Призрак из страшного сна

Анна Ольховская

Призрак из страшного сна

Пролог

Каталка, подпрыгивая на неровностях пола… Впрочем, пола – это громко сказано. Откуда в заброшенной соляной шахте пол? Так, всего лишь нижняя часть выдолбленного в горе тоннеля, неровная и каменистая.

Да и тоннелем этот узкий извилистый лаз тоже нельзя было назвать, он больше походил на крысиную нору. Или на змеиную…

Во всяком случае, женщина, везшая каталку, ассоциировалась именно со змеей: высокая, тонкая, какая-то извилистая, что ли. Длинные тонкие руки, такие же ноги, вытянутое тело, гибкие движения.

Гибкие и сильные движения. Потому что каталку женщина толкала с довольно-таки приличной скоростью, и это учитывая не только камни и рытвины нижней части тоннеля, но и вес лежавшего на каталке мужчины. Высокого, сильного молодого мужчины.

А ведь еще и приходилось пригибаться – свод тоннеля был слишком низким для возницы.

Ну, и «вишенка на торте» – полное отсутствие света. Это только в кино подземелья почему-то всегда освещены каким-то голубоватым сиянием. А на самом деле – если нет ни фонаря, ни хотя бы спичек – там, внизу, вальяжно раскинула черные крылья абсолютная тьма.

Но эта тьма совершенно не мешала женщине ориентироваться. Словно она обладала эхолотом или что там еще есть у тех же летучих мышей. Стоп! Мы ведь уже приняли априори, что дамочка у нас похожа на рептилию, а не на грызуна.

В общем, возница ориентировалась в кромешной темноте довольно-таки свободно. Во всяком случае, каталка ни разу не врезалась в стену и продолжала ехать в никуда с приличной скоростью.

А вот когда лежавший на каталке мужчина с трудом приоткрыл глаза, он ничего не увидел. На него лениво таращился абсолютный мрак.

И первая – как обычно, самая дурацкая – мысль, заглянувшая в его помутневший от потери крови разум, была: «Кажется, я все-таки умер».

Но весьма болезненный толчок в спину от подпрыгнувшей на очередном камне каталки мгновенно выбил это предположение из головы мужчины, и оно, прощально всхлипнув, «влепилось» в стену тоннеля.

Мертвые ведь боли не чувствуют. И запаха тоже. Тяжелого, густого запаха крови. Кажется, его собственной крови – рубашка на груди была липкой и влажной. И во рту тоже была кровь.

Но… почему, как, откуда?.. Что с ним произошло? Где он находится? Почему вокруг так темно? Единственное, что он понял, – его сейчас куда-то везут. Причем в полной темноте и, судя по спертости и тяжести воздуха, – под землей.

Он попытался что-то вспомнить – не получилось. В голове вязко пульсировала багровая мешанина, в которой мелькали искаженные, словно в кривом зеркале, лица. Чьи – он не помнил.

Он вообще ничего не помнил! Даже собственного имени…

Ощущение было прегнусное.

Мужчина глухо застонал и попытался приподняться, но в груди его словно бомба взорвалась, а в следующее мгновение на разум накатило цунами жуткой боли, мгновенно отправив его, разум, обратно в нокаут.

И последнее, что услышал мужчина, был странный, какой-то шипящий женский голос:

– Не дергайся! Теперь ты наш!

Часть I

Глава 1

Ровный гул вертолетного двигателя не позволял нормально общаться. Приходилось напрягать связки, чтобы докричаться до собеседника. Или склоняться к нему близко-близко, касаясь губами уха…

Но орать никому не хотелось.

Потому что и общаться не хотелось. Все уже было выкричано и выплакано там, в холле новенькой, только собиравшейся принять первых пациентов спелеолечебницы, где мы прятались сами и прятали раненого Павла.

И где истекавший кровью Павел спас нас всех. А мы его тупо прошляпили…

В итоге бой мы не выиграли. И не проиграли. Те змееподобные уроды не смогли забрать меня и Монику, зато они сперли Павла. Прямо у нас из-под носа.

Я смотрела в круглое окошко-иллюминатор, привалившись плечом здоровой руки к борту вертолета. И даже легкая вибрация стен, несколько болезненно отдававшаяся в раненой руке, не могла выдернуть меня из болота уныния.

