Подозрительные предметы

А тут как раз этот низкорослый чуркобес – скрытая угроза, насмешливый вестник грядущей катастрофы.

В голове Морозова едва ли проносились столь возвышенные слова. Ему было не до этого: он каждый день упорно тренировался, чтобы быть готовым к любому вызову. Со временем он и сам стал напоминать скалу; грозным коромыслом выступало нагромождение мышц прямо у него из-за шеи. Руки были столь напряжены, что он выглядел так, будто бы всё время держал под мышками какие-то тяжёлые бочки. Когда он садился, ещё одну невидимую бочку ставили между его широко расставленных стоп.

Стоп. Он сел в поезд на Беляево и тут же столкнулся взглядом с человеком напротив. Это был небольшой коренастый гастарбайтер в рабочей одежде. Они проехали несколько остановок в сторону центра, не отводя взгляда друг от друга. Опустить глаза означало признать поражение.

Взгляд Морозова набряк презрением, в то время как иноземец смотрел ровно, спокойно – и будто бы думал все эти минуты о чём-то своём на своём тарабарском языке, так что даже если бы он взял и вслух оскорбил Морозова, тот едва ли смог понять всю его подлость.

Трудно сказать, кто из них кинулся на другого первым. А уж кто победил в схватке, не дано понять никому. Явно, не дружба.

Дружба народов обернулась боем между силой и изворотливостью, любой исход которого признаётся нечестным и неполным. И уж совсем наивно полагать, что этот бой закончился в те мгновения, когда несколько находящихся в вагоне мужчин, убедившись, что в схватке не применяется оружие (так бы бросились врассыпную), разняли дерущихся. Ведь между разными концами вагона, между разными районами города и между разными вселенными от одного к другому всё равно тянулась тонкая серебристая ниточка презрительного взгляда.

Этих ниточек множество – десятки, сотни тысяч, они проходят сквозь дома, пустыри и перелески. Они ныряют под землю и всплывают вновь, натягиваются между телефонными трубками и ноутбуками, подключёнными к интернету, они мерцают, то ослабевая и почти совсем исчезая, то натягиваясь с новой силой. Они образуют крепкую паутину, без которой – чёрт его знает! – быть может, всё бы и развалилось.

Окно тянуло к себе как магнит, засасывало, как водоворот. Он стоял перед распахнутым окном и не то чтобы осуществлял заранее задуманное, скорее тянулся к чему-то вечному, предначертанному.

Он испытывал нездоровый, патологический интерес к самоубийству. За свою слабость и безумие считал не желание покончить с собой, а свою нерешительность наконец это сделать.

Наконец он – очередная слабина – закрыл окно. Нет, успокоил он себя, выброситься из окна – смерть не мужественная, не символическая и не жертвенная, а до боли очевидная и простая. Поразмыслив, он отложил окончательное решение вопроса «на попозже» и вспомнил о планах на вечер. Там значилась встреча выпускников.

Через десять лет после выпуска все поистрепались и располнели. Мерзко было смотреть на этих людей, хотя прежде они были ему дороги.

Разговоры были такие: вот, дескать, мы выросли и, наконец, можем, стать одной командой и захватить весь мир. Этот отвечает за государственную власть, этот за экономику, а этот за законодательство. Каждый школьный класс – модель общества во всей его ущербности. Кем выбрали его – человека, ни с того ни с сего отслужившего в армии и провисевшего в неизвестности несколько лет, – он как-то даже не приметил.

Он присматривался к гогочущим лицам и удивлялся сам себе – как я мог считать их близкими себе хоть в чём-то? Перед ним сидела орава монстров, ни на сантиметр не повзрослевших – даже, сбросив с себя подростковый флёр понта, они стали ещё младше и ещё глупее.

– Вот смотрите, – подал голос накачанный как генно-модифицированный бык Морозов, – На первой остановке в автобус зашли трое. На второй остановке один вышел, а зашли четверо. На следующей остановке вышли двое, зашли шестеро. На следующей вышел один, зашло двое. Потом вышли пятеро, зашёл один.

Он выдержал паузу.

– Ну а на последней все вышли. Вопрос: сколько было остановок!? – и Морозов сам захихикал, а потом засмеялись все. Потом кто-то спросил, откуда у Морозова под глазом синяк, он как-то неловко ушёл от ответа и снова стал шутить.

