Полная версия
Зимний дворец. Люди и стены. История императорской резиденции. 1762-1917
Эти исторические антресоли просуществовали вплоть до пожара Зимнего дворца в декабре 1837 г. Признавая их историческое значение, антресоли тогда не только не трогали, но и периодически ремонтировали. Причем ремонтировали с сохранением исторических интерьеров. Об этом свидетельствует записка вице-президента Гоф-интендантской конторы графа П.И. Кутайсова, датированная началом 1833 г. Тогда Кутайсов писал Николаю I: «Все прочее подверглось влияниям моды, кроме Китайских антресолей времен новейших, но напоминающих эпоху царствования Екатерины II, столь славную для России. Совершенно будучи уверен, что сохранение сих памятников полезно как для истории, так и для археологии, я имею честь представить о возобновлении нынешним временем сих комнат. Сие тем более кажется мне удобным, что Камерцал-мейстерская весьма богата отличными Китайскими произведениями, лежащими там без всякого употребления несколько десятков лет и бесполезно подвергающихся порче…»
Николай I одобрил предложение П.И. Кутайсова. Реставрация Китайских антресолей Екатерины II продолжалась с 1833 по 1835 г. под руководством архитектора Л.И. Шарлеманя 2-го. Однако после пожара 1837 г., в котором антресоли погибли, эти помещения восстанавливать не стали[46].
Покои императора Павла I
Павел I прожил в Зимнем дворце все свое детство и юность. Став императором, он вернулся в Зимний дворец в ноябре 1796 г., тотчас после удара, постигшего императрицу Екатерину II. Во дворце Павел I, уже как император, прожил четыре года – с конца 1796 по начало 1801 г. Вместе с ним в Зимний дворец переехала и его большая семья, поселившаяся в «своих» комнатах в западной части дворца.
Как известно, Павел I не терпел все то, что любила его мать. Это в полной мере распространялось и на Зимний дворец. Тем не менее, переселившись, император сразу же стал обустраивать Зимний дворец под себя. По словам Гавриила Державина, Зимний дворец моментально преобразился: «От появления гатчинских любимцев в Зимнем дворце тотчас все приняло другой вид, загремели шпоры, ботфорты, тесаки, и, будто по завоевании города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом»[47].
Торелли Стефано. Портрет великого князя Павла Петровича
Еще раз подчеркнем, что внешний облик дворца начал меняться буквально в самый момент восхождения Павла I на трон. Будущий министр Императорского двора князь П.М. Волконский, бывший в Зимнем дворце в ночь присяги новому императору, упоминает, что, «увидев ходящих близ средних ворот Зимнего дворца нескольких офицеров в мундирах нового покроя, пошел к ним из любопытства; каково же было мое удивление, видев самого наследника, в 2 часа ночи, в мундире л. – гв. Семеновского полка нового покроя, в Андреевской ленте и шарфе по кафтану, и с ним вновь назначенного С.-Петербургским комендантом генерал-майора Аракчеева, плац-майора Капцевича и плац-адъютанта Апрелева, расставлявших новые пестрые будки и часовых (курсив мой. – И. З.). Наследник, увидев меня, подошел тотчас ко мне, спросил мое имя и которого я полка; на мой ответ сказал, оборотясь к Аракчееву: „Это нашего полка“».[48] Очень характерен уровень персон, лично принимавших участие в столь ответственном расставлении «прусских» полосатых будок вокруг Зимнего дворца.
Павел I немедленно придал Зимнему дворцу столь привычные ему по Гатчине и Павловску внешние формы. Фасады дворца немедленно окружили полосатыми сторожевыми будками для часовых, изготовленными по присланному из Павловска образцу, сам же дворец было велено именовать Зимним замком. Император тяготел к рыцарской символике даже там, где ее изначально не было.
Через несколько дней в Петербург из Гатчины прибыли и сами «гатчинцы» – две-три тысячи выпестованных Павлом I офицеров и солдат: «По прибытии на площадь Зимнего дворца все сии войска прошли церемониальным маршем, тихим шагом, мимо императора, потом зашли во фронт в одну линию, где император Павел I сам изволил объявить им изустно, что они поступают в гвардию, назначив каждый батальон в который полк. Обер-офицеры поступали теми же чинами, а штаб-офицеры – полковниками в гвардию»[49].
