Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том I – Боец

Валбур снова ощутил холодное прикосновение мурашек. Он не знал слов этой песни и был немало поражен их странным сочетанием, совсем не походившим на те простые строки и рифмы, к которым привык с детства. Ему подумалось, что Фелла сама приложила к ним руку. Захотелось спросить об этом кого-нибудь, кто знал наверняка, но он не смел нарушить сосредоточенное внимание слушателей.

…Я помню день, я помню час,Когда за клином журавлинымВзлетел мой дух, и свет угас,И мрак растекся по долинам.Ночь заструилась шлейфом длинным.Не стало птиц, не стало нас…

– Как грустно! – вздохнула Дэлсин. – Но это одна из моих любимых песен. Она мне как будто что-то напоминает, чего никогда не было.

– Или то, что будет, – поддержал сестру Смирл.

– Вы сами её сочинили? – не выдержал Валбур и заглянул в широко открытые глаза под журавлиным разлетом темных бровей.

– Как вы догадались? – улыбнулась Фелла, накрывая все ещё дрожащие струны ладонью. – Вы много песен знаете?

– Случается, я тоже напеваю, – признался он, только сейчас замечая, что они за столом не одни. – Редко… плохо… совсем не так, как вы. Но этой песни я не слышал.

– Может быть, вы тоже нам споете? – обрадовалась Эша.

– Этим я бы выказал неуважение к хозяйке, – в легком ужасе возразил Валбур.

– Отчего же? – Фелла протянула ему линги. – Спойте. Вы выручите меня. Иначе они вынудят меня развлекать их весь вечер в одиночку.

Инструмент был слишком легким для него. Щипки торчали из специальной прорези в боку. Похоже, их никогда прежде не вынимали. Валбур извлек один и осторожно провел по струнам. Линги ответили послушным перезвоном.

– Я играю одной рукой, – словно извиняясь, предупредил Валбур.

Он снова посмотрел на Феллу и увидел на её губах улыбку. Она ждала. Они все ждали.

Лиадран ты моя Лиадран!Как же так нас с тобой разлучили?Кто погиб от полученных ран?Кони ржали, копытами били…

Валбур сам не понял, почему запел именно эту песнь. К веселому дню рождения она подходила ничуть не лучше, чем та, которую исполнила Фелла. Вероятно, настроение заразно. Правда, он попытался спеть её не как прощальную, а как героическую, на подъеме:

…Лиадран ты моя Лиадран!Мы оправимся скоро от ран.Нам откроются дальние дали,И утешатся наши печали…

Кое-что ему, видимо, удалось, потому что слушатели встретили последний долгий аккорд хлопаньем в ладоши, улыбками и просьбами продолжать. Валбур подмигнул Тому и затянул, осторожно постукивая в такт по гладкому боку лингов:

А я, бум-бум, иду, бум-бумИ песенку пою.О том, бум-бум, как тут, бум-бумСлагаю жизнь мою.И день, бум-бум, и ночь, бум-бум,Я не смыкаю глаз.Удар, бум-бум, второй, бум-бум,Слагаю я рассказ.

Сидевшие за столом уже дружно подпевали:

Топор, бум-бум, и нож, бум-бумПускаю смело в ход.Избу, бум-бум, забор, бум-бумСлагает мой народ.Направо – бум, налево – бум.Куда ни брошу взгляд,Растет, бум-бум, цветет, бум-бумСлагает стены град…

– Я тоже её знаю! – воскликнул Том. – И даже знаю, кто её сочинил!

– И кто же? – Пользуясь случаем, Валбур передал линги обратно Фелле.

– Мали-строитель!

– Мали-силач, – поправил Буллон.

– Ну да, а также борец и прочее, и прочее, – подхватил Биртон. – Некоторые до сих пор исповедуют его культ.

– Не вижу в этом ничего странного, – заметила Дэлсин. – Он многое умел и многому научил наших предков. Особенно строителей.

– Думаешь, такой Мали существовал на самом деле? – спросила Фелла, засовывая щипок обратно и поглаживая притихшие струны.

– А почему бы и нет?

– Он был великаном, – ответил за сестру Том. – У него была почти черная кожа. Он никогда не мылся. А волосы у него были как шерсть у барашков – кучерявые.

Дэлсин пожала плечами.

– О героях принято судить по поступкам, а не по внешнему виду.

– Времена героев прошли, – сказала Эша, переглядываясь с Феллой.

– Говорят, какой-то герой объявился перед самой зимой в Пограничье, – напомнил Пент.

