Самое правильное решение (сборник)

«До зарплаты», – прикинул Свят.

На пороге квартиры встретила дочка, неоплаченные счета и широкая Клавдия Петровна: «Оплатишь?»

«Папочка, я себе платьишко присмотрела красивое-красивое, – защебетала дочка. – И недорогое».

Святослав кивнул и Клавдии Петровне, и счетам, и дочке.

– Тысячу, папочка, – дочка посмотрела просительно.

Свят достал штуку. Дочка ещё не работала, училась в институте.

Придётся отказаться от обуви и джинсов. «Свитер и джинсы стирать не надо – лучше сохранятся», – подумал он.

Появилась Кристина.

– Сладкий, привет!

Святослав, обняв жену, окунулся в её родной цветочный запах.

– Ты так пообтёрся, надо бы тебе джинсы купить и обувь, – кивнула Кристи.

– Надо, – согласился Святослав.

– Свят, если вечером будешь заходить, купи хлеба! – закричала из своей комнаты тёща, – сыра, молока, кофе, чай, сахарный песок – три килограмма.

Святослав закатил глаза, повторяя список.

– Хорошо, – кинул он.

– Я тебе поесть приготовлю, – улыбнулась Кристи. – Ты же сейчас убегаешь?

– Да, я съел бы чего-нибудь, – отозвался Святослав и пошёл в комнату.

Он открыл денежный ящик, так он его называл. Правда, там было больше упаковок для денег, чем самих средств. Был конверт – отданные долги, подаренные деньги, зарплата «котельная», зарплата «харчевня», халтуры, шкатулка «мелочь», копилка «юбилейные монеты, несколько коробочек: «на брюки», «на платье», «на телевизор» и несколько пустых конвертов совсем неопределённого назначения.

Святослав вытащил отдельно отложенные сотенные купюры и положил в конверт «халтуры», записав после цифру в самодельную ведомость.

– Иди есть, милый, – позвала Кристина.

Святослав жевал бутерброд с ядовито-розовым куском колбасы и слушал щебетание Кристины.

– Представляешь, вчера забыла спросить у тебя на проезд, чуть не осталась в центре. Уже хотела звонить просить, чтобы ты за мной приехал. Потом нашла полтинник за подкладкой пальто.

– Кристи, ты же знаешь, где лежат деньги.

– Да у тебя там столько всяких коробочек, конвертиков, – отмахнулась Кристина. – В них не разберёшься. Ты же потом обижаешься, если я делаю что-то не то.

Святослав достал купюру и отдал Кристи.

– На дорогу.

Хотя Кристина не работала, она часто выбиралась в цент погулять. Красивая женщина и не должна работать, вполне достаточно, что она занимается собой, повышением интеллектуального уровня и дочкой.

– Знаешь, я делала фотографии, мой фот очень плох, надо бы его поменять.

– Нет денег! – заорал Свят.

Святослав вообще никогда бы не накричал на жену, но последнее время в нём натянулись струны, их задевали и они отзывались воплем.

– Что ты кричишь? Нет, так нет. Я же не сейчас. В перспективе, в принципе.

Струны внутри Святослава ещё звучали, но он вымученно тихо выронил «Прости».

Он думал, как бы взять кредит, где бы подработать, чтобы купить Кристи фот, но такая же ситуация была с новым шкафом, шубой и поездкой на Канары.

Свят вышел на улицу, начинался дождь. Все тучи были похожи на людей. Причём людей знакомых, все они лили соломины волос. Святослав распахнул зонт.

«Я похож на верблюда, – подумал он, – на того бедного раздавленного верблюда, как хорошо, что соломины не скапливаются на зонте, а стекают.

Свят улыбнулся. Для того, чтобы кричать «свободная касса», нужно хорошее настроение. А настроение здорово улучшается, если улыбаться.

До метро шёл пешком. Ноги не сэкономишь, а деньги на проезд – можно.