Заняв трон, с февраля 1797 г. Павел I начал строительство своей новой резиденции – Михайловского замка. Слишком много тяжелого для Павла I было связано с Зимним дворцом. И хотя строительство Михайловского замка велось «стахановскими методами», но выехал из Зимнего дворца Павел I только 1 февраля 1801 г. В день святого архангела Михаила Павел I вместе с членами своей семьи и свитой начал церемониальное шествие от Зимнего дворца по направлению к замку.
Поскольку все финансовые ресурсы были направлены на строительство и отделку новой императорской резиденции, то крупных строительных работ в период с 1796 по 1800 г. в Зимнем дворце не велось. Затраты, конечно, имели место, но они представляли сущую мелочь по сравнению с теми деньгами, которые шли на строительство Михайловского замка.
При этом Павел I не скрывал своих планов буквально «ободрать» интерьеры Зимнего дворца, переместив его ценности на украшение столь желанного для него Михайловского замка. Сам же Зимний дворец Павел I хотел превратить в казарму. В этих намерениях можно не сомневаться, поскольку Павел I успел превратить в казарму Таврический дворец.
А. Бенуа. Парад при Павле I. 1907 г.
Строительные работы в Зимнем дворце параллельно с работами по строительству Михайловского замка возглавлял столь почитаемый Павлом I архитектор В.Ф. Бренна. Работы велись преимущественно в юго-восточной части дворца, т. е. там, где с 1762 г. находились личные покои Екатерины II. Эти покои Павел I по уже сложившейся традиции приказал переделать «под себя». Если считать Елизавету Петровну, планировавшую жить в этом углу дворца, то Павел I стал четвертым «первым лицом», поселившимся в юго-восточном ризалите.
Трепетно относившийся к памяти отца, а, скорее всего, в пику матери, Павел I приказал сохранить в неприкосновенности кабинет Петра III (№ 279), мемориальный характер которого подчеркивал парадный портрет императора Петра III в дорогой золоченой раме. От этого Кабинета начинались личные покои Павла I: Уборная (№ 278), Опочивальня (№ 277), Угловой кабинет (№ 276), Большой кабинет (№ 275), Библиотека (№ 273–274). Все эти покои выходили окнами на Миллионную улицу и Дворцовую площадь[50].
Наряду с личными покоями В.Ф. Бренна заново отделал парадную анфиладу, выходившую окнами на Большой двор Зимнего дворца. Парадная анфилада покоев Павла I включала: Тронный зал Павла I (№ 290–292), Овальный зал (№ 293–295), Тронный зал Марии Федоровны (№ 296) и Аванзал (№ 297, № 298 – южная часть, № 288 – северная часть).
В октябре 1798 г. в этих покоях Павел I принял титул великого магистра Мальтийского ордена. В результате Зимний дворец украсился соответствующей символикой – над большими воротами дворца укрепили герб св. Иоанна Иерусалимского.
План 2-го этажа Зимнего дворца с указанием залов, в которых находились покои Павла
Изменились и привычные названия некоторых помещений на императорской половине. Так, Генерал-адъютантская с эркером-фонариком (№ 280) стала называться Кавалерской, поскольку при Павле I предназначалась для официальных приемов кавалеров рыцарского Мальтийского ордена, а соседнюю с ней Столовую (№ 281) преобразовали в Тронную, стены которой обтянули желтым бархатом. Тогда же Бренна построил лестницу, соединившую все три этажа юговосточной части Зимнего дворца[51].
Павел I, получив в подарок от матери Гатчину в 1783 г., выехал из Зимнего дворца в середине 1780-х гг. По воцарении в 1796 г. он начал строительство Михайловского замка, внутренне давно «списав» для себя Зимний дворец. Многие вещи из личных покоев императорской четы в Зимнем дворце переехали в Михайловский замок, и целостность образа, созданного Бренной, была безвозвратно утрачена. В Зимний дворец Павел I больше не вернулся.
Николай I, вспоминая свое раннее детство, писал, что в Михайловском замке «всем было очень скверно, и каждый сожалел о своем прежнем помещении, всюду слышались сожаления о старом Зимнем дворце. Само собою разумеется, что все это говорилось шепотом и между собою, но детские уши часто умеют слышать то, чего им знать не следует, и слышат лучше, чем это предполагают. Я помню, что тогда говорили об отводе Зимнего дворца под казарму; это возмущало нас, детей, более всего на свете».