– Ты про того, который на глазах у всего туна будто бы один разогнал полчища дикарей? – переспросил брата Смирл.

– Если он такой герой, то почему никто про него ничего не знает? – покачала головой Эша. – Настоящие герои не бегают от славы и не боятся её.

Валбур посмотрел на Биртона. Тот понимающе улыбнулся.

В дверь громко постучали. Явно не рукой, а чем-то твердым.

– Именем замка, откройте! – крикнули с улицы.

Все озадаченно переглянулись.

– Это ещё что? – Буллон встал из-за стола и перешагнул через лавку. Эша ухватила мужа за рукав. – Погоди, тут какая-то ошибка. Надо выяснить. Я наших знаю.

Он вышел в сени.

Том, почувствовав неладное, сполз под стол и затаился.

Фелла машинально перебирала струны и тихо что-то напевала, давая понять, что стук в дверь – не более чем досадное недоразумение.

Дэлсин ещё больше побледнела, хотя до сих пор это казалось невозможным. Когда из сеней раздался стук не одной, а нескольких пар кованых сапог, мужчины невольно поднялись.

Первым вошел Буллон. Вид он имел смущенный. Следом за ним по очереди прошли трое виггеров в сверкающих доспехах и выжидательно замерли посреди комнаты. Четвертым был их начальник, затянутый в кожаные латы. На правой стороне груди красовалась вышивка в виде перевернутого лепестка, который означал определенный чин. Какой именно, Валбур понятия не имел. Тем более что сейчас его больше занимала сутулая фигура того самого фра’нимана, которого он недавно имел удовольствие поколотить. Улмар, или как его уж там звали, прятался за спиной начальника и смотрел на присутствующих затравленным зверем. Половину его недовольной физиономии заливал пунцовый синяк. Увидев Валбура, который и не думал скрываться, он указал на него пальцем.

– Вот этот! Он на меня напал.

– Именем замка, ты арестован, – отчеканил начальник и сделал жест своим людям, которые исполнительно шагнули вперед и цепко схватили Валбура за руки.

Он не стал их стряхивать, не стал чинить новых безпорядков20, просто стоял и осознавал, что, очень может быть, видит Феллу в последний раз.

– Что все это значит? – первым нашелся Биртон. Остальные эдели совершенно не знали Валбура и потому справедливо сочли за благо промолчать – мало ли что. – По какому праву вы врываетесь в чужой дом и хватаете этого человека?

– Поступила жалоба, – ответил человек в коже. – Нападение на служителя замка. Есть свидетели.

– Они все врут! – послышался отчаянный крик из-под стола, и, опережая волну скатерти, наружу выбрался Том. – Это он на меня напал. А керл Валбур меня защитил. Пустите его!

Улмар состроил ехидную гримасу. И поморщился от боли.

Валбур заметил, как Дэлсин покосилась на братьев, и те подались вперед.

– Я вижу, здесь собрались приличные люди, – остановила их поднятая рука начальника. – Не думаю, что кто-нибудь из вас захочет помешать правосудию. Тем более что если в результате разбирательства выяснится, что ваш друг невиновен, никто насильно его удерживать не станет. – Он оглянулся на Буллона и понимающе кивнул. – Мы просто делаем свое дело.

– Лучше бы вы делали свое дело, когда этот фра’ниман обобрал меня на улице, – вырвалось у Феллы.

– Вот как? В самом деле? Вы обращались с ходатайством в замок по этому поводу?

– Она не обращалась, – прошамкал Улмар. Похоже, удар получился на славу, и теперь у него не хватало некоторых зубов. – Потому что ничего подобного не было. Она хотела избежать положенной оплаты.

Биртон успел схватить за плечи Тома, который чуть было ни набросился на лжеца.

– Он врёт! Врё… – Ладонь эделя закрыла кричащий рот.

– Мы разберёмся, – тихо сказал Биртон, но так, что Валбур тоже его услышал.

Его повели вон из комнаты, в сени. Улмар выскользнул на улицу первым и сразу где-то растворился. Крепкие руки стражей разжались, позволив накинуть верхнюю одежду.

– Я сам, – буркнул Валбур и пошел следом за деловито застегивающим на голове шлем начальником.