Потому что так нечестно! Пашка, он… ему и так пришлось нелегко, с самого рождения он был изгоем, прятался от людей в пещере, чтобы не пугать их своим внешним видом. И едва парень обрел семью и даже любовь, как его сперли какие-то уроды, возомнившие себя его родней!

А Пашка – не змей, он человек! Он – Павел Венцеславович Кульчицкий, единственный сын и наследник Венцеслава Тадеушевича Кульчицкого, владельца химического концерна «Аврора», выпускающего стиральные порошки, шампуни, мыло и прочую стирально-моющую продукцию.

Но стать наследником по документам Пашка так и не успел…

И пока что сыном Кульчицкого считается Сигизмунд, он же – Гизмо, красавчик внешне и редкостная гнида внутри. Гизмо сейчас заперт в СИЗО, и мы с Моникой после исчезновения Павла – единственные свидетели обвинения против Гизмо.

Нет, надо по порядку…

Меня зовут Варя, Варвара Ярцева. Мне двадцать девять лет, я – практикующий психолог. У меня свой кабинет в одном из медицинских центров Москвы. Но появился этот кабинет всего-то с полгода назад, и то благодаря деньгам и протекции Мартина Пименова, олигарха и по совместительству одного из самых завидных женихов отечественного (и не только) брачного рынка.

Года полтора тому назад Мартин, умный, жесткий, хладнокровный человек, поднявшийся на вершину не просто от подножия – из провала у подножия, воплощение американской (а теперь и российской) мечты, умудрился попасться на удочку Степана Кругликова и заключить совершенно идиотское пари. Проиграв его, Мартин должен был жениться на дочери Кругликова, общемосковской давалке, совершенно жуткой девице с претенциозным именем Альбина.

Выбраться из этой западни Мартину помогли мы с Олегом[1], моим сводным братом. И на деньги, полученные в качестве вознаграждения, мы построили загородный дом для родителей, а я смогла осуществить свою давнишнюю мечту – открыть собственный кабинет.

В чем мне и помог Пименов, ставший за время знакомства почти членом нашей семьи – Мартин, у которого отец по пьяни убил мать, был лишен нормального детства и не знал, что такое семейное тепло.

Потому он и стал таким – холодным, словно замерзшим изнутри.

А у нас он оттаивал. И с удовольствием менял светские рауты на наши семейные праздники. Мартин и Олег стали друзьями, а ко мне Пименов относился как к сестренке.

Что меня совсем не радовало…

Потому что я, как распоследняя курица, буквально влипла в ледяную голубизну глаз этого высокого, худощавого, не самого красивого, но для меня – единственного мужчины.

Но я отвлеклась.

В общем, этой весной мы отпраздновали новоселье. И даже упорные слухи, ходившие среди местного населения, мы отправляли «в обход» нашего двора.

Ну в самом деле – вы бы поверили в байки о Змее Горыныче, похищающем молодых девушек и пугающем старушек? Местные уже опасались в лес ходить поодиночке, за грибами и ягодами отправлялись кучненько.

И это – в начале двадцать первого века! Когда космические корабли уже избороздили просторы Вселенной!

Ну да, один печальный инцидент был – прошлым летом, еще до того, как мы купили участок в деревне, там бесследно исчезли две девушки. Ася, племянница одной из местных жительниц, и ее подружка, дочь банкира Моника Климко[2]. Игорь Дмитриевич, отец Моники, тогда перевернул здесь все и всех. Сотрудники его службы безопасности прочесали весь лес в округе, обшарили каждый камушек на дне озера, с пляжа которого пропали девушки, но результата это не принесло.

Даже с учетом того, что людям Климко активно помогали профи из службы безопасности Венцеслава Кульчицкого, которыми руководил Александр Дворкин, бывший агент израильского «Моссада».

Почему помогали?

Ну, прежде всего потому, что озеро, откуда пропали Моника и Ася, находилось в непосредственной близости от поместья Кульчицких. В зоне, так сказать, служебных интересов Дворкина. К тому же Кульчицкие в свое время активно сватали за своего сына, красавчика Сигизмунда, одного из любимчиков гламурной московской тусовки, дочку банкира Монику.

Сочли девушку достойной их сокровища. Еще бы – красивая, умничка, хорошо учится в университете, скромница, по ночным клубам не шляется, по вечерам у компьютера сидит.

Но сватовство не удалось – Моника категорически отказалась встречаться с Гизмо. Оказалось, что девчонка влюбилась в виртуального персонажа, скрывавшегося под ником Арлекино. Причем Моника даже не знала, как выглядит внешне ее любимый – вместо фото в Интернете была картинка балаганного арлекина.

