроки для современной политической экономии и новой модели российской экономики»)

В конце 2006 г. исполнилось 230 лет выхода в свет шедевра мировой экономической науки – книги А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.). Проблемная группа с участием представителей других проблемных групп, кафедры истории народного хозяйства и экономических учений, а также сотрудников ряда московских вузов посвятила этому событию специальное заседание, вниманию участников которого были предложены следующие вопросы:

1. А. Смит как предшественник марксистской и неоклассической ветви экономической теории (вопросы истории и логики развития мировой экономической науки).

2. Методология и теория А. Смита в свете проблем системной композиции современной экономической теории и создания курса «Теория общественного богатства».

3. «Богатство народов» как источник теоретической разработки национальной модели российской экономики с растущей производительностью труда и развивающимся материальным производством.[9]

В конце 2006 г. фактически состоялся не один, а два смитовских юбилея: второй, не менее ценный для нас, прямо связанный с судьбой отечественной науки и со становлением российского экономического образования, напоминает о 200-летии завершения первого русского издания «Богатства народов», вышедшего в 1804–1806 гг. Нельзя не вспомнить и проведение в 1975 г. в МГУ Всесоюзной научной конференции, посвящённой 200-летию работы А. Смита. Возникает естественный вопрос, чем вызвано такое внимание к этому сочинению в условиях плановой экономики СССР, где не действовал стихийно-автоматический механизм свободной конкуренции, ценообразования, спроса и предложения – смитовский механизм «невидимой руки»? Почему, напротив, сегодня в России, да и в других странах, где господствует либерально-рыночная экономика, у начала идеологии которой стоял А. Смит, не придают особого значения и даже внимания очередному юбилею его главного труда? Не придают, хотя современная неоклассическая мысль считает его чуть ли не своим историческим и методологическим предшественником, а у российского отряда её приверженцев появился, казалось бы, повод для новой волны опровержения теории политической экономии социализма?

По моему мнению, на этот вопрос, как это и не удивительно, можно найти ответ уже у Дж. Милля – последнего из немарксистских представителей классической политической экономии (ещё до появления неоклассики как маржиналистской версии общей экономической теории). У Дж. Милля встречаются противоречивые высказывания в адрес наследия А. Смита. В предисловии к своим «Основаниям политической экономии» (первое издание – 1848 г., последнее прижизненное – 1871 г.) он пишет: «Книга „Богатство народов“ во многом устарела и в целом неудовлетворительна». Но чуть выше читаем иное: «Самая характерная особенность работы Адама Смита, особенность, больше всего выделяющая её из других равных ей или даже превосходящих её по уровню изложения общих принципов предмета, состоит в том, что она неизменно связывает теоретические положения с их практическим применением». А такое применение требует, по Дж. Миллю, обращения и к другим наукам «социальной философии», к которой он относит политическую экономию, использования их в её рамках. Никто, считает Дж. Милль, не поднялся до такого уровня связи «чистой» теории с её практическим приложением с использованием результатов других наук, вошедших в саму политическую экономию. После А. Смита в ней появились новые «теоретические представления», возникли и новые «современные социальные идеи», их по примеру А. Смита надо соединить.[10]

Такая же задача, думаю, стоит сегодня и перед экономикс (неоклассикой, неоклассическим синтезом и их разветвлениями), да и вообще перед современной общей экономической теорией, политической экономией. Во всяком случае критика, которая раздаётся не только в нашей литературе, но и на Западе в адрес экономикс, указывает на её отрыв от реалий национальных экономик, переходных экономик развивающихся стран, на чрезмерную математическую формализацию в ущерб содержательному раскрытию экономических явлений, абстрактность представленной общей теории. Даже звучащая в наши дни на Западе идея «ренессанса» политической экономии связывается с этой слабостью экономикс – с отрывом от экономической политики даже в США, её родовом гнезде. Неоклассика изначально против экономической политики государства и социальной составляющей не только как предмета экономической теории, но и против её обращения к этим общественным структурам, поскольку, как и А. Смит, неоклассика стоит на идеологических позициях невмешательства государства в экономическую жизнь, но в отличие от А. Смита закрывает себе путь к разработке практических приложений «чистой», абстрактной теории, на что указывал Дж. Милль.

