Снежные псы

Я даже не заметил толком, как он это сделал. Быстро, как в фильмах про самураев. В руках вспыхнула боль, удар меча выворотил револьверы, они с мерзлым железным звуком грохнулись на мост.

Как всегда. Перец победил, как всегда.

– Вот так-то, – назидательно сказал Перец и двинул к берегу.

Кисти болели. И пальцы болели. Теперь точно синяки будут. Интересно, а если бы Варгаса против него выставить?

– А в бою я тебе руки вообще обрубил бы. По самые локти… – Перец обернулся и показал мне язык и хихикнул.

– Это все теория. И только на ближнем расстоянии. А если бы между нами было метров двадцать… – Я подобрал револьверы, спрятал их в кобуры и снисходительно покачал головой.

– Если бы было метров двадцать, то в тебе, рыцарь печального образа, были бы красивые дырки. В количестве двенадцати штук.

Вжжик!

Чего-то подобного я ожидал. Падок Персиваль на такие фокусы. На эффекты. Как всегда, я даже не успел заметить – мимо моего носа промелькнула стальная полоса, меч прошелестел в воздухе.

– Примерно вот так… – бросил Перец.

Клинок пробил одну из стальных ферм и застрял в ней.

Я пожал плечами. Что с ним спорить? Супермен. С разлагающейся психикой.

Перец глядел на меч без всякого удовольствия. Как-то тупо глядел. Видимо, отпустило.

– Ну что, – спросил я, – полетим сегодня? Или будем и дальше могуществом мериться?

– Да, – окончательно успокоился Перец, – полетим, конечно.

– Нервы беречь надо, – посоветовал я снова. – А то совсем психом станешь.

– Знаю, – буркнул он. – Ты того, иди посмотри, как там… все… А я посижу…

Он подошел к ферме, стал раскачивать меч и помалу вытаскивать его из железа. Я развернулся и направился в город. Кто-то же должен в конце концов готовиться к полету? Или к налету. К путешествию, одним словом.

Путешествие – это хорошо. Целый год снег, от него и устать можно. Заболеть снежной болезнью.

Потом, уже добравшись до Горноспасательной, я обернулся.

Перец сидел на краю моста. Понуро сидел, депрессивно. Депрессивный супермен.

Не, не сиганет, подумал я.

Глава 6

Говен, Пердикка и царь Леонид

Кий завис в воздухе. Перец помахал мне рукой, я ткнул Щека пятками, тот подлетел к Кию и тоже завис. Хорив же поднялся чуть вверх и кружил теперь над нами. Его было плохо видно – белое на белом всегда плохо видно.

Меня очень удивляет эта их способность – зависать. Правда, зависать они могут совсем ненадолго, минуты на три, но все равно впечатляет.

Перец смотрел вниз.

Там были только облака. И над головой тоже облака, только чуть более легкие и разноцветные. То есть мы болтались между облаками. Тут, кстати, было совсем не так холодно, как у нас. Скорее сыро. От сырости даже полушубок не помогал.

Идея лететь выше облаков принадлежала Перцу. Я бы, конечно, не стал так высоко забираться, но он сказал, что в полете над облаками есть свои преимущества. Во-первых, воздух разреженный и скорость больше, во-вторых, воздушных ям там гораздо меньше, путешествие получается плавное и нетряское. В-третьих, с земли нас не видно, а значит, фактор неожиданности на нашей стороне. Ну а с влажностью можно и смириться.

Хотя мне сдавалось, что так Перец еще и подстраховывался немного – ведь не только нас не видно за облаками, но и землю тоже не видно, ориентироваться-то нельзя. И расположение северного города по отношению к остальной территории остается в тайне. Для меня. Конспирация, короче.

Но все равно полет был похож на русские горки. Драконы отыскивали восходящие потоки воздуха, поднимались по ним, затем планировали вниз. Крыльями при этом почти не работали, так, лишь самыми кончиками. Как они ориентировались, не знаю, Перец говорил, что у горына в башке что-то вроде компаса, он всегда летит в нужную сторону.

Такому качеству можно было только позавидовать. Я лично, как мы в облака вошли, сразу всякую ориентацию утратил, с трудом понимал, где верх, где низ, честное слово.

А Перец как-то ориентировался. Мы летели совершенно обычно, а он вдруг дал отмашку. Кий завис, Перец стал всматриваться в облака под ногами. Всматривался, всматривался, а затем указал пальцем.

