Неоязычество на просторах Евразии

Виктор Шнирельман

Неоязычество на просторах Евразии

Сборник выпущен по материалам конференции, проведенной Институтом Этнологии и Антропологии РАН (Москва, июнь 1999)

Обзор неоязычества – неизбежное странствие между космическим гротеском и страшной сказкой, которая упорно пытается воплотиться в действительность.

Е. Л. Мороз

По сути неоязычество является одной из форм идеологий, в которых некоторые наши современники ищут ответ на кардинальные вопросы, поставленные перед человечеством ХХ веком со всеми его разительными противоречиями. Однако, будучи плоть от плоти ХХ века, неоязычество содержит столь же непримиримые противоречия, как и время, его породившее.

В. А. Шнирельман

Введение

Двухтысячелетний юбилей христианства знаменуется парадоксальным явлением – возрождением язычества. К нему обращаются образованные жители городов, давно утратившие связи с традиционной крестьянской культурой, которая, казалось бы, была последним оплотом архаических дохристианских верований. Неоязыческие группы городских интеллектуалов уже несколько десятилетий существуют во многих странах Запада. Относительно недавно они стали возникать и в регионах России, и в сопредельных республиках, причем не только в христианской среде. Масштабы, которые приобретает это движение, заставляют задуматься о том, каковы его побудительные мотивы и стимулы, чем оно привлекает горожан, почему их не удовлетворяют универсальные подходы, которые предлагают христианство и некоторые другие мировые религии. Идет ли речь о чисто религиозном движении, или неоязычники ставят перед собой более общие мировоззренческие вопросы; ограничивается ли неоязычество чисто интеллектуальной деятельностью или претендует на решение злободневных вопросов современности – социальных, политических или национальных, а если так, то как оно предлагает их решать и какая роль в этом отводится религии? Если неоязычество, как это представляется, можно трактовать в терминах «изобретения культуры», то как оно сочетается с современной городской культурой и социальной средой, что именно изобретается и для каких целей? Каковы взаимоотношения неоязычества и мировых религий, что именно оно в них отрицает и что из них заимствует?

Каков социальный портрет неоязычников, какова их половозрастная, профессиональная, социальная, политическая и этническая принадлежность? Кто возглавляет движение? Как, на какой основе лидеры создают неоязыческую религию или, шире, неоязыческое мировоззрение? Что представляет собой эта религия, какова ее догматика, как создаются и отправляются ритуалы, имеются ли особые служители культа и составляют ли они некую иерархию, какую символику (как духовную, так и материальную) они используют, каким именно богам поклоняются неоязычники, чему они отдают предпочтение – политеизму или монотеизму, отличается ли их календарь от христианского? Наконец, каким им видится место неоязычества в условиях современности – ограничивается ли оно свободой интеллектуального самовыражения или же претендует на новую политическую или этническую идеологию, способную мобилизовать массы на политические действия? А если так, то о какого рода действиях может идти речь и против кого они могут быть направлены?

Мало того, есть основания полагать, что в разных этнорегиональных контекстах неоязычество принимает особые формы, опирающиеся на воспоминания о местном древнем наследии и отражающие современные этнокультурные и социально-политические реалии. В этом отношении имеет смысл говорить о разных моделях современного неоязычества. В одних случаях оно обращает свои усилия на защиту природного и культурно-языкового ландшафта, в других делает упор на эксклюзивный принцип крови; в одних случаях отстаивает свободу интеллектуального самовыражения, в других – требует введения этнократической власти и дискриминации инородцев вплоть до этнической чистки; в одних случаях ведет поиск истины с помощью оккультных эзотерических учений, в других – ограничивает себя исключительно биологическими расовыми построениями. Одним словом, современное неоязыческое движение достаточно разнообразно как по своим мотивам, так и по тем ответам, которые оно дает на животрепещущие вопросы современности.

