Избранные труды

Действительно, на стр. 175 сказано: «…посягательство на соответствующий объект всегда связано с нарушением правовой нормы», то есть правовая норма снова «связывается с объектом». На следующей же странице еще определеннее выступает прежняя трактовка объекта: «В ряде случаев при характеристике объекта преступления в Особенной части УК указывается на нарушение тех или иных норм права, регулирующих соответствующие общественные отношения»[43].

Объектом всякого посягательства является то, чему это посягательство причиняет или пытается причинить ущерб. Правовая норма – в том числе уголовно-правовая норма – ущерба терпеть не может. В известном смысле, наоборот, осуждение по определенной норме, например, по ст. 136 УК РСФСР за убийство, подтверждает реальное значение этой нормы.

Таким образом, необходимо с полной отчетливостью подчеркнуть, что объектом каждого преступления являются общественные отношения. Однако – и это также необходимо иметь в виду – приведенным положением проблема объекта преступления в системе социалистического уголовного права отнюдь не исчерпывается. По существу она лишь здесь начинается, ибо для разрешения важнейших для судебной практики вопросов квалификации необходимо изучение объекта не только со стороны преступления, но и как элемента состава конкретного преступного действия. Оба эти понятия (объект – «общественные отношения» и объект – «элемент конкретного состава») органически связаны друг с другом.

Как было отмечено выше, всякое преступление – террористический акт, кража, изнасилование – посягает на общественные отношения. Общественные отношения, таким образом, выступают объектом, общим для всех преступных посягательств; они, естественно, не могут выражать различий в признаках объекта, характеризующих состав данного конкретного посягательства или данной группы посягательств.

Для этой цели, для отражения спецификации конкретного преступления или конкретной группы преступлений, объект в качестве элемента состава непременно должен обрести новые индивидуальные черты. Это не означает, конечно, что объект в качестве элемента состава может оказаться в противоречии с объектом «общественные отношения». Напротив, подобно тому как общее понятие преступления, данное в ст. 6 УК РСФСР, не исключает, а лишь предполагает определение составов отдельных преступлений в нормах Особенной части, так и признание в качестве общего для всех преступлений объекта «общественных отношений» – не исключает, а лишь пред полагает различные конкретные объекты в качестве элементов составов отдельных преступлений – материальные, политические и другие.

Если определение объекта в форме общественных отношений, как было отмечено выше, можно считать установленным, то, напротив, изучение специальных объектов, объектов конкретных преступных действий, продолжает оставаться задачей, не вполне решенной. Однако при изучении состава преступления попытка разрешить эту задачу является совершенно необходимой. При этом, поскольку задача заключается в изучении объектов как элементов состава конкретных преступлений, она может быть решена лишь путем анализа конкретного законодательного материала. Этот путь, однако, таит много трудностей.

Преступления, лишенного объекта, как было отмечено выше, быть не может. Следовательно, любой состав в той же мере немыслим без элементов, характеризующих «объект преступления», как он немыслим без других элементов – вины, действия (бездействия) и других. Таково общее положение. Основной источник сложности проблемы объекта заключается в том, что в явном несоответствии с этим общим положением находится другое столь же бесспорное положение: в весьма значительном числе норм Особенной части (ст. 62, 70, 732, 95, 122, 173 УК РСФСР и очень многих других) нет специальных указаний на объект преступления.

Глубоким заблуждением было бы делать отсюда вывод, что умолчание закона снимает вопрос об объекте по соответствующим составам: в таком случае пришлось бы отказаться во многих случаях не только от требования объекта, но и от требования для наличия состава преступления вины (умысла или неосторожности), ибо во многих статьях Особенной части нет специальных указании также и на вину.

Единственно правильным является другой вывод. Так как посягательств без объекта быть не может, то умолчание закона об элементе, характеризующем объект конкретного состава, должно быть восполнено толкованием закона, в особенности при помощи указаний на объект, содержащийся в других, более общих нормах. Правильность этого положения находит полное подтверждение в том, что такого рода общие нормы, определяющие объект посягательства, действительно имеются в Уголовном кодексе.

