Полная версия
Люба-Любовь. Потомку о моей жизни
Теперь уже мы никогда не узнаем, что было в дневнике у Любочки. Она говорит, что ничего интересного там не было. В чём я несколько сомневаюсь. У Любочки, как раз, могли быть интересные наблюдения и мысли.
И этот снимок сделан в Мукачево.
Уже в седьмом классе Любочка как-то услышала, как её семилетний брат Володя рассказывает своим приятелям о том, что написано в её дневнике: с кем Любочка встречалась, что она о ком-то думает, какие чувства испытывает, и бог знает, что ещё было записано у девочки-подростка.
Любочка думает, что дневник нашла её мама и тайно читала его. Скорее всего, она оставила его на время на виду, а Володя раскрыл и прочитал.
Обнаружив это, Любочка немедленно уничтожила свой дневник и до 1982 года дневников не вела. Пока Рита Яковлевна Райт-Ковалева, с которой она была дружна в последние 22 года жизни Риты Райт, не подвигла её снова начать делать записи в дневнике:
– Любочка, это так просто. Придите домой и запишите: «Сегодня я была у Риты Райт».
Любочка так и сделала. Пришла домой и записала:
– Сегодня я была у Риты Райт.
У Любочки сегодня обширные и очень интересные дневниковые записи. Некоторые из них она ввела в свой компьютер, но пока не публикует. Другие ждут своей очереди.
И это она, уже повзрослевшая
Паспорт
В марте 1950 года, когда Любочка училась уже в 8 классе, ей исполнилось 16 лет, и она получила паспорт. Фотография для паспорта сохранилась.
О такой квартире можно только мечтать
Любочка рассказывала мне, какие красивые просторные коттеджи были в Мукачево. В таких коттеджах она не только не жила никогда в жизни, но раньше даже их и не видела.
Любочка (спрапва) с подругами. Все три отличницы.
Но и их квартира в доме, построенном чехами, была великолепна. Дом был трехэтажный. Снаружи были жалюзи от солнца. Любочка запомнила, что в ней было 8 окон и 11 дверей. Запомнила, потому что ей приходилось их мыть. Пол был паркетный. В ванну было два входа – из коридора и из спальни. Кроме того, был еще один туалет в коридоре и несколько кладовок. Была даже комната для прислуги. Из кухни был выход на балкон.
Последнее фото Любочки в Мукачево – 25 мая 1950 года незадолго до отъезда на Сахалин.
Семья Штернов два раза переезжала с квартиры на квартиру, и под конец своего пребывания в Закарпатье они поселились в большой и солнечной квартире, в доме, построенном чехами во время их короткого владения этими землями.
Берта Абрамовна, уезжая на Сахалин, покидала эту квартиру с большим сожалением.
– Подумаешь, квартира. Там тоже дадут, – сказал ей Николай Исаакович.
Любочка очень хотела взять с собой велосипед.
– Где ты там на Сахалине будешь ездить? По тайге, что ли? – спросил папа. Велосипед они перед отъездом продали, и больше у Любочки велосипеда не было, хотя в Южно-Сахалинске он бы пригодился.
Глава 2. Юность
Люба Штерн, стоит слева (1950). В комитете комсомола школы на Сахалине: обучение пионервожатых.
С запада на восток через всю страну
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода…
Михаил ТаничЛюбочка проучилась в девятом классе в Мукачево только месяц. В 1950 году Николая Исааковича перевели служить в пограничные войска на Сахалин. Но там граница была морская, и пограничники были моряками. На Николая Исааковича надели погоны, свидетельствующие, что он имеет отношение к морю, выдали морской китель и кортик, хотя его чин, по-прежнему, был не капитан третьего ранга, как у моряков, а майор. А звали его «капрангом».
Дорога от Мукачево до Сахалина была долгой и мучительной. Ехали на поезде до Владивостока, там ждали теплоход, и на красавце-теплоходе «Ломоносов» приплыли на остров. После Урала начали продавать кедровые орешки. Все их накупили и потом грызли всю оставшуюся дорогу. Проводник разрешил щелкать их прямо на пол и потом выметал груды шелухи. Орешки были вкусны, раньше Любочка их никогда не пробовала.