Как им не холодно ходить в такую стужу в этих железках, думал он, пока его вели неизвестно куда между погруженными во мрак и сон избами. Говорят, в прежние временя зимы не такими морозными были. Видать, с тех пор у них так и осталось заведено. Хотя, может, этим увальням и застужать-то нечего…

Последние слова Биртона и особенно поступок Феллы вселяли в него некоторую надежду. Хотя по большому счету удивляться не приходилось. День ведь не задался с самого утра. И про возможный приход виггеров он думал весь вечер после того, когда Том рассказал ему, с кем они связались. Фра’ниманы известны своей настойчивостью и обидчивостью. Далеко не все они подлецы, но этот Улмар отнюдь не исключенье. У них в туне ходили разные байки на этот счет. До сих пор ни один фра’ниман к ним воплоти не захаживал, однако после смены власти в замке, когда её захватили богатые торгаши, люди стали поговаривать, что того и гляди и в их края нагрянут за гафолом21. А за что им платить? Фолдиты у замка ничего не занимали, жили своем хозяйством, если что покупали, то на свои кровные, а брать в долг, как то теперь становится принято в Вайла’туне, считалось позорным. Да и было бы у кого брать: вокруг все такие же, как ты сам – в трудах да недоле.

– Куда идём, мужики? – спросил он темноту.

– Скоро увидишь.

– Нехорошо получилось: прям с гостей меня увели. Не по-людски.

– Не наше дело, – отрезал идущий впереди. – Нам велено – мы делаем.

– Хорошо, когда думать не надо, – усмехнулся Валбур.

– Язык-то попридержал бы! В такую ночь и оступиться можно. Потом чего-нибудь не досчитаешься.

– Доходчиво. Молчу.

Если бы такие виггеры наведались к ним в тун, живым бы им оттуда не выйти. Фолдиты только с виду казались покорными и на всё согласными. Просто они понимали, что всегда лучше выждать, чем переть на рожон. Но никаких покушений на свою свободу не прощали. Упреки и наказания принимали исключительно от себе подобных, не уважая мнения пришлых и поставленных выше их не по заслугам, а по произволу. Как эдели наверняка подсмеивались над внешней простоватостью фолдитов, так и те в свою очередь собирали разные шутки и прибаутки о них, купивших себе титул за деньги и кичащихся им больше, чем делами отцов и собственными заслугами. Но до туна сейчас было недосягаемо далеко, так что оставалось ждать и надеяться.

Они прошли той же дорогой, какой Валбур попал сюда, миновали таверну «У Старого замка», легко узнаваемую даже ночью своей простреленной вывеской, свернули несколько раз вправо, влево, прошли через неожиданно возникшую между домами брешь вроде площади, и, наконец, остановились перед отдельно стоящей избой, отличной от остальных изб отсутствием изгороди и вытянутой в длину формой. Обычно такими строили подсобные сараи, но их строили из досок, а здесь были тщательно подогнанные толстые бревна, придававшие дому ощущение надежности и прочности.

Каркер22, понял Валбур, хотя никогда раньше таких изб не видел. О них ему рассказывал Йорл, правда, по его словам, «каркерами» назывались надвратные домики в Стреляной Стене, куда в прежние времена засаживали на некоторое время редких нарушителей порядков или злостных неплательщиков гафола. Теперь для этих целей никаких надвратных домиков не хватало. Приходилось строить специальные места, перед входом в одно из которых он сейчас остановился, спокойно ожидая, что будет дальше.

А дальше его решительно подтолкнули внутрь, и он оказался в длинном, дурно пахнущем коридоре, все пространство которого освещалось всего двумя факелами – в начале и в конце. По обе стороны в коридор выходили обитые железом низкие двери с вырезанными на уровне живота окошками, запертыми снаружи на ржавые задвижки. Несмотря на поздний час, за дверьми кто-то шебаршился, а из-за некоторых доносились довольно громкие разговоры, сопровождавшиеся обиженными возгласами и руганью.

Навстречу гостям из ближайшей к входу комнаты с распахнутой настежь дверью вышел, позевывая, угрюмого вида детина, выпрямился, смерил Валбура оценивающим взглядом и уставился на начальника.

– Заселяй, – сказал тот. – А то ты тут, смотрю, совсем заскучал.

– За что взяли? – без интереса уточнил сторож.

– Драку учинил. Человека обидел.

– Буйный, значит? – Сторож широко зевнул и оскалился. – Таких у меня нынче большинство.

– Пусть поживет пока.

– Как прикажете.

Они пошли по коридору.

Валбур почувствовал опасность. «Поживет пока» должно было, наверное, означать, за какую дверь его сейчас определят: где никого нет, где сидит какой-нибудь замухрышка или в кампанию серьезных мужиков вроде утренних налетчиков. Последнее соседство было бы забавно, но не смешно.