Прежде всего в этом отношении заслуживают внимания нормы, содержащие общее родовое определение отдельных групп преступлений: ст. 581 УК РСФСР, содержащая общее определение контрреволюционных преступлений, ст. 591 УК РСФСР – общее определение преступлений против порядка управления и ст. 1931 УК РСФСР – общее определение воинского преступления; в этих нормах объект посягательства очерчен с большой четкостью. Так, в ст. 581 УК РСФСР указываются объекты контрреволюционных посягательств: власть рабоче-крестьянских Советов и рабоче-крестьянских правительств Союза ССР, союзных и автономных республик, внешняя безопасность Союза ССР, основные хозяйственные, политические и национальные завоевания пролетарской революции.

Равным образом ст. 591 УК РСФСР, давая общее определение преступлений против порядка управления, точно определяет объект этих посягательств: в составе особо опасных преступлений этим объектом являются согласно прямому указанию закона основы государственного управления и хозяйственной мощи Союза ССР и союзных республик, в составе «иных преступлений против порядка управления» – «правильная деятельность органов управления или народного хозяйства». Наконец, ст. 1931 УК РСФСР, давая общее определение воинского преступления, в качестве объекта выдвигает «установленный порядок несения военной службы».

Эти указания на объект, содержащиеся в общих определениях преступлений контрреволюционных, против порядка управления и воинских, необходимо иметь в виду для правильного понимания составов соответственных групп преступлений. В них источник для восполнения отсутствующих в отдельных составах конкретных признаков объекта преступления. Так, в ряде составов изменнических преступлений (ст. 584, 585 и 586 УК РСФСР) объектом должен быть признан указанный в ст. 581 УК РСФСР общий объект – внешняя безопасность Союза ССР. Так, в ст. 73 УК РСФСР, предусматривающей сопротивление отдельных граждан представителям власти и не содержащей прямого указания объекта, объектом должен быть признан указанный в общем определении «иных преступлений против порядка управления» объект (п. 1 ст. 591 УК РСФСР), то есть «правильная деятельность органов управления».

Так, наконец, в ряде статей Положения о воинских преступлениях отсутствующее при описании конкретных составов указание объекта (например, ст. 1932 УК РСФСР – неисполнение отданного по службе приказания, ст. 19310 УК РСФСР – неявка в срок и др.) должно быть восполнено указанием общего по воинским преступлениям объекта, содержащегося в ст. 1931 УК РСФСР, – «установленный порядок несения военной службы».

Восполняя содержания отдельных статей, приведенные общие определения (ст. 581, 591, 1931 УК РСФСР) не исключают, однако, в некоторых случаях специальных указаний, характеризующих объект как элемент состава отдельных преступлений. Так, объектом террористического акта, предусмотренного ст. 588 УК РСФСР, являются в законе прямо указанные «представители советской власти или деятели революционных рабочих и крестьянских организаций», объектом ст. 587 УК РСФСР, предусматривающей экономическую контрреволюцию, являются в законе прямо указанные – «государственная промышленность, а равно кооперация» и т. д.

Таким образом, обращение к помощи общих определений контрреволюционных преступлений, преступлений против порядка управления и воинских – основной путь к восполнению объекта конкретного преступления, если этот объект специально не обрисован в отдельных нормах Особенной части. Естественно встает вопрос: как восполнить и возможно ли восполнение объекта во всех иных случаях, то есть там, где общих вводных норм, подобно приведенным выше в ст. 581, 591 и 1931 УК РСФСР, не имеется. И эта задача не может быть решена в общей форме; ее также необходимо решать с учетом отдельных групп преступлений.

Прежде всего необходимо отметить, что в обширной главе преступлений против личности объект посягательства указан в самом заголовке «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности». В соответствии с этим общим указанием и содержанием отдельных норм объектов в преступлениях, предусмотренных ст. 136–139 УК РСФСР, должна быть признана жизнь человека, объектом в составах, предусмотренных ст. 141–146 УК РСФСР (телесные повреждения, побои), – здоровье человека; объектом ст. 159–161 УК РСФСР (оскорбление, клевета) – достоинство личности.

Сложнее решается вопрос об объекте в главе «Имущественные преступления». Поучительно, что закон говорит «имущественные преступления», а не «преступления против имущества». Это не случайное различие в формулировках; за этим кроется мысль, которую необходимо учесть при разрешении вопроса об объекте.

