Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948

Бенеш в это время оставался в Париже и в дополнение к своей организационной работе тоже пытался проникнуть в правительственные круги. И это удалось сделать зимой 1916–1917 гг., когда ни одна из воюющих сторон не могла заявить о своем военном перевесе на фронтах сражений и добиться надлежащих успехов. В этих условиях Центральные державы (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария) 12 декабря 1916 г выступили с предложением о мире, которое было отклонено странами Антанты. Надеявшиеся на победу союзники начали серьезно заниматься вопросами послевоенного мирного устройства, хотя они по-прежнему всерьез не думали о ликвидации Австро-Венгрии. Понимая это, Бенеш прилагал огромные усилия, чтобы вынашиваемые ЧСНС планы хотя бы не канули в Лету. Он будоражил политиков и журналистов, используя все имеющееся у него в Париже связи. Некоторая часть французского истеблишмента начала прислушиваться к аргументам Масарика и Бенеша, которые они настойчиво пропагандировали, а именно: безвольная Австро-Венгрия является лишь орудием немецкого империализма, ее так или иначе сметет революционный взрыв недовольства угнетенных народов, среди которых особое место занимают чехо-словаки. Мир, предложенный Центральными державами, по мнению представителей ЧСНС, был совершенно неприемлем, поскольку они понимали, что его принятие могло бы обратить в прах все планы чехословацкого заграничного Сопротивления.

Дипломатическая нота держав согласия от 10 января 1917 г. хотя и содержала упоминание об Австро-Венгрии, указывала, что целями войны является «освобождение итальянцев, славян, румын и чехо-словаков от иностранного господства». Несмотря на то, что нота была ни к чему не обязывающей и о возможном распаде Австро-Венгрии не говорила, Масарик и Бенеш считали упоминание о «чехо-словаках» «большим успехом»: речь шла о важном факте, пригодном для убеждения внутреннего фронта сопротивления в том, что планы союзников в отношении Австро-Венгрии рассматриваются со всей серьезностью. В Праге же на военные события смотрели под иным углом зрения, чем эмиграция в Париже: большая часть чешских политиков все еще считала планы Масарика и Бенеша нереальными. В конце января 1917 г. президиум Чешского союза депутатов в Вене отверг заявление союзников относительно освобождения «чехо-словаков» от чужеземного ярма. В принятом им заявлении, в частности, говорилось: «Чехи никогда ни под чьим игом не находились и не находятся. Они добровольно подчинились династии Габсбургов и уже 400 лет нерушимо хранят свою преданность этому дому. Борьба чехов за свои справедливые национальные требования, приобретавшая временами напряженный характер, никогда не носила характер борьбы против династии. Всякий чешский патриот уверен, что только под властью Габсбургов Чехии обеспечено дальнейшее процветание в национальном чешском духе»[74]. Это верноподданническое заявление, свидетельствовавшее, что в среде чешских политиков на родине продолжается раскол в вопросе о будущем чешского народа, чрезвычайно огорчило и встревожило Бенеша. Еще 30 марта 1917 г. он в послании в Прагу советовал чешским политикам не делать «проавстрийских или продинастических заявлений. Это нам страшно вредит»[75].

Кроме того, Бенешу пока не удавалось решить вопрос о создании чехословацкой военной части во Франции, на что были направлены его усилия с конца лета 1916 г. Дело было, как в отсутствии поддержки со стороны французских военных властей, которые еще не имели никаких прямых указаний от правительства, так и в нехватке подготовленных новобранцев. Помимо небольшого числа прежних переселенцев, во Франции находилось около 4000 доставленных сюда из Сербии бывших военнопленных. Ситуация в Италии была более благоприятной, там имелось примерно 10 000 военнопленных чешского и словацкого происхождения. В январе 1917 г. Бенеш отправился в Рим, полагая, что там найдет большее понимание в отношении планов чехословацкого Национального совета. Но и там его ждала неудача. Римское правительство неохотно брало на себя обязательства в отношении австро-венгерских славян. В Америке попытка мобилизации соотечественников Национальным советом также окончилась безрезультатно, а после вступления США в войну в апреле 1917 г. большая их часть облачилась в американские мундиры[76].

