bannerbannerbanner
Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей
Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

Полная версия

Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2016
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

– Тебе неприятно? – спросила Лилька.

И снова стало Вовчику стыдно: странная смесь стыда и жалости. Непонятно, кого жаль: себя или хромую девчонку, которая никогда не сможет ни нырять, ни плавать как все нормальные люди.

– Не обращай внимания, он со всеми так, – сказала Лилька и присела рядом. Опустилась на мостки, подвернув ноги.

«Неприятно – это не про то, что руку на плечо положила. Не я её, она меня жалеет. За Мухтара на границе и силу в плавках. Фу, стыдобища, как у волка на морозе. Очень мне надо, чтоб жалели всякие хромоножки».

– Ты правда купаться не хочешь? – спросила Хромоножка.

– Да.

– Зачем тогда здесь торчать?

«Торчать? Это она в самую точку. Ловить нечего. И что-то не заметно особой жалости».

– А куда деваться? – буркнул он. – Куда здесь ходят вообще?

– Вечером можно в кино. Тебя же пригласила Олька?

И точно, пригласила. Как она говорила? «Вокзал для двоих. В летнем. Начало в восемь. Место тебе занять?» В кино придёт наверняка со своим челентано. Что я ей ответил? Мычал, как баран. Так бы и не вспомнил, когда б не хромоножка.

– До вечера ещё куча времени, – сказал Вовчик, с тоскою глядя на две головы, что на поверхности воды, точно мячики. – На реке тощища, а что здесь ещё есть, кроме неё?

– Тощища не на реке, а на пляже, – возразила Хромоножка. – На реке здорово, кроме неё тут есть лес.

– Знаю я такие леса. Посадка насквозь загаженная. Санаторий же.

– Ничего ты не знаешь. Никакая не посадка, настоящий лес. Заповедник. Ничего там не загажено, санаторские далеко в лес не ходят, потому что заблудиться недолго, а я…

– Что – ты?

Смотреть на сердитую Хромоножку Вовчику понравилось, симпатяга, и болтать с нею было легко.

– А я хожу. Я там дома.

Так и сказала. Не «я там как дома», а «я там дома».

– Раз ты там дома, зови в гости, – ляпнул Вовчик. Само собою как-то получилось.

– А пойдём, – пригласила Хромоножка, мигом оказавшись на ногах. Руку протянула, как будто не она хромонога, а Вовчик.

– Прямо сейчас?

– Не хочешь? Говорил, деваться некуда.

«А вот есть куда. Отец с ума будет сходить, куда я делся. Ничего, пусть», – подумал Вовчик и ответил.

– Хочу. Пойдём. Сейчас, оденусь только.

Он обнаружил, что может спокойно встать, не будучи при этом мишенью для глупых шуток, к тому же плавки на горячих досках почти высохли.

«Незаметно, чтоб Лилька хромала, – одеваясь подумал Вовчик. – Почему тогда хромоножка? В лесу она дома. Стрижена коротко, голова круглая, повадки кошачьи. Шея тонкая, лопатки торчат, глаза дикие. Кошка лесная. Кошка по имени Хромоножка. Может, поэтому прозвище? Да ну. Откуда тогда Игорь взял? Вид у него такой, как будто ни в жизнь, ни одной книжки. Может, Ольга выдумала? Кинуха шла по телеку, все смотрели. Фу-уф, наконец-то в штанах. На человека похож, а не на клоуна. Вовчик-братик. Хорошо, что Лилька не рыжая. И вообще…» Было Вовчику хорошо идти с Хромоножкой по сельской улочке. Взяла под руку без всякого смущения, будто не полчаса как познакомились, а с самого детства, и видно было – чихать ей, что глазеют бабульки. Ноль внимания на них. На небо поглядывала, но больше на Вовчика – искоса, и болтала как так и надо. Так и надо было Вовчику. Спросил же зачем-то про Игоря – получи: спортсмен, на два года старше, семнадцать ему, здесь на сборах в спортлагере, на том берегу. Гребец. Они тренируются ниже по течению, где русло шире и прямой участок. Байдарки и каноэ. Олька – местная, знает его не первый год.

Сказав про Ольгу, Лилька изучающе глянула, и тут же снова на небо, через плечо. Чего оглядывается? Вовчик проследил. Над рекою в июльской, подёрнутой молочными плёнками облаков синьке, как росчерк пера, большая чёрная птица.