Юго-восточный ризалит при императоре Александре I
После гибели императора Павла I в Михайловском замке от рук заговорщиков в марте 1801 г. молодой император Александр I немедленно вернулся в Зимний дворец. При нем все должно было стать, «как при бабушке». В том числе Зимнему дворцу возвращался статус главной императорской резиденции. Особо отметим, что молодой император сломал уже устоявшуюся традицию, отказавшись поселиться в покоях юго-восточного ризалита. Он вновь вернулся в свои комнаты, расположенные вдоль западного фасада Зимнего дворца, окнами на Адмиралтейство. Для Александра I первый год правления не был простым, и селиться в покоях отца, на убийство которого он дал карт-бланш заговорщикам, император, видимо, просто не мог. Психологический фактор возобладал над традицией и политической целесообразностью.
В результате помещения второго этажа юго-восточного ризалита, изначально предназначенные для царствующих лиц, с 1801 г. навсегда утратили значение внутренних покоев главной половины.
Довольно долго комнаты Павла I стояли пустыми. Их время от времени занимали гости, останавливавшиеся в Зимнем дворце. За эти годы покои убитого императора обветшали, что было несовместимо с их статусом покоев «первых лиц».
Ремонтировать покои Павла I в юго-восточной части Зимнего дворца начали в 1818 г., накануне приезда в Россию короля Пруссии Фридриха-Вильгельма III. Тогда предполагалось «возобновить без потери времени» комнаты, «начиная с половины Государыни Императрицы Марии Федоровны и до самого Эрмитажа по фасаду на плац». Курировал строительные работы министр финансов А. Гурьин, а ответственным за их выполнение назначили «коллежского советника Росси». Именно его «рисунки и назначения» определили все дизайнерские решения, реализованные в ходе ремонта[52].
К.И. Росси провел капитальный ремонт в Шпалерной, Большой столовой, Фонарной, Кавалерской, Большой гостиной, Туалетной, Опочивальне, Угольном кабинете, Большом кабинете и Библиотеке. Например, в Шпалерной комнате предполагалось: «Плафон расписать вновь; Печи, лепную работу исправить починкою; Двери в резной золоченой раме починить; Паркет дубовый тож; Занавеси, шторы вновь; Шпалеры, обои вычистить, а ежели оные не будут чисты, то поставить новые; Около оных обоев обнести вокруг малиновым бархатом; Между окон три новые зеркала; Мебель и трюмо исправить починкою; Люстр бронзовых новых две».
М.-Г. Лори. Вид на Зимний дворец со стороны Невского проспекта. 1804 г.
В уютном Фонарике над Комендантским подъездом (в документах – «Фонарная») предполагалось: «Штукатурную лепную работу сделать вновь; Плафон и стены расписать вновь; Рамы зимние и летние сделать вновь с прибором и цветными стеклами; Печи и камины переделать вновь; В четырех углах подобрать новые зеркала с рамами; Сделать новый паркет; Серебряную люстру вычистить»[53].
Э.П. Гау. Фонарик в Зимнем дворце. 1870 г.
В.Л. Боровиковский. Портрет императора Александра I
После ремонта Кавалерскую и Эркер-Фонарик, наполненный светом и воздухом, соединили, сделав едиными. Два венецианских окна и такую же дверь на балкон прикрывали прозрачные шторы. Угловые простенки декорировали составными зеркалами от пола до потолка, расписанного «под лепную работу с фигурами». Общий колорит Фонарика решили в небесно-голубых тонах. Именно в Фонарике прусский король устраивал небольшие семейные ужины, на которых «одне только дамы сидели, а мужчины ужинали стоя». Из переделок этого времени упомянем и то, что мемориальный кабинет Петра III превратился в Гостиную (№ 279). С этого времени комнаты в этой части Зимнего дворца стали официально называть «прусско-королевскими комнатами» и на их отделку в 1818 г. потратили порядка 500 тыс. руб. Одновременно с этим ремонтом перестроили Мыльню Екатерины II и «поправили» ее Китайские антресоли[54].