Аккуратно сдержав своё презрение к Морозову и остальным, самоубийца ненавязчиво положил на стол рядом с собой деньги, которые должен был за пиво – и вышел под предлогом «в туалет», незаметно прихватив с собой куртку.

Ну а с чиновником высокого класса Огородничим, в сущности, не случилось ничего интересного. Ну да, столкнулся в дверях ведомства с парнишкой, должно быть каким-то курьером (костлявое лицо без выражения, мешковатая куртка, в целом глупый вид), ну, выронил портфель из рук, ну, сорвался на сорванца, обматерил его, да и пошёл в кабинет.

«Ну надо же, – подумал Огородничий, – Сколько ни отгораживайся от них, всё равно придут в твой дом и всё испортят. Зря я, конечно, так кипячусь, но ведь и правда обезьяны какие-то криворукие. Мы им служим, колоссальный объём работы проделываем, а они хоть бы что – только и могут, что у нас предметы из рук выбивать. Зла не хватает, право слово».

Ну, позлился немного Огородничий, но потом всё-таки взял себя в руки и принялся за работу: надо же кому-то, в конце концов, трудиться на благо Родины.

Увидев очередную новость в интернете, Соня воспылала кипучей яростью, которая в последние недели стала для неё привычной. На иллюстрации к новости красовался крупный чиновник Огородничий – улыбчивый и молодой, в сущности, немногим старше самой Сони, – а уже руководитель какого-то департамента. Что-то там он заявил на каком-то там профильном заседании – в сущности, ничего примечательного, но один вид его кабаньей ряхи внушал Соне отвращение. Она закрыла страницу, особенно не вчитываясь в содержание новости.

Пора уже давать объявление «ненавижу по фотографии», подумала она. Ведь ненависти всё равно, по каким каналам сообщаться. Одного надменного взгляда хватит, чтобы сжечь некоторое количество нервных клеток, а пара гадких слов нет-нет да и вызовет икоту.

Можно сделать на этом бизнес, решила пофантазировать Соня. Нанять целый зал людей за компьютерами, которые посменно ненавидели бы неугодных людей на дисплее. Подобное можно было бы попробовать и с добрыми чувствами, но кто бы стал за такое платить? А за презрение – пожалуйста.

Потом Соня долго не могла заснуть – судя по всему, потому что пару раз за прошедший день улучала пятнадцать минут, чтобы просто подремать. Утром, несмотря на то, что на работу можно было подойти аж к полудню, ей едва удалось заставить себя встать, не начав звонить начальнице с лживым сообщением о собственной болезни.

Она вышла на улицу; было холодно, накрапывало, погода решительно не давала знать о реальном времени года. Хотелось уже поскорее добраться до метро, чтобы там – пусть бы и находясь в зарослях толпы – загородиться от всех книжкой или, и если удастся, сесть на скамейку и уснуть на драгоценные тридцать пять минут по прямой.

Но сначала надо было сесть на маршрутку, а эта зараза всё так и не шла. Соне стало досадно, что она не оделась потеплее – ветер прямо-таки пронизывал.

Вдруг девушка услышала где-то рядом с собой хриплый голос, что-то бормочущий и время от времени выкрикивающий, явно к кому-то обращаясь. Она идентифицировала источник этого звука: сбоку от неё стояла женщина, по которой сразу было видно, что она, мягко говоря, не в себе: она была втиснута в бесформенный серый плащ, раскачивала в руке чёрный шелестящий пакет, из-под капюшона выбивалась сальная рыжая прядь. Образ дополняли нелепые очки с толстыми стёклами. Трудно было сказать, сколько ей лет: может, и за пятьдесят, а может, и меньше сорока – с такими людьми возраст играется особенно причудливо.