Запомнились тоннели. Когда проезжали тоннель, откладывали спичку, на втором коробке спичек сбились со счета. Поезд долго шел по самому берегу Байкала, часто останавливался, и люди высыпали из вагонов и любовались красотой этого удивительного озера.
Красавец-теплоход и само плавание по Японскому морю в октябре запомнилось Любочке на всю жизнь. Они плыли трое суток, и в первый же вечер закат солнца поразил Любочку своей красотой. И всем последующим закатам, и восходам она любовалась с самой первой минуты восхода, когда краешек солнца появлялся из воды и первые лучи вырывались из-за толщи вод, и до последней минуты заката, когда казалось, что огромный раскаленный шар садится в воду, и гас последний луч, уходя под воду.
Но не забыть Любочке и ожидания во Владивостоке, где толпы людей ожидали возможности сесть на какое-нибудь судно месяцами, писали письма во все инстанции и «лично товарищу Сталину».
Николаю Исааковичу, как майору-пограничнику, которому было необходимо прибыть на службу, и то пришлось десять дней ждать. А куда деваться, если нет пароходов.
Пароход, который, наконец, пришел, люди буквально осаждали. Для пассажиров на нем все грузовые трюмы были оборудованы спальными местами. Штернам достались места в твиндеке. Это задний грузовой трюм. Огромное помещение было забито людьми, лежащими на трехэтажных койках типа гамаков. В море качало, и многие пассажиры немедленно заболели морской болезнью и их вырывало тут же рядом, запах стоял невыносимый. Дышать в трюме было невозможно.
Берта Абрамовна всегда была чувствительна к качке, – даже в поезде и автомобиле ей становилось плохо и ее рвало. А тут рвота была непреходящей все трое суток, что они были на теплоходе. Любочку тоже рвало, но она все дневное время проводила на палубе. Свежий воздух обвевал ее, и было легче. Она глядела на океан и танцевала. Все же время от времени ее рвало, и тогда она склонялась над поручнями и крепко держалась за них, пока ее выворачивало наружу, прямо за борт. А потом снова танцевала.
Переезд занял целый месяц, так что Любочка начала учиться в 9-м классе только со второй четверти, сразу после ноябрьских праздников.
Чудесное исцеление в полнолуние
Во время нескончаемо длинной поездки с западной границы на восточную в жизни Любочки произошло одно чудесное событие.
О нем, как и обо всем остальном, я рассказываю с Любочкиных слов.
Когда я смотрю на Любочкины фотографии той поры, мне так и хочется сказать: не «Юная девушка» или «девочка», а другое, более подходящее слово – «девуленька». Такая у нее была ясная красота, такой ласковый доверчивый взгляд, такие от нее исходили волны чистоты и невинности, обаяния и нежности.
И вот у этого символа юной добродетели на правой руке – на тыльной стороне кисти и большом пальце многие годы красовались большие бородавки. Отнюдь не украшение для юной шестнадцатилетней девушки. Как и когда, а главное, почему они вдруг возникли? Или это было какое-то божье наказание?
– За что мне такое?! – думала Любочка!
Она стеснялась подавать руку, здороваясь с людьми, прятала руки за спину.
– А вдруг кто-нибудь захочет поцеловать ручку, – думала она, – и вдруг увидит эти безобразные бородавки!!
Было от чего переживать, если не отчаиваться.
И вот, по дороге на Сахалин в поезде одна женщина, увидев эти бородавки, сказала Любочке:
– От них можно легко избавиться. Пописай на них в полнолуние.
Конечно, с точки зрения здравого смысла верить в такие знахарские методы было глупо, а комсомолке, атеистке, какой она была в те далекие времена, даже стыдно. Но ведь никаких других способов избавиться от бородавок в природе не существовало. Поэтому в голове у Любочки эта мысль засела:
– А вдруг они исчезнут?
Через несколько дней, когда они плыли из Владивостока на Сахалин, как раз было полнолуние. И Любочка, сердясь на себя за проявление такого невежества, и не очень веря в чудо, но все же надеясь на него, пописала на руку при свете полной луны.