Вторая запасная половина Зимнего дворца
К 1870-м гг. «прусско-королевские комнаты» стали официально именоваться Второй запасной половиной Зимнего дворца. Эта половина находилась на втором этаже Зимнего дворца, начинаясь от Александровского зала и продолжаясь до перехода в Малый Эрмитаж.
Помещения Второй запасной половины сформировались на месте бывших покоев императрицы Екатерины II в юго-восточном ризалите, отделяясь от Первой запасной половины Александровским залом (остальную часть ризалита занимала Большая церковь). В плане эта половина состояла из двух перпендикулярных анфилад, выходящих окнами на Дворцовую площадь и на Миллионную улицу, помещения которых по-разному соединялись с комнатами, выходящими во двор.
Э.П. Гау. Вторая запасная половина. Первый зал. 1869 г.
Вторая Запасная половина включала в себя следующие помещения: Зал, или Приемную (Зала перед Фонариком – № 280); Гостиную, Малый кабинет, Спальню, Будуар, Большой кабинет и Камердинерскую (7 помещений). Надворную часть половины занимали служебные помещения: коридоры, камердинерские, буфет и ванная[55].
В разные годы состав помещений, входивших во Вторую запасную половину, незначительно менялся. Так, в середине 1870-х гг. Вторая запасная половина включала: Столовую, Гостиную, Кабинет, Опочивальню, Приемную комнату и Угловой кабинет (6 помещений).
Впрочем, был период, когда в этих комнатах некоторое время жили сыновья Александра II. В начале 1850-х гг., когда подросли дети цесаревича Александра Николаевича, их разместили в комнатах Второй запасной половины Зимнего дворца. От комнат родителей их отделяли комнаты всего южного фасада Зимнего дворца. Такое впечатление, что детей, вступавших в переходный возраст, буквально «отселили» на противоположную сторону Зимнего дворца, как можно дальше от родителей.
Э.П. Гау. Вторая запасная половина. Второй зал. 1870 г.
Эти помещения тогда предназначались, прежде всего, для старшего сына цесаревича – великого князя Николая Александровича, который должен был стать Николаем II, а пока родители звали его просто Никсой. Тогда никто и не предполагал, что подросший мальчик умрет от тяжелой болезни в апреле 1865 г.
С 1853 г. в комнаты Второй запасной половины перевели и младших братьев Никсы – Александра (будущего Александра III) и Владимира. По этому случаю в комнатах провели ремонт, реализуя новые интерьерные решения. В эту работу по переделке интерьеров активно вмешивалась цесаревна Мария Александровна.
Во второй половине 1860-х гг., когда старшие мальчики Александра II подросли, они съехали из этих комнат, начав свою жизнь. Так, цесаревич Александр Александрович, женившись, с 1866 г. поселился в Аничковом дворце.
В период Первой русской революции (1905–1907 гг.) в комнатах Второй запасной половины прятали сановников «первого уровня», спасая их от бомб эсеровских террористов.
Э.П. Гау. Вторая запасная половина. Гостиная. 1869 г.
Сначала весной 1905 г. в комнатах Второй запасной половины некоторое время жил генерал-губернатор Санкт-Петербурга Д.Ф. Трепов. Это решение принял лично Николай II, рассчитывая, что хорошо охранявшийся Зимний дворец убережет генерал-губернатора от возможного террористического акта. Однако вскоре Николай II выразил желание, «чтобы ныне занятое <…> Треповым помещение в Зимнем дворце было очищено»[56]. Для Д.Ф. Трепова и его канцелярии сняли особняк, и он съехал из комнат Второй запасной половины.
Затем осенью 1905 г. в комнатах Второй запасной половины поселили премьер-министра П.А. Столыпина с семьей. Это произошло после того, как террористы взорвали его дачу на Аптекарском острове.
Дочь П.А. Столыпина вспоминала: «Государь предложил папа переселиться в Зимний дворец, где гораздо легче было организовать охрану. Аде и Наташе были отведены громадные светлые комнаты, и между ними была устроена операционная. Наташина комната была спальной Екатерины Великой.
Э.П. Гау. Вторая запасная половина. Малый кабинет. 1869 г.
Скоро обоих наших раненых перевезли во дворец, и Наташина комната наполнилась цветами, подарками, конфетами, а немного спустя, и гостями. Как ни казалась мне жизнь на Аптекарском мало свободной, но что это было по сравнению с Зимним дворцом. Всюду были часовые, и мы положительно чувствовали себя как в тюрьме.
