Подозрительные предметы

Голова – нет, а вот ноги помнят дорогу. Добрался до родного дома, отогнул пару серых досок от покосившегося забора. Подобрал оттаявшее яблоко, метнул в сторону прицепа – не попал.

Пролезаю в дом через разбитое окно в чулане. По крысиному дерьму и занесённому в кладовку снегу прохожу дальше – открываю, а потом наглухо закрываю дверь в гостиную. Тут мрачно и тихо, на полу – следы разведённого костра – кто-то за долгое отсутствие находил здесь приют, но сейчас и этого некому сделать.

Тщательно проверяю, закрыты ли все окна и двери, чтобы воздух не просачивался на улицу. Вроде закрыты. Пихаю в печь всё, что более-менее сухо: старые книги (бросился в глаза цитатник Мао), журналы («Наука и жизнь»), какие-то тетради и папки с документами. Чиркаю спичкой несколько раз.

К тебе взываю, Бог-Птица, к тебе взываю я, недостойный червь. Недостойный, но стремящийся стать достойным путём принесения себя в жертву. Приношу себя в жертву, услышь меня! Хороню себя под гнётом твоей благодатной чайной ложки. Момент – и в море!

С непреложным ощущением красоты и важности момента я смотрю на огонь, подхожу к трубе и задвигаю затворку.

VII

ПРОСТО РАЗМЕСТИЛ ОБЪЯВУ

Страна Балагурия, город Тяпляпград (который модернизаторы алчут переименовать в Бардак-сити, а консерваторы – в Срамобад), дата текущая (она же плавающая). Имею сообщить, что на прошлой неделе я купил фотоаппарат марки Avvakum, который мне по ошибке доставили в двух экземплярах. Второй, мне, разумеется, не нужен.

Я бы мог его продать, но так как я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир, я отдам камеру случайному человеку, сделавшему репост этого сообщения.

Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир. Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир. Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир.

Поэтому первому дозвонившемуся мы совершенно бесплатно доставим двенадцать эксклюзивных ножей в спину революции. Если вы перепостите это сообщение прямо сейчас, то мы выдадим вам годовой абонемент на посещение похорон на любом удобном вам кладбище. Сотрите защитный слой и выиграйте восхитительную поездку туда, где раки зимуют.

Мы с презрением относимся к современной кредитно-денежной системе. Мы проводим благотворительный аукцион: тот, кто заплатит больше всех, получит уникальную возможность благотворительно сжечь свои деньги на глазах у толпы. Аукцион пройдёт по адресу: улица Святого Бизнеса, дом 22. Дай мильон, дай мильон, дай мильон!

Люди добрые, помогите кто чем сможет. Нам не хватает денег на оплату счёта за электроэнергию, потраченную на мероприятие в защиту отказа от электроэнергии. Нам не хватает денег на взятку за то, чтобы наш сын устроился на работу и мог брать взятки сам, чтобы иметь возможность сам их и раздавать. Мы всё вернём, право слово!

Люди добрые, я остался совсем один! Подайте на спички. Я их продам по одной и куплю на вырученные деньги несколько пачек сигарет и буду продавать их по одной. Потом я накоплю денег и буду ездить челноком в Киргизию, покупать там сигареты, привозить их в Москву, продавать их по местным ценам и постепенно богатеть. Ну а уж когда разбогатею, я наконец-то смогу заняться тем, о чём всегда мечтал – торговлей оружием. Подайте на спички!

Не любим мы наш помешанный на деньгах мир! Ох как не любим! А ну-ка выворачивайте кошельки, господа пассажиры! Это всё в рамках терапии против помешательства на деньгах. Что, не слышали? А мы вас научим. Почему мы вас должны учить? Видите ли, это вы здесь пассажиры, а мы здесь и кассиры, и контролёры, и машинисты в одном лице. Привыкайте.

Деньги вызывают привыкание, ежели вы не знали. Время – деньги. Деньги – время на ветер. Ветер – деньги на время. Е равно эм це. Такая нехитрая математика и такая диалектика души.

Как стать самым успешным человеком на планете? Читайте об этом в книге «Как стать самым успешным человеком на планете?» от обладателя премии «Самый успешный человек на планете – 2011».

С презрением надо относиться к современной кредитно-денежной системе, а как ещё. Неужели вы любите этот помешанный на деньгах мир? Никто не любит. Все презирают. Всем бы только денег побольше, а нет бы глаза открыть да на мир посмотреть. Помешанный на деньгах.