Днём позвонили и попросили выйти и сегодняшней ночью в котельную. «Ну что ж, – решил Святослав, – лишняя копейка не помешает».

Он сменил тысячи специальностей, умел всё, но любила его только работа да жена, а остальное проходило мимо. Несмотря на то, что материальный вопрос вставал с каждым днём все острее, Святослава мало интересовал материальный мир. Но мир материален – вопило всё вокруг.

Вечером он по привычке понюхал выпечку, хотел поздороваться с другом, протягивающем пустые рукава, но вместо приглянувшегося костюма манекен нёс на себе рубашку, жилет и широкие штаны.

Святослав от удивления ухтыкнул. Звукнули внутри струны, неожиданные слёзы хлынули из глаз. Этот костюм действительно уже стал другом. Капли на ресницах делали мир фантастическим, фонари закачали своими соломенными шевелюрами из стороны в сторону: «Что ж ты так? Твоего друга купили…»

«А к чему мне костюм? – подумал Свят. – Сэкономил на костюме».

При входе в котельную – ночную свою подработку – столкнулся с начальником.

– А, Святик, – воскликнул он, – ты напиши заявление на матпомощь. Директор обещал подкинуть тысчёнку.

– Спасибо, Лев Борисович, – поклонился Святослав.

Напарник расцвёл при виде Святослава:

– На десятку, я на кофе занимал, – и протянул мятый червонец.

– Спасибо. Хорошо, – и Святослв подумал, как распрямит десятку и положит в «отданные долги»… А с другой стороны можно и пирожок купить… рядом с пусторукавным костюмом. Нет больше костюма!.. Не к чему стремиться. Можно и пирожок!

Святослав оглядел приборы, внёс показания в журнал и плюхнулся на койку.

Верблюд был жив и весело разглагольствовал о Сократе с собакой, отдыхающей под сенью моря.

Собака тяжело дышала, грустно смотрела, а затем попросила: «Дай в долг десятку!»

В пустынном море, где-то наверху появился кит. Он вынырнул и пустил в небо фонтан.

Не десять, двадцать, – пролаяла собака.

В море всплыл второй кит.

Механика обучения

Конечно, я вспоминаю добрым словом всех своих учителей, но как бы я их не вспоминал, русский язык я знаю плохо, хоть и писатель, математику – с трудом, физику – только отдельные разделы, и лишь механику – сносно.

И в данный момент от теоретической механики перешел к практической – работаю механиком.

Учителя своего первого по механике помню отлично. Фамилия Ланда… Имя-отчество… имя-отчество, признаться, не помню. Мы его за глаза Окунем звали.

Вначале первого семестра влетает он в аудиторию, руки потирает.

«Ребята, – говорит, – такой клёв! Я с утра встал – и на Неву. Окушков килограмма три наловил. Один за другим, один за другим. Приходите в гости, – пригласил он всех, но опомнился, что на всех тридцать крупных шестнадцатилетних подростков трех килограммов будет мало, и смутился, – По двое, по трое заходите, а я ещё наловлю… Окуней!»

Потом интересовался некоторое время, что же мы к нему не заходим.

На первое занятие он вошел серьезный. Небольшого роста, стройный, подтянутый. Лысенький с сединой на висках и затылке. В сером отутюженном костюме, жилетке, белой рубашке при галстуке – его повседневная одежда.

«Давайте знакомиться, – говорит. – Меня зовут Ланда… Анатолий Максимович (О, вспомнил!!!) Я буду преподавать у вас теоретическую механику. Занимался я боксом и шахматами…»

Мы шутили, что он боксом с шахматами занимался. Был у нас в группе Андрюха Цимбалов, боксер, так он с людьми мог боксом заниматься, Ланду головы на три выше был.

«Прошу извинить, – продолжал он, – это раньше у меня память была хорошая, а теперь – подводит. Так вот, прошу извинить, если всех вас не запомню с первого раза».

И он начал зачитывать фамилии по журналу, поглядывая в класс.

Запомнил. Всех запомнил. С первого раза.