Я едва успел схватиться за ремень, потому что по его знаку Кий свернул крылья и ухнул в вату. И Щек тоже свернул крылья и тоже провалился.

Ненавижу такие штуки. Нет ничего противнее – внутренности просто выскочить собираются, воздух выдавливается через уши, в глазах дым. Не, орать я не орал, все-таки удержался, хотя очень хотелось. Мы прошили облака и выпали на свет – только что под нами была скучная серая манка, и вдруг мир взорвался пугающим многоцветьем. После более чем года белизны я был ослеплен красками и чуть не закрыл глаза, но тут Щек стал выруливать из пике, и мне захотелось видеть.

Под нами покачивалась тундра. Фиолетовая, с редкими вкраплениями зеленого и белого. Еще под нами было поселение. Коричневый, почти идеально круглый пятак, разделенный на ровные квадратики.

Кий выравнивался, Щек тоже, но скорости они не снижали. Хорив продолжал висеть над нами. Все по правилам – прикрывает сверху, как я и учил. Мы явно направлялись к поселению. Видимо, у Перца опять поменялись планы. Сначала он хотел за Кипчаком заглянуть, а теперь вот куда-то в другую сторону подался.

– Что за деревня? – крикнул я.

– Не узнаешь? – проорал в ответ Перец.

Я не узнавал.

Перец стрельнул в меня из указательных пальцев, как из пистолетов. Я снова глянул вниз. Неужели? Но ведь раньше это поселение выглядело совсем по-другому. Не поселение, а так, куча мусора. А теперь прямо город маленький, прямо полис, даже памятник вроде как в центре. И стена вокруг. Цивилизация.

Горыны падали. Именно падали – скорость была бешеная. Земля становилась все больше и больше, расползалась в стороны, поселение стремительно увеличивалось, я мог уже разглядеть отдельные дома и маленькие фигурки, похожие на поднявшихся на задние лапки муравьев. Фигурки суетливо бегали. Видимо, увидели нас. Перец подал знак, и горыны стали разворачивать крылья. Крылья вытягивались в стороны, скорость снижалась, и когда до земли осталось где-то с полкилометра, мы почти остановились. Перец сделал круговой жест пальцем, и горыны стали резать спираль.

Мы описывали медленные круги над городком, в котором наблюдалась паника. Гномы, гуси, свиньи, козы бегали, визжали, врезались друг в друга, так что даже не понять было, кто где. Я думал, что мы приземлимся на какую-нибудь площадь, но площадей не проглядывалось, а крыши нас вряд ли выдержали бы. Через двадцать кругов Перец выбрал относительно ровную площадку за стеной и указал туда. Драконы встали на мох. Мы спрыгнули и стали ждать. Гномы уже выстроились у ворот вдоль стены. Напряженной цепочкой. Я цыкнул зубом и вышел вперед, к народу.

Было удивительно легко. То ли от того, что на плечи не давила шуба, то ли потому, что вокруг была зелень и кислород, которого на севере мне здорово не хватало. Я улыбнулся и приветственно помахал гномам. Мол, здравствуйте, робяты.

Гномовское скопление заволновалось, навстречу мне выдвинулся пожилой и, судя по костюму, авторитетный гном. Он нес на вытянутых руках блестящий поднос, и что-то там было на подносе, покрытое красивым платком.

– А вот и хлеб-соль, – цинично заметил Перец. – Только каравая что-то не видно. Наверное, просто соль-соль, старый гномовский обычай.

Гном приближался осторожно. Но боялся он, конечно, не нас, боялся он, конечно, горынов. Поскольку любой из горынов мог, наверное, за один жвачок хлопнуть штук восемь гномов, а может, и больше. Я понял опасения общественности и двинулся навстречу начальству, Перец же остался, сидел на лапе у Кия и поглядывал на нас с ехидцей.

Гном был какой-то знакомый. Кажется, тот самый, серый. Ну, тогда, когда я как царь Леонид…

– Приветствуем вас, доблестные рыцари, – произнес серый гном и поклонился.

Не, я его точно видел раньше, этого серого. Тогда, в день большой стрельбы. Я собирался уже принять поднос, однако Перец решил взять переговоры в свои руки. Подбежал, оттеснил меня, схватил поднос.

– Приветствуем вас, доблестные рыцари, – повторил гном.

– Здорово, папаша, – довольно бесцеремонно ответил Перец. – Как живете-то?

– Хорошо живем, спасибо.

– Ну и здорово. А чего тут?