Следовательно, неоязычество представляет интерес по ряду причин. Во-первых, с точки зрения культурной динамики – как, какими путями и почему бывшее атеистическое общество приходит к религии, почему часть наших современников, вступивших на этот путь, выбирает именно неоязычество? Во-вторых, является ли неоязычество религией в чистом виде, или оно отражает гораздо более фундаментальные мировоззренческие сдвиги? В-третьих, исходя из того, что культура представляет собой более или менее четко структурированную систему, мы вправе поставить вопрос, как язычество, тесно связанное с архаическими клановыми структурами, может вписаться в контекст современной модернизованной культуры? Ясно, что традиционное язычество на это не способно, что позволяет говорить о неоязычестве как о новом явлении нашей эпохи. В-четвертых, исходя из полной аполитичности большинства западных неоязыческих групп, мы должны объяснить высокую степень политизации многих неоязыческих движений на постсоветской территории. В этом отношении исследование неоязычества выходит за рамки чисто теоретического и приобретает важный прикладной интерес – каковы политические ориентации неоязычников, в чем заключается и в чем проявляется их политическая активность, несут ли их идеологические конструкции определенный груз ксенофобии, а если да, то какой и почему? Наконец, в какой мере неоязыческие движения, расцветающие на постсоветском пространстве, связаны с этнонационализмом?

Таков круг вопросов, который обсуждался на специальной секции, организованной 9 июня 1999 года в рамках проходившего в Москве III Конгресса российских этнографов и антропологов (8-11 июня 1999 г.). В настоящем сборнике публикуются наиболее интересные из докладов, представленных на этой секции. Разумеется, далеко не все вопросы из поставленных выше удалось рассмотреть и обсудить. Исследования неоязычества еще только начинаются…

В. А. Шнирельман

В. А. Шнирельман

Перун, Сварог и другие: русское неоязычество в поисках себя[1]

1. Неоязычество как новая русская идеология

Становление русского неоязычества происходило в течение последних 15–20 лет. В настоящее время оно набирает силу, русские неоязыческие общины растут, как грибы, а создаваемая ими идеология активно прорывается в российские средства массовой информации и усиленно культивируется достаточно влиятельным направлением художественной и научно-фантастической литературы.

Сами русские неоязычники определяют себя как приверженцев некоего дохристианского исконно славянского, русского или «славянско-арийского» язычества. Большинство из них по старой советской традиции отождествляют этническую группу с нацией. Тем самым, язычество для них тождественно национализму или, точнее, этнонационализму[2]. Некоторые из них, подобно издателям московского журнала «Наследие предков», широко используют термин «неоязычество», не видя в том ничего зазорного[3]. Однако другим активистам движения этот термин представляется искусственным и даже оскорбительным. Они заявляют, что восстанавливают аутентичную исконную традицию, поэтому приставка «нео-» задевает их за живое, – и они называют себя просто «язычниками»[4]. Между тем, члены московской Славянской языческой общины стараются избегать термина «язычество». Они предпочитают термин «славяне», а свою религию называют «Славянством». Они утверждают, что «славянин» означает «славящий богов»[5]. Петербургские неоязычники из «Союза венедов» используют в своей системе верований термин «ведизм». Они представляют свою веру в виде научного знания и отвергают понятие религиозной веры. Этот взгляд разделяет и Александр Аратов, издатель московской радикальной газеты «Русская правда»: он предпочитает говорить о солнцепоклонничестве или ведизме, что для него тождественно славянству. Аратов убежден, что древние славяне не «верили», а «ведали», т. е. знали, причем эти знания якобы ничем принципиально не отличались от научных. Для него это означает, что их знания были основаны на научном видении, а не на религии[6].

В последние годы среди неоязычников отмечается рост симпатий к старообрядцам, и в некоторых случаях они даже отождествляют свою веру со старообрядчеством. Однако в этой среде старообрядчество понимают весьма своеобразно, в частности как приверженность неким исконным русским верованиям. Например, по мнению А. А. Добровольского (Доброслава), «старообрядчество, внешне проявившееся как движение против церковных нововведений, было по сути бессознательной попыткой сохранения тех пережитков дохристианских воззрений и обрядов, что таились в народе под личиной казенного православия»[7]. Глава Омской языческой общины Александр Хиневич прямо называет свою религию «староверческой». Неоязычник Велеслав прославляет протопопа Аввакума, восставшего против Антихриста[8]. В. М. Кандыба отождествляет некую выдуманную им первобытную Русскую Религию с истинным христианством, которое будто бы, несмотря на гонения, было сохранено староверами и донесено до нашего времени Е. П. Блаватской, К. Циолковским и Рерихами[9]. А вот какой позиции придерживается, например, Е. М. Луговой, бывший фотограф, а ныне главный редактор «культурно-просветительной газеты» «Советы Бабы Яги», пропагандирующей магию, неоязыческие идеи и народную медицину. Он считает себя старообрядцем, но при этом объявляет о своей полной толерантности в отношении «христианства, язычества и других конфессий»: «Я за синтез всех конфессий»[10].