Вопрос о транспортировке на западный фронт чехословацких военнопленных из России тоже пока не решался. Почву для формирования здесь чехословацких частей подготовила только Февральская революция 1917 г. Временное правительство лишило финансовой поддержки Совет, возглавляемый Дюрихом. Парижский ЧСНС был признан руководящим центром чехословацкого движения заграницей. Масарик приветствовал Февральскую революцию, называя ее великой. Рассматривая и оценивая все мировые события того времени исключительно через призму чехословацких интересов, он писал: «Свободная Россия всегда была идеалом всех прогрессивно настроенных мыслителей и политиков… и является вернейшим условием справедливого разрешения всех славянских проблем, а также переустройств и организации Европы на новых началах… Чехи всегда были русофилами, и мы горим еще большей любовью к свободной России… Мы питаем лучшие надежды на будущее для нашей страны и нашей свободы»[77]. Масарик уже давно был знаком с министром иностранных дел Временного правительства профессором П. Милюковым. В 1916 г., находясь в Лондоне, он встречался с Масариком и познакомился с Бенешем. В мае 1917 г. Масарик отправился в Россию, где находился примерно год[78] до апреля 1918 г., содействуя созданию в составе русской армии отдельной чехословацкой группировки. Временное правительство дало на это согласие. Октябрьская революция 1917 г. привела к выходу России из войны. Находящиеся здесь чехословацкие воинские формирования были объявлены составной частью чехословацкого войска, состоящего в ведении Верховного главнокомандования Франции. В марте 1918 г. был отдан приказ о транспортировке чехословацкого корпуса, насчитывавшего к тому времени 50 тыс. человек, во Францию через Владивосток. В мае 1918 г. вспыхнул вооруженный конфликт частей корпуса с большевиками[79]. Англия, Франция и США пытались использовать легионеров для свержения власти большевиков и возвращения России в стан союзников для продолжения войны. Масарик после некоторого колебания одобрил участие чехословацких легионеров в борьбе с советской властью[80]. Их заслуги в антисоветской войне были признаны и союзниками.

Одновременно деятели Национального совета не прекращали дипломатических усилий, направленных на официальное признание ими права на создание самостоятельного чехословацкого государства. 10 и 11 мая 1918 г. Бенеш направил меморандум и письмо по этому вопросу в МИД Великобритании. В них излагалась фактическая история сопротивления чехов и словаков Австро-Венгрии, содержалась просьба признать их союзниками Антанты, а ЧСНС – верховным политическим органом. О своих действиях Бенеш оповестил и французов[81]. Летом 1918 г. двери, в которые так долго стучался Бенеш, наконец, открылись. Союзные правительства согласились с тем, что Австро-Венгрия, поддержавшая экспансию Германии, не заслужила того, чтобы сохраниться как государство после войны. Бенеш выиграл свою дипломатическую битву.

МИД Франции 29 июня 1918 г. направил ему письмо о признании французским правительством ЧСНС в Париже руководящим органом чехословацкого национально-освободительного движения. 9 августа аналогичное заявление последовало и со стороны Англии[82]. Английское правительство признало «чехословаков» «воюющим на стороне союзников народом». Стоит упомянуть, что в английском заявлении еще не было речи о создании независимого чехословацкого государства. Заявления французского и английского правительств, несомненно, свидетельствовали, что усилия Масарика, Бенеша и Штефаника не были напрасными. Бенеш, который всё это время оставался в Париже, чтобы вести дела Национального совета, послал в Прагу радостное сообщение «о величайшем политическом успехе». Он хотел, чтобы и пражские политики признали Национальный совет как временно представляющий интересы Чехословакии. В противном случае, как пригрозил Бенеш, «мы должны были бы здесь все дело бросить и подать в отставку. Было бы катастрофично, если бы сегодня, когда мы имеем политически все, среди нас отсутствовало единство»[83].