При долгом взгляде на женщину Соня почувствовала себя дурно: безумная смотрела ровно на неё и всё это время обращалась именно к ней. Взгляд её пылал, так и повторяя: ненавижу тебя, дрянь этакая, терпеть тебя не могу. Интонация речи её была зловещей, но говорила она будто бы что-то совершенно безобидное:

– При обнаружении агрессивно настроенных групп граждан, в том числе несовершеннолетних, на станциях, в вагонах электропоездов, а также возле станций метрополитена, сообщайте об этом дежурному по станции, сотруднику полиции или машинисту поезда…

Соне захотелось заплакать или куда-нибудь убежать – таким гнетущим был презрительный взгляд сумасшедшей женщины. Потом она вдруг подумала: а если попросить её так не смотреть? Если попытаться убедить её в том, что меня не за что ненавидеть?

Вскоре Соня поняла, что это бесполезно. Она вдруг вспомнила, что единственный способ повлиять на сумасшедшего человека – рассмеяться ему в лицо. Результат может оказаться неприятным, но во всяком случае дело сдвинется с мёртвой точки.

Но Соня никак не находила сил хотя бы слегка улыбнуться. Она старалась, но сил её мышц лица всё никак не хватало.

III

Уважаемые москвичи! Для вас работает бесплатная московская служба психологической службы населению. Психологи службы помогут вам найти выход из трудной жизненной ситуации, наладить отношения с близкими людьми и преодолеть стрессы. При обнаружении агрессивно настроенных групп граждан, в том числе несовершеннолетних, на станциях, в вагонах электропоездов, а также возле станций метрополитена, сообщайте об этом дежурному по станции, сотруднику полиции или машинисту поезда по устройству связи «Пассажир – Машинист» в вагоне электропоезда. Ням, ням, ням, ням, покупайте Микоян. Летайте самолётами «Аэрофлота». Храните деньги в сберегательных кассах. Отойдите от края платформы.

На Бога надейся, да сам не плошай. Делай, как надо. Съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю. Переходи на ноль: ноль рублей в минуту, начиная со второй минуты разговора! Не думай о секундах свысока. Я прошу, хоть ненадолго, боль моя, ты покинь меня. Я прошу, хоть ненадолго: поймай радугу, попробуй радугу.

Не клади сахар в чай, ешь конфеты, так будет вкуснее. Мой руки с мылом. Рой муки смыслом. Ни в коем случае не ругайся матом. Не открывай дверь незнакомцам. Не заходи в лифт с незнакомцами. Не разговаривай с незнакомцами. Не смотри на незнакомцев. Не думай про белых обезьян. Следуй за белым кроликом. Любишь – отпусти.

Ни в коем случае не позволяйте детям играть с пакетом. О подозрительных предметах сообщайте дежурному по станции. В жаркую погоду избегайте открытого солнечного света. При обнаружении подозрительных лиц ни в коем случае не смотрите на них. Не рекомендуется также смотреть ни в одну из сторон света. Проявляйте бдительность. Любите Родину. С любимыми не расставайтесь. Если вы видите человека в чёрных очках и с белой тростью, помогите ему воспользоваться эскалатором. <…> Выдави раба по капле! Аффтар, выпей йаду!

Сообщите дежурному. Повторение – мать учения. Тяжело в учении, легко в бою. Просьба выйти из вагонов. Такой футбол нам не нужен. Будьте бдительны! Всегда, везде! Не позволяйте пробираться в наши пенаты чёрной гидре западной заразы! Восточной заразы, южной заразы, северной заразы. Заокеанские шакалы уже плывут сюда на плотах. Не нарушайте закон. Кто хочет поспорить – идите в парламент. Парламент – не место для дискуссий. Если с вами поступают несправедливо, обращайтесь в полицию. Идите в суд. Пока суд да дело. Был бы человек, а статья найдётся! Была бы статья, а человек найдётся! Нет человека – нет статьи. Нет статьи – нет проблемы. Делай, что должно, и будь, что будет! Не плоди сущности сверх необходимого! Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой! Или не поступай. Как хочешь.

Поезд следует в депо. Уважаемые пассажиры, отойдите от края платформы. Молодой человек! Отойдите от края платформы! Да-да, вы, в синей куртке. ОТОЙДИТЕ ОТ КРАЯ ПЛАТФОРМЫ! А НУ ОТОШЁЛ ОТ КРАЯ, Я КОМУ СКАЗАЛА?

IV

ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ

Какой же вопрос задать?

«Что это за девушка?»

Хорошо. Что это за девушка?