Но девушке было все равно, как он выглядит, – ее Арлекино был самым добрым, самым чутким, самым романтичным, нежным, сильным, любящим – самым-самым-самым!

Понятно, что родители сочли все это бредом и отлучили дочь от Интернета. Моника рассорилась с родителями и укатила с подружкой Асей в деревню, куда обычно никогда не ездила. Какая еще деревня, когда есть Мальдивы, Ницца, Бали?

Укатила. И пропала.

И поиски результатов не принесли.

Пока ко мне на прием не пришла мать Моники, Элеонора. Измученная, потухшая женщина, один сплошной комок душевной боли.

Мне пришлось много повозиться с Элеонорой, прежде чем она смогла открыться и рассказать мне всю эту историю. И я решила попытаться помочь женщине.

И я разыскала в Интернете пресловутого Арлекино. Мне показалось, что он ничего не знал об исчезновении Моники, думал, что девушка просто его бросила, предпочла реального красавчика Гизмо виртуальному незнакомцу.

Арлекино тогда резко оборвал разговор со мной и вышел из Сети.

А буквально через пару дней в озере нашли жутко изуродованный труп Аси… Причем, по заключению экспертизы, умерла девушка относительно недавно. Сердце не выдержало боли и страха. Да и кормили бедняжку явно не разносолами.

То есть получалось – Ася где-то провела почти год! Год жутких мучений, издевательств, пыток…

И вполне возможно, что Моника еще жива!

Но сообщать об этом родителям девушки мы не стали – зачем понапрасну их тревожить, Элеонора и так едва-едва выкарабкалась из бездны отчаяния.

А потом меня привели к Монике. Именно привели – словно кто-то звал меня, указывая путь. И торопил – быстрее, быстрее!

Моника была жива. Тоже измучена, те же жуткие раны, словно ее грыз какой-то дикий зверь, но – жива!

И понеслось!

В итоге я оказалась в подземелье, где едва не испытала на себе все, что пришлось пережить пленницам Гизмо.

Да, девушек похищал и глумился над ними Сигизмунд Кульчицкий, белокурый голубоглазый красавец, и так не обделенный женским вниманием.

Но мерзавцу мало было внимания и обычного секса, Гизмо хотел быть Господином! И делать со своими игрушками все, что ему заблагорассудится…

Душка Гизмо придумал гениальный, на его взгляд, ход. Он слышал местные байки о Змее Горыныче, которого периодически видели в окрестных лесах. И решил воспользоваться этими слухами.

Раздобыл где-то резиновый наряд дракона, натягивал его на себя и в таком виде шлялся по лесам в поисках добычи. И девушки действительно начали пропадать…

И так продолжалось бы неизвестно сколько времени, не найди я Арлекино…

Того, кто и стал причиной слухов и баек.

Настоящего Змея Горыныча.

Глава 2

Венцеслав Кульчицкий был просто помешан на чистоте рода. В его семье это помешательство передавалось из поколения в поколение: Кульчицкие никогда не женились и не выходили замуж за простолюдинов, только чистокровные наследники аристократов были достойны носить гордое имя Кульчицких!

Само собой, никаких бастардов от деревенских девок и актрис!

Если не хватало претендентов из других родов, брачные союзы заключались с кузинами и кузенами. Чистота крови – прежде всего!

И даже к концу двадцатого века, когда последний из рода Кульчицких, Венцеслав, собрался жениться, он желал невозможного по тем временам – найти чистокровную представительницу любого, пусть и захудалого, но обязательно аристократического рода, да еще и девственницу!

Фантазер, в общем.

Но на тот момент его службой безопасности уже руководил Александр Дворкин, бывший агент «Моссада». И хотя поиск невесты не входил в круг обязанностей Дворкина, он согласился помочь хозяину.

Надо отметить, что более преданного и верного человека, чем Александр, я не встречала среди секьюрити. Может, потому, что вообще мало общалась с представителями этой профессии?

И Дворкин сумел сделать невозможное возможным задолго до того, как Дима Билан объявил о своем сакральном знании этого процесса.

Невеста для хозяина была найдена. Магдалена Расмуссен, потомок конунгов, представительница старинного норвежского рода. Причем так же помешанная на чистоте крови, как и Венцеслав.