Революция в России и вступление в войну США (апрель 1917 г.) явились ключевыми событиями, оказавшими влияние на международную ситуацию и политическое развитие в Габсбургской монархии. В ноябре 1916 г. умер император Франц Иосиф, и его наследник Карл начал проводить в отношении славянских народов более миролюбивую политику. Снова был созван парламент в Вене. 30 мая 1917 г. чешские депутаты венского рейхсрата огласили заявление, в котором говорилось о желании добиваться пока еще в рамках Австро-Венгрии «объединения всех ветвей чехословацкой нации в чешское демократическое государство, включая и словацкую ветвь нации»[84]. 2 июля г. была объявлена амнистия политическим заключенным, которая касалась, в частности, Крамаржа, Клофача и Рашина. Это содействовало радикализации чешской политики, хотя российская революция и падение династии Романовых уменьшили шансы чешских русофилов на освобождение с Востока. Настроения в чешском обществе менялись не в пользу Габсбургской монархии, которая с начала г. находилась в состоянии внутреннего кризиса[85]. Заявление МИД Англии вызвало панику в венских правительственных кругах, которые расценили его как смертный приговор Австро-Венгерской монархии. 2 сентября к признанию чехословаков союзниками, а Национального совета как основы будущего чехословацкого правительства присоединился и Вашингтон. Опираясь на эти заявления, Масарик, который с апреля 1918 г. находился в США, передал американскому правительству так называемую Вашингтонскую декларацию. В ней, в частности, говорилось: «Мы отказываемся в какой-либо форме остаться частью Австро-Венгрии. Мы требуем для чехов права объединиться со своими славянскими братьями, населяющими Словакию». Будущее государство в декларации было объявлено республикой, которая проведет «существенные социальные и экономические реформы»[86]. Еще ранее, 30 мая 1918 г. Масарик заключил со словаками, живущими в Америке, так называемое Питтсбургское соглашение[87], по которому словаки должны были получить в Чехословацком государстве автономию[88]. Согласно «Филадельфийскому соглашению», подписанному Масариком с представителями русинской диаспоры в Америке 26 октября 1918 г., Угорская Русь (нынешнее Закарпатье) в случае ее присоединения к Чехословакии получит автономию и справедливые границы[89].

Бенеш в переписке с Масариком ставил вопрос о провозглашении Национального совета временным правительством, и 26 сентября он получил его согласие. Штефаник в этом правительстве должен был стать военным министром, а Бенеш – не только министром иностранных, но и внутренних дел. Ни Штефаник, ни Бенеш не сомневались, что во главе правительства, в котором им принадлежали три важнейших кресла, встанет Масарик. Бенеш, однако, ожидал подходящего момента, чтобы открыто заявить о составе нового правительства. Бенеш, пишет 3. Земан, был молодым и упорным, но в некоторых вещах необыкновенно доверчивым и даже наивным. Он не сознавал, что подобно тому, как во время войны он пытался использовать западные державы в своих интересах, они сами использовали его в собственных целях, и что его успех зависел от того, насколько это было выгодно им[90].