К ее глубокому удивлению, когда она взглянула через несколько дней на руку, бородавок там не было. На тех местах, где они сидели, остались только малозаметные следы. Это было чудо. Понимание того, что бородавок на руке больше нет, стало потрясением. Любочка была очень счастлива, но в то же время очень смущена тем, что стала, как ей показалось, невольной участницей какой-то мистификации. Даже вчера она рассказывала мне об этом с некоторым смущением.
Я эту историю впервые услышал от нее более 25 лет назад. По-моему, тогда она раздумывала, рассказать мне это или не рассказать. А вдруг я не поверю?
Оказывается, чудеса все-таки случаются в нашем мире.
В военном городке на окраине Южно-Сахалинска
Город Южно-Сахалинск в те времена был небольшим. От окраины до центра города, где была школа, идти пешком было полчаса. Двухэтажным тогда было всего одно здание в городе, все остальные дома были одноэтажными.
Южная часть Сахалина и Курильские острова были захвачены Японией в ходе Русско-японской войны в 1904 году. Они стали снова принадлежать Советскому Союзу лишь в 1945 году после победы над Японией. Семья Штернов приехала в Южный Сахалин, когда прошло только пять лет с окончания войны.
В южной части острова раньше жило много японцев и корейцев, но теперь уже японцев не было, да и корейцев жило немного, остались только дома-пагоды.
У города Южно-Сахалинска история небольшая. В 1882 году на месте, где сейчас находится город, было село Владимировка. Когда там появились японцы, они называли это селение Тоёхара.
Прошло уже 65 лет, но до сих пор Япония, с которой так и не заключен мирный договор по окончании войны, требует обратно Курильские острова, которые она считает захваченными у нее.
Семью Штернов поселили в военном городке на окраине города. Они не только не получили такой квартиры, как в Мукачево, они вообще не получили отдельной квартиры. Не было свободных квартир для офицеров в воинской части. Им предоставили маленькую комнатку, не больше 8 кв. м. Внизу под комнатой была прачечная, а в полу – щели, и все испарения проходили в жилую комнату, где порой и дышать было нечем.
Заниматься в такой комнате было трудно, и Любочка уходила делать уроки в офицерскую столовую. Молодые лейтенанты, выпускники училищ всегда были тут, как тут. Они садились напротив и, заглядывая в глаза, пытались заговаривать. Лучше всего было не отвечать. Любочка так и делала.
К Новому году жить стало легче – им дали отдельную квартиру в одноэтажном доме с отдельным входом. Хуже, конечно, чем в Мукачево, но лучше, чем было. Эта квартира тоже была на территории военного городка.
Школа, одноклассники и подруга
В школе на Сахалине Любочка училась два года – в девятом и десятом классах.
Вначале ее определили в 9-б класс. Она до сих пор вспоминает о ребятах и девочках этого класса с содроганием.
Мальчики с легкостью могли дать любой девочке пинка под зад, а девочки столь же легко могли дать такого же пинка мальчикам. Вот такие были «простецкие» отношения. Для Любочки это было совершенно неприемлемо. Она пристально глядела на мальчика, который только намеревался дать пинка не обязательно ей, но любой другой девочке, и под этим взглядом и мальчики, и девочки стеснялись это делать. Но стоило Любочке отвернуться, и эта «игра», которую правильней было бы назвать распущенностью, немедленно возобновлялась. За ее «чистоплюйство» Любочку осуждали.
Любочка приехала на Сахалин, будучи отличницей. Здесь же, пропустив первую четверть, попав в новый класс, не имея возможности полноценно заниматься дома, Любочка во вторую четверть нахватала троек. Иногда на уроках она начинала засыпать оттого, что дома могла готовиться только по ночам. А тут ее ещё, немедленно определили пионервожатой к младшеклассникам, и она отдавала им много времени.
Из военного городка в школу надо было идти минут 25—30. Этот путь Любочка проделывала вместе со своей подругой Инной Миниович, дочери папиного сослуживца, которая тоже жила в военном городке и училась в параллельном классе.
– Переходи к нам в класс, Любочка, – говорила ей Инна. – У нас в классе ничего такого нет. Нормальные ребята и нормальные девчонки. И Любочка решилась. Она пошла к директору и попросила перевести ее в 9-а класс.
