Такая глупая любовь

– Я уверен, что это просто какой-то вирус. И еще знаете, в чем я уверен?

– В чем? – Маша не могла больше сдерживаться, усталость и напряжение сказались, и ее глаза наполнились слезами. – В том, что меня уволят еще до того, как стемнеет?

– Нет же, что вы, Машенька! – Роберт засмеялся, и его интеллигентное лицо словно озарилось внутренним светом. – Никто вас не уволит. А если даже и захотят, я постараюсь замолвить за вас словечко.

– Правда? – Неожиданно на душе потеплело. Он назвал ее Машенькой, или она, может быть, ослышалась? – Вы бы сделали это для меня?

– Конечно! Ведь я-то видел вашу работу. Вы все сможете восстановить, я уверен. У вас же есть дома копии?

– Нет. К сожалению, я не хотела тиражировать папки и путаться, вот и получилось… – Маша отвернулась и посмотрела вдаль, на плавящуюся от жары Москву. – Глупо, как же глупо.

– Эй! – Роберт взял Машу за плечи и развернул к себе. – Хватит предаваться отчаянию! У меня многое сохранилось, мне нужно только хорошенько покопаться в папках дома. А то, что пропало, мы восстановим с вами вместе, идет? А сейчас я пойду найду Бориса Яковлевича и поговорю с ним. О’кей? Ни о чем не волнуйтесь, ладно?

И Роберт ушел, оставив Машу на террасе, на горячем ветру, который трепал ее спутанные за долгое утро волосы. Она поверить не могла, что эта невозможная катастрофа неожиданно обернулась для нее шансом. Может ли это быть правдой? Сумеет ли даже такой важный человек, как Роберт, переубедить Щучку оставить Машу на работе?

Не важно!

Все равно он как Дон Кихот, как самый настоящий рыцарь в сияющих доспехах. Мужчина, который бросается на помощь женщине в затруднительном положении, – это такая редкость в наше время. И возможно – возможно – он станет вместе с ней восстанавливать утраченные файлы. А это значит, что их потеря – просто благословение божье, вот это что!

Маша вздрогнула, услышав звук открывшейся двери.

– Вы закончили? – спросила Жанна, процокав на своих десятисантиметровых шпильках к столику на террасе, где так и стояли нетронутыми чашечки с кофе. На одной из чашек, с капучино, даже осталось сердечко.

– Да, наверное, – кивнула Маша, и Жанна церемонно, с важным видом принялась прибираться. Маша выскользнула в двери и сбежала по лестнице вниз. Людей в офисе еще прибавилось. Около парочки дизайнеров сидели клиенты – по двое, семейные пары, они спорили друг с другом и шумели, листая каталоги. Мерно гудел копир, Павлик жевал пирожок и громко смеялся, а Людмила Михайловна что-то настойчиво ему твердила. Маша прошла мимо них в сторону серверной, когда вдруг услышала громкие голоса из-за дверей в мужскую уборную. Маша было пробежала мимо, но один из голосов принадлежал Щучке, и этот факт заставил Машу не только остановиться, но и прижаться к стене, чтобы не отсвечивать. Щучка кричал и оправдывался.

– Но мы же профессионалы! Мы знаем, на что реагирует клиент! Мы уже занимались подобными проектами.

– Мне плевать, Борька, чем ты там занимался и с кем. А также и на то, кому и сколько ты откатывал и кто сколько откатывал тебе. Я поручал тебе не это! – Маша замерла, даже дышать перестала. Голос принадлежал Дону Корлеоне, Гончарову. – На черта мне эта бельгийская экодеревня?

– Но почему нет? Это же самое модное. Мы всегда держим нос по ветру.

– Во-первых, именно поэтому! – Голос Гончарова звучал громко, но спокойно. – Модно – еще не значит, что понравится людям. Я как их заставлю жить в ваших летающих тарелках вместо домов? И потом, разве мы не обсуждали концепцию? Думаешь, мы просто так даем поселку название «Русское раздолье»?

– Люди все равно тянутся больше к тому, что видят за границей, – пробормотал Щучка.

– Это кто сказал? – переспросил Гончаров, и в этот раз в его голосе прозвучало бешенство. – Твой доморощенный Фрэнк Ллойд Райт? А я тебе так скажу: плевать мне на то, сколько у него наград и как он там видит вещи! Я знаю, как он видит вещи. Как ему удобно, он их видит.