– Стой.

Сторож сперва открыл задвижку, заглянул в окошко, убедился в том, что по ту сторону все спокойно, и только тогда отодвинул массивную щеколду на двери.

– Заходи.

Запахи коридора не шли ни в какое сравнение с теми, что встретили его в этой забытой всеми конуре. Нагнувшись, Валбур с трудом протиснулся в пространство, лишенное света и стен. Луч, последовавший было за ним снаружи, оборвался, когда дверь захлопнулась, и он оказался окончательно отрезанным от внешнего мира. Один ли?

Вытянув вперед руки, двинулся ощупью туда, где ему померещилось пустое место. По пути обо что-то споткнулся.

– Потише тут, – сказал из тьмы недовольный голос. – Только засыпать начал…

– Прости, братец.

– Мой братец тебе в пасть не влезет, – огрызнулся невидимый собеседник.

За такие слова хотелось немедленно проучить наглеца, однако их, похоже, никто из посторонних не слышал, а значит, ответ за оскорбление остается на совести Валбура. У которого сейчас не было ни малейшего желания поднимать лишний шум.

Нащупав плохо струганные бревна, присел, повернулся к стене спиной и вытянул ноги. Только что радовался в веселой кампании новых друзей за праздничным столом, и вот, пожалуйста – сидит на полу среди кромешного мрака и жуткой вони. Нечего сказать, достойный конец насыщенного дня!

Рядом зашевелились.

– Разбудил, тогда рассказывай, – продолжал после паузы голос. Он был хриплый и принадлежал, вероятно, старику.

– Что рассказывать?

– Как там, на воле?

– Ночь.

– Говорят, зима.

– В смысле?.. А, ну да, не без этого. А ты тут давно что ли сидишь?

Голос не ответил. Закашлялся. Валбур почувствовал на колене чужую цепкую руку. Перехватил худую кисть, оторвал от себя.

– Сильный. Ты высидишь, – с некоторой завистью сказал голос. – А мне помирать пора. Ща посплю и помру.

– Погоди помирать. Кто сам-то будешь?

– Уж и не помню толком.

– Не бреши.

– С мое посидишь, имя свое забудешь.

– И за что тебя?

– А тебя?

– Фра’ниману одному рожу помял.

– Всегда мечтал…

– А чего сделал-то?

– Я-то? – Старик снова замолчал. – Правду сказал.

Валбур уже успел задуматься о своем, когда до него дошел смысл последних слов.

– Вот как! Это что же такая за правда, за которую сюда без сроку сажают?

– Да уж какая есть. Вернее, была.

– Не поведаешь?

– Как-нибудь в другой раз.

– Так ты же помирать, вроде, собирался.

– Я-то? Ну, да… Только знаешь что? Если я тебе скажу, а они узнают, что я тебе сказал, то и тебя уже отсюда никуда не выпустят. Согласен?

Вопрос повис в темноте. Валбур уже был не рад, что поддержал беседу с этим сумасшедшим. Потому что нет такой правды, за которую лишают свободы. Есть правда, за которую лишают жизни. Но не свободы. Может, у дикарей так и принято, да только не здесь. Тэвил! Мысли от такой вони сами путаться начинают.

– Тебя тут что, и до ветра не выводят?

Старик молчал. Вероятно заснул. Валбур отчетливо представил себе, на что должен походить пол, особенно в углах, если кто-нибудь удосужится заглянуть сюда с факелом. Обвел руками вокруг себя, боясь наткнуться на что-нибудь мокрое или скользкое. Обнюхал пальцы. Вроде бы пока не вляпался. Решил сидеть смирно и ничего больше не трогать. Поспать бы, но разве ж теперь заснешь?

Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, ему показалось, что в помещении стало светлее. То тут, то там в стенах и двери проглядывали узкие щели. Затеплилась надежда, что через какое-нибудь время привыкнет к мраку и сможет различить какие-нибудь предметы.