Когда мы еще жили на Аптекарском, вздумали мы с Марусей поехать посмотреть Зимний дворец. У нас спросили письменное разрешение, какового у нас не было, и хотя мы сказали, кто мы и приехали на казенных лошадях с министерским кучером и выездным лакеем, нас не впустили. Часто потом, живя в этой почти что крепости, вспоминали мы этот случай…»
Э.П. Гау. Вторая запасная половина. Спальня. 1874 г.
Сестер пускали бегать в сады: один внизу большой, а другой во втором этаже, где росла целая аллея довольно больших лип. Но дети с первого же дня возненавидели эти сады и прозвали их: «Gross Sibirien» и «Klein Sibirien».
«Папá, для которого жизнь без моциона была бы равносильна при его работе лишению здоровья, гулял по крыше дворца, где были устроены удобные ходы, или по залам. Кабинет, уборная папá, спальная моих родителей, всё это было устроено не по их выбору, а по соображениям и распоряжениям охраны. Мой отец беспрекословно всему подчинялся – кажется, в это время он мало и замечал, что творится вне его работы и семьи. Слишком велико было усилие воли, требуемое на то, чтобы, переживая то, что он переживал, исполнять всю гигантскую работу, лежащую на его плечах.
Часто, когда мои родители гуляли после обеда по залам дворца, ходили и мы туда же. Грустный и жуткий вид являли эти залы, освещенные каждая одной лишь дежурной лампочкой. В этом полумраке казались они еще громаднее, чем днем, еще таинственнее говорили их стены о днях блеска, пышности и величия. Днях, когда никакое посягательство на самодержавие не колебало трона русских царей.
П.А. Столыпин со своей семьей. 1907 г.
Строгой и стройной анфиладой тянулись зала за залой, гостиная за гостиной. Гордо и уверенно глядели со стен портреты императоров, и таинственно блестела в полумраке позолота рам, мебели и люстр. А в тронном зале покрытый чехлом трон навевал тяжелые думы.
Странно – сильна и крепка была еще монархия, на недосягаемой высоте, окруженный ореолом вековой славы возглавлял Россию ее император; революция притихла, припала к земле, примолкла… а вместе с тем какое-то инстинктивное чувство сжимало грудь в этом огромном дворце, никогда больше не оживавшем, не видящем теперь ни нарядных балов, ни приемов, будто забытом всей царской семьей. Одни дежурные лакеи лениво шаркали по пустым залам и оживлялись лишь, когда начнешь их расспрашивать про былые дни величия и славы.
Из моей спальни был прямо вход в Эрмитаж, и после дежурства у Наташи, особенно тяжелого, когда она бредила, было огромным наслаждением выйти из нашего окруженного часовыми помещения и отдохнуть душой среди творений великих мастеров»[57].
Южный фасад Зимнего дворца
Половина императрицы Марии Федоровны
Идя вдоль фасадов Зимнего дворца, проследуем от Миллионной улицы мимо фасада, обращенного к Дворцовой площади. Если посмотреть на второй этаж дворца, то залы, окна которых расположены справа и слева от главных ворот, и составляли половину императрицы Марии Федоровны. Покои вдоль фасада, окнами на Дворцовую площадь, Марии Федоровне отвел еще Павел I в 1797 г. Эту «территорию» Мария Федоровна занимала вплоть до своей кончины в 1828 г. Анфиладу покоев замыкала Бриллиантовая комната (№ 283), традиционно находившаяся рядом со спальней императрицы.
Умная, честолюбивая и волевая супруга Павла I в марте 1801 г. пыталась даже перехватить рычаги власти после трагической гибели супруга. Затем в период своего вдовства она сумела сформировать структуру, получившую впоследствии именование «Ведомства императрицы Марии Федоровны», занимавшуюся призрением, образованием, оказанием медицинской помощи представителям различных сословий. За тридцать лет через покои императрицы прошло множество людей, составивших славу России.