– Не горячись, Коля. Не горячись. Мы все переделаем. Слышишь? Все равно возникла проблема с визуализацией.

– Мне не нужна визуализация этого евро-эко-клона, – голос Гончарова неожиданно начал приближаться к двери. Маша еле успела увернуться и скрыться за колонной, поддерживающей лестницу, как Гончаров вылетел из уборной, вытирая на ходу руки бумажным полотенцем. Маша буквально вжалась в стену, чтобы остаться незамеченной. Еще не хватало, чтобы после всего, что случилось, Дон Корлеоне подумал, что Маша подслушивала его разговор. Тем более что так оно и было. Но Гончаров был напряжен, сконцентрирован, аж пружинил при ходьбе и почти не хромал. В три шага он перемахнул через коридорчик и пошел к выходу. Маша выждала момент, пока и Щучка просеменил мимо нее, а затем выдохнула и потихонечку пошла к своему месту.

– Ну что? – Степка уже ждал Машу, рассевшись на ее стуле. Он копался в ее компьютере, пытаясь найти следы того цунами, что унесло из файловой системы целую папку, но все безуспешно. О происшедшем уже знал весь офис. Жанна делала вид, что ей эта история совершенно безразлична, хотя всем было очевидно, что Машина безалаберность ее совершенно не удивляет. Людмила Михайловна смотрела с сочувствием и принесла чаю. Павлик был самым бесчувственным. Он спросил напрямую, выкинул ли Машу Щучка.

– Пока не знаю, – ответила Маша всем сразу, и самое интересное, что она была в своем ответе совершенно искренней. Слишком многое произошло за короткое время. И этот разговор…

– Как не знаешь?! Человека либо увольняют, либо оставляют! – возмутился Павлик. – Вот у меня был случай. Когда меня уволили, а я не знал. И, как дурак, приехал на работу, а там уже другой охранник сидит, документы у меня требует. Потом оказалось, что они забыли мне позвонить. Забавно, что за это никого из отдела кадров не уволили. Ну не парадокс ли?

– Заткнешься ты, а? – гаркнул Степка.

– А чего такого? Я только хочу сказать, что раз не сказали, что уволили, это еще не значит, что ее оставили. В конце концов, она завалила целый проект.

– Умеешь ты поддержать, – разозлился Степа. – Маша, ты хочешь, я тебе открою дополнительный трафик? Игрушку поставлю?

– Давай-давай, пусть ее за раскладыванием пасьянса поймают, – кивнула Жанна.

– «ГТА» ей поставь, чтобы стресс сбрасывала, – предложил Павлик.

– А что такое эта ваша Гата? – спросила Людмила Михайловна. – Это как ферма?

– Ну, примерно, – рассмеялся Павлик. – Только с кабачками там о-очень плохо обращаются.

В этот момент к ним подошел Щучка, красный как рак и злой как черт. Он развел руки в стороны, улыбнулся одной из самых фирменных своих улыбочек и тихо произнес:

– Так, маемся дурью, да? Лясы точим? Интересненько всем, да?

– Борис Яковлевич, мы просто…

– Просто? Штрафов вы давно не выплачивали просто! Ну-ка быстро за работу!

– Конечно! – закивали все, а Машка с удивлением отметила, что Степка, до этого восседавший в самом центре их микрокосмоса, уже исчез, испарился. Он всегда умел это делать – растворяться при виде начальства. Удивительная способность, позволявшая ему сохранять лицо и положение в самых сложных ситуациях. Иногда Маше казалось, что Щучка вообще забывал о существовании такого сотрудника, как сисадмин. Степка был как тот суслик, которого не видно, но он все же есть.

– Кошкина!

– Я! – выкрикнула Маша и тут же похолодела от ужаса. Все-таки уволит?

– Иди за мной, – скомандовал Щучка и тут же отправился в сторону своего кабинета. Он явно имитировал уверенную и властную манеру Гончарова, но получалось это у него плохо. Чего-то не было у Бориса Яковлевича Щучки, чтобы двигаться, говорить и просто быть таким, как Гончаров. Сильным мира сего он не был, как ни пытался. Уже посреди лестницы он вдруг остановился и обернулся, словно проверяя, исполнила ли его приказ Маша Кошкина. От этого Маша налетела на него и чуть не упала.

Сильные мира сего не оборачиваются.