Как стать самым успешным? Как протоптать дорогу к Богу? Как сделать так, чтобы о тебе заговорили? Как выполнить бизнес-план? Как пополнить баланс? Как пережить кризис? Как сделать счастливой свою семью? Как спасти мир?

Да как-как, очень просто: подайте на спички, люди добрые!

Страна Балагурия, город Тяпляпград, дата текущая, подпись.

VIII

НЕ БРАТЬ ТРУБКУ 34

Потому что она была девица

Тэффи

Колоссальная мозаика на корпусе медицинского института: две ладони, а в них сердце человечье. Зима, утро, пустая узкая улица. На противоположной от медицинского стороне высится сталагмитами элитное жильё. Каждый из этих домов раз за разом скрывается за прозрачной белой занавеской: обходит свои владения снежная буря.

И стоит у дороги столб – как обычно по утрам, он ещё не издаёт ни ржавого звука от ветра, ни электрического гула от работы фонаря, хотя фонарь светит своим почти уже не нужным оранжевым светом. Подходит к столбу красна девица – в кожах и мехах, сама румяная, – уверенно берётся она за столб, и, опираясь на него, переступает через сугроб и выходит на дорогу. Не дожидаясь, пока девушка поднимет правую руку, зажигает фары припаркованный автомобиль и подъезжает к ней.

С самого начала вечера всё пошло как-то не так. Мужчина был застенчивый, а когда вдруг распалялся и начинал что-то активно рассказывать – …словом, иногда лучше жевать. Тина отводила глаза, вертела в руках телефон и пряталась за бокал с вином.

– Так трудно кого-то найти. Когда я был в твоём возрасте, я думал: вот будет мне тридцать пять – тогда найду себе кучу друзей, буду постоянно, как это сказать, под софитами, всё время вечеринки какие-то, праздники… А пока, думал, поработаю как следует, чтобы ни в чём себе не отказывать. Не отказывать-то не отказываю, но друзей у меня почти нет, да и вообще холостяцкая жизнь – не подарок.

Тине отчаянно захотелось курить. Только так она могла скрасить нервную скуку, в которой она пребывала. Обидно, если сейчас сорвётся: только бросила ведь! Они сидели в уединённом уголке ресторана, в торжественном полумраке – попросить сигарету поблизости было не у кого.

– Извини, что перебиваю, а ты не куришь?

– Нет, я бросил, – мужчина мягко улыбнулся, обаятельный всё-таки, – У меня в последнее время здоровый образ жизни. Кто-то скажет – смешно, но со временем волей-неволей задумаешься. Одноклассника тут встретил – ну старик стариком! Пузо вот такое, одет чёрт знает как, проплешины эти… Ну, положим, волосы мне от отца хорошие достались, а вот над остальным надо работать, много работать.

– Понимаю, – ответила Тина, – мне надо работать над тем же самым.

– Ха-ха, похвально! Но я должен заметить, тебе от мамы всё досталось по высшему уровню. Я не знаю, что тут улучшать.

Ну и комплименты. Через пару минут Тина отлучилась, захватив косметичку. Для проформы посмотрелась в зеркало: всё ли на месте. Стрельнула пару сигарет у бармена – в глазах у темноволосого смуглого юноши было лёгкое презрение, – и вернулась за стол. Принесли какие-то красиво оформленные блюда.

– В девяносто седьмом, когда я только начинал… Мне один знакомый посоветовал это место… Я один раз чуть было не женился, да что-то как-то… Но что на зеркало пенять, коли рожа крива… Слушай, а что я всё время разговариваю?

Действительно.

– Мне бы хотелось про тебя хоть что-то узнать. Я понимаю, в женщине должна быть загадка, и не одна, но не всей же ей быть целиком загадкой.

– А что – я? Мне двадцать, у меня всё впереди, я получаю удовольствие от жизни. Что-то ещё нужно знать? Остальное-то неважно.

– Чем ты занимаешься, помимо учёбы?

– Ты не поверишь, но у меня миллион дел каждый день. Всё по минутам расписано.

Принялся вытягивать у неё за фразой фразу про её несчастную жизнь. Кто родители, как провела детство, почему решила поступать именно туда… Нет, только бы не добрался до любимого вопроса. Если ты его задашь, у тебя не будет шансов.

It’s a beautiful life, o-o-o-ohIt’s a beautiful life

Спасибо тебе, незнакомый номер, что спасаешь меня от этого дубового общения.