Именно поэтому рыжеволосая белокожая Магда, продавщица из небольшого городка на севере Норвегии, к своим двадцати восьми годам была еще не замужем. И вообще не подпускала к себе местных мужланов, хотя была довольно симпатичной. Не красавица – внешность ее немного портили длинноватый нос и тяжелая челюсть. Но в целом Магдалена нравилась мужчинам.

Понравилась она и Венцеславу. Прежде всего, разумеется, происхождением – тут уж Дворкин постарался, проверил все чуть ли не до Харальда Жестокого, Победителя Драконов, пращура Магдалены. Ну, и тем понравилась, что Магдалена была единомышленницей жениха.

Вскоре Магда забеременела. К появлению на свет наследника Венцеслав готовился очень серьезно. Никаких поездок к врачу в город: для Магды был нанят профессор медицины, один из лучших специалистов в области акушерства и гинекологии Иосиф Львович Либман.

Иосиф Львович давно уже не вел лично беременность пациенток, но сумма, предложенная ему Кульчицким, убедила Либмана пересмотреть свое решение. И господин профессор через день мотался в поместье Кульчицких – благо расположено оно было всего в сорока километрах от Москвы – для осмотра и консультации подопечной.

Магда питалась исключительно свежими и экологически чистыми продуктами, выращенными жителями их деревни. Именно их, личной – в свое время Венцеслав перевез из Сибири целую деревню староверов, притесняемых местной властью, построил им дома, купил скотину, позволил молиться так, как им хочется, защищал и оберегал их от козней и неприятностей внешнего мира. Военкомата, к примеру.

И крестьяне платили барину верностью и благодарностью.

А еще – полностью снабжали замок барина (именно замок, Кульчицкий выстроил точную копию родового замка, стоявшего когда-то в Польше) молоком, хлебом, мясом, овощами и фруктами.

В общем, проблем с чистыми продуктами не было. Магда много гуляла, занималась гимнастикой, принимала специальные швейцарские витамины, способствующие, если верить производителям, повышению уровня интеллекта у будущего ребенка.

Профессор, осматривая пациентку, был доволен – ребенок рос и развивался превосходно, все точно по часам. Жаль, конечно, что Магда отказывается от УЗИ и анализов крови на предмет каких-либо уродств, но, в принципе, все и так хорошо.

Роды начались точно в срок. Родила Магдалена довольно быстро и легко.

Родился мальчик, крепкий, здоровый мальчик. Закричал – требовательно и громко. Женщина попросила показать его ей. Но профессор почему-то медлил.

Магда возмутилась и потребовала показать ей сына.

И профессор показал…

Женщина, увидев ЭТО, дико закричала и потеряла сознание. А когда очнулась, рядом с ней лежал чудесный красивый мальчик, голубоглазый ангелочек.

Родившийся практически одновременно с хозяйским сын Марфы Лобовой, девки из деревни, взятой в замок в качестве кормилицы.

Марфа не хотела жить в деревне, доить коров, жать серпом, как и сто, и двести лет тому назад, пшеницу, быть послушной рабыней мужа. Умная и способная девочка хотела учиться, а у них в деревне детей не учили ничему, кроме «хозяйства».

В общем, Марфа сбежала в Москву. А через год вернулась брюхатой. Позор семье! Кто такую замуж возьмет! Принесла в подоле невесть от кого, шалава!

Робкие попытки рассказать, что она не виновата, что ее изнасиловал какой-то гад, никто не принимал всерьез. И девушка стала изгоем в деревне.

Дворкин, проезжая как-то через село, стал свидетелем неприятной сцены – местные ребятишки, собравшись гурьбой, швыряли камнями в глубоко беременную молодую женщину, и их никто не останавливал!

По лицу бедняжки текла кровь, губа ее была разбита. Девушка не пыталась наказать негодников, она лишь тихо плакала и руками закрывала живот.

Александр тогда остановил машину, выскочил и разогнал мелких. Отругал старших. Усадил в джип заплаканную Марфу и отвез ее в замок. Там она пришлась очень даже кстати – рожать ей надо было почти тогда же, когда и барыне, молока, судя по всему, у девки будет хоть залейся, и Магде не придется портить грудь. Пусть остается, кормилицей станет!

Надо ли говорить, что Марфа сразу и навсегда стала самой верной служанкой барыни Магды? И готова была ради барыни на все.