– Скопа, – пояснила Хромоножка. – Сторож. За меня волнуется, куда это я и с кем.

Она помахала рукой, мол, всё в порядке.

– Всё равно ей оттуда не видно, – неуклюже отшутился Вовчик. Понятно, шутит Хромоножка, подсмеивается.

– Не ей, а ему. Ещё как видно, зрение у него прекрасное, рыбу оттуда видит в воде. Рыболов. Но ему сейчас не до меня, птенцы не оперились, надо их кормить и жену. Три клюва в гнезде, да ещё какие, десять рыб в день. Погоди, я ему скажу, что в лес иду и на реку не вернусь.

Серьёзно она говорила, без тени улыбки. Хотелось ей верить. Лжи Вовчик не любил, но разве это ложь? Фантазия. А может, и вправду там скопа-самец, у которого в гнезде двое голодных проглотов и жена. Если знать, что обыкновенно у скоп в гнезде двое и к началу июля они ещё не оперились, угадать просто, но… То-то, что но. Разглядеть на таком расстоянии птицу казалось Вовчику немыслимым, даже если знать, как выглядят самцы скопы. «Что она делает?» Хромоножка остановилась, раскинула руки, а потом сложила над головой домиком.

– Всё, – сказала. Снова взяла под руку и пошла рядом. Не хотел Вовчик, но оглянулся прежде чем свернуть куда вела – в переулок, к лесу. Не без удивления заметил:

– Улетел. Куда это он?

– За мост, к озёрам. Здесь ему ловить нечего, пляж. На километр вся рыба распугана.

– Десять рыб в день, – пробормотал Вовчик. – Бедняга.

– Да, нелегко. Старый он уже, пятнадцать лет. Точно как мне. Старичок мой, речной сторож. Погоди-ка.

Лилька запрыгала на одной ноге, скинула босоножку, потом другую. «Песок. Мелкий, белый. Ноги вязнут. Дурацкие вьетнамки по пяткам шлёпают», – думал Вовчик, но разуться не решился. – Шишки же повсюду. А ей хоть бы хны. Никакая не Хромоножка. Та была нарисованная и не умела врать. Эта настоящая и не хромает».

Совершенно естественно вела себя Лилия; разулась, как будто вернулась домой. Нисколько не удивился бы Вовчик, оставь она босоножки при входе под каким-нибудь деревом. Не оставила, несла, подцепив за ремешки одним пальцем. Куда-то вела. Вовчик заметил, что тропинка-то вовсе не тропинка, а промоина, выглаженное водой русло пересохшего ручья. Корявые корни сосен торчали из откосов справа и слева; которые живы – те ещё ничего, но высушенные добела напоминали кости. Мрачно как-то. Вовчик вздрогнул, за спиною захлопали крылья. Птицу разглядеть не успел.

Лилька фыркнула по-кошачьи, и со смехом:

– Принял дежурство. Не оставят они меня. Лесной сторож. Не обращай внимания.

Вовчик попробовал не обращать внимания, но ощущение, что кто-то следит – противная штука, так просто не отмахнёшься.

Лилька беззаботно трепалась про лесного сторожа, как будто про дальнего какого-нибудь надоедалу-родственника, Вовчик слушал вполуха. Хищная птица со смешным именем. У всех бывают родственники-надоедалы, хорошо если дальние. Тут ближних навязывают. Тетку ту хищную и с нею в нагрузку Юльку.

– Ты всегда такой… бука?

– Только сегодня.

– Специально для меня?

– Нет.

– Заговорила я тебя?

– Нет.

– Молчишь всё время. Что-то случилось у тебя? Сегодня.

Вовчик возмутиться хотел, что вовсе не молчит и ничего не случилось, но неожиданно для себя стал рассказывать про санаторий вместо моря и про то, что отец, как оказалось, лгун, не в автобусе познакомился с Татьяной, а точно – гораздо раньше, и уговорился с нею встретиться, за один стол усадил с деловой Юлечкой, которую собирается сделать сестрой. Лжёт постоянно, ничем не болен, а справку взял у врача, что нуждается в санаторном лечении, и всё для того, чтоб двадцать четыре дня проторчать в глуши, поближе к Татьяне. К ней ближе, не к сыну, а того сплавить куда-нибудь в бадминтон играть с Юлькой, которой нафиг это не надо, а нужно с кабаном в лодке, да ещё и подговаривает она, что дескать не видел. Шляпу нацепила, очки. Ложь, повсюду брехня, все врут.