– Послушай, Кошкина, что это было? – спросил он, пристально изучая ее лицо холодными и злыми глазами. «Сейчас рванет!» – подумала Маша. Вот прямо сейчас он ее и выкинет, чтобы просто как-то сбросить стресс.

– Я не знаю. У меня даже не было времени проанализировать ситуацию. Нужно обязательно выяснить, – зачастила она.

– Я спрашиваю, какого хрена ты стерла все файлы? Ты с ума сошла? – рявкнул он, приподнявшись над столом. Сейчас он даже не улыбался.

– Я… я не стирала их, – пробормотала Маша, хотя и чувствовала, что ответ этот неправильный.

– Нет? А кто тогда? Пушкин? Или, думаешь, у нас барабашка завелся? Знаешь, Кошкина, я ведь не говорю, что ты сделала это осознанно. Да, я не думаю, Кошкина, что ты дура до такой степени.

– Спасибо, – прошептала она, хотя комплимент и был сомнительным.

– На здоровье. Нужно посмотреть, чем ты там в своем компьютере занималась, раз он завирусовался до такой степени. Я просто не знаю, что с тобой делать.

– Я все восстановлю. Я буду работать круглыми сутками, все выходные.

– Бла-бла-бла, думаешь, я хочу это все слышать? Я хотел, чтобы сегодня ты провела нормальную презентацию. Я доверился тебе, а ты подставила меня! Всю фирму подставила! Ты хоть это понимаешь?

– Да, понимаю, – кивнула Маша. Но она не понимала, кто подставил ее саму. Кто или что. Может быть, она никогда не узнает об этом. Но она-то ведь ничего не сделала для того, чтобы опозорить компанию! Поди докажи!

– Я хотел тебя уволить. Я прямо чувствую, что должен тебя уволить. Ты хоть понимаешь?

– Я понимаю.

– А как иначе? Такое не прощают. – Он развел руками, а потом подцепил серый платок и протер им вспотевший лоб.

– Я понимаю, – как попугай повторяла Маша.

– Но я не стану этого делать.

– Нет? – искренне удивилась Маша.

– Нет. – И тут Щучка улыбнулся. – За тебя заступились. Наверное, ты была в правильном платье. В любом случае к понедельнику проект должен быть переделан. Роберт согласился помочь, свяжись с ним, он ждет твоего звонка. И имей в виду, если что-то подобное снова произойдет, то я уже не стану слушать никого.

– Я понимаю! – почти выкрикнула Маша. – Спасибо.

– Это тебе не меня благодарить надо! – отмахнулся Щучка и отвернулся к телефонному аппарату, давая понять, что на этом его беседа с Машей Кошкиной окончена. Тогда девушка встала и, не переставая благодарить, попятилась к выходу. Она боялась даже повернуться спиной, чтобы не спугнуть удачу. Она не уволена, она будет работать с Робертом Левинским все выходные! Это же счастье, счастье! И она прекрасно знала, что именно его ей стоит за это поблагодарить. И даже примерно представляла, как именно.

Глава пятая

Трудности перевода

Родители долетели до Карловых Вар без приключений, о чем они не замедлили сообщить любимой доченьке, оставив соответствующее сообщение на автоответчике домашнего телефона. Оказывается, звук у Машиного мобильного телефона был целый день отключен, и сколько ни пыталась мама связаться с нею, этого ей не удалось. А теперь Маша стояла посреди пустой квартиры и испытывала мучительный стыд и жгучее чувство вины. А что, если бы что-то случилось?

Впрочем, не случилось же.

– Ну что, дочь, как там у тебя дела? – холодно спросила мама, когда Маша дозвонилась до них. Тоже, надо сказать, не с первого раза.

– Ничего, мам. У меня был просто чумовой день, я ушла с работы только в половине десятого, – пожаловалась Маша, надеясь, что мама оттает и простит ее.

– Ты сама ее себе выбирала, эту работу, – отрезала мама. Маша замолчала, не зная, как еще подлизаться к обиженной матери.

– Ну, а вы там как? Как санаторий? Красиво? Лечение начали?

– Отец твой ударил в грязь лицом, – сказала вдруг Татьяна Ивановна.

– Как? Почему? Что такое он сделал? – заволновалась Маша.

– Ничего. Просто он, видимо, верит в чудеса, потому что прямо с самолета поперся на процедуры. Теперь вот лежит, всю кровать запачкал мне. Эта их грязь лечебная – она отмывается плохо, так что твой отец и притащил все в постель. Придется просить, чтобы завтра все перестелили. А я только завтра начну.