В то же время при всей заявленной толерантности называются и враги староверов – чужеземцы (будь-то «иезуиты», «магометане» и пр.), которые силой или обманом устанавливали на Руси свои порядки. Луговой заявляет: «История староверов неразрывно связана с борьбой народа с ненавистным крепостничеством за свободу». Декабристы (многие из которых были западниками и состояли в масонских обществах!) приравниваются к славянофилам и объявляются старообрядцами «выступавшими за возврат к своим корням и против мировой революции»[11].

В любом случае русские неоязычники не ограничиваются сугубо религиозной стороной; они поднимают социальные, экологические и этические вопросы, как это было свойственно многим сектам XIX–XX вв. Так, один из их лидеров, А. А. Добровольский (Доброслав), понимает под славяно-русским язычеством «лад с Природой, национальное самоутверждение и справедливый общественный строй», что в его устах тождественно «русскому национальному социализму». «Речь, – пишет он, – не о том, чтобы «вернуться» в прошлое, а о том, чтобы обозначить общество будущего, исключающее общественное неравенство…» Этому, на его взгляд, и должны служить «солнечная мощь и красота наших – родных – русальских – очищающих душу и тело обрядов и празднеств»[12].

Следовательно, под русским неоязычеством следует понимать движения, ставящие перед собой цель сконструировать «истинно русскую религию», которая полностью удовлетворяла бы современным потребностям русского общества и русского государства. Речь идет об общенациональной религии, искусственно создаваемой городской интеллигенцией из фрагментов древних дохристианских локальных верований и обрядов с целью «возрождения национальной духовности». Фактически же следует говорить не о возрождении религии, а о конструировании идеологической основы для новой социально-политической общности, более соответствующей условиям модернизации. При этом религия нередко понимается как идеология. Предполагается, что национальная общность тем сплоченнее, чем больше она основывается на общенациональной идеологии, апеллирующей к заветам предков и к «самобытности». Стоит ли говорить о том, что «русская религия» должна быть свободна от каких бы то ни было иноземных влияний? Определенную роль в развитии неоязычества играет неприятие современной индустриальной цивилизации с ее варварским отношением к природе и социальным неравенством. Но еще больше неоязычников заботит сохранение традиционной культурной среды, которой угрожают нивелирующие тенденции глобализации[13].

Неоязычество – сфера деятельности городской, сильно секуляризованной интеллигенции, которая воспринимает религию прежде всего как ценное культурное наследие. Поэтому «русская религия» должна опираться на самобытную русскую культуру, что, по замыслу ее пропагандистов, заложит основы роста и укрепления русского национального самосознания. Из такой установки естественным образом вытекает стремление к радикальному пересмотру русской истории и даже концепции «русскости». Действительно, так как в течение последнего тысячелетия развитие русского народа было тесно связано с православием, – а неоязычники решительно отвергают последнее как инородный и даже вредоносный элемент, – то ничего позитивного в русской истории этой эпохи они не видят. Самые славные страницы прошлого относятся ими к более ранней древности, и это ставит их в довольно сложное положение. Ведь, во-первых, о русском народе в эпоху раннего средневековья, не говоря уже о предшествующих веках и тысячелетиях, специалистам не известно. Во-вторых, исторические источники о славянах докиевского периода, в том числе об их религиозных воззрениях, крайне скудны и фрагментарны[14].