Выше было указано, что объектом посягательства может быть лишь то, против чего направлен удар, что терпит ущерб в результате преступного посягательства. Поэтому в краже, которая не связана с причинением ущерба вещи, объектом являются не имущество «вообще», а чужое имущество. Здесь, следовательно, подчеркивается значение кражи как посягательства против собственности. «Преступная же сущность действия (кражи. – А. Т.), – писал К. Маркс, – заключается не в посягательстве на материальное дерево, а в посягательстве на государственный нерв дерева, на право собственности…»[44]

Иногда различие в объекте является прямым основанием для той или иной квалификации преступления. Так, грань, лежащая между ст. 146 УК РСФСР, карающей нанесение побоев, и ч. 2 ст. 159 УК РСФСР, предусматривающей оскорбление действием, заключается в объекте: в ст. 145 УК РСФСР объект – здоровье потерпевшего, в ч. 2 ст. 159 УК РСФСР – личное достоинство.

Объект преступления служит основным критерием при построении системы Особенной части[45]. Даже те главы, которые дают повод для утверждения, что в некоторых случаях особенности субъекта служат основанием для классификации (должностные и воинские преступления), на деле также строятся по общему объекту (правильное течение должностной и воинской службы). Конечно, и здесь, как и в других случаях, отдельные нормы могут включать и специальный объект.

Так, объектом дискредитирования власти, согласно прямому указанию ст. 113 УК РСФСР, являются «достоинство и авторитет органов власти». Объектом, общим всем преступлениям, составляющим пережитки родового быта, является социалистический уклад. В то же время объектом отдельных преступлений, образующих эту группу, является и личность (принуждение женщины к вступлению в брак – ст. 197 УК РСФСР). И личность, и собственность, и все объекты ограждаются уголовным законом не «вообще», вне времени и пространства, а всегда и всюду в системе определенных общественных отношений. Таким образом, и личность, и собственность, и любой объект конкретного преступления, и общественные отношения в качестве общего объекта находятся в неразрывной органической связи, в одном и том же логическом и практическом ряду.

2

Объект играет значительную роль в качестве основания для построения системы Особенной части. Но этим значение объекта посягательства не исчерпывается. Как правильно отмечает Б. С. Никифоров, «рост значения того или иного общественного отношения влечет за собой наряду с усилением наказания за совершение соответствующих посягательств, так сказать, кристаллизацию, собирание к одному месту дотоле разрозненных постановлений уголовного закона, их объединение в один или несколько «укрупненных» составов, построенных на основе группового объекта объединяемых преступлений.

Ярким примером эволюции такого рода служит процесс постепенного объединения различных посягательств на социалистическую собственность в родовое понятие хищения: Закон от 7 августа 1932 г., впервые (после издания Уголовного кодекса 1922 г.) введший это понятие в юридический оборот, и, далее, Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» от 4 июня 1947 г., в котором процесс образования родового понятия хищения получил полное завершение»[46].

Действительно, в тех случаях, когда речь идет о защите от посягательств на социалистическую собственность, значение этого объекта – «социалистической собственности» – выступает в такой исключительной мере, что такого рода элементы состава, как способы действия, обычно играющие самостоятельную роль, теряют свое самостоятельное значение. Поэтому Указ от 4 июня 1947 г. к понятию «хищение социалистической собственности» одинаково относит и кражу, и грабеж, и растрату, и мошенничество, и корыстное злоупотребление властью: ценность объекта – социалистическая собственность – нейтрализует различие в способах действия [47].

II. Элементы состава, характеризующие объективную сторону преступления

Элементы состава, характеризующие объективную сторону преступления, представлены в законе наиболее полно и разнородно. По существу каждая диспозиция (в описательных составах, конечно) представляет собой главным образом совокупность элементов, характеризующих объективную сторону преступления. Это явление совершенно неизбежно, поскольку при ограниченности элементов, характеризующих субъекта и субъективную сторону (умысел или неосторожность, очень редко – мотив или цель), при отмеченном выше весьма частом родовом определении объекта, специфика каждого состава преступления находит свое выражение главным образом в объективной стороне; здесь чаше всего проходит грань, отделяющая одно преступление от другого и преступное действие от непреступного.