Ее сын, император Николай I, вспоминая свои детские годы, писал: «Одно из последних событий этой эпохи, воспоминание о котором будет для меня всегда драгоценным, это удивительное обстоятельство, при котором я познакомился со знаменитым Суворовым. Я находился в Зимнем дворце, в библиотеке моей матери, где увидел оригинальную фигуру, покрытую орденами, которых я не знал; эта личность меня поразила. Я его осыпал множеством вопросов по этому поводу; он стал передо мной на колени и имел терпение мне все показать и объяснить. Я видел его потом несколько раз во дворе дворца на парадах, следующим за моим отцом, который шел во главе Конной гвардии».
Покои императрицы Марии Федоровны сохраняли свой облик вплоть до 1827 г. Буквально за год до смерти вдовствующей императрицы на ее половине прошел масштабный ремонт. В этих работах, развернувшихся в 1827–1828 гг., принимали участие К.И. Росси и О.Р. Монферран. Причем начал их К.И. Росси, а затем руководство ими передали О.Р. Монферрану «по случаю, болезни» первого. Именно тогда на половине императрицы появилась ныне знаменитая Парадная, или Октябрьская, лестница[58].
Николай I, который только обживал Зимний дворец, регулярно посещал «строительную площадку» на половине своей матушки. Как водится, рабочих император «жаловал», а архитекторов и подрядчиков «строил». Например, 8 августа 1827 г. по устному повелению царя министр Императорского двора князь П.М. Волконский «препроводил 500 руб., высочайше пожалованных каменщикам на кашу»[59].
К. Кроноветтер. Императрица Мария Федоровна. 1828 г.
С другой стороны, «Государь Император, проходя переделываемые комнаты», изволить обратить внимание на «кривизну <…> в поставленных печах, а посему <…> арх. Монферрану» объявил «высочайшее примечание и рекомендовал почасту осматривать производимые работы личным вниманием и отвращать подобные неустройства». Более того, император прямо пригрозил архитекторам «строгой ответственностью, могущей повлечь вред их службе»[60].
Когда ремонтные работы на половине Марии Федоровны подошли к концу, пришло время оформлять дворцовые интерьеры. Для этого требовались предметы определенного уровня и ценового диапазона. Видимо, тогда их в запасе не имелось, а выписывать из-за границы было очень долго. Поэтому для решения «интерьерной проблемы», с санкции Николая Павловича прибегли, к закупкам «на вторичном рынке», у «физических лиц». Например, в феврале 1828 г. у графини М.Д. Нессельроде за 2500 руб. купили мозаичный столик. В марте 1828 г. у вдовы шталмейстера княгини Гагариной за 1000 руб. купили бронзовую люстру. И таких примеров в архивном деле достаточно много[61].
Архитектор К.И. Росси
Архитектор О. Монферран
Все работы на половине императрицы закончили в марте 1828 г. По итогам работ состоялись награждения: Мария Федоровна пожаловала 8 бриллиантовых перстней чиновникам, «находившимся у работ». О.Р. Монферран получил драгоценный подарок лично от министра Императорского двора, а архитектор Ф. Руска – орден Святого Владимира IV степени.
В марте 1828 г. покои императрицы Марии Федоровны закончили, а в ноябре этого же года она умерла, фактически не пожив в своих новых комнатах. Тогда Николай I принял решение об их консервации.
Поскольку в это время во дворце прошла серия больших ремонтов, затронувших разные помещения, архитектор В.П. Стасов в специальной записке (апрель 1828 г.) на имя министра Императорского двора кн. П.М. Волконского оговорил «стандартные» условия ухода за интерьерами в отремонтированных комнатах Зимнего дворца: «Для сохранения убранства в отдельных комнатах Его Императорского Величества в Зимнем дворце имею честь представить Вашему Сиятельству следующее…» Далее архитектор рекомендовал при отъезде 52 императорского семейства из Зимнего дворца снимать «все ковры с паркетов и лестниц… выколачивать их ежемесячно два раза в сухую погоду»; «паркеты же натирать не менее одного раза в неделю, ибо без сего подвергаются скорой порче, чернеют и теряют цвет». Стасов рекомендовал снимать «с окон подушки, обтянутые ковриками и материями», и также выбивать два раза в месяц, а всю мебель хранить «под чехлами в комнатах, выколачивая раз в неделю…». Все шелковые «обои и занавесы» рекомендовалось «покрывать чехлами, как и все бронзы и время от времени обметывая пыль и выколачивая чехлы»[62].