Он сорвал платок с подноса. Под тем ничего не оказалось.

– Ключ от города, – прокомментировал гном.

Перец пригляделся к подносу. Я тоже пригляделся. Не знаю, может, я что-то не так понимал, но на подносе действительно не было ничего.

– Символический? – осведомился Перец.

Гном кивнул.

– Мило. – Перец взял у гнома поднос и передал его мне. – Нам надо поговорить, папаша. Обсудить внешнеполитическую обстановку. Силы зла не дремлют, вы в курсе?

– Да, конечно, – гном опять поклонился. – Конечно.

Он сделал приглашающий жест в сторону поселения.

– Хорошо. А этим… – И Перец похлопал гнома по спине и кивнул в сторону нашей крылатой троицы.

Лицо старика испуганно задрожало. Перец заметил и задумчиво почесал подбородок. Я понял, что Перец не удержится.

И Перец не удержался.

– Видишь ли, папаша, – проникновенно заговорил он, – наши птички, они… как бы получше выразиться… несколько разборчивы в пище. Овес они есть не будут, мороженой картошкой их тоже не удивишь…

Гном, кажется, начал догадываться, что картошкой драконов не удивишь. И чем сильнее он догадывался, тем больше бледнел. Что даже на сером фоне было заметно.

Перец продолжал.

– Это, папаша, как ты видишь, драконы, звери войны, валькирии, бестиа морталес. Для поднятия боевого духа им требуется…

– У нас… – пролепетал гном, – у нас есть гуси…

– Не буду томить вас неизвестностью. Нам требуются три прекрасных юноши и три не менее прекрасных девы. На заклание, так сказать…

– Перец, заткнись, – осадил его я. И, подхватив оседающего гнома, успокоил старичка: – Он шутит, вы не волнуйтесь. Просто у него манеры такие, дурное воспитание, мама в детстве его уронить уронила, а поймать не поймала. Наших горынов, то есть драконов, действительно следует накормить, после дальнего перелета у них всегда аппетит повышается.

– А что они, – гном боязливо поглядел на ящеров, – предпочитают?

– Яблоки есть?

Гном кивнул.

– Каждому по бочке. Или кашу какую, лучше овсяную. И компотом напоите.

– Слушаюсь! – Гном поклонился. – Проходите, для нас большая честь… проходите в мужской дом…

И гном засеменил перед нами к воротам.

Сразу за воротами начиналась улица. С выдающимся названием – «Сноровка Персиваля». Мне даже приятно стало. Так ему, гаду! Пусть попозорится!

– Ты здесь пользуешься популярностью, – ехидно заметил я. – А что они имели в виду под сноровкой, вот интересно?

– Думаю, ты здесь популярен не меньше, – ответил Перец.

– Куда уж, – вздохнул я. – Мной ведь улицу не назвали, разве что маленький переулок…

– У тебя еще все впереди, – утешил Перец.

И на самом деле оказалось – все впереди.

Гномы расположились по обеим сторонам улицы «Сноровки Персиваля» и стояли, опустив глаза долу, стащив головные уборы. Я подумал, что так, наверное, крестьяне стояли, когда к ним барин приезжал.

– Тебе снятые шапки ничего не напоминают? – спросил Перец, указав на гномов.

– Нет, – ответил я.

– А мне напоминают, – Перец ухмыльнулся. – Мне они здорово напоминают боевой шлем участника проекта «Пчелиный Волк». И, мне кажется, тебя ждет сюрприз.

Перец захихикал.

– Какой еще сюрприз?

– Сюрприз на то он и сюрприз. Но тебе, мне кажется, понравится.

Про сюрприз не знаю, но сам Перец… Открылась в нем опять эта веселая забиячистая дуринка, некое злобно-бесшабашное состояние, самое неприятное из состояний Перца, от которого я начинал уже уставать. В таком состоянии он непредсказуем. Отмочить все что угодно может.

Мы продвигались в глубь поселения по улице «Сноровка Персиваля». Домики постепенно становились выше и опрятнее, соломенные крыши сменялись черепичными, в окнах блестели разноцветные стекла, двери зеленели свеженькой краской – деревенька стала похожа на декорацию к фильму-сказке про швабских людоедов. И куда делись ранешние понурые хибары?

– Я гляжу, тут строительный бум, – заметил я. – Хорошие домики, сам бы в таком пожил…

– Точно, – кивнул Перец, – строительный бум. И домики хорошие.