Однако отличие неоклассики от концепции А. Смита состоит далеко не только в её риторическом стремлении обеспечить «чистоту» общей экономической теории, отделить её от практических приложений, в чём, напротив, видит достоинство смитовской точки зрения Дж. Милль: немалое различие пролегает между ними на «чистом поле» самой этой теории. Оно состоит в том, что А. Смит, во-первых, отрицает полезностный подход в понимании основы цены и развивает (хотя и непоследовательно) идею трудовой теории стоимости; во-вторых, разработал учение о производительном и непроизводительном труде, связав производительный труд с материальным производством; в-третьих, дал трактовку «природы и причин» богатства народов, указав на трудовые ресурсы общества и производительность труда; в-четвёртых, объяснил происхождение прибыли как вычет из труда рабочего, т. е. приблизился к теории прибавочной стоимости. По всем этим пунктам А. Смит, по выражению одного классика, как «великий идеолог передовой буржуазии» является непосредственным предшественником, а его идеи – источником марксистской политической экономии, развившей дальше А. Смита и Д. Рикардо трудовую теорию стоимости и создавшей теорию прибавочной стоимости. Понятно, что по всем этим пунктам А. Смит – теоретический оппонент неоклассики, неоклассического синтеза, экономикс. Но вместе с тем он и предшественник, и теоретический союзник последних и, прежде всего, с точки зрения ряда философско-методологических принципов. Главным открытием, достижением А. Смита, наследуемым неоклассическим направлением во всех его современных проявлениях и модификациях, так называемым «мейнстримом» современной экономической теории, является, как утверждает известный историк экономической мысли и методолог М. Блауг, «автоматический равновесный механизм конкурентного рынка». Но не только это. В основе методологии всей экономической системы А. Смита лежит идея вечности и неизменности экономических законов, проистекающих из самой природы человека – эгоиста, естественно преследующего личный интерес и сознательно стремящегося к личной выгоде. Этот «экономический человек» – образ частного товаропроизводителя. Отталкиваясь от природы индивида, склонного к «обмену», А. Смит восходит к обществу – «меновому обществу». В своей экономической системе («Богатство народов») он начинает исследование с разделения труда, а потом переходит к реальному обмену, но склонность к обмену предшествует разделению труда как некая философско-методологическая предпосылка, а разделение труда выступает лишь как средство для осуществления этой склонности. Именно такая парадигма стала впоследствии исходным пунктом постулирования главнейшего принципа неоклассического маржинализма – принципа «методологического индивидуализма» с его признанием «рациональности» принимаемых индивидом решений и их «максимилизации» в его поведении, хозяйственной деятельности. К сожалению, эта линия генетической связи неоклассики с А. Смитом не замечена ни в западной, ни в отечественной литературе.

Таким образом, по отношению к последовавшим основным направлениям развития общей экономической теории наследие А. Смита «раздваивается», определяя их отправные точки. И причина – в «раздвоении» самого А. Смита, поскольку он пользуется одновременно эзотерическим (анализ сущности явлений) и экзотерическим (анализ феноменологических связей) методами.