– Что?

– Грязевые ванны, – добавила та удивленно. – Что ж еще?

– А как Сашка? – спросила Маша, удивив тем самым и маму, и саму себя.

– Только не говори, что ты по нему скучаешь. Я все боюсь, что вы однажды поубиваете друг друга. Если тебе действительно интересно…

– Ну конечно, интересно! – с преувеличенным энтузиазмом заявила Маша. – Я уже по вам скучаю.

– Ой, не надо врать! – фыркнула мама, но, кажется, немного оттаяла. Рассказала, как Саша по всему санаторию искал интернет. Как следопыт, с телефоном, который он нес перед собой впереди на вытянутых руках.

– Нашел? – рассмеялась Маша.

– А то! В лобби отеля. Теперь он оттуда и не выйдет. Ну и ладно. Пусть эти чехи на его «лизуне» поскальзываются. – И мама тоже рассмеялась. Маша с легким сердцем пожелала родне спокойной ночи и положила трубку. Затем глубоко вдохнула, закрыла глаза и прислушалась к тишине, которой никогда раньше не слышала.

Тишина была объемной, как фильмы в формате 3D. С улицы доносились звуки города. Машины сигналили, тормозили и трогались с места. Кто-то громко смеялся – в открытые окна смех залетал легко и оставался в стенах опустевшей кухни. Свет уличных фонарей заполнял темное пространство. Наконец-то в квартире стало прохладно. Ветер играл занавесками. Только раскрыв дверцу холодильника, Маша осознала, насколько она голодна – не ела целый день. Страх, паника и адреналин – прекрасное средство против аппетита, но теперь напряжение пережитого дня понемножечку отпускало, и естественные желания давали о себе знать.

Завтра она поедет к Роберту. В это невозможно поверить! Но это происходит на самом деле.

Маша долго стояла в кухне около открытой дверцы холодильника. Все время, прокручивая события прошедшего дня, она пыталась найти ошибку.

Весь этот безумный день в офисе ей было некогда подумать. Маша лихорадочно восстанавливала эскизы, заново сканировала рисунки, оставшиеся у нее в столе. Они не были стерты только по той причине, что были нарисованы акварелью или начерчены карандашами. Вот она – победа реального мира над цифровым. Дел было море. Поле непаханое. Авгиевы конюшни невычищенные. Вагон и маленькая тележка.

Маша суетилась, забыв о себе, и почти до самого конца рабочего дня ее голова была так загружена подготовкой материалов для последующих восстановительных работ, что она даже не успела задуматься о двух вопросах, которые мучили ее, выплывая из подсознания.

Как же все-таки вышло, что ее файлы стерты?

Степа так и не дал никакого ответа. Может быть, к понедельнику прояснится? А может быть, они не найдут ответ никогда. От этой мысли становилось как-то не по себе. Как тогда защититься от подобных вещей в будущем? Ведь ситуация-то патовая.

Надо быть осторожнее, недаром же теперь даже праздник такой есть – День защиты информации. Пароль ты когда в последний раз меняла? Маша-растеряша! С другой стороны, кому ее пароли сдались?

А если это вирус, то где и как она его хватанула? Учитывая тот факт, что никуда она особенно не лазила. Ну, фейсбуки разные ваши не считаются. Они-то уж, на минуточку, мировые сети и от вирусов защищены. Наверное.

Может быть, когда искала фильм на пиратском сайте… Ну да, было, было. Но она же его не качала, только ссылку домой перебросила. Хотя ведь и одного грехопадения хватило, чтобы разрушить весь Эдемский сад? По крайней мере, вылететь из него.

А если не вирус, тогда что? Человек? Бесчеловечный какой человек! Разве можно вот так – подойти и стереть чужую работу за несколько месяцев? Всего за сутки до совещания? Немыслимо, невозможно даже представить. Никто на такое не способен.

Тогда остается только один вариант – что файлы стерла она сама. Но если это действительно была она сама – тогда все плохо. Ведь это значит, что у нее началось раздвоение личности и что, хотя ее изначальная аутентичная личность свою работу любит и ценит, вторая личность, видимо, устала, хочет на море или в крайнем случае на грязи. И решила во что бы то ни стало работу потерять.

Второй вопрос – что делать с этим самоуверенным типом, Гончаровым, которому не понравилась идея Роберта. Это беспокоило Машу даже больше, потому что касалось Роберта и его чувств. А уж задеть его чувства – это было последним, чего хотела бы Маша.