– Из чего они, интересно, строят? – Я разглядывал дома. – Глины тут вроде нет…

– Саман.

– Саман? Но в саман же глина идет…

– Не всегда глина. Не обязательно только глина. В саман все липкие вещества идут. Главное, потом высушить хорошенько. Солома из иван-чая хорошая получается, навоз смешивается с соломой…

– Навоз? – поморщился я.

– А что, тебя это шокирует? Гномы бедные, они все из навоза строят, у них силикатного кирпича нет. Так что мы в навозном городке. Или считаешь, что пребывать в навозном городке выше твоего достоинства?

Я промолчал.

Гномы свернули вправо, на улицу с названием «Доброта Персиваля», и я подумал, что тут вполне можно обнаружить площадь «Ум Персиваля», переулок «Зоркость Персиваля», аллею «Волосы Персиваля» и так далее.

Меж тем улица «Доброта Персиваля» стала расширяться, мы приближались к центру поселения. Видимо, тут и располагался тот самый мужской дом.

Гномы, шагавшие впереди, принялись вдруг исподтишка на нас оглядываться. Даже скорее на меня, а не на нас. А Перец ухмылялся, будто знал чего.

Я не обратил внимания на все эти мелкие знаки, а следовало бы. Тогда бы успел морально подготовиться. Поскольку когда мы вышли на площадь…

Короче, у меня все-таки случился шок, честное слово. Вот если бы взяли девушку, которая всю жизнь проживала в интернате при консерватории, где ее обучали игре, скажем, на виолончели, а потом бы взяли и по какой-то зверской случайности отправили ее по распределению не в Большой театр, а в группу «Анаболик Бомберз».

Со мной получилось хуже.

На площади стоял памятник. Монумент. Статуя. Не знаю, как еще это можно назвать.

– Это… это…

Я хватал воздух и смотрел на памятник. Хотел провалиться сквозь земллю. А лучше раствориться. Обратиться в легкий дым. Никогда в жизни не чувствовал себя таким идиотом, никогда! И, наверное, уже не почувствую.

– Это монумент! – услужливо пояснил Перец. – В память, так сказать, о доблестях…

Памятник был высок. Наверное, метров пять, не меньше.

Скульптор явно не очень хорошо разбирался в анатомии. Я был изображен в полный рост, однако пропорции не соблюдались – верхняя часть тела выглядела гораздо внушительней нижней, будто я всю жизнь неправильно качался, да еще с использованием стимулирующих препаратов.

Голова моя была невелика. Чтобы не прорабатывать лицо, а может, для придания ему черт внешнего героизма, скульптор водрузил на меня боевой шлем. Так что из лица наружу торчал один лишь подбородок с кратерообразной ямочкой, в которую легко бы вошло куриное яйцо. В общем, подбородок повышенной мужественности.

Сразу от подбородка, без всякого размена на шею (про шею скульптор наивно позабыл), начиналось туловище. Отчего-то оно получилось квадратным. Но это был не классический, благородный в своей простоте квадрат, а какой-то… квадрат и бетономешалка одновременно. Неправдоподобно. Гигантомански. Страшно.

Но особенным гигантизмом отличались верхние, с позволения сказать, конечности – к туловищу крепились страшные в своей мускулистости руки. Пожалуй, руки были больше всех остальных частей тела, вместе взятых (если бы у меня на самом деле отросли такие руки, я не смог бы ходить), и держали револьверы. Но скульптор явно не очень был знаком с дизайном оружия, и особенности револьверов передать ему не удалось совершенно. Так что вблизи даже казалось, будто я показываю фиги.

Да, да, да! Я стоял на пьедестале и показывал в разные стороны гигантские фиги. Причем, должен я констатировать, несмотря на нехватку технических и общих представлений о монументальном искусстве, талант у автора присутствовал. Я, а вернее мой памятник, показывал фиги с такой зверской внутренней энергетикой, что на самом деле начинало казаться: он этими фигами легко может кого-нибудь убить.

– Прекрасно! – Перец повернулся к гномам. – Отличное произведение, просто шедевр! Мы в восхищении! Знаете, я закажу, пожалуй, у вас копию. Один к десяти. Поставлю ее на рабочий стол для вдохновения.

Ага, опять Перца в шутовство перекособочило.

Гном поклонился.