Второй вопрос нашей «повестки дня» – систематика современной экономической теории и теория национального богатства: место в ней политической экономии, соотношение политической экономии и теории национального (общественного) богатства. Создание таких учебных курсов требует разработки самой теории, выяснения её соотношения теории национального (общественного) богатства и политической экономии. Позиция А. Смита по этому вопросу выражена в самом названии его труда. Дж. Милль определял предмет политической экономии так: «Преподавание или исследование сущности богатства, законов его производства и распределения».[11] В понимании богатства Дж. Милль, как и А. Смит, стоял на точке зрения трудовой теории стоимости: «Все полезные (или приятные) вещи, которые обладают меновой стоимостью, за исключением тех, которые можно приобрести без затрат труда».[12] От классиков идёт традиция не включать неиспользуемые природные ресурсы («естественное богатство») в общественное богатство и трактовать его исключительно как результат производственной деятельности людей. Иногда общественное богатство отождествляют с национальным богатством. В «Курсе политической экономии» под ред. Н. А. Цаголова общественное богатство и естественные ресурсы подведены под общее понятие национального богатства. Дж. Милль категорически исключал из национального богатства «государственные ценные бумаги», указывая на содержащийся в них «распределительный элемент». К. Маркс относил все виды ценных бумаг, включая акции, к «фиктивному капиталу». Однако в современной западной статистике акции составляют крупную долю национального богатства стран, а повышение курса акций независимо от вызвавших его факторов расценивается как рост «капитализации» компаний, т. е. как рост их богатства. Российская же статистика исчисляет величину национального богатства только в составе основных фондов, включая незавершённое строительство, материальные оборотные средства и накопленное домашнее имущество (справочно).[13] Остаётся открытым вопрос о соотношении материального и нематериального богатства, интеллектуальной собственности, о возможности их интеграции в общем понятии национального богатства и т. д.

Как уже сказано выше, мейнстримовский экономикс демонстрирует отказ от А. Смита по ключевым вопросам политической экономии, ориентирует экономику на торговлю, финансово-кредитную деятельность, ростовщичество и спекуляцию, но не на развитие материального производства, не на рост производительность труда. «Экономикс» полагает, что всё сделает автоматический механизм рынка. А. Смит, исследовавший общие законы рыночно-капиталистического хозяйства, восхищался эффективностью его конкурентной системы, но тем не менее видел источники роста богатства народов не в этом механизме, а в трудовом потенциале населения, занятого в материальном производстве, в росте производительности его труда. Механизм – лишь средство, способное привести в движение трудовые ресурсы. Для российской экономики смитовская идеология в этой части крайне необходима. Принципиально важно переломить ультралиберальное мышление реформаторов, стоящих у руля экономической и социальной политики, обратить их внимание на действительные, а не мнимые источники экономического роста. Только ущербностью доминирующей идеологии можно объяснить, например, тот факт, что в российских статистических изданиях совершенно отсутствует информация о динамике производительности труда как в народнохозяйственном масштабе, так и на отраслевом уровне, в межотраслевых и международных сопоставлениях. Хотя в американских университетах, где, как известно, правит бал неоклассическая доктрина в тех или иных вариациях, статистические публикации содержат богатую информацию о производительности труда. Ведь именно на этом факторе основывается вся история экономического развития США. Уроки А. Смита весьма поучительны не только для XVIII в., но и для XXI в., не только для раннеиндустриальной, но и для постиндустриальной экономики.

В заключение можно отметить, что главный пункт, вокруг которого идёт «борьба за Смита» между марксистами и неоклассиками, – трудовая теория стоимости. Чтобы оторвать А. Смита от марксистов и теснее связать его наследие с неоклассиками, уже упоминавшийся известный историк и методолог М. Блауг в своей книге «Экономическая мысль в ретроспективе» стремится доказать, что у А. Смита фактически нет трудовой теории стоимости, что он и не пытался ее «сформулировать». М. Блауг приводит четыре аргумента в пользу такого вывода.

Во-первых, А. Смит-де относит связь стоимости с трудом как единственным фактором к далёкому прошлому. М. Блауг не хочет понять, что только в простом товарном хозяйстве такая связь наглядно обнаруживается в чистом виде, когда можно без помех понять происхождение, источник и природу субстанции стоимости. И раз товар и его стоимость сохраняются и при капитализме, то никуда не исчезают и их первородные черты. Добавляются новые экономические отношения и адекватные им формы, имеющие, конечно, свои причинные связи, например прибыль, но стоимостная природа прибыли в логически исходном пункте объясняется так же, как и стоимость вообще, т. е. стоимость в простом товарном хозяйстве. У А. Смита «работает» метод единства логического и исторического. Хотя признать его сознательным диалектиком нельзя, у него история исполняет роль методологического ключа познания современной ему действительности. Ведь и физиологию человеческого организма нередко изучают на живых организмах более низкой организации.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3