– Алло.

– Здравствуй, милая.

Неясно, что за голос. Антон? Очень странно, вроде не похож. Кто ещё может так называть?

– Здравствуй. Я сейчас немного занята, быстро говори, что тебе нужно.

– В сущности ничего, просто поговорить. Что на тебе сейчас надето?

– Ты охренел такие вопросы задавать? – сказала Тина не со злобой, а с удивлением.

– Меня интересует вся твоя одежда и то, что под ней. И я скоро всё об этом узнаю. Важно то, поможешь ты мне в этом или нет, – тихий, поскрипывающий голос.

– Придурок, – рявкнула Тина в трубку и сбросила звонок.

– У тебя какие-то проблемы? – спросил мужчина, с которым она сидела за столом.

– Нет-нет, не обращай внимания. Старые связи покоя не дают.

– Ну хорошо. Слушай, а можно нескромный вопрос?

– Ты, вроде, уже знаешь, сколько мне лет. Или забыл?

– Нет, я такое не забываю, – снова хорошо улыбнулся, но тут же задал самый проигрышный из возможных вопросов, тот самый – Тина – это настоящее имя? По паспорту?

Зажгла сигарету. Тарелки пусты.

– По паспорту Кристина. Но мне не нравится это имя, оно у меня с крестами ассоциируется.

– С тюрьмой?

– С какой тюрьмой?

– Ну, «Кресты», – усмехнулся, – тюрьма такая в Питере.

– Да не-е-ет! С крестами, как на кладбище, или как на церкви. Я своим родителям всё время говорю: ну что за глупость, я у них родилась, а они меня сразу на кладбище отправляют, или в монастырь. Что ещё хуже.

– А по-моему, красивое имя. Кристина, – протянул он мечтательно, – светлое такое… Слушай, а для меня сигареты не найдётся?

Надо отдать ему должное: за исключением, собственно, общения, он вёл себя предельно галантно. Подавал пальто и всё такое. И улыбался своей чудесной улыбкой. Машина у него хорошая, какой-то очень приличный седан. Внутри просторно, как в гостиной. Салон кожаный, опять же.

Выехали на Садовое, потом он вдруг свернул на какую-то узкую улицу. Остановился на обочине. Отстегнул ремень безопасности, склонился к Тине.

– Слушай, я ведь просто так тебя бы никуда не пригласил. В смысле, я, как только увидел твои фотографии, сразу всё понял. Понравилась ты мне очень. Я не хотел бы расшаркиваться, тратить время… В общем, у меня на твой счёт очень серьёзные намерения.

Тина слушала тихо, замерев, как рептилия.

– Готова ли ты, так сказать, разделить эти намерения в данный момент? – от нервов он говорил с лёгким канцеляритом.

Автомобиль стоял на краю дороги, полыхая среди зимнего вечера ритмичными аварийными огнями. Тина положила холодную ладонь ему на шею – он понял знак и продолжительно поцеловал её. Выдался хороший, страстный поцелуй – она с удовольствием отметила медленные, тщательные движения его языка и губ. Где-то читала, что это говорит об обстоятельности, глубокомысленности человека. Это хорошо.

В ресторане сидела будто с кем-то другим, со школьником, что ли. А тут – он действовал спокойно и внимательно. Пока он целовал её шею, рука спокойно проскользнула в декольте и сжала её левую грудь.

Она представила, как они окажутся вместе, как он окажется в ней, а на самом деле она – вокруг него. Что-то выдавало в нём выдающегося любовника. Сознание её постепенно затухало в торжественной неге.

Он повлёк её руку куда-то к себе – веди, веди меня за собой, я готова на всё, лишь бы ты не разговаривал, а просто был со мной, слышишь, рыцарь дорог? Он оставил её ладонь на широком своём ремне, и тут она услышала – услышала то, чего совсем не ожидала в этой идиллической ситуации. Услышала, что он расстегнул молнию на брюках.

Козёл! Захотел развести прямо так, после одного ужина! Тина резко оттолкнула его и попыталась выскочить из машины – но, как оказалось, была пристёгнута ремнём безопасности. Мужчина начал что-то лепетать, приговаривать: ты не так поняла, я ничего такого… Тина завозилась с ремнём безопасности, начала материться. Он помог ей отстегнуть ремень и всё повторял: подожди, подожди. Ждать не стала, выбежала в каблуках на мороз и побежала обратно на Садовое.