– С какой это стати я должен тебя переводить? – спросил директор. – Все классы одинаковы.
Любочка не стала говорить ни о распущенности в классе, ни о плохом отношении к ней, а просто сказала:
– Я обещаю Вам, что тогда я буду учиться без троек.
С третьей четверти она уже училась в одном классе с Инной Миниович.
История с географией
Воспитательницей в классе была невысокая и неприметная сухонькая женщина, имя отчество которой Любочка не помнит. Относилась она к Любочке хорошо, и, видимо, умела создавать в классе уважительную рабочую атмосферу. Здесь в помине не было хамства и панибратства. И Любочка сразу выправилась.
Переход в другой класс совпал и с переездом в отдельную квартиру, появилась возможность нормально делать уроки, и в дневнике Любочки снова замелькали пятерки и четверки.
Вот только с двумя предметами она справиться не могла – с историей и географией. Как когда-то ботаника, эти два предмета были для Любочки непреодолимы.
Историчка Виктория Карловна
Историю преподавала Виктория Карловна, которая очень хорошо относилась к Любочке, но видела, что та еле высиживает у нее на уроках. Муж ее, Павел Ионович, был преподавателем литературы и тоже вел занятия у Любочки. Двое их детей часто оставались без присмотра.
– Поди, Любочка, посиди с ними, – частенько говаривала Виктория Карловна, – но к объяснению обязательно приходи.
Когда она начинала «объяснять», все сидели «раскрыв рты», так живо и захватывающе она рассказывала об исторических событиях. Все же годовая отметка по истории была только четверкой.
Полюбила Маяковского
Павел Ионович, преподаватель литературы, любил литературу и привил Любочке любовь к ней. Он умел преподнести литературу так, что весь класс сидел с горящими глазами и внимал ему, затаив дыхание. Хотя лирических стихотворений и поэм в школьной программе почти не было, Павел Ионович так рассказывал о поэзии и поэтах, что в глазах Любочки и сегодня они люди особой породы, особого видения. Рассказывая о Маяковском, он создал такой его образ, что Любочка полюбила Маяковского на всю жизнь. А когда впоследствии Любочка прочитала его «Облако в штанах», обрадовалась, что Маяковский оказался еще и великим лирическим поэтом.
Домашнее сочинение по Маяковскому получилось у Любочки на 12 страницах.
– Что ты все сидишь и пишешь? – сказал ей отец. Он оглядел разбросанные вокруг нее книжки, взятые в библиотеке, многочисленные закладки в книгах, записи на листках бумаги и в тетрадках. – Ты что, писательницей хочешь стать?
Не верилось тогда ему, что у Любочки будет замечательный слог, ясное и образное изложение мыслей. Ее газетные и журнальные статьи всегда вызывали восхищение и поток одобрительных отзывов. Она вполне могла бы стать и профессиональным писателем.
Танцы с постоянным партнером
В школе был кружок бальных танцев. Любочка обожала танцы, и в Мукачево танцевала фокстрот, танго, линду и другие западные танцы. Там это разрешалось.
На Сахалине все это танцевать было запрещено. Поэтому в школе разучивали па-де-па, па-де-патинер, мазурку, полонез и другие бальные танцы. В первый же свой приход в кружок Любочке повезло – постоянная партнерша одного из мальчиков – Юры Горшкова – в этот день отсутствовала, и он пригласил Любочку танцевать с ним.
– Девушка в красной кофточке, – услышала она к своему стыду голос преподавательницы танцев, – почему Вы держите руку кочергой? К несчастью, красная кофточка была именно на Любочке. Она стерпела, но на всю жизнь запомнила.
Видимо, Юре Горшкову понравилось, как танцует Любочка, потому что в следующий раз, несмотря на то, что его постоянная партнерша пришла на занятие, он предложил Любочке снова танцевать с ним. Так они и танцевали вместе до самого окончания школы.