– Мне тут больше всего нравится лицо. – Перец указал пальцем. – Такое лицо… достойное… Впрочем, стопроцентное сходство, оно ведь и не нужно, главное, что ощущение передано. Скульптор явно экспрессионист-самоучка…

– Автор монумента сам великий Кипчак Беззаветный, – сообщил старший гном. – Великий ваятель!

– Это точно, – поддакнул Перец.

– Рад, что смог внести вклад в мировую культуру, – сказал я.

Спасибо Кипчаку Беззаветному. И зачем я его тогда спас? Я его спасал, а он мне памятники черт-те из чего ставит… Надо было тогда пролететь мимо, пусть бы его гоблины сожрали с черемшой. Да уж, их бин гуманист…

Перец зааплодировал.

– Куда нам? – мрачно спросил я. – Где ваш мужской дом?

Гном указал пальцем, и я быстро направился туда. В мужской дом имени Мужественности Персиваля.

Перец догнал.

– Это слава! – Он шагал рядом, поглядывая на меня. – Настоящая слава! Приятно, когда тебе ставят памятник из бронзы, достойно, когда из куска мрамора высекают твой бюст, или когда какие-набудь майя или инки вытаптывают твой профиль в пустыне Наска – лишь бы только он был виден с пролетающих кораблей пришельцев. Но когда тебе ставят памятник из…

Перец расхохотался:

– Тебе оказана великая честь!

Потом он задумался на мгновение и вдруг выдал:

Если на сердце грустно,Если в душе зима,Пусть тебя успокоит,Памятник из…

– Как тебе? «Памятник из…». Многозначительно! Пусть слушатель сам догадывается, из чего «из». Конечно, сюда больше подошли бы слова великого Пушкина. – Перец снова бросил взгляд на скульптурную гадость. – Как там он писал? Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет… Ну и так далее. Воистину нерукотворный, трудно соперничать с классиком в точности определений.

Вот так.

– Ты бы был счастлив, если бы тебе «памятник из» построили? – спросил я.

– Хм, с какой стороны смотреть, – принялся философствовать Перец. – Не исключено, что в контексте господствующих ныне представлений о прекрасном этот памятник и не может быть признан однозначно выдержанным, однако для гномов саман – чрезвычайно ценное вещество, я уже говорил. Для них это все равно, что построить памятник из золота. Вспомни, кто из великих царей удостаивался подобной чести? В лучшем случае бронза…

Я все никак не мог понять: издевается он или нет? Мне что, на самом деле полагается приходить в восторг от того, что в мою честь тут поставили «памятник из»?

Может, взорвать его, монумент? Нет, не пойдет. Взорвешь его, еще хуже будет – попадешь в легенду. Уничтоженные памятники любят даже больше. Я вздохнул потихоньку и стал терпеть.

Мужской дом представлял собой сложенный из кирпича куб без окон, с одной-единственной невысокой даже для гномовского роста дверью. Я хотел ускорить шаг, поскольку, по всей видимости, мужской дом был единственным местом во всем поселении, откуда ужасный памятник не был виден. Но ускориться не получилось – поперек дороги выбрела свинья, запряженная в небольшую телегу, груженную репой. На свинье сидел верхом мелкий гноменок, который при виде нашей процессии испугался, спрыгнул и убежал. Телега перегородила проход, гномы засуетились и попробовали ее убрать. Свинья уперлась и сходить с места не собиралась.

Но тут Перец вдруг крикнул:

– Довольно!

Он прошмыгнул мимо и лихо запрыгнул на телегу. Гномы почтительно замолчали, а некоторые даже сняли шапки. Сейчас будет речь. Что за жизнь…

– Друзья! – Перец умудрился принять среди репы героическую позу. – Друзья мои! Я вижу, память о нашем герое увековечена должным образом. Прекрасно! Герой растроган до слез!

Перец указал на меня. Гномы тоже уставились на меня. Я покраснел. Перец продолжал:

– А между тем этого мало.

Я посмотрел на Перца с удивлением. Памятника ему мало? Ну да, ему мало…

– Да-да, – повторил он, – этого мало. Мой друг проливал за вас кровь, защитил вас от тяжести тирании, а вы ограничились памятником. Этого мало. Мало, друзья мои, мало. Надо сделать больше! Много больше!

Гномы дружно, но одобряюще вздохнули.

– Надо сделать больше… И я расскажу, что именно надо сделать. Все просто. Надо оказать герою честь, заслуженную им. Я предлагаю следующее: назвать всех мальчиков и девочек именем нашего героя. Всех новорожденных назвать, а всех уже давно рожденных переименовать!