Дядька мой узнал, что я в физико-механический техникум поступил и сообщает:

– Я тоже там учился, – и тут же спрашивает, – А кто у вас механику ведёт?

Не русский, не конструкционные материалы, не НВП, а механику!

– Да, – говорю, – такой прикольный, небольшой, лысенький…

– Ага! – подхватывает дядька. – С логарифмической линейкой постоянно ходит!

– Точно, – соглашаюсь я.

А у Окуня привычка была всё на логарифмической линейке считать, калькуляторами он принципиально не пользовался. И на линейке он вычисления быстрее делал, чем мы с вычислительной техникой.

– Ланда, – говорит дядька. – Ланда – его фамилия. Жив значит, – и улыбается.

Заходит как-то в аудиторию Окунь, довольный такой и говорит:

– Сегодня, ребята, праздник!

– Какой? – гудим мы, думая, не удастся ли пораньше домой уйти.

– Сегодня я понял, как работает волновая передача. Ну никак до меня не доходило! – и рисует на доске. Жесткое зубчатое колесо с внутренними зубьями, гибкий элемент с наружными зубьями и эксцентрик, в первом приближении это то ли на глаз похоже, то ли на пасть акулы. – Как? Как оно работает? Как движение передается? Непонятно! Так вот. Запихиваюсь я сегодня в автобус. Сотка, знаете? Он всегда переполненный. И в салон пролезаю. Люди, значит, по мне обкатываются. И вот думаю: я же, как эксцентрик в волновой передаче! Одного подвинул, тот другого!

Мы сидим притихшие, чувствуем, что-то важное происходит, и всё так живо перед глазами предстает, только всё равно непонятно.

Он выдохнул радостно, посмотрел на наши угрюмые лица и уже спокойнее сообщил:

– Тема сегодняшнего урока «Волновая передача».

А родной брат в мой техникум пошел учиться, правда, техникум уже колледжем называться начал. Разница в возрасте у нас с братом десять лет.

– И кто у вас механику ведет? – спрашиваю.

– Да такой смешной старикашка, маленький, лысенький…

– С логарифмической линейкой ходит?

– А ты откуда знаешь? – удивляется брат.

– Учился я у него, – отвечаю и улыбаюсь, а сам думаю: «Жив! Жив наш Окунь!»

И так хорошо-хорошо на душе.

Воспитательница

«Как мне быть? Почему мне так не везет с мужиками? Интересно, кто эта мымра, с которой он сбежал? Как притих он после вчерашнего скандала, я уже думала, что он изменил решение. А все-таки собрал шмотки и ушел тихонько. Жалко, что я спала, так бы я ему устроила прощальный салют. Он еще у меня поплачет. Напишу его начальнику, какие он с Поповым дела проворачивает. Пусть обратит внимание, какие нехорошести творятся за его спиной. Недельку подожду и напишу. Логинов, однокашник его, ко мне клеился, ну, что ж, он, конечно, не красавец, но не противный. Звонит он часто, так что определимся. Лешенька об этом однозначно узнает, пусть на своей шкуре попробует, что такое измена. А сегодня его маме позвоню. Она женщина набожная и ко мне хорошо относится. Она ему тоже расплавленным свинцом на мозг покапает…

Ведь какой гад, кобель несчастный, от раздачи не отказался! Потыкался. Уходил бы, так уходил, но изменил же ей, а врать будет, что не спал. Узнаю, с кем он, обязательно расскажу ей об этом маленьком моментике».

– Ольга Петровна, а Сидоров задирается.

Ольга отложила пилочку для ногтей, полюбовалась на безукоризненные руки, перевела взгляд на стоящую рядом девочку. Одуванчик: тонкий стебель с неестественно большой головой. Волосы не причесаны, одежка висит и топорщится, на колготках оттянуты колени. Замарашка.

– Сидоров отнял у меня машину и толкнул.