Между тем, осенью 1918 г. политический кризис в Австро-Венгрии достиг своего апогея. События в Чешских землях приняли лавинообразный характер. Еще летом в Праге под председательством К. Крамаржа был создан Национальный комитет, который в обращении к чехословацкому народу высказался за право на самоопределение и создание самостоятельного демократического чехословацкого государства. Бенеш внимательно следил за ситуацией на родине. Он опасался создания в Праге правительства во главе с К. Крамаржем. Оно могло выступить против заграничного правительства, и тогда планы Бенеша оказались бы под угрозой. 14 октября, в день, когда в Чешских землях началась генеральная забастовка, Бенеш спешно сообщил французскому министерству иностранных дел о создании временного чешско-словацкого правительства в составе трех человек. Масарик, именовавшийся президентом, объявлялся еще премьер-министром и министром финансов, в кабинет входили также Бенеш как министр иностранных и внутренних дел и Штефаник как военный министр. В ситуации, когда Бенеш не знал мнения политиков в Праге и расстановки там политических сил, он не хотел расширения заграничного правительства. Французское правительство приняло предложение Бенеша на следующий день без колебаний[91]. 17 октября Бенеш послал в Прагу сообщение о создании временного чехословацкого правительства. Он заверил чешских политиков, что правительство заграницей «действительно функционирует и всеми признано». К этому он добавил, что им «от имени чехословацкого правительства» подписаны «крайне обязывающие» международные соглашения, и поэтому «чрезвычайно важно, чтобы в Чехии не произошло ничего, что могло бы подорвать авторитет либо всего правительства, либо отдельных лиц». Бенеш считал также крайне нежелательным, чтобы другое, созданное в Праге, правительство начало в Вене или в Будапеште вести переговоры о федерализации австрийского государства: «Наше положение тем самым чрезвычайно осложнилось бы, в нашей армии возник бы кризис, и мы вынуждены были бы либо уйти в отставку, либо ликвидировать наше дело. В этом случае мы не гарантируем Вам ничего». Бенеш в действительности серьезно опасался того, чтобы какое-нибудь возникшее в Праге правительство не положило конец его планам, поэтому в своем послании он предложил компромиссное решение на случай, «если бы дело дошло до создания свободного правительства в Чехии». Президиум правительства и министерство финансов тогда функционировали бы в Праге, в то время как заграницей остался бы лишь «отдел», т. е. часть министерства внутренних дел и финансов. Масарик в этом случае, согласно Бенешу, остался бы лишь «шефом» правительства; о своем министерстве иностранных дел Бенеш в этом дополнении не упомянул[92]. В послании от 17 октября Бенеш пригласил чешских политиков в Женеву, чтобы совместно обсудить дальнейшие действия. Они приняли приглашение. Престиж руководителей заграничного сопротивления и лично Бенеша в Праге поднялся весьма высоко. Переговоры в Женеве начались 28 октября 1918 г., в день, когда в Праге было провозглашено создание независимого Чехословацкого государства. Заявление об этом было сделано Национальным комитетом, который объявлялся органом «единодушной воли народа, а также выразителем государственного суверенитета». В законе, утверждавшем создание чехословацкого государства де-юре, говорилось, что его форма будет определена Национальным собранием «по согласованию с Чехословацким национальным советом в Париже»[93].

Глава 3

На посту министра иностранных дел ЧСР. Начало

Местом встречи делегации чешских политиков с представителями заграничного сопротивления во главе с Эдвардом Бенешем стал отель Бо-Риваж (Beau-Rivage) на берегу Женевского озера. Пражскую делегацию возглавлял Карел Крамарж, председатель Национального комитета, высшего политического органа на родине; тридцатичетырехлетний Бенеш тогда был уже две недели министром иностранных и внутренних дел существующего лишь на бумаге государства. Он-то и взял в свои руки инициативу на переговорах, которые продолжались с 28 по 31 октября. Бенеш по своему обыкновению был чрезвычайно оптимистичен. Он заявил, что теперь уже нет оснований опасаться чего бы то ни было со стороны Вены, Будапешта или Берлина, назвал чехословаков народом, вызывающим восхищение всего мира, любимцем Антанты, которая окажет ему быструю военную и экономическую помощь, заверил, что в вопросе границ все уже ясно и что чехословаки только должны решить, какие области они хотят включить в свое государство. Члены пражской делегации после небольшого колебания одобрили все действия и обязательства руководства заграничного сопротивления. Они согласились с республиканской формой правления нового государства, о провозглашении которого узнали, находясь в Женеве.

Итоги переговоров были зафиксированы в протоколе совместного заседания от 31 октября и состояли в следующем: 1) были признаны заслуги чехословацкого правительства в Париже и созданного им войска; 2) обсуждены условия возможного перемирия; 3) достигнута предварительная договоренность об образовании временного чехословацкого правительства в Праге во главе с Крамаржем, которое действовало бы до принятия конституции и формирования парламентского правительства, а также о занятии в нем Бенешем поста министра иностранных дел, а Штефаником – военного министра; 4) рассмотрены экономические, финансовые и юридические вопросы перехода от австро-венгерской государственности к независимому чехословацкому государству. По предложению Крамаржа было решено, что президентом республики станет Т. Г. Масарик[94].