Это Соня. Допустим, просто Соня, без фамилии и без отсылки к Достоевскому. Обычная, а может быть и слегка необычная девушка, ей двадцать с чем-то, не замужем, живёт одна, беспартийная. Симпатичная.

Как она выглядит?

Средний рост, стройная, с маленькой грудью и красивыми стройным ногами. Волосы – русые (как и почти у всех). Близорукая, носит для дали прямоугольные очки, часто забывает их снимать. Одевается стильно, но скромно. Чёрное, лиловое, тёмно-синее. Красивое, благородное лицо, но красавицей её не считают.

Где она живёт?

На отшибе, неподалёку от кольцевой дороги. Каждое утро, чтобы добраться до работы, она проходит достаточно большое расстояние пешком, несколько минут ждёт маршрутки, доезжает до метро и едет до работы тридцать пять минут. А там ещё пять минут пешком.

Нет, в смысле: в какой квартире? Как выглядит её жилище? И так далее.

Однокомнатная квартира в доме-башне с одним подъездом и огроменным межквартирным коридором. Соня снимает это жильё, сама она из другого города.

У неё есть достаточно просторная гостиная (она же спальня), продолговатая кухня и большой балкон. Мебель скромная – «икеевский» стол, «икеевский» диван, «икеевский» шкаф… Ну и далее по списку. Неустроенность её не пугает.

Почему?

Детство и школьный возраст Соня прожила в маленьком городке в глуши. Не то Хмуром, не то Жмуром – tristesse oblige. Каждый раз, когда она возвращается туда – погостить к семье, – ей становится тоскливо от одного вида этих пустынных улиц, покосившихся заборов и облупленных одно– и двухэтажных зданий. Так что её всегда смешат рассказы о том, как большой город делает людей одинокими и депрессивными – а где тогда жить веселее?

А кем она работает?

Как и у большинства жителей Москвы, у Сони нет конкретной профессии. В последнее время она SMM-менеджер в рекламном агентстве, хотя любит представляться художницей. Но не будем заострять на этом внимание: работу свою она не любит и рассматривает её только как способ добывать и накапливать деньги, при этом настоящей художницей она всё равно никогда не станет. Похожих людей среди нас тысячи.

Это верно. Так что же в ней такого особенного?

Неясно. С одной стороны, ничего, а с другой – … Ну вот возьмём, к примеру, её ход мыслей. Совершенно замечательные мысли, редкие для современной девушки. Вот отрывок из записей в её ежедневнике:

Волшебство не выдумано и не забыто. Ему просто нужно другое словарное определение.

Пусть чародейством будут признаны действия, вроде бы не приносящие рационально объяснимого результата, но тем не менее этот результат есть. Это могут быть действия ритуального характера или действия, чей результат достигается настолько причудливым путём, что это остаётся для постороннего непостижимым.

Этак всё встаёт на свои места.

Волшебством занимается музыкант, какими-то неясными сочетаниями звуков и тишины лечащий человека от его душевных (а иногда и телесных) хворей. Над чем-то своим колдует учёный, в точности не знающий, какую пользу принесёт его открытие (и случится ли оно). Погруженный в транс шаман выходит на поле и заталкивает непонятный снаряд в промежуток между двумя столбами – и этот бессмысленный ритуал влияет на настроение миллионов.

Маг вроде бы и не занимается настройкой сложных приборов, не скрепляет кирпичи цементом и не убеждает крупных начальников в необходимости инвестировать в добро. Но он делает нечто более сложное. Или более простое. Поди уж тут объясни: колдовство.

Если бы я знала, что это такое, когда была ребёнком, на вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», я бы всенепременно отвечала: волшебницей.

Может быть, люди даже делятся на тех, кто в детстве хотел быть волшебником (волшебницей) и принцем (принцессой)? На тех, кто хотел самому творить новые сущности и на тех, кто хотел всего и сразу?

Ну вот, допустим, именно этим наша Соня и уникальна. Тем, что хотела в детстве стать волшебницей, да не стала. Зато смогла всё это себе рационально объяснить.

Слабовато. Может быть, есть за ней что-нибудь ещё примечательное?