Гномы слушали.

– Почему такая дискриминация? – вопрошал Перец. – Почему такое однообразие в названиях улиц? Это надо исправить!

Я хотел возразить, мол, спасибо, улица Безымянного Героя мне не нужна. Но промолчал. Как всегда в своем малодушии.

Гномы захлопали, а Перец продолжал:

– У вас есть прекрасный памятник, а я предлагаю вам большее. Нужно сделать маленькие копии этого… – Перец указал в монумент. – Точно такие же и из такого же материала. Маленькие статуйки вы должны поставить в каждом доме на самом почетном месте…

Вот сволочь, подумал я.

– И каждый вечер перед сном вы должны обращаться к этим маленьким статуэткам со словами глубокого почтения и уважения. И тогда на вас снизойдет удача! И будут ваши копья быстры, а силки затягливы! А по понедельникам, один раз в семь дней, вы должны намазывать статуэтку барсучьим салом, что принесет богатый урожай. Богатый!

Я стал вспоминать, в каком из моих револьверов пластиковые пули. Стрельну Перцу в ногу, пусть упадет. Или в ребра – пусть закричит.

Но стрелять не пришлось. Испугалась свинья. Ну, та, в которую была впряжена телега. Свинья дернулась (возможно, ее напугало слово «сало»), Перец не удержался на ногах и хлопнулся на землю.

Свиньи здесь всегда вступают в самый нежданный момент. Почему-то.

Есть справедливость на свете. Жаль только, ногу он не сломал. И ребра не сломал. И не закричал. Нет справедливости на свете.

Гномы перепуганно замолчали.

– Ну, довольно, – сказал Перец, восстав из грязи. – Теперь неплохо бы и пожрать.

Настроение у него было уже не шибко веселое почему-то. Наверное, все же ушибся.

Гномы одобрительно и расслабленно загудели, и мы продолжили путь к мужскому дому.

Мужской дом внутри оказался пуст. Строгие скамьи по стенам и большой стол в центре. С угощениями. Сыр, яблоки, пирожки с яблоками, пирожки с сыром. Капуста по-грузински, капуста квашеная, зелень разная. Квас в бочонках.

– Откушайте, – просто сказал гном.

Люблю простых. Простые, они всегда хорошо кормят. Чем человек непроще, тем у него порции меньше.

– Благодарю, – сказал я и придвинулся к столу, устраиваясь напротив блюда с пирожками.

А Перец к столу не прошел, напустил на себя мизантропию. Судя по его кривой роже, на него сейчас как раз депрессия накатывалась, мировая скорбь разная. Отходняк у него начался – слишком много веселился. Теперь худо ему будет.

Ну и пусть, пусть кровь себе попортит. Я вспомнил о порче крови и чтобы не портить себе настроение, приступил к трапезе. Начал с пирожков, и они были хороши, особенно с сыром.

Перец не выдержал, тоже подсел. Подтянул к себе миску с капустой, принялся уныло хрустеть.

Гномы пылились поодаль, не осмеливались подойти. Может, оно и правильно, я все-таки памятник. Рядом с нами стояли лишь двое – видимо, старейшины.

Еда была ничего, особенно после полярного рациона. Свежие яблоки, свежий сыр, а квас оказался сидром, но тоже ничего. Да и вообще, люблю встречаться с человеческой пищей. А Перец все что-то маялся, никак не мог поесть по-нормальному. Похрустит капусткой – поморщится, откусит от яблока – отложит. В кружку через соломку булькал, из сыра каких-то человечков лепил. Тоже мне Роден. Мне это надоело, и я решил сам выяснить все нас интересующее.

– А где же Кипчак? – спросил я после очередной кружки. – Он что, в отлучке?

– Великий Кипчак Беззаветный ушел, – горестно вздохнул гном. – Совсем недавно ушел. Все нам тут наладил, показал, как делать кирпичи, как ставить памятник…

Скрипнув зубами, я спросил:

– А почему же он ушел?

– Нести свет в народ гномов. Учить гномов делать кирпичи. Учить гномов читать. Ставить памятники. Воевать с гоблинами.

Я икнул и сразу представил: по всей Стране Мечты стоят памятники, показывающие фиги небесам, и все монументы здорово походят на меня, а во всех домишках стоят мои статуи, тоже с фигами, да еще и намазанные барсучьим жиром.

Превратности судьбы: хотел выйти к людям во всем блестящем, а вместо этого саман и барсучий жир…