Села в первый остановившийся «Жигуль». В машине нещадно жарила печка, но по ногам всё равно дуло. И погода эта отвратительная! Достала телефон – к чёрту все пропущенные вызовы! – написала в твиттер:

Правило номер один: никогда не знакомиться с мужчинами через интернет. Чревато всеми вытекающими.

Затем:

Правило номер два: если мужчина начинает расспрашивать про твоё имя, жди беды. Хозяйке на заметку. Урок окончен.

Окна в её студии выходили в две стороны, перпендикулярные друг другу. За широким окном над постелью виднелась змеистая Кольцевая дорога, а с балкона за kitchenette – вид на плоский город. Где-то вдалеке можно было разглядеть какие-то из высоток, а в ясную погоду – и Останкинскую башню, но на первом плане виднелись заводские трубы в красно-белую горизонтальную полосу, из которых клубами, зимой особенно живописными, вился дым. Тина жила высоко.

Будильник в восемь. Её рука высунулась из-под одеяла, нащупала телефон на полу у кровати; поднесла к глазам – едва нащупали фокус, – выключила сигнал. Взялась руками за металлическое изголовье широкой постели, вытянулась в струну.

Снилось что-то чудесное, необъятное в своей замечательности. Жаль, сейчас уже никак не вспомнишь, сколько ни бейся.

На улице ещё темно. Тина зажгла повсюду свет, включила кофе-машину и плоский телевизор, висящий на стене. Доброе утро, сельское хозяйство.

В душ. Холодная-горячая-холодная-горячая. Хорошо! Посмотрелась в зеркало на себя обнажённую: кажется, бока, действительно, немного ушли – повод для оптимизма. Конечно, ни здесь, ни тут естественным образом не нарастишь, но будем и тем довольны, что ничего лишнего не выпирает, правда?

Прежде, чем сушить волосы, пробежала глазами твиттер. Сама записала свежую идею: Про «утро добрым не бывает» придумали алкоголики! Какое утро может быть добрее, если ты знаешь, что сегодня четверг? Только утро пятницы!

Долго сушила волосы. На завтрак – чашка кофе и творог. Нужно же как-то уравновешивать вечернее объедение. По телевизору показывали бодрящую утреннюю телепередачу, которая, скорее, склоняла ко сну. Выключила.

Лосины, серое платье, просторный чёрный кардиган. Волосы в пучок, сдержанно-мрачный макияж, тяжеловесные очки. Буду сегодня серьёзной, поучусь. В конце концов, когда приходишь на учёбу редко, начинаешь её по-настоящему ценить. Да.

Покормить эту чёртову птицу.

Что же мне сегодня снилось?

На улице неясно, наступил рассвет или ещё нет, небо цвета черничного йогурта. Чтобы срезать – мороз же! – пошла по знакомой тропинке, опираясь на фонарный столб переступила через оградку и вышла на проезжую часть. Машин, как назло, мало.

Напротив – медицинский институт. Вот пошла бы ты, Тина, на врача – было бы дело: пешком до института пять минут, никаких тебе пропусков и соблазнов. Какие там соблазны в этой дыре! Хорошему делу бы научилась; деньги, конечно, дрянь, но в этом есть что-то от самопожертвования. Медсёстры на войне. Вышла бы замуж удачно, в конце-то концов: за всю семью тогда стала бы отдавать долг обществу. Красота!

Думала об этом, пока ехала в машине. На водилу не обратила бы особого внимания, если бы он не начал о том же: в скорой помощи, говорит, работает, тоже за рулём. Туда на машине, сюда на машине, так круглые сутки и сижу, мол.

– Ты себе не представляешь, – говорил он с едва заметным кавказским акцентом, – как тяжело куда-то ехать сквозь эти пробки. Не уступают дорогу, суки, и всё тут! Видят же, что скорая, спасать человека надо, но не пропускают. А всё знаешь почему? Потому что развелось всяких уродов на машинах с мигалками. Все знают, что они бездельники, им на самом деле спешить некуда, вот и никаких мигалок не пропускают.

– Ну, знаете! – обиженно воскликнула Тина, – Мой папа, скажем, тоже с мигалкой ездит. Очень важный, занятой человек, между прочим.

Соврала, конечно. Папа ездил с мигалкой когда-то очень давно, когда Тина была маленькой девочкой. Иногда можно было просто покататься со включённым сигналом, это её очень веселило. Сейчас бы, подумала, была бы у него мигалка – это бы многое значило. Не ездила бы Тина каждый день на бомбилах с «Жигулями», да и не жила бы на окраине города.