Даже на то, чтобы отдать ей своего сына…

Взамен страшненького уродца, рожденного хозяйкой. Больше похожего на ящерку – ни ушек, ни (тогда) носика, глазки-щелочки, рот – безгубый, да еще и все тельце чешуйками покрыто!

Когда бледный как смерть хозяйский доктор прибежал к ней в каморку, держа на руках уродца, Марфа как раз отдыхала после родов. Она справилась сама, без чьей-либо помощи, у них все бабы в роду сами рожали.

Мальчишечка родился крепенький и хорошенький, и Марфа, приходя в себя, с нежностью смотрела, как тот чмокает маленьким ротиком, жадно вцепившись в ее сосок.

И тут примчался Либман. Увидел мальчишку – и буквально расцвел.

А потом в двух словах объяснил Марфе диспозицию. Она, Марфа, ведь хочет помочь барыне? Той, что спасла ее от унижений и издевательств, благодаря которой к Марфе теперь относятся на селе даже с уважением – еще бы, нянька и кормилица наследника!

Марфа хотела, но не могла понять – как?

И доктор объяснил – как. Ее, Марфы, сын станет наследником Кульчицких. Он со временем получит все состояние, станет богатым и уважаемым человеком. А сама Марфа будет при нем – как нянька и кормилица. Поди плохо? И при сынишке жить, и знать, что ее мальчик обеспечен на всю жизнь. А что ждет парня в том случае, если он останется сыном Марфы? Его ведь так и будут звать приблудышем. И относиться к нему с презрением.

– Ну, что ты решила, Марфа? – доктор нетерпеливо посматривал на белокурого ангелочка. – Времени у нас нет, там барин к жене рвется, на наследника хочет посмотреть.

– А как же… – женщина посмотрела на копошившегося в пеленках уродца. – Что с этим делать? Мне, что ли, его за своего выдать?! Это ж еще больше меня все шпынять будут!

– Этот – не жилец, – поморщился профессор. – У него ихтиоз…

– Чего?

– Синдром Арлекино… Тьфу ты, с кем я говорю! Короче, редкая болезнь у парня, дети с такой генетикой долго не живут. Так что всем будет лучше, если ты его отнесешь куда-нибудь в лес и закопаешь.

– Живого?!

– Да помрет он сам. Ну, или придуши его, что ли. А всем скажи, что твой ребенок умер родами и ты его похоронила.

– Что вы говорите такое, господин доктор?! Как можно – придушить…

– Все, хватит болтать! Говори, согласна на подмену? Ну?!

– Согласна…

– Вот и умница, вот и молодец. Правильно решила. Только запомни – теперь этот мальчик сын барина и барыни, а не твой, поняла? Чтобы не ляпнула чего потом!

– Поняла… Не ляпну.

Доктор оторвал от груди Марфы мальчика, завернул его в те пеленки, в которых принес уродца, а самого уродца небрежно швырнул на кровать рядом с Марфой.

Тот жалобно закряхтел, захныкал, уродливое личико его исказилось – малыш почувствовал запах молока.

И Марфе, поначалу отшатнувшейся от «ящерки», вдруг стало нестерпимо жалко несчастного ребенка, от которого отказалась родная мать.

Она дала малышу грудь…

Глава 3

Где-то через час снова примчался Либман – довольный, цветущий, от его недавней истерики не осталось и следа.

– Молодец, Марфушка, выручила всех нас! – Радостно потирая руки, профессор направился к женщине. – Давай-ка я и тебя осмотрю, чтобы никаких послеродовых осложнений не было. Ты хозяйке и сыну здоровая нужна.

– Не надо! – Марфа испуганно шарахнулась от доктора, натягивая на ноги подол сорочки. – Здорова я, здорова! Вот еще, ерунду придумали, барин!

От ее движения проснулся и заплакал лежавший возле стенки уродец.

Либман нахмурился:

– Он что, еще жив?

– А чего ж ему не жить, – пожала плечами Марфа. – Поел, сухой – пеленку я ему сменила, уснул.

– «Пеленку я ему сменила»! – передразнил женщину Иосиф Львович. – Тебе что было сказано? Убрать эту погань с глаз долой, пока кто-нибудь из прислуги его не увидел!

– Сами и убирайте! – поджала губы Марфа. – А я его не трону – дите ведь, пусть и страшненькое!