Скажем, ей сонливость. Да, комически оправдывает себя её имя. Соня способна заснуть абсолютно в любой позе, при любом шуме, в любых обстоятельствах. По выходным она валяется в постели до двух часов дня, чтобы часов в шесть снова ненадолго заснуть. Пару раз она даже спала стоя.

И какие она при этом видит сны?

Во сне продолжаются её чудные размышления. Однажды, раздумывая о количестве учеников в школьном классе, Соня задремала и дошла дофантазировалась до построения в центре Сибири новой столицы России, в которой все дома связаны подземными ходами – в основном, ради того, чтобы идущие в школу ученики не мёрзли на нечеловеческом морозе. А в другой раз она придумала целую разветвлённую террористическую организацию, взрывающую кабинеты злых чиновников во имя вселенского добра.

Или вот: она представила, как работает в издательстве и придумывает чудесное нововведение: вместо аннотации на задней стороне обложки книги помещать список книг, на которые данная книга хочет быть похожей. У детективных авторов на обложке курсивом были бы вписаны Кристи и Конан Дойль, у фантастики – Стругацкие да Толкиен, у современной русской литературы – Гоголь и Пелевин (у этой книжки – видать, Дёблин, Джойс, Зощенко и Сорокин).

Та история, которая с ней приключилась, тоже оказалась сном?

Нет, вряд ли. Разве что если мы допустим, что она ехала с работы, задремала на тридцать пять минут, и в голове её пронеслись во всех подробностях события, растянутые на несколько часов.

Перейдём к этому случаю. Когда это случилось?

В обычный, в сущности, зимний день. Не то незадолго до Нового года, не то вскоре после него, когда уже начались рабочие дни. Во всяком случае никакого праздничного настроения у Сони не было.

Что делала Соня перед тем, как началась эта история?

Праздновала что-то на работе. Кажется, чей-то день рождения. Подливали ещё и ещё, выбегали раз за разом покурить на обдуваемый четырьмя ветрами балкон. Соня выбралась оттуда с трудом, зацепившись за соседку по столу, за которой заехал муж. Перепутав направление, он высадил её у какой-то отдалённой станции метро, от которой домой нужно было ехать с двумя пересадками. Соня опоздала на маршрутку и в итоге ловила машину.

Пытался ли водитель завести задушевную беседу?

Ехать было недалеко (хотя пешком там идти минут двадцать), так что на долгий разговор времени просто не хватило бы. Но да, он действительно попытался.

Какие темы были затронуты?

Откровение Иоанна Богослова, засилье черножопых, состояние внешней политики РФ, планы Сони на выходные. Соня этих тем не поддержала и, расплатившись, вышла из машины и пошла домой.

Сколько денег получил таксист?

Сто рублей.

Что произошло, когда Соня пришла домой?

Она как обычно вошла, зажгла свет, сняла обувь и пальто, прошла в комнату и свалилась на диван лицом вниз. Некоторое время полежала так, перебирая события дня. Затем прошла на кухню, где заварила себе чаю, некоторое время попила его и, не допив чашки, пошла в ванную, умылась, почистила зубы, погасила везде свет и легла спать.

И что, неужели это и был тот занимательный случай, что с ней произошёл?

О нет. Когда она легла спать, она долго ворочалась – давало о себе знать лёгкое опьянение, после которого Соне всегда спалось ещё тяжелее, чем обычно в постели (будь она в поезде, в кафе или на работе – она бы уже спала). Ей не давала покоя мысль об открытой двери.

О какой-то конкретной открытой двери или о некоей абстрактной, всеобщной Открытой Двери?

Да нет, это была простая открытая дверь, вполне конкретная. Дверь в дверь с её квартирой располагалась другая, двухкомнатная. И там была открыта дверь – Соня заметила это, когда возвращалась домой, отпирая свою дверь.

Не слишком ли много слова «дверь»?

Возможно, но так или иначе это слово только и крутилось в Сониной голове. Поначалу она не придала значения этому вполне обыденному обстоятельству, но теперь оно заняло все её ворочающиеся мысли.

Была ли дверь открыта только вечером? Или утром, уходя на работу, Соня тоже видела, что дверь открыта?

Ей это было вовсе даже не известно – и это подогревало интерес.

Знала ли она человека, живущего в этой квартире?