Прислушался к голосам. Только мужские. Ну, ещё бы! Женщины не достойны таких почестей. Их можно заставить расплачиваться разными другими, более приятными способами. Подумалось о Фелле. Наверное, уже проводила гостей и ложится спать. Все-таки очень хорошо, что он её встретил. Даже если ему скоро придется погибнуть – жизнь прожита не зря. Даже если на память о нем у неё останутся лишь варежки да шапка. Хоть какая-то польза. Конечно, было бы лучше, если бы он не сплоховал и прикончил этого ублюдка Улмара, но ведь в тот момент он не знал, что к чему, а убивать людей – последнее дело. Хотя некоторых стоило бы. Если такие, как Улмар, захватят власть, простым вабонам мало не покажется. Целыми днями трудишься, не покладая рук, а потом приходит к тебе какой-то гадёныш и заявляет, что ты должен делиться. С кем? Почему? Разве тебе кто-то помогал? И разве тебе кто поможет, когда дикари будут жечь твой дом? Это раньше вот, когда Вайла’тун не был ещё таким большим, и гафол собирали со всех на нужды войска, чтобы оно защищало от дикарей, позволяя остальным спокойно трудиться, тогда понятно. Ну, так то времечко разве кто сегодня помнит? Деды, бывало, рассказывали, а отцы – уже с их слов…

Судя по тому, что его разбудили, он всё-таки умудрился заснуть. Лежа на боку, принюхался, приоткрыл один глаз и увидел, да-да, света хватило, что в двери открыто окошко, и за ней в пламени факела щурится угрюмая физиономия сторожа. Пользуясь случаем, резко привстал и огляделся. В бегающих по стенам и полу отсветам различил, что комната совершенно пуста, если не считать лежащего почти точно посередине тела.

– Эй, ткни-ка его, – велел сторож.

Валбур на корточках приблизился к соседу и потряс за плечо. Плечо под пальцами было твердым и костлявым.

– Окочурился что ль? – спросил сторож.

– А ты огоньку поддай, – попросил Валбур и рывком перевернул лежащего на спину.

Это был не старик, а средних лет мужчина, только очень худой, изможденный и обросший. Веки опущены, как у спящего, рот, едва заметный среди зарослей усов и седеющей бороды, приоткрыт. Наклонился к самым губам, прислушался. Не дышит. Оглянулся на дверь.

– Похоже, помер, как обещал.

– Чего обещал? – не понял сторож.

– Да это я так, неважно. Кормить человека надо было.

– Кормить! Больно много вас, жопоротых. Жрать да гадить умеете. – С той стороны лязгнула щеколда. – Отойди-ка назад к стене, да смотри у меня, не озорничай.

Валбур послушно сделал, как велели. В приоткрывшуюся дверь протиснулся тот же мужик, что принимал его накануне. Только не зевал больше. Держа факел над головой, деловито присел возле трупа, потрогал лицо, шею и издал пронзительный свист. Почти сразу же за дверью выросла ещё одна фигура.

– Забираем. Отмучился.

Пока сторожа возились с его бывшим соседом, Валбур успел осмотреться. Как ни странно, пол оказался гораздо чище, чем он предполагал. Только в дальнем углу была навалена невысокая кучка дерьма. Вот и все, что остается после человека, подумал Валбур, удивленный тому, что дерьмо хоть и вонючее, но его уж больно мало для того, кто прожил тут не один день. Он осторожно поднялся на ноги, чтобы не привлекать внимания сторожей и заметил позади кучки отверстие в полу. Все встало на свои места: там было прорублено отхожее место, куда все отходы и сваливались. Поскольку во всех здешних комнатах, очевидно, проделывали одно и то же, под избой скопилось целое зловонное болото и запахи от него поднимались через те же дыры обратно…

– А ну-ка сядь, пока дверь ни закроем! – рявкнул главный из сторожей.

Он продолжал держать факел, а его помощник тем временем выволакивал тело за вытянутые, как в мольбе, руки. После этого он вытер рукавом щеку, будто смахивая несуществующую слезу, зачем-то погрозил Валбуру коротким пальцем и торопливо вышел.

Нахлынувшую тьму, словно молния, прорезала вспышка внезапной мысли: Тэвил, что я тут делаю?! Я же никого не убил, мой проступок нигде и никто не обсуждал, как то должно обычно делаться, вероятно, не только в тунах, где все на виду, но и здесь, где живут такие же люди, меня никто не наказывал – меня просто взяли и сунули сюда, где запросто умирают до срока состарившиеся мужчины, где вонь и голод в порядке вещей, где нет света, где нет ничего, к чему ты привык и что может позволить тебе оставаться человеком. И это не чья-то грубая шутка и не игра. Тут все по-настоящему. Дерьмо – настоящее. Трупы – настоящие. Безмозглые сторожа – настоящие. Как я сюда попал? И куда это – сюда? Разве кто-нибудь знает о существовании таких гостеприимных каркеров? Знают про мелочи, но не про это. Как такое можно было сокрыть? Если только… если только те, кому на роду выпало здесь оказаться, никому ничего не рассказывают. Потому что не могут. Потому что они… здесь остаются.