Делегация возвратилась в Прагу воодушевленная картиной, нарисованной перед ней Бенешем, и высоко оценила деятельность заграничного сопротивления и лично Бенеша. Лидер национальных социалистов В. Клофач на заседании Национального комитета заявил, что авторитет Масарика и Бенеша среди союзников «просто невероятен». Крамарж, по воспоминаниям Ф. Соукупа, превзошел Клофача в восхищении Бенешем: «Если бы вы видели нашего доктора Бенеша, то, с каким мастерством он справляется со всеми мировыми вопросами, каким чудом достиг того», что державы Антанты «обязались приложить все силы, чтобы мы получили чехословацкое государство… в желаемых нами границах, так вы сняли бы шляпы… Наши господа заграницей сотворили просто чудо… Я не говорю уж о Масарике… Но подумайте, это тот Бенеш, который с рюкзачком за плечами прибыл в Швейцарию…»[95]. На расширенном заедании Национального комитета 14 ноября Масарик по предложению Крамаржа единогласно был избран президентом Чехословацкой республики. Однако договоренность о составе пражского правительства не была реализована из-за противодействия видных политиков на родине во главе с Антонином Швеглой, исходивших из собственных партийных расчетов и внутренней ситуации в стране. 21 декабря 1918 г. Масарик вернулся на родину.

Бенеш же 1 ноября возвратился в Париж. Здесь он чувствовал себя в своей стихии и полагал, что именно во французской столице сможет быть более всего полезен родине.

С женой Ганой Бенеш не поддерживал связи с момента своего отъезда заграницу в сентябре 1915 г. Первое письмо он написал ей только два дня спустя после окончания переговоров с пражской делегацией в Женеве, 2 ноября 1918 г. «Я часто и постоянно вспоминал о Тебе, обо всех Вас… До меня доходили слухи о том, сколько вы вытерпели, как [вам] было плохо, я чувствовал это. Когда возвращусь, ты обо всем мне расскажешь, все выложишь – сегодня ты ясно видишь, что всё это было не напрасно». А неделю спустя Бенеш писал Гане из Парижа на официальном бланке нового государства: «Можешь себе представить…, какой поразительный поворот во всем, что происходит сегодня и что еще произойдет! Я очень доволен [проделанной] работой. И я действительно рад, что, как теперь видно, все предпринятое нами приносит свои плоды и имеет огромные, поразительные результаты. Сегодня такая ситуация в отношениях между французами, англичанами, итальянцами и американцами, что в интересах нашего чешского дела я должен находиться здесь до заключения мира… Я чрезвычайно доволен и счастлив, что всё так идет и так развивается. Всё это мало кто из нас ожидал – но как только я приехал сюда и ознакомился с ситуацией, мне стало ясно, что дело получит такое окончание… это результат того, что все мы принесли страшные жертвы и страдали… По правде я не ожидал того, что все произойдет так быстро, что будет такой полный триумф, что в результате событий я лично окажусь в таком положении»[96].

Во время войны Гана провела девять месяцев в тюрьме, а после освобождения жила в деревне, в доме отчима. В своем письма от 16 ноября она писала о том, какая суматоха наступила в Праге после получения фотографий Бенеша и как она все их раздала: «Можешь ли ты, Эдичка, понять мои чувства, когда я иду по улице и всюду вижу почтовые открытки, витрины, и на улицах продают Твои изображения? Вчера я купила пять таких. Все это просто прекрасно, если бы не опасения, вкрадывающиеся в мою душу… Все полагают, что после установления правительства, и прежде всего в результате того, что в нем представлены социалисты, наступит успокоение… Д-р Рейхман был здесь неоднократно, работает над книгой о Тебе и собирает материал».