Такие красивые домики, такой прекрасный проект. Но Гончаров опасен. Он способен на все что угодно, и Машин священный долг сейчас – защитить Роберта. Ради любви. Ради будущего… ей придется сказать Роберту о том, что ему надо переделать всю концепцию поселка.

И сказать так, чтобы после этого он бы Машу не прогнал, а… поцеловал.

Их первый поцелуй – она столько раз его представляла в самых сумасбродных подробностях. То Роберт спасает Машу из горящего дома, выносит на руках и от наплыва острых эмоций, понимая, что только что чуть ее не потерял, говорит ей:

– Я бы просто не смог дальше жить без тебя. Скажи мне «нет» сейчас, иначе потом будет поздно! – и тут же впивается в ее губы, не дав ей и секунды что-нибудь ему ответить. В других случаях Роберт ждал Машу около ее дома, сидел на ступеньках лестницы, ведущей в ее квартиру… Ну конечно, в их подъезде не было таких ступенек, на которых можно было бы вот так меланхолично сидеть и ждать девушку, чтобы признаться ей в любви. В мыслях Маши ее многоэтажка легко трансформировалась в нью-йоркские одноподъездные домики с высокими лестницами, обрамленными коваными перилами.

– Я был дураком, и я почти потерял тебя. Но я не отдам тебя другому, он может убираться к чертям собачьим! – говорил Роберт, продолжая сидеть. Уж почему он почти потерял ее – это Маша придумывала каждый раз по-разному. Но каждый раз она смотрела на него с грустью и обреченностью.

– Ты уже отдал меня.

– Значит, я отвоюю тебя обратно, – отвечал он решительно. – Может быть, ты предложишь мне чашечку кофе?

– Ты же не пьешь кофе, – удивлялась она. И тогда он вставал с лестницы, приближался к ней, брал ее за подбородок и нежно целовал в губы. Затем он смотрел прямо ей в глаза:

– Я пью его теперь, потому что он напоминает мне о тебе.

Реальность была куда лучше, чем все эти романтические сказки, которые так нравились Маше. В реальности Роберт заступился за нее, попросил Щучку не увольнять ее, пригласил к себе, обещал помочь. Реальность была восхитительной и пугающей одновременно, как головокружительный аттракцион в старом парке напротив их дома, куда она бегала в детстве.

Она просто обязана помочь Роберту. С этой мыслью Маша и заснула. С этой мыслью и с большим плюшевым медведем в обнимку. Обычно мишка «жил» на кресле, но ощущение полной свободы ближе к часу ночи вдруг перешло в ощущение одиночества. Квартира мерно тикала, поскрипывала и постукивала. Невероятно, сколько разных пугающих звуков она не слышала, когда рядом были родители. Отсюда и медведь. Какой-никакой, а все же живой и теплый. Ну, хотя бы мягкий и теплый. С ним было не так страшно засыпать.

Утром солнечный свет разрушил колдовство, и квартира снова стала родной и уютной. Да, завтрака не было, но это Машу никак не смущало, даже наоборот. Остаться без завтрака – это было почти революцией, тайным переворотом, бунтом против маминой власти. Жить без завтрака – это же просто прекрасно! Выбежать из дома, пролететь через мокрый от росы сонный Сокольнический парк, подбежать к метро, купить два кофе в бумажных чашках, ехать с ними в полупустом метро.

Суббота. Все люди проводят выходные с семьями и друзьями. Маша ехала на Сухаревскую, к Роберту. В его квартиру. В это же просто невозможно поверить.

И все же в ее записной книжке рукой самого Роберта был вписан адрес – даже этаж и номер кода его домофона. Он сказал ей, что большая часть материалов у него дома и что там им будет удобнее работать. А сам посмотрел на нее так, что по спине побежали мурашки.

Теперь Маша старательно продумывала, что именно будет говорить, какую манеру себя вести возьмет на вооружение. Непринужденность, профессионализм, но не чрезмерный, потому что надо помнить, кто из них двоих – настоящий профессионал. Все-таки они не могут существовать на равных. Никто не может существовать на равных с Робертом, и это всегда очень чувствовалось. Все, с кем общался Роберт, всегда отмечали, что он словно стоит на несколько ступенек выше. И хотя он совсем не задается, не воображает и не выпендривается, ощущение такое, что всем постоянно приходится задирать голову. Дотягиваться до его уровня во всем.