– Да пойми ты, дурочка, – решил сменить тактику профессор, – мальчишка все равно не жилец! Дети с такой болезнью долго не живут, а пока живут – только мучаются от боли! И смерть для них – избавление! Ты ему только поможешь, несчастному…

– Нет! Не возьму грех на душу! Вы вот и избавьте его от мучений, вы же врач! Вот, – Марфа протянула Либману возмущенно заоравшего уродца, – забирайте и делайте с ним что хотите! Я и так уже… Сыночка моего…

Губы женщины задрожали, на глазах выступили слезы. Марфа отвернулась и прерывисто всхлипнула, по-прежнему держа на руках плачущего ребенка.

Иосиф Львович потянулся к мальчику, собираясь его забрать у упрямицы, но потом передумал.

Заложил руки за спину и, мерно раскачиваясь с пятки на носок, вкрадчиво заговорил:

– А знаешь что, милочка? А не хочешь избавляться – не надо! Оставь его себе. Сама ведь говорила – деревенские совсем тебя заклюют. Да-да, именно деревенские – потому как отправишься ты сегодня же обратно, к отцу с матерью. Покажешь им «внучка». И скажешь, что побрезговала хозяйка оставлять в кормилицах бабу, родившую такое чудовище! И выгнала тебя вон!

– Но… как же? – растерянно произнесла Марфа. – А мой сын? Я всем тогда расскажу про то, что мой сын – у барыни Магды!

– Рассказывай! – насмешливо хмыкнул Либман. – Только кто тебе поверит, дура?

– Так это… – упрямо поджала губы женщина. – Проверить можно! Я в городе когда была, по этому… по телевизору как раз передача была. И там рассказывали про эксп… экск… ну, когда по крови устанавливают, кто кому родственник. Я в город поеду, в Москву! И там все расскажу! И проверить потребую!

– Ух ты, какие мы грамотные! – недобро прищурился профессор. – А ты уверена, что доедешь до Москвы? Что тебя с уродцем этим, – Либман кивнул на затихшего мальчика, – родня не придушит, чтобы позора избежать? Или не они, так кто-то еще тебе рот заткнуть пожелает?

– Но… Как это?.. Вы что, убьете меня?!

– В общем, так, Марфа, – в голосе профессора звякнул лед. – Либо ты делаешь, что я велю, и остаешься в поместье кормилицей при сыне, либо сегодня же отправляешься с этим отбросом к родне. Поняла?

Марфа, прикусив губу, отвела взгляд и молча кивнула.

– Не слышу!

– Поняла.

– Вот, так-то лучше. Ну, и что ты решила? Домой или тут останешься?

– Тут останусь.

– Правильный выбор, – удовлетворенно кивнул Либман. – Тогда – чтобы через два часа, когда малыша принесут на кормление, этого уродца здесь не было! Имей в виду – если кто-нибудь его хоть краем глаза, хоть намеком…

– Сказала же – я поняла. – Марфа медленно, с трудом поднялась, по-прежнему держа уснувшего от плача мальчика на руках. – Идите уже, господин доктор, мне пора делом заняться.

– Займись-займись! – ласково улыбнулся многоуважаемый профессор. – Через два часа с сыном увидишься. Если все по уму сделаешь.

И Либман, насвистывая веселенький мотивчик, вышел из комнаты кормилицы.

Марфа осторожно, чтобы не разбудить, положила ребенка на кровать, взяла в руку подушку, занесла ее над «ящеркой», тихо прошептала:

– Прости, маленький, но так будет лучше всем. Ты все равно не жилец…

Глубоко вздохнула, собираясь опустить подушку на личико уродца, и в этот момент мальчик открыл глазки.

И посмотрел – как-то странно, словно взрослый, – прямо в глаза Марфы. Не младенчески бессмысленным, ускользающим взглядом, а обреченным взглядом старичка, осознающего свою участь.

Словно говорил: «Ну что же, раз надо – сделай это. Только побыстрее».

Женщина ахнула, отшвырнула подушку и опустилась перед кроватью на колени, прижавшись лбом к маленькой шершавой ручке:

– Не могу! Господи, не могу! Что же мне делать?!

Ответа не было. Малыш тоже молчал: не кряхтел, не плакал, не хныкал. И даже не шевелился. И глазки опять закрыл.

– Ой… – Марфа нахмурилась, прижала ручку ребенка к губам. – Помер, что ли? Сам? Так вроде теплый. Ну, может, оно и к лучшему. Не пришлось брать грех на душу.