Они договорились друг с другом, что, если кто-то из них захочет разок-другой потанцевать с каким-либо другим, партнер не будет этому препятствовать. Юре нравилась Инна Миниович, он вздыхал по ней, но танцевал с Любочкой. Любочке пока никто не нравился, и она ни по кому не вздыхала, но любила танцевать с Юрой. За короткий период, всего за год-полтора, они стали третьей по силе парой в школе.
Зная Любочку, я могу с уверенностью утверждать, что она танцевала самозабвенно, и была в эти минуты безмерно счастлива.
Концерт для родителей
Инна Миниович хотела быть педагогом и считала, что это ее призвание. Любочка же полагала, что у нее (не у Инны, а у Любы) недостает терпения заниматься с детьми. Она думала, что не должна заниматься этим профессионально:
– Если они будут плохо себя вести, я буду их убивать, – говорила Любочка.
Она ошибалась. Я не знаю, каким педагогом стала Инна, поступившая в педагогический институт, но вот то, что Любочка – Педагог и Учитель (с большой буквы) я имел возможность убедиться не раз и не два. У нее проявился потрясающий талант Педагога.
В те годы на Сахалине у Любочки уже закладывались основы педагогического опыта и мировоззрения —зимой Любочка в качестве пионервожатой нянчилась со своим пионерским отрядом младшеклассников, а летом они с Инной решили подготовить концерт с детьми военнослужащих. Обе возились с маленькими артистами, занимались с ними речью, дикцией, диалогами, песнями, разучивали сценки.
К концу лета подготовка была завершена. Здесь же в клубе состоялся отчетный концерт. Он имел бурный успех. Любочка и Инна тоже были довольны:
Получилось!
Вову привязали к кровати
Это тоже семья Штернов вскоре после приезда на Сахалин. Слева направо: Володя, Берта Абрамовна, Люба и Николай Исаакович
В клубе на территории воинской части по субботам и воскресеньям показывали фильмы. Сегодня тоже было три сеанса – в 6, 8 и 10 часов вечера. Любочка и Инна делали уроки, но к 10 часам освободились и решили пойти на последний сеанс.
– Я пойду с вами, – сказал Володя.
– Я не разрешаю, – сказала мама.
Ты еще маленький ходить на 10-часовой сеанс, – добавила Люба.
Володя по обыкновению стал канючить, стараясь вызвать жалость к себе. Первой не выдержала мама:
– Да возьмите вы его с собой, – сказала она. Ей было все равно, лишь бы Володя перестал канючить и не приставал к ней.
– Мама, это не педагогично, – сказала Люба. – Ты уже запретила ему идти в кино. Если один раз сказали нет, надо выдержать слово, а то в другой раз он будет знать, что он может снова выклянчить разрешение. Кроме того, нельзя маленьким идти на последний сеанс.
Мама, ничего не сказав, вышла из комнаты, а две подруги, не убедив ни в чем Володю и исчерпав свои педагогические возможности, прибегли к крайней мере: привязали бедного Володю полотенцем к спинке кровати, хотя он вырывался изо всех сил и рычал на них, как зверь.
Так и ушли в кино, оставив 10-летнего мальчика, привязанным к спинке кровати. Когда Любочка рассказывала мне этот эпизод, она несколько раз подчеркнула – «полотенцем». Понимаешь, не веревкой, не ремнем, а полотенцем. Привязать полотенцем все же, видимо, было с ее точки зрения более гуманно.
Да-а, призвание к педагогике не уберегает от сомнительных педагогических приемов, а впоследствии от поиска смягчающих обстоятельств.
Пурга под Новый 1952 год
На Сахалине зимой часто бывают бураны, снежные бури. Внезапно поднимается ветер и гонит колючую снежную пыль, сбивая с ног путника, застигнутого им, заставляя его пригибаться к земле, не давая ступить ни шагу. Теряя ориентировку, не понимая, в какую сторону ему надо идти, он становится жертвой этого бурана – пурги, как именуют ее местные жители.
30 декабря школьники, а вместе с ними Любочка Штерн и ее подруга Инна Миниович наряжали в школе елку, готовили школьный зал к встрече Нового 1952 года. Неожиданно поднялся ветер, – началась пурга. Сильный ветер со снегом быстро засыпал все дороги и намел сугробы. К ночи ветер стих, но идти домой в темноте по засыпанному снегом городу, а потом по пустырю между окраиной города и военным городком было бы тяжело и даже опасно. Девушки решили задержаться в школе до рассвета. Они позвонили домой к Миниовичам, у которых дома был телефон, и те зашли к Штернам и предупредили их.