Действительно, умысел необходим для значительного большинства составов преступления. Порой целая группа преступлений (контрреволюционные преступления) требует наличия умысла. Отсюда ясно, что грань между отдельными видами контрреволюционных преступлений (например, грань между диверсионным актом и вредительством) может лежать лишь в сфере признаков, характеризующих объективную сторону. Равным образом и значительная группа посягательств против имущества – кража, разбой, вымогательство и другие – также предполагает наличие умысла: и в этих случаях, следовательно, грань, отделяющая одно имущественное преступление от другого, выражается в различии элементов, характеризующих объективную сторону того или иного преступления (например, кражи и вымогательства). Это положение в полной мере относится и к посягательствам на личность.

Так, по общему правилу, умышленное убийство отличается от умышленного тяжкого и умышленного легкого телесного повреждения признаками, лежащими в сфере объективной: тяжестью последствий[48]. В этой же сфере лежат и признаки, отличающие неосторожное убийство от неосторожного тяжкого и неосторожного легкого телесного повреждения.

Таким образом, специфика каждого состава преступления описана законодателем главным образом при помощи элементов, характеризующих объективную сторону преступления[49]. Отсюда ясно, какое большое значение – теоретическое и практическое – имеет правильная систематика этих элементов.

При анализе элементов, многочисленных и разнородных, характеризующих объективную сторону преступления, нетрудно заметить в них две основные группы. Одна группа элементов неизменно и обязательно присуща каждому составу преступления: без этих элементов состав преступления немыслим. Другая группа элементов, характеризующих объективную сторону, носит, напротив, факультативный характер: элементы этой группы могут быть, но могут и не быть в составе конкретных преступлений.

Таким образом, среди элементов, характеризующих объективную сторону каждого преступления, необходимо различать две основные группы: элементы обязательные и элементы факультативные.

К первым, обязательным, элементам, без которых немыслим ни один состав, должны быть отнесены: 1) само действие (или бездействие); далее, поскольку действия без последствия быть не может, обязательными для каждого состава преступления элементами должны быть также признаны: 2) последствие и 3) причинная связь, соединяющая действие с последствием.

К факультативным элементам, которые могут быть законом дополнительно указаны при описании отдельных составов, но которые могут и отсутствовать, должны быть отнесены: 1) предмет посягательства, 2) способ действия, 3) время и место действия, 4) обстановка действия. Каждая из названных групп элементов требует самостоятельного рассмотрения.

Обратимся, прежде всего, к анализу обязательных элементов, характеризующих объективную сторону каждого преступления.

1. Обязательные элементы состава, характеризующие объективную сторону каждого преступленияа) Действие

Среди обязательных элементов каждого состава преступления центральное место занимает само преступное действие (или бездействие). Закон неизменно отмечает особенности действия (или бездействия), входящего в состав преступления и его тем самым индивидуализирующего. Так, закон говорит об агитации и пропаганде, хищении, побоях, распространении ложных сведений, халатности и т. д.

Выше было подробно развито, что теоретически ошибочным и политически неверным является взгляд, будто состав преступления всецело исчерпывается признаками, характеризующими преступное действие. Однако уголовной ответственности могут подлежать лишь лица, совершившие преступное действие (бездействие). Без этого объективного элемента состава – действия (бездействия) – нет преступления, нет основания для уголовной ответственности, нет, следовательно, самой проблемы состава.

В своих выступлениях против беззаконных действий прусской реакции К. Маркс писал: «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу действий законодателя. Помимо своих проступков, я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом»[50].

В советском уголовном праве, естественно, лишь действие (или бездействие) может влечь за собой уголовную ответственность. Таков прямой смысл ст. 6 УК РСФСР, дающей общее определение понятия преступления в социалистическом уголовном праве. Такова и судебная практика. Так, еще в определении Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР, относящемся к 1925 г., указано, что «наказуемы лишь действия, непосредственно направленные к осуществлению преступного замысла»[51].

Через 20 лет в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 12 июня 1946 г. этот принцип нашел более четкое выражение и глубокое обоснование. «По общему смыслу советского уголовного законодательства, – говорит постановление, – наказано может быть лишь лицо, виновное в совершении определенного преступления.

Так, согласно ст. 6 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, меры наказания могут применяться в судебном порядке только к лицам, которые предвидели или должны были предвидеть общественно опасный характер последствий своих действий.

Таким образом, по прямому смыслу этой статьи наказание может быть применено судом при наличии вины умышленной или неосторожной лишь к лицу, совершившему определенное общественно опасное действие или бездействие. Следовательно, в силу указанной статьи исключается возможность применения судом наказания к лицам, не признанным виновными в совершении того или иного определенного преступления»[52].