Водитель подвёз её до метро и отказался брать деньги. Сказал:

– Что ж вы до метро, девушка? Я бы вас до самого места назначения доставил бесплатно!

И криво улыбнулся, сверкнул серебряным зубом.

– Вам куда ехать?

– Куда надо! – и захлопнула дверцу.

Помимо русской и зарубежной философии в вузах необходимо преподавать философию таксистов.

В метро глядела на кислые лица, раздумывала. Так, нужно поймать момент и нажать кнопку, когда поезд остановится на станции.

Чем раньше встаёшь, тем больше вероятность мыслей об эмиграции. Дядя президент, отмените утро в целях сохранения государственности!

Войдя в аудиторию с опозданием, Тина ступала аккуратнее – чтобы каблуки не стучали слишком громко. Не помогло – паркет был гулкий; преподаватель взглянул на неё брезгливо.

Симпатичный, конечно, приятный мужчина. Одет он серьёзно, но не напыщенно, и, пожалуй, со вкусом, неплохо пострижен, и щетина эта. Одна проблема – ну с чего ему было становиться преподавателем? Нет, понятно, престижный вуз, хорошие люди работают, особая притягательность места… Нет, не понятно.

Сидели в небольшой пыльной аудитории, две группы: Тинина и пиарщики. Вместо семинара преподаватель читал лекцию: общий лектор его чем-то не устраивал, да и не ходил на него никто.

– Лагерь социалистической прессы, – говорит, – отличался крайней эклектичностью и резкой динамикой развития, причём не всегда позитивной.

Не поднимая руки, подала голос Тоня, провинциальная одногруппница себе на уме.

– Лагерь социалистической прессы отличался, простите, чем? Эк-лек…

– Эклектичностью. Мне странно слышать, что вы не знаете таких слов.

Продиктовал по буквам. Значение отправил смотреть в словаре.

– Как мы тогда поймём вашу лекцию, если не знаем каких-то слов?

Объяснил: эклектичность – это смешанность, неоднородность, хаотичность. Начался гул:

– Зачем говорить «эклектичность», когда можно сказать проще, есть же слова, понятные сразу!

Преподаватель отвечал:

– Мы же в университете не только конкретные знания получаем. Помимо прочего, мы ещё пополняем словарный запас и расширяем категориальный аппарат.

Поднялся смех, и Тина тоже смеялась. Преподаватель улыбнулся, но какое-то недовольство в его выражении лица всё же сквозило, так что Тина состроила серьёзную мину: вроде как неудобно и стыдно стало, неясно за что.

Девушки стояли на крыльце, курили. От холода они переминались с ноги на ногу и легонько подпрыгивали. Тина отказалась от сигарет – бросает, – но от родной компании что отказываться? Полная, но, как считала Тина, очень симпатичная Маша Сахарова рассказывала что-то о прошлых выходных (в универе на этой неделе она ещё не появлялась):

– … Меня всегда это безумно веселит, когда все вокруг напиваются, а я трезвая. И вот, значит, веселимся мы, всё нормально. Все начинали подарки ей дарить, и тут я спохватилась, что свой подарок в машине забыла. Лезу, значит, в сумку – и никак не могу найти ключи от машины. Шуровала-шуровала, всё оттуда вытрясла: ну нет и нет! Ну, я на нервах, естественно, стала везде искать по залу, а все, главное, внимания не обращают – будто так и должно быть. Только Гриша мне помогал, и то, потому что я в него вцепилась изо всех сил – так бы и он, наверно, бухать продолжил. Короче, не могли никак найти и выскочили на улицу. И, представляете, машина не на месте. Пиздец! Гриша такой: может быть, ты где-то в другом месте припарковалась? Да нет, в том. Обошли всё вокруг – нету ничего похожего. Я как села на корточки прямо там, так и заплакала. Ну, он меня внутрь отвёл, я в туалет, зарыдала там всё, конечно.

Сахарова с усмешкой сильно затянулась сигаретой.

– В общем, подумала: а, ладно, гулять так гулять. Всё равно сейчас, типа, ничего не сделаю. Пошла в бар, выпила подряд несколько шотов, и вроде в каком-то смысле успокоилась. И тут приходят эти двое: Макаренко и Амбарцумян, – целуют меня в две щеки и кладут на стол ключи от машины. И говорят: «Ой, Маш, мы тут прокатиться решили, а у самих машины нет, поэтому вот взяли твою». Вы представляете себе, как я охренела?