– Понимаю, – сказала Хромоножка. – Не выношу вранья. Жалеешь, что приехал? Сюда.

Не по дну ручья идём, заметил Вовчик, тропинка вдоль склона. Давно вышли из промоины. Кусты по обе стороны. Малина? На измазанной соком ладони у Хромоножки капельки пузырчатых малиновых ягод. Жалею? Нет, с удивлением понял Вовчик.

– Теперь не жалею.

Одно удовольствие идти с нею рука об руку, наблюдая, как губами берёт с ладони одну за другой малиновые капли – изучать повадки правдивой лесной кошки.

– С отцом теперь в ссоре? – спросила она.

– Да так, чуть-чуть. Погрызлись. То ли ещё будет, когда вернусь.

«Может, он и не заметил. Хотя дверью я саданул крепко».

– Погрызлись? Зачем?

– Низачем. Потому что он мне врал.

– Может, просто не знал как сказать. Он не виноват. Думаешь, так легко?

– Не знаю. Поздно теперь думать, кто виноват. Когда вернусь – погрызёмся, точно тебе говорю.

– Не надо. Ни он, ни ты, никто не виноват. Это Эрида.

– Кто?

– Раздор. Чёрную собаку видел поблизости?

– Нет.

– Значит, не было ещё ссоры, раз не показывалась.

– Чёрная собака? Что за чепуха!

– Не чепуха. Её часто там видят. А вот зачем надо было санаторий строить на проклятом месте?

– Проклятом?

– Тут город был. Скифский. Его сожгли, и триста лет место было пусто, ничего не росло. Потом, гораздо позже, построили новый город, но долго он не выстоял. Где поселилась Эрида, там людям нечего делать, особенно если не знают, как быть с раздором. Теперь они санаторий построили, но Эрида их выкурит. Они же не знают, как заговорить чёрную собаку.

– А ты знаешь. Ну давай, заговори её. Чтоб я не грызся с отцом.

– А ты не хочешь?

«Получается, не хочу», – подумал Вовчик и помотал головой.

– Это уже половина дела. А вторая половина… – она помолчала и прочла на ходу, нараспев:

Не рычи Эрида, Нюкты дочь,Спрячь клыки и скройсяВ ночь, в ночь, в ночь.Споры и раздоры не пророчь.Ты – ничто, покойся.Прочь, прочь, прочь!

Теплая волна прошлась по затылку. Шею согрела, плечи. «А, это солнце, – сообразил Вовчик. – Когда успели выйти?»

Они вышли на опушку, к травянистой низине с одиноким, похожим на шарик деревом.

– Вот и всё, – проговорила Хромоножка. – Не будет у тебя с отцом ссоры.

Крупная тёмно-серая птица скрутила над лесною котловиною спираль, снизилась, исчезла в шарике кроны.

– А я бы хотела поссориться с папой, – сказала Хромоножка. – Чтобы потом помириться.

– Так и поссорься. Это нетрудно.

– Невозможно. С папой не получится, разве вот с мамой. Но с нею воевать не хочу.

«Она знает, как заговорить чёрную собаку, с нею невозможно поссориться, пока сама не захочет. Разве так бывает? Чтоб без грызни».

– Не хочешь?

– Не хочу. Нет. С мамой опасно.

«Я вот тоже не могу с мамой, – с горечью подумал Вовчик. – Зато очень скоро, кажется, буду воевать сколько захочу с Татьяной. Круглые сутки придётся читать заклинание. Надо бы выучить. Как там? Не рычи Эрида, чья-то дочь. Фигня всё это, детские сказки».

– Всё равно с отцом поцапаемся. Я ушёл на пляж, ему не сказал. Теперь, если прогуляю до самого фильма… Слушай, ты в кинуху собираешься? На «Вокзал для двоих».

– Не люблю я кино, но если с тобой – пойду. Попробую.

«Если с тобой – пойду», – повторил про себя Вовчик, ничего не нашёл умнее брякнуть, чем:

– Классно.

– Но мне бы домой попасть, а это не близко.

– Проводить?

– Не надо. Лучше сама тебя выведу обратно к лесной калитке, а то ещё заблудишься.

Вовчик оглянулся. Поляну со всех сторон обступили деревья.

«Откуда мы пришли? Не помню».