Валбур подскочил на месте и кинулся к двери. Не рассчитал. Больно ударился локтями и забарабанил кулаками по тихим бревнам.

– Откройте!! Слышите! Откройте сейчас же! Кто вам позволил? Тэвил! Открывайте сейчас же! Меня оболгали! Я не должен тут быть! Эй!! Вы слышите меня?

Его никто не слышал. А если и слышал, то невнятно, как он давеча, когда только очутился здесь и решил по простоте душевной, будто это не надолго. Да если бы он догадывался, как все обернется, он бы ещё по дороге сюда изловчился и свернул шеи тем воякам, которые вместо дела занимаются тем, что прислуживают разным ублюдкам недоношенным. Постеснялся! Думал, они невинны и просто выполняют свой долг. Ага, долг они выполняют! Перед кем может быть такой долг, чтобы невинных людей бросать в темницу и забывать про них? На день? На два? До следующей зимы. Мертвый старик спрашивал, что сейчас на дворе. Но ведь это могло и не означать, что он сидит тут так давно. Если его не кормили, он не видел света, кроме факела сторожа, не спал, мучаясь от постороннего несмолкающего шума, у него мог ум зайти за разум, и тогда уже не важно, сколько времени ты здесь сидишь. Важно – как ты здесь сидишь. Как животное в капкане или растение в земле? Тогда все дни у тебя сольются в один и ты не будешь знать, сколько их прошло. Тебя будет заботить мысль о том, сколько их осталось. Но и этого ты никогда не узнаешь, пока ни придет твой час, как пришел он к его недавнему соседу.

– Откройте!!!

Стало очень страшно. От страха он позабыл всё, потерял память, предал даже Феллу: он не вспоминал о ней, стуча кулаком в дверь и требуя в слезах, чтобы его выпустили.

А потом ему стало всё равно.

И это было ещё страшнее отчаяния.

Потому что живому человеку все равно быть не должно. Ни при каких обстоятельствах. Нельзя позволять, чтобы внешние силы взяли над тобой верх. Особенно те, о которых не догадываешься. Даже смутно.

Он сполз по стене на пол. Закрыл уши ладонями и сильно сжал голову. В ушах зашумело. Сразу вспомнилось, как они с отцом в его детстве первый раз приехали в Вайла’тун, где жила их какая-то дальняя родственница по отцовской линии, и ради интереса добрались до самого берега Бехемы. Они стояли на песке, к ногам подкатывались холодные волны, впереди бурлили торопливые воды, по небу носились птицы с белым оперением, дул сильный ветер, и вокруг стоял точно такой же несмолкаемый гул, от которого нельзя было нигде укрыться. Только сбежать.

То, что с ним сейчас происходило, было несправедливо. Знали ли Биртон и остальные, куда его поведут, когда покорно отпустили вместе с охранниками, не только не оказав сопротивления, но даже намеком не выдав ему, что лучше спасаться бегством, чем глупо покорствовать? Что его ждет теперь? В туне с такими вещами не стали бы затягивать: собрали вече да решили всенародно, что он погорячился, или что он совершенно прав, и виновного наказали бы. А здесь как? Кому мог нажаловаться этот Улмар? В замок? Едва ли он бы успел сбегать туда и вернуться с подмогой. Значит, кому-то ближе, кто тоже имеет право отдавать распоряжения тамошним виггерам. Раньше, кажется, за порядком в Вайла’туне следили конные воины – мерги. Теперь, похоже, их уже не хватает. Сперва пешие ребята пришли за остановленными им налетчиками на таверну, потом – за ним… Коней на всех явно не хватает. Кони в Вайла’туне – удовольствие дорогое. Власть в замке недавно переменилась, однако запрет на их разведение и ограничений на покупку никто не отменял. Вот и на весь их тун всего три лошади в общем пользовании, правда, одна из них кобыла, так что есть надежда на возможный приплод. Пока же ездили по очереди, испрашивая дозволения у Артаима. Последний раз повезло Фирчару. Где-то он теперь? Думает, небось, что он, Валбур, повстречал какую-нибудь бабёнку, вот и остался без предупреждения. Конечно, он был недалек от истины, всё могло бы быть именно так, но не сложилось. Тэвил!