Девушки бурно осудили действия Макарова и Амбарцумяна. Но, послушайте, что с них взять, в сущности? Два пьяных придурка.

– Но они оба даже водить не умеют, – не унималась Маша, – мало того, что пьяные. Если бы их остановили, или если бы была авария, это уголовное дело!

– Ну, если бы авария, они бы скрылись, – закивали девочки. Кто-то обнял Машу: пока она рассказывала, интонация постепенно сменилась с шутливой на нервную и злую.

Пошли всем скопом на лекцию. Решили: раз на улице такой дубак, да и не день ещё даже, будем умными, запишем всё сказанное. Кто-то любил русскую литературу девятнадцатого, кто-то, как Тина, испытывал лёгкие угрызения по поводу того, что на лекциях появляется редко.

Сели вшестером на пятом-шестом ряду огромной аудитории: достаточно далеко, чтобы перебрасываться репликами шёпотом, достаточно близко, чтобы хорошо разбирать, что говорит лектор. Рассмеялись над пошлой шуткой; пара страшных девочек со второго ряда оглянулись почти гневно – и от этого стало ещё смешнее.

Подруги Тины сидели слева от неё, самая левая из них сидела совсем у центрального прохода. Кроме них никого на ряду не было – и справа от Тины был целый пустой ряд. «Кто-то ведь сядет». Вообще в аудитории было довольно мало людей.

Смешной мужичок лет под шестьдесят начал многозначительную лекцию о Толстом: кажется, ни о чём другом он в этом семестре и не рассказывал. Он то и дело сбивался на противопоставление духовного материальному: в роли духовного выступал, собственно, Толстой, материальное он пренебрежительно обозначал словом «майонез». Каждый раз, когда упоминался майонез, по аудитории проходил лёгкий смешок, а лектор глядел на студентов с нарочитой ироничной снисходительностью.

Через двадцать минут к Тине подсел тот, кого она хотела видеть в последнюю очередь – однокурсник Кирилл, с которым она однажды неосмотрительно «зажгла» на университетской вечеринке. Ничего особенного между ними в тот вечер не было, но с тех пор Кирилл время от времени обозначал претензии на её внимание. Принялся трещать:

– Слышала, что Макаренко с Амбарцумяном сделали? Это просто пиздец! Я так угорал, это ж надо! Как у тебя вообще-то дела? С личной жизнью как? Какие планы на лето? Я тут одну историю слышал…

Тина отвечала междометиями. Кирилл вдруг перешёл с шёпота на тихий, но вполне отчётливый бас, не переставая, впрочем, нависать у неё прямо над ухом. Тина пыталась усмирить его, но тот, видимо, поймал какой-то особый кураж. Лектор давно приметил Кирилла; теперь ему надоело:

– Молодой человек! – возопил он, – Прекратите болтать! То, что вы не услышите эту лекцию – целиком на вашей ответственности. А вот то, что её не услышит ваша собеседница, будет уже моей виной. Она хотя бы что-то записывает, а вы сюда явно не за этим пришли.

Перед Тиной на столе лежала раскрытая тетрадь с заголовком «Анна Каренина» на пустой странице. В ответ на обвинение преподавателя Кирилл заткнулся и даже немного отодвинулся от Тины, будто бы это она была виновата. Преподаватель кивнул и обратился на этот раз к самой Тине:

– А вам, девушка, обязательно надо прислушаться ко мне, а не к нему. Если вы не хотите закончить как главная героиня романа Толстого.

Женские голоса огласили смехом аудиторию. Тина же заткнула уши наушниками и принялась чертить на тетрадном листе какую-то абстракцию.

По кочкам разбитого асфальта, по рекам тающего пломбира перебежками и прыжками они добрались до уютного суши-бара. Не удержавшись, Тина достала из чьей-то пачки сигарету и зажгла её. Хорошо.

Сидели вчетвером: Тина, Маша Сахарова, Лана, начинающий искусствовед в толстовке «I❤ROME», и маленькая Оля, смешливая сокурсница, мечтающая стать преподавателем литературы.

Обсуждали политическую обстановку. Оля предсказуемо верещала об ужасной, невыносимой власти. Загнивающие детские сады, сфальсифицированные выборы, скотские выражения лиц.