– Где это мы? – спросил он как можно небрежнее. – Далеко отсюда до санатория?

Хромоножка рассмеялась, снова взяв под руку, сказала:

– Не дальше, чем оттуда сюда. Если днём. Заячий овраг это. Пойдём.

Довела до самой лесной калитки, там отпустила, условившись встретиться без четверти восемь возле входа в летний кинотеатр, и тронулась в обратный путь. Вовчик провожал её взглядом, пока не исчезла за деревьями. Шла быстро, несуетливо, лёгким шагом человека, привыкшего к дальним переходам. Босоножки несла в руке. Куда она? Сказала «домой», но ведь возле Заячьего оврага, куда ходу столько же сколько и оттуда, говорила, что дом далеко. Местная? А выговор городской.

Вовчик брёл прихрамывая – ногу растёр, надо же! – к выстроенному на проклятом месте санаторскому домику. С отцом поговорить собирался, думал однако же не о том – переживал заново необычайное знакомство с необыкновенной… Язык не повернулся назвать Хромоножку девчонкой или ещё как-нибудь пренебрежительно. Удивительно: ни разговор с нею, ни она сама больше не казались ему странными.

IV

Я словно бы грезил наяву, как сторож присматривал за Вовчиком-братиком и беспечной девочкой. Ни остеречь их – глупые, что же вы делаете? – ни изменить что-либо. Не плавают люди против течения времени, как бы им того ни хотелось. Течение времени?

Я очнулся. Не годится дремать, я же рассказываю. Лишнего не сболтнул?

Лидка разнежилась. Слушая, улеглась на скамейку, голову пристроила у меня на коленях. «Нету лишнего, – одёрнул я вредного внутреннего цензора. – Лидке всё можно. Решил начистоту, не пяться, „всё“ значит всё. Безразлично мертвецам, о живых думай. Но не могу же я взять и выложить сразу, духу не хватит. Вечер уже. Странно. Что за притча со временем? Не задрыхли же мы оба!»

– Лидка, я тебя усыпил?

Не спала, глаза открыты, в них охваченное сосновыми лапами предвечернее небо.

– Даже не знаю, – потянувшись мурлыкнула. – Я как будто… Слушай, Люшка, кто тебе всё это рассказал? Про скопу-сторжа, про чёрную собаку. Вовчик?

«Того, кто всё это рассказывал, больше нет», – подумалось мне. Вслух ответил:

– Про скопу-сторожа Лилия многим рассказывала, историю про чёрную собаку тоже. К примеру, Ольге. Та, конечно же, растрепала Игорёхе и не только ему одному. Общительной была, даже чересчур.

– Вот дурочка!

– Оля?

– Нет, Хромоножка.

– Знаешь, Лидка, не трогала бы ты её!.. – начал я. Осёкся, продолжил тоном ниже:

– Думаю, так она пыталась выбраться из своего мирка в мир людей. Сделать это можно было двумя способами: пустить людей в мирок или расширить его так, чтоб в нём оказались люди.

– Вот я и говорю: дурочка. Нельзя пускать кого попало, это опасно. Натопчут, цветы оборвут, наплюют по углам. Мирку не выстоять.

– Чего не сделаешь с отчаяния. Хромоножка была отчаянным существом. Мир её, кстати сказать, оказался прочнее, чем можно было ожидать, – возразил я, а про себя додумал: «Она хотела, чтоб разросся до размеров большого мира. Не получилось. Жаль. Но ей-то уже всё равно».

– А вот не нужно было проверять на прочность.

– Время показало… – начал я, но отвлёкся.

Комар. Темнеет, поговорить спокойно кровопийцы нам больше не дадут.

– Кстати, о времени, – Лидка подняла голову. – Мне кажется, или ты собирался на обратном пути заскочить в магазин?

– Да! – спохватился я, хлопнув себя по лбу. – Поторопиться бы нам, раньше он до пяти работал.

Жена моя вставая сказала:

– Шишку набьёшь. Что за театральные жесты?

– Комар, – пояснил я, потирая лоб.

– Едят тебя?

– Ещё как. Это ты же у нас невкусная.

Странно даже, никогда Лидку комары не трогали, а я и дети вечно покусанные. Неудивительно, что воспряли кровопийцы, сыро, зябко. От реки тянет?

Лидка обмахивая меня, невразумительно бормотала под нос. Я расслышал: «Комаришка… злишка… над ушком… хлоп!»