Кроме, пожалуй, этого похожего на хромого разбойника Гончарова. Вот он вел себя возмутительно и неуважительно по отношению к Роберту Левинскому. Подумаешь, заказчик. И вообще – хватит о нем думать.

Решено. Профессионально, уважительно, с намеком на большее. Так она и поведет себя. Именно поэтому она и надела значительно более скромное платье – сиреневое, с рукавами-фонариками на плечах и с юбочкой-колокольчиком. Скромно и женственно, вот как надо выглядеть, а не вызывающе. Не то что вчера. Ее белое платье не отметил только ленивый. Даже Степа отметил, а уж он обычно вообще не замечает, во что люди одеты. Если только они не голые.

Даже этот Дон Корлеоне заметил… К черту его.

Когда Маша подошла к двери одного из подъездов длинного девятиэтажного дома, ее сердце застучало с удвоенной силой, и пришлось остановиться, просто подышать несколько мгновений, чтобы привести чувства в порядок. Она сверилась с адресом в записной книжке, отметив еще раз, какой у Роберта красивый почерк. Буква к букве. По его почерку можно создавать шрифты. А что, это идея!

– Маша, это вы? – спросил Роберт в домофон. – Поднимайтесь на пятый этаж, я открою дверь. Проходите, раздевайтесь.

– Хорошо, – ответила она, но домофон к этому моменту, кажется, уже отключился. Видимо, Роберт был чем-то занят. Он всегда чем-то занят. Работает с утра до ночи. Интересно, что он имел в виду под этим «раздевайтесь»? Если Маша снимет хотя бы одну деталь своего туалета, она останется в одном белье.

Он имел в виду обувь, дура!

Дверь в нужную квартиру действительно была открыта, но самого Роберта за ней не было видно. Маша помедлила, чувствуя какую-то неловкость, но затем решительно тряхнула старательно уложенными в «непринужденный беспорядок» волосами. И сделала шаг вперед.

Мир Роберта Левинского… Она столько раз пыталась представить, каков он! И вот он перед нею. Самая обычная двухкомнатная квартира. Стены выкрашены в глубокий синий цвет, почти индиго. Местами краска облупилась. Интересно, он сам выбрал этот цвет? Маша больше представляла Роберта в других декорациях. Что-нибудь техногенное, с большим количеством стекла и металла. Необычное, но очень мужское. И постеры по стенам, почему-то с черно-белыми фотографиями мостов.

В квартире играла музыка – старые джазовые композиции. Около входа стояли, как солдаты, выстроенные в ровный ряд ботинки, сандалии, кроссовки, тапочки – одним словом, обувь. Так по-робертовски: аккуратно, педантично. Маша невольно улыбнулась. Ей вдруг представилось, как Роберт занимается этим: чистит свою обувь, расставляет ее по размерам, цветам и сезонам. Тапки к тапкам, кроссовки с кроссовками. Вся обувь выглядит так, словно ее почти не носили. Маше приходится каждый раз выкапывать свои босоножки из груды Сашкиных кед, а потом реанимировать с помощью бесцветного крема.

Все так по-другому! Другая жизнь.

Маша вздрогнула, представив себе на секунду, каково бы это было – жить здесь. Маленькая шалость простительна влюбленной девушке. Все девушки представляют себя в роли хозяек своих маленьких замков. В данном случае замок действительно был маловат. Особенно в масштабах Машиных фантазий.

– Маша? Вы чего тут стоите? – Роберт выглянул из комнаты и ободряюще улыбнулся. – Проходите в кухню.

– Я принесла вам кофе, – и она протянула один из двух бумажных стаканчиков, запоздало испугавшись, что кофе, наверное, давно уже остыл.

– Вот спасибо. – Роберт удивленно склонил голову и взял кофе из Машиных рук, слегка прикоснувшись к ее пальцам своими. Другой рукой он придерживал мобильный телефон, по которому, собственно, все еще вел разговор. Маша слушала его немецкую речь, шла за ним и думала о том, что зря она не уделяла внимания языкам. Роберт свободно говорил на английском и немецком, Маша знала это, но никогда не слышала, как звучит его голос на незнакомом языке. Очарованная, она присела на стульчик в совсем небольшой кухне. Для Золушки сорок второго размера. Даже Маше с ее сорок четвертым тут было слегка тесновато.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.