Ольга посмотрела на Сидорова, тот, как ни в чем не бывало, возил машину между кубиками. Прыщик. Пузырь. Маленький, толстенький, круглая рожица с ненормальными глазами навыкате. Неприятный.

– Сидоров, – позвала воспитательница, мальчик обернулся. – Отложи машину и иди сядь на скамейку ближе к углу. Ты наказан.

Мальчик продолжал елозить машиной по полу.

– Сидоров, ты не понял? – Ольга, чеканя слова, продолжала, – Встал и пошел в угол. Девочек обижать нехорошо. Ты меня понял?

Пузырь поднялся и гордо покатился в угол на отсидку.

– А ты куда пошла? Иди, причешись, – обратилась к «одуванчику» Ольга.

Какая же она все-таки замарашка.

Из детства цветными пятнами всплыли воспоминания. Тот вечер они собирались на день рождения к тете Лиде, она делала вкуснейшие торты. Отец с очередной мачехой задержались в квартире, а я выбежала на улицу. Я была пышечкой. Полненькой с пшеничными волосами и кожей цвета рафинада. Одевали меня почему-то в белое и розовое. И тогда я была в розовом платье, белых колготках, розовых сандалиях, в заплетенной и уложенной косе пышный белый бант. На мою беду во дворе не было никого из подружек, только ненавистные мальчишки, которые постоянно цеплялись к моей чистоте. Я не стала отходить от парадной. Но меня заметил Васька. Все внутри съежилось, я приготовилась дать отпор. Драка так драка. Когда мне страшно, я держусь нагло и независимо. Тем более Васька был такого же роста, я могла ему вмазать. Но Васька подошел с цветком белого шиповника.

– Это тебе, – и он протянул цветок.

Я молча спрятала руки за спину.

– Я знаю, что мы с тобой не ладим, что мы тебя дразнили чистюлей… но чистота – это хорошо. Теперь никто не посмеет тебя дразнить.

Он еще раз протянул цветок.

– Что это с тобой случилось? – спросила я и взяла цветок.

– Слышишь, теперь никто не посмеет тебя дразнить чистюлей…

И он толкнул меня, я грохнулась спиной на землю. Кто-то заполз на карачках сзади, я споткнулась и грохнулась.

– Слышишь! – закричал кривляясь Васька под хохот товарищей, – никто не посмеет дразнить тебя чистюлей, потому что ты грязнуля!

Когда вышли отец с мачехой, я стояла у парадной и ревела. Отец брезгливо оттащил меня наверх, выпорол и запихнул в кладовку, упомянув при этом, что вообще-то мое место в мусорном бачке.

Он сам был не очень аккуратен, но требовал аккуратности от других, особенно от меня. В кладовке было темно, пыльно, паучно и пахло мышами. Было страшно. Но еще страшнее стало, когда они пьяные вернулись из гостей и, не вспомнив про меня, начали стонать… Какого я страху натерпелась тогда, почти такого же, как на похоронах мамы. Я была совсем крохой, и сначала не было страшно, казалось, что мама сейчас проснется. Страшно стало, когда я поняла, что ее сейчас закопают…

– Ольга Петровна…

– Да, Леночка.

– Можно с Вами пошептаться?

– Садись, давай пошепчемся, – Ольга невольно залюбовалась, как девочка присела рядом, осмотрела себя, расправила неаккуратные складочки красного платьица, сложила руки на коленях и уставилась огромными широко распахнутыми глазами на Ольгу.

– Во-первых, – заговорщицким шепотом сообщила Леночка, – Сидоров выполз из угла.

Ольга посмотрела, действительно, Сидоров осмотрительно, еще осторожничая, направлялся отвоевывать машину.

– Сидоров, – железным голосом зазвучала Ольга. – Ты наказан.

Сидоров обиженно махнул рукой и покатился обратно в угол, ожидать следующего удобного случая или амнистии.

– Во-вторых, – продолжила девочка, – угадайте, что мне купили?

– Наверное куклу, – предположила Ольга.