Стишки такие: «Комаришка, зудка, злишка, не иметь тебе детишек, не пищать во тьме над ушком, кровушки не пить из душки, хлоп!» Откуда? Ну как же. Лидка Тёмке или Димке или обоим сразу пела, когда те ныли, что заедают комары и всё от них чешется. Просто смешные стишки. Но почему мне кажется…

Я тёр лоб, пытался поймать вёрткую, как комариха, мысль, но та не давалась.

– Что, ещё пристают? – спросила Лидка.

– Нет, – рассеянно ответил я, косясь на штырь, оставшийся от последнего в барбарисовой аллее фонаря. – Просто показалось. Дежавю.

– Это точно, что дежавю. Пойдём.

Она потащила меня прочь; вскоре нам пришлось сойти с аллеи, потому что кусты сначала превратили её в тропку, а после и вовсе задушили в объятиях.

– Лидка, мы там не пройдём, – напомнил я. – Ворота заварены.

– А, да. Совсем забыла. Это всё ты с твоими рассказами. Мне показалось… Как здорово, что ты меня сюда привёл! Видишь, не было ничего страшного.

«Это потому что тут и раньше не было особенно страшного. Самое нестрашное место. Раздор – чепуха, мелочи. А развалины здесь, потому что всё вообще развалилось, а не один санаторий. Почему развалилось? Не только из-за раздоров. Врать себе не надо было, вот почему».

– Ничего страшного, – говорила Лидка. – Ничего, что нет больше калитки, если нет и забора. Всё к лучшему. Ох, как мне хорошо!

О себе я такого сказать не мог. Стал накрапывать дождь, не зря днём лезла туча. Зябко. Река тянулась к лесу туманными щупальцами.

– Хорошо мне! – радовалась Лидка, ловя на ладонь дождевые капли. – Как будто в себя пришла после обморока. Теперь бы поесть.

– Хорошо, что хорошо, – буркнул я, ускорив шаг. – Но хорошо бы в магазин успеть.

«Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Трава на лугу мокрая, хорошо хоть выкошена».

– Да ладно тебе, есть же что поесть, я взяла, на вечер хватит и даже на утро.

– Хорошо бы плащи прикупить одноразовые. Дождь. А я-то хотел окунуться перед ужином. Обидно.

Я брюзжал, что вот ведь гадство какое, не было в прогнозе осадков. Лидка не обращала внимания, выглядела счастливой, вдыхая морось.

«Ей-то что. Плавать, как и всегда, не собирается. Тоже мне гидробиолог, одни бассейны на уме и аквариумы».

Упрёка Лидка не заслужила, не её вина, что гидробиологу, кандидату наук между прочим, приходится зарабатывать на жизнь, устраивая пруды, бассейны и аквариумы для тех, у кого есть деньги на подобную блажь. Самому мне грех жаловаться, в жизни бы не встретил жену, когда б её хобби не вошло в моду и не стало профессией.

Знакомые строители, с которыми в конце прошлого века общался в качестве технадзора и представителя заказчика, позвали меня однажды составить заключение для одного клиента – жирного (по определению моих знакомых). Неофициально пригласили, разумеется, просто как человека, о котором точно знали, что если скажу «нет технической возможности», значит её действительно нет. Сами они сомневались – все, кроме директора. Зяма по образованию повар, в строительстве понимал, как я в котлетах по-киевски. Съесть могу, но чтоб приготовить – это не ко мне. Зяме очень хотелось откусить от жирного клиента ещё кусочек, но подчинённые категорически сомневались и уговорили позвать эксперта. Понятно, почему сомневались.

Заказчику втемяшилось перегородить комнату аквариумом три на пять; какой-то сумасшедший дизайнер убедил его, что выглядеть будет круто, взял денег за разноцветные картинки и был таков. Заказчик как человек опытный понимал, что одних картинок для крутости мало, перетёр с пацанами и те подогнали ему грамотного аквариумиста, целого кандидата наук. Ну какой же аквариумист в здравом уме откажется от предложения забабахать аквариум три на пять метров и заселить его по собственному вкусу? Дело у клиента было уже на мази, оборудование заказано, обитатели тоже и даже корм для них; осталось свистнуть строителям, чтоб построили всё это вчера. Что тут строить-то? Стенки стеклянные, то-сё. За срочность, естественно, с хозяина причиталось, а как же, стройте только мухой, вы же строители – вам и карты в руки. Вот тут и начались непонятки. Оказалось, к аквариуму надо подвести воду, и не только подвести, потому что – странно, правда? – из-под крана не годится, надо её готовить, чтобы не пришлось опять тратить на покупку новых рыб дурные бабки. Систему придётся какую-то закрытую сделать с фильтром, чтоб воду не менять, а подливать только. Это ещё ладно, но как понять строителей, которые сомневаются, что такое можно построить? Лавэ же клиент даёт сколько надо. Чё непонятного? Какого ещё вам эксперта-шмексперта? Какое заключение? Вы на чё, блин, намекаете?