Въехала она недавно, и познакомиться с ним ей не представлялся случай. Хозяйка квартиры о жителе (жителях) той квартиры ей ничего не говорила. Стало быть, никто этакий особенный там не обитал.

Удалось ли Соне побороть тревожные мысли и погрузиться-таки в блаженный мир грёз?

Нет. Она встала, набросила халат, надела тапочки и пошла посмотреть, что там за дверью.

В квартире был включён свет?

Нет, там было темно. Соня нащупала выключатель.

И что же она увидела?

В квартире явно никого не было. Соня прикрыла за собой дверь и прошлась по комнатам – они были заметно захламлены, но никаких следов кражи или какого-то иного вторжения не было.

Как была обставлена квартира?

В ней явно жили несколько поколений семьи, но теперь оставался только один человек – неряшливый молодой мужчина. Он спал на диванах в двух разных комнатах – одна была вроде как «спальней», другая – вроде как «гостиной», но эти функции комнат давно размылись. Там и тут были видны какие-то грязные тарелки и чашки с засохшими чаинками, по углам притаились клочья пыли. Вместе с тем это жилище выглядело почему-то достаточно свежо – неясно, что именно создавало такое впечатление (фотографии ли, нарочито небрежно развешанные по стенам, а в одном месте даже на тянувшуюся через комнату верёвку; или, быть может, дорогие массивные колонки). Жил здесь явно человек европейский – такой, кого в прошлом веке назвали бы «продвинутым». Картину вершила вытянутая трубочка со скромной горкой пепла в чубуке – пепла едва ли табачного.

Почему Соня не покинула квартиру?

Она увидела аквариум, и включила в нём свет. За ним явно давно не ухаживали – вода слегка зацвела, – так что она решила покормить чудом не передохших рыбок. Она на столе у аквариума какую-то распечатку и машинально стала её читать.

Что это был за текст?

Это была художественная проза, написанная и распечатанная спешно – текст располагался на бумаге криво, были заметны опечатки. К тому же, это была распечатка без начала и без конца текста (будь то рассказ или глава романа). Строго говоря, это были всего лишь несколько страниц, откуда-то вырванные.

И что там был за сюжет?

Некий пожилой мужчина (имя его менялось по ходу текста), сопровождал юношу, от имени которого велось повествование (возможно, между ними была родственная связь), на чердак, где была оборудована целая лаборатория: полки, забитые стопками бумаг, какие-то приборы и пробирки. Вроде как старик сам построил эту лабораторию в тайне от родных, прорубив путь на чердак в потолке собственной комнаты. Главным плодом его работы был телескоп, вставленный в дыру в потолке.

– Моя конструкция, – с гордостью сказал он, смахнув слой пыли с неуклюжего деревянного корпуса телескопа. – Я провёл за изучением звёздного неба сотни и тысячи вечеров. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь состояла только из этого. Никто об этом, конечно, не знал, и я не хотел, чтобы кто-то узнал, но всякому секрету суждено когда-то быть открытым, иначе какой же это секрет.

Потом он включил свет над ещё одним большим столом, напоминавшим те, над которыми с тревожным видом склоняются офицеры-киногерои; в мирное время такой стол сошёл бы за бильярдный или покерный.

Он достал из шкафа ватманский лист с нанесёнными на него сотнями мелких пометок, и пригласил меня взглянуть на него. Когда я наклонился над бумагой, я понял, что это – карта звёздного неба. Вернее, я не мог сказать об этом со всей уверенностью, так что скорее это просто был огромный лист с отмеченными на нём точками с подписями, обозначающими звёзды. В каких-то местах их связывали тонкие карандашные линии.

– Я знаю, что ты хочешь сказать: дескать, ну и чем ты меня удивить захотел? Всё это изучено и так. Справедливо, я и сам ещё совсем недавно считал, что это так. Но в результате многолетних исследований мною была выработана гипотеза, которая открывает нам глаза на многие вещи, которых мы не могли понять десятилетиями. А ведь это так просто!

Где-то слышал, что в таких ситуациях нужно проявлять особенную учтивость. Я деловито сцепил руки за спиной и принял такое выражение лица, будто прислушиваюсь к словам старика. Случайно увидев себя в тусклом зеркальце, я подумал, что мне в этот момент к лицу было бы пенсне.