– Не угадали, – засветилась от восторга девочка, – мебель для куклы!

– Да?

– Да. Там все-все-все. Ужасно дорогущая.

– Ну, ты довольна?

– Поверьте мне, оно того стоит.

– Я рада за тебя.

– Да, кстати, Володечка Горлик меня заговорил.

– Как это?

– Он ужасно болтливый.

– И как он тебя заговорил?

– Он говорил, говорил, говорил и заговорил. У меня даже голова закружилась.

– Да, он как девочка говорит.

– Хуже, много хуже. Девочки и то столько не говорят. Болтушка.

– Ты не обращай на него внимания.

– А я и не обращаю, сдался он мне. Он бедный и не красивый. А я красавица.

– Да, Леночка.

– Ладно, заболталась я с Вами! – девочка картинно взмахнула ручкой. – Побегу, дел еще невпроворот.

Ольга посидела еще минут пять, тупо прислушиваясь, как мимо скрипит жизнь, как внутри кипит желчь.

– Так, дети, собираем игрушки и идем одеваться гулять, – громко и хмуро сообщила воспитательница.

Кому-то помогла завязать шнурки, кому-то шапку, кому-то застегнула верхнюю пуговицу.

– Ольга Петровна, варежки, такие красненькие с белыми оленьчиками, куда-то подевались с батареи. Пропали, – затараторил Горлик.

– Хватит тараторить, ты под батареей смотрел? Может, они упали?

– Я и под батареей смотрел и в шкафчике смотрел. Мне их мама подарила. Она меня ругать будет.

– Нужно варежки на резинку пришивать – тогда не потеряешь.

– Сейчас я еще за батареей посмотрю.

– Горлик, все ждут тебя. Тебя одного.

– Ну, вот же они! За батарею завалились, я уж думал украли варежечки такие хорошие с оленьчиками. Вот.

Ольга стала закипать.

– Вова, тебя только ждем. Стоим и паримся.

– Все, я уже нашел. Сейчас одену.

– По дороге оденешь! Встань в строй! Пошли, дети, на выход.

Группа вышла на улицу и рассыпалась темными пятнами по снегу.

Воздух влажный, густой. Снег налип везде, на каждом предмете одета шапка, деревья из-за этого огромны. Но белизна снега не дает света – день мрачный, тусклый. Низкое темное небо, того и гляди разрядится новым осадочным залпом. Серые глыбы домов угрюмо поблескивают зажженными желтыми окнами. Однако, не очень холодно.

«Не завыть бы сейчас, – подумала Ольга. – Сбежать! Да бежать некуда. В настоящем плохо, в прошлом того хуже, и будущее не обещает ничего хорошего».

Единственным светлым моментом из детства казалось было то, что она подставила Славика. Это было уже после смерти отца, когда ее взяла тетя Лида. Славик, шкодный мальчишка, сын тети Лиды, как только не измывался. Улитки, червяки, лягушки, все побывало за шиворотом у Ольги. В кровати один раз оказалась змея. Как это было противно. И все ему сходило с рук. Приходилось бороться собственными силами. И вот однажды Славик долго таскался с дохлой кошкой, не решаясь применить ее в своих пакостных целях. В конце-концов он ее бросил у помойки и стал искать другую забаву. Все видели, что он таскался с кошкой, тетя Лида даже отчитала его, но никто не видел, что я взяла эту дохлятину и положила ее в большую суповую кастрюлю. Каких трудов мне это стоило! Целый день меня выворачивало наизнанку, и дня три я не могла есть. Как я, такая брезгливая от природы, могла решиться на такой подвиг? Эффект от проведенной воспитательной работы был отменный. Настроение у тети Лиды в тот день было препротивнейшее, а тут еще дохлая кошка в кастрюле. Славик неделю не мог сесть, а для меня закончились времена ужей, жаб и улиток.

– Ольга Петровна, посмотрите! – воскликнул подбежавший Горлик. – Посмотрите, какого мы снеговика слепили. Отменный снеговик!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.