Они намекнули, что без меня никак. Мне трёхминутного осмотра хватило, чтоб установить: со мною тоже никак. Со мной или без меня, без разницы, никогда не будет построен аквариум поперёк комнаты на пятом этаже дома с деревянными перекрытиями.

– Не понял, – сказал заказчик.

– Восемь тонн одной воды.

– Откуда восемь тонн?

Хоть мне к тому времени исполнилось всего-то тридцать два, опыт прямого общения с заказчиками я уже имел, поэтому спокойно ответил:

– Оттуда, что восемь кубических метров.

На какое-то время свежесть мысли парализовала волю клиента. Он подсчитал на калькуляторе и был вынужден признать – таки восемь кубов, как ни крути – и с большим раздражением осведомился, не сомневаюсь ли я в его финансовых возможностях.

– Ну и чё, как восемь тонн? Воды что ль не хватит? А, так её ж всю готовить надо, аквари… умистка говорила. Да-а, попадалово. Ну, ты понимаешь, брат… как тебя? Понимаешь, Илюха, я ж своим напел: зафигачу на всю комнату аквариум. Ну, попал я, лады. Восемь так восемь. Скока денег тебе?

Я попробовал ему объяснить, что ни за какие деньги восемь тонн воды не станут висеть в воздухе, однако слова «несущая способность перекрытий» были для него пустым звуком, он решил, что я набиваю цену, и освирипел.

– Чё ты мне яйца крутишь?! – шипел он. – Нельзя?! Вон Зяма говорит, можно. А он строитель. Чё ты за хрен с бугра?! Чё ты мне тут втираешь: «нельзя»?! Ну и чё, как ты инженер?! Я таких инженеров на пупке вертел. Мне аквари… с-сука, не выговоришь, тёлка та, которая по рыбам, сказала – сделает, а ты…

Я попросил его позвать аквариумистку, которая взялась сотворить чудо. По звонку приехала Лидка. Скандал для неё закончилась относительно безболезненно только потому, что я влюбился по уши с первого взгляда и смог защитить. Когда разъярённый заказчик вопрошает: «Вы чё все, меня за дурака держите?!» – лучше смолчать, если врать не умеешь, но жена моя и молчать в таких случаях не считает возможным. Кончилось тем, что нас обоих он просто выгнал, надавил на Зяму – чтоб тот возвёл аквариум под собственную ответственность, а с рыбами решил разбираться сам. Зяме отвечать не пришлось, как-то вывернулся, до рыб дело всё равно не дошло, после первой попытки заполнить аквариум водой клиенту пришлось разбираться не с ними, а с жителями первых четырёх этажей разрушенного подъезда, и больше я про того клиента не слышал.

Выходит, если бы Лидке не вздумалось превратить хобби в бизнес, никогда нам не встретиться, поэтому я – не сразу, а постепенно – поменял отношение к декоративной аквариумистике и теперь не считаю её совершенно бесполезным занятием.

Пока размышлял над тем, какими чудом встретил Лидку, она привела меня к магазинчику. Был на старом месте, сохранился на диво – в том смысле, что как был остеклённым сараем, так им и остался, единственное улучшение, произведенное новыми хозяевами – место улыбчивого олимпийского мишки на входной двери занял кока-кольный Санта в санях, запряженных оленями. Рождественнский дед улыбался, олени скалили отбелённые зубы, а вот продавщица встретила нас в лучших традициях советской торговли:

– Закрываемся, – мрачно сообщила она.

– Без четверти, – возразил я, а Лидка побрела вдоль прилавка, знакомясь с товарным предложением. Нельзя сказать, чтоб не было выбора, но ассортимент специфический: в основном бухло и печенье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3