Утром, когда рассвело, девочек взялись проводить домой двое юношей – Юра Горшков из 9а и еще один юноша, питавший некоторые надежды на Любочкину взаимность – Юра Садовников из 10-го, высокий юноша с артистической внешностью, о котором шла слава покорителя девичьих сердец. У Любочки он не вызывал никаких чувств, кроме легкой досады на его настойчивое внимание.
В те годы снегоуборочной техники в Советском Союзе не было вовсе, даже в таких городах, как Москва и Ленинград. Что уж тут говорить о Южно-Сахалинске. Улицы расчищались вручную и медленно. Юношам пришлось прокладывать дорогу в снежных сугробах, нанесенных вчерашней пургой. Это было непросто, – они были в ботинках, и снег набивался им под брюки. Девушки были в валенках, им было легче идти за юношами. Они старались ступать след в след, но снег все равно набивался через верх валенок, заполняя все щёлочки между валенками и чулками. Так вчетвером они и прокладывали путь домой. Дорога, которую они проходили обычно за полчаса, заняла минимум вдвое больше времени. Наконец, вся компания зашла в квартиру Штернов.
Все были дома, и Николай Исаакович, глядя на замерзших ребят, предложил им снять обувь и просушить ее, а самим принять для разогрева по «стопочке» водки. Он налил ребятам водки в стаканы, но наливая, чуть пролил ее на хлеб того юноши, который пытался ухаживать за Любочкой. Разумеется, не нарочно, просто дрогнула рука.
Любочка это видела и про себя отметила, что, наверное, это будет ужасно. Увидела, но промолчала. Закусывать водку хлебом, смоченным водкой – действительно, суровое испытание. Эти ребята были к водке непривычны. Они не умели пить водку залпом, а пили ее небольшими глотками. Немедленно взяв хлеб, они отправили его большими кусками в рот, чтобы перебить неприятные ощущения от водки. Хлеб, смоченный водкой, вызвал у Юры Садовникова непроизвольные рвотные спазмы. Он еле сдержал их. На глазах у него выступили слезы. Он закрыл лицо руками и побежал к туалету, который, к счастью, был в доме, а не на улице.
К слову сказать, после этого эпизода, к радости Любочки, его чувства к ней прошли. По крайней мере, он больше не оказывал ей нежелательных знаков внимания.
Весь день погода была великолепной, ярко светило солнце, ветра не было совсем, и к вечеру часов в пять Любочка приоделась и в полной готовности зашла за Инной, чтобы идти вместе в школу на новогодний вечер. Инна же еще не закончила прихорашиваться.
Пять домов, в одном из которых жили Миниовичи, стояли на отшибе на пустыре за военным городком параллельно его забору на довольно большом расстоянии от него. От домов к узкой калитке в заборе вела протоптанная тропинка, через которую и попадали в военный городок. Чтобы попасть в город, надо было пройти этот пустырь по тропинке, пересечь военный городок, а потом через другую калитку попасть на еще один пустырь между военным городком и улицами города.
Пока Инна занималась своим туалетом, поднялся ветер. Он задул со страшной силой, поднимая тучи снега.
Девушки не поверили сразу, что теперь им не дойти до школы, надели валенки и зимние пальто, чтобы идти на вечер. Мама Инны Миниович не хотела их пускать, умоляла не выходить из дома, даже поплакала, но девушки ее не послушались. А отца Инны дома не было, он, как и Николай Исаакович, дежурил в этот предновогодний вечер в части.
И вот 31 декабря часов в шесть вечера Любочка со своей подругой открыли дверь, и сделали несколько шагов по пустырю между домами и забором военного городка, чтобы попасть на тропинку. Но уже не было видно ни забора, ни калитки в нем, ни тропинки. Пурга была такой сильной, что Любочке показалось, что они остались одни в поле. Даже дома, из которого они только что вышли, совсем не было видно.