В ответном письме Бенеш называл жену «дорогой доченькой» и просил, чтобы избегала «людей, журналистов и репортеров», поскольку его коллеги начали бы завидовать его популярности и стали бы выискивать его слабости. В письме от 29 ноября Гана жаловалась, что «в Праге жить трудно – из-за продовольственного снабжения, а в Ренчове я эту зиму уже не хотела бы проводить… Не будет ли это противоречить Твоим расчетам, если я скоро приеду к тебе? В Париже можно приобрести более дешевую одежду, чем в Праге, где простой костюм стоит 1000–1200 [крон]». Хотя она писала, что имеет «костюм и одно вечернее платье», считала, что ее гардероб следует обновить, и в этом вопросе полностью полагалась на мужа: «Я слышала, Эдичка, как Ты элегантен, и в этом отношении я очень за Тебя рада». Накануне Рождества, 14 декабря 1918 г., Бенеш просил Гану, чтобы она была готова к тому, что будет «репрезентироваться: устраивать обеды и завтраки, ходить на обеды и завтраки к министрам, посланникам, президенту и т. д. и т. п. Это очень обременительно, но я должен это делать. Все дела, туалеты, приготовления и т. д. будут решаться только здесь». Гана приехала в Париж. Здесь она забеременела, но у нее случился выкидыш. Их брак оказался бездетным, хотя она долго не оставляла надежды на то, что сможет вылечиться от бесплодия, для чего часто ездила во Франтишкове Лазне. И хотя Бенеш называл свою жену подчас «доченькой», но именно Гана своего постоянно загруженного работой мужа окружала материнской заботой[97].

В конце 1918 г. и значительную часть 1919 г. Бенеш находился в Париже. Послевоенная Европа пребывала в хаосе, и он очутился в вихре международной политики, что ему полностью импонировало. Назревали важные события, касавшиеся послевоенного мирного урегулирования, и он должен был находиться в их гуще, чтобы не упустить чего-либо важного для дела, которому служил все годы войны. По прибытии в Париж Бенеш узнал, что союзники, вопреки предыдущим обещаниям, колеблются в приглашении чехословацкого делегата для участия в переговорах о перемирии с Австро-Венгрией. Используя свои прежние знакомства, Бенеш снова разыграл карту, на которую делал ставку и прежде, а именно: в Центральной Европе, находящейся под угрозой хаоса, Чехословакия является практически единственным стабилизирующим фактором. Она была и остается, согласно Бенешу, преградой против немецкой и венгерской экспансии, а также против распространения большевизма. При этом Бенеш под большевистской угрозой понимал скорее революционное движение в той или иной части Восточной Европы, чем экспансию российского большевистского режима. В этой области, дескать, большевизм могут остановить только чехи. Поэтому они должны быстро занять населенное немцами чешское пограничье и Словакию, что потребует проведения военной операции при поддержке армии Антанты. Так впоследствии Бенеш описывал свою аргументацию в книге «Мировая война и наша революция»[98].

Антанта, особенно Франция, с пониманием отнеслась к доводам Бенеша: французское военное командование рассматривало тогда Чешские земли как возможный плацдарм для наступления против Германии. 3 ноября Австро-Венгрия подписала с Союзниками перемирие; день спустя Бенеш принял участие в совещании высших политических и военных представителей Антанты и был приглашен в Версаль. Бенеш испытывал огромное волнение, когда 4 ноября 1918 г. садился в автомобиль, на капоте которого красовался чехословацкий флажок. Он был единственным представителем государств-наследников Габсбургской империи, приглашенным на начало переговоров.

Надежды, возлагаемые Бенешем на Париж, в первое послевоенное время действительно оправдались. Именно Франция первой признала право Чехословакии занять чешское пограничье еще до заключения мирных договоров, несмотря на протесты проживавшего там немецкого населения и венского правительства. Это произошло после локальных столкновений в конце 1918 г. Бенеш добился установления гораздо более выгодной, по сравнению с той, которую требовал в Будапеште представитель словаков Милан Годжа, пограничной линии Словакии с Венгрией. Проблемы вызвал спор с Польшей о Тешине. В этой распре между государствами-«победителями» чехи аргументировали историческим правом, а поляки – национальным правом. В январе 1919 г. по приказу пражских властей на спорную территорию, после войны занятую поляками, начали наступление чехословацкие войска. В то же время Бенеш, учитывая недовольство этим держав-победительниц, бомбардировал Прагу указаниями прекратить наступление, в чем, в конце концов, и преуспел. Большая часть спорной области была передана под управление Антанты, которая должна была этот спор решить: решение было принято летом 1920 г., и ЧСР благодаря Бенешу получила экономически важный угольный бассейн с железной дорогой.