Указав, что ст. 7 УК РСФСР и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик потеряли силу с изданием Закона о судоустройстве, постановление 12 июля в заключение указывает: «Установленные законом меры уголовного наказания, в том числе ссылка и высылка, могут быть применены в судебном порядке по приговору суда лишь в том случае, если подсудимый признается тем же приговором виновным в совершении определенного преступления».

Таким образом, лишь конкретное действие (бездействие), образующее состав предусмотренного законом преступления, может по советскому праву влечь за собой уголовную ответственность.

Само понятие «действия» в его специальном уголовно-правовом значении требует уточнения.

В условных границах уголовного права признак созначительности[53], характеризующий действие, приобретает особое значение.

Во всех случаях, когда психика субъекта потрясена пли расстроена, то есть во всех случаях, когда уголовный закон говорит о невменяемости лица, нет и не может быть уголовно-правового действия. Что бы ни предпринимал шизофреник – хранил оружие, уничтожал имущество, наносил ранение, – он не «действует» в смысле уголовно-правовом.

Круг уголовно-недееспособных лиц, однако, не ограничивается кругом лиц невменяемых: он значительно шире. Не действует в уголовно-правовом смысле и тот, кто совершает движение под давлением непреодолимой физической силы. Так, если рукой Иванова насильственно, вопреки его желанию и воле, сбрасывается кирпич на голову проходящего под окном человека, то на стороне Иванова нет действия в уголовно-правовом смысле. Поэтому, в частности, Иванов не может рассматриваться как исполнитель преступления: исполнитель тот, кто как орудием действует рукой Иванова. Более спорна, но вполне реальна возможность отрицания уголовно-правового качества действия и в тех движениях, которые совершаются под влиянием подавляющего волю психического принуждения. Так, лицо, действующее под непосредственной и явной угрозой смерти, может в некоторых случаях рассматриваться как механический исполнитель чужой воли.

Далее, необходимо учесть следующее. Действие в уголовно-правовом смысле не только качественно отлично от телодвижения, но и, так сказать, количественно: действие обычно включает в себя несколько движений: револьвер поднят, направлен на мишень, рука коснулась курка, курок спущен и т. д. Уголовно-правовое понятие действия всегда охватывает не отдельную «операцию» или «звено», а органический комплекс таких звеньев – выстрел, похищение, покупка и т. д. С другой стороны, уголовно-правовое действие не следует отождествлять с системой действий, с деятельностью лица, его поведением. Правда, в ряде составов закон предусматривает именно не одно, а несколько действий.

Так, спекуляция слагается из отдельных актов (действий) – покупки и продажи. Не изолированное действие, а система действий требуется для состава во всех случаях, когда закон говорит о промысле; так, например, покупка заведомо краденого в виде промысла предполагает наличие нескольких действий, нескольких актов покупки. Не изолированное действие, а ряд действий предполагается таким составом, как нанесение побоев, истязание (ст. 146 УК РСФСР). Однако в огромном большинстве случаев действие в качестве элемента состава охватывает не «поведение», не «деятельность», а конкретный акт (изнасилование, повреждение и т. п.), слагающийся из отдельных звеньев.

Для оценки действия в плане учения о составе преступления весьма важно учесть и другое: не любое в уголовно-правовом смысле действие есть вместе с тем и действие в качестве элемента состава данного преступления. Нельзя упускать из виду, что действие в качестве элемента состава наделено конкретными, указанными в законе признаками – агитация, похищение, распространение ложных сведений и т. д. Поэтому не любой акт, хотя бы и совершенный с преступным умыслом, образует действие в качестве элемента соответственного состава. Так, поездка за керосином для совершения поджога представляет собой бесспорное действие, при этом действие, которое не лишено уголовно-правового значения; но оно все же не образует действия как элемента состава поджога, так как в описание преступления поджога закон признака «поездка за керосином» не вводит[54].

Порой действие как элемент состава весьма сходно с действием, не образующим элемента состава, однако их различение необходимо. Это различение становится осуществимым, ибо на помощь приходят элементы состава, характеризующие субъективную сторону. Так, временное пользование чужим имуществом в отсутствие и без ведома собственника не является присвоением при отсутствии умысла обратить это имущество в свою собственность. Заслуживает в этом отношении внимания определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 20 июня 1945 г. по делу П.