2. Изобретение религии

Русские неоязычники настаивают на том, что высочайшего взлета культура русского народа достигла именно в дохристианское время – якобы уже тогда сформировалось «ведическое мировоззрение», намного превосходящее современные научные достижения; тогда же сложилась мощная «Русская империя», державшая в повиновении многие народы мира и одарившая их плодами цивилизации. В 1990-е гг. русским неоязычникам особенно полюбилась славянизированная форма германского «арийского мифа», пропагандой которого успешно занимались индолог Н. Р. Гусева[15] и эзотерик А. Г. Дугин[16].

Этот миф представляет русских древнейшим племенем, которое вначале обитало якобы в Арктике, где в те далекие времена был едва ли не тропический климат. Именно там русские выработали древнейшую систему ведических знаний и, по некоторым версиям, даже изобрели первую письменность. Затем из-за резкого похолодания им пришлось переселиться на юг, где на своей второй родине (некоторые считают, что это Южный Урал) они создали высокоразвитую цивилизацию. Оттуда их отдельные группы расселялись по всей Евразии, неся местным народам свою культуру, письменность и ведические знания. Так, по этому мифу, русские оказываются культуртрегерами, создателями едва ли не всех древних цивилизаций и родоначальниками многих народов мира[17]. Миф приписывает русским «нордические ценности», связанные с высокими нравственными качествами. Север оказывается и пристанищем языческих богов.

Так как исторические источники не позволяют обосновать эту точку зрения, многие ее сторонники опираются на сфальсифицированную так называемую Влесову книгу[18], присваивают чужую историю (отсюда ссылки на скифов, этрусков, фракийцев и даже мифических «атлантов» и «гипербореев» как якобы прямых предков славян) и прибегают к помощи оккультизма, который будто бы дает более точное видение исторической древности, чем традиционные научные методы[19].

Все это сказывается и на тех версиях «русского язычества», которые конструируют его активисты. Помимо восточнославянской традиции, они активно заимствуют фрагменты религиозных верований и систем из самых разных источников, – так иранский Зороастр превращается в «древнерусского пророка», индоарийский бог Агни самым чудесным образом представляется «русской богиней Огни», древний индоиранский аристократический титул «арий/арья» становится именем «славянского первопредка Ория», германские руны объявляются «славянско-арийскими» магическими символами. Стоит ли говорить о том, что некоторые авторы-неоязычники даже Христа причисляют к «славяно-русам»? Кстати, это нисколько не мешает им критиковать христиан за «искажение учения Иисуса Христа».

Ряд персонажей, которые неоязычники нередко включают в пантеон славянских богов, по сути либо не были таковыми в прямом смысле слова, либо отражают вторичный процесс переосмысления и являются результатом «кабинетного» мифотворчества. К таковым относятся Дана, Лель, Полель, Дидо, Ладо, Купало, Коляда, Ярила, Курент, Троян, Род, Морена и др. Возможно, к тому же ряду относится Чернобог и, несомненно, Белобог[20]. Один из важнейших своих праздников неоязычники устраивают в ночь на Ивана Купалу. Однако и здесь возникает нестыковка: ведь в традиционном язычестве этот праздник приходился на 24 июня по старому стилю (7 июля по новому)[21]. Но неоязычников такие мелочи не смущают, и они празднуют его 24 июня по новому стилю.

Следовательно, современные русские неоязычники не столько озабочены восстановлением славянского язычества в его первозданной чистоте, сколько используют его как тактический ресурс для идеологического сплочения русской нации в борьбе против общего врага за спасение русской государственности от распада и русской культуры – от размывания. И первая трудность, с которой они встречаются на этом пути, заключается в широкой вариативности тех религиозных представлений, которые они формируют и выдают за языческие.

Здесь отчетливо проявляются две тенденции: стремление сконструировать некий «исконный русский монотеизм» вместе с «русской» же Троицей и попытки систематизировать данные о славянском язычестве и реконструировать непротиворечивое языческое учение.

3. В. М. Кандыба: путь к русскому протестантизму?

Один из ярких представителей первого направления – профессиональный гипнотизер В. М. Кандыба, пытающийся создать нечто вроде «русской Библии». Он руководит школой «русской йоги» в Санкт-Петербурге. Это одна из неоориенталистских групп, появившихся в России сравнительно недавно под влиянием неоиндуистских религий.

Свое учение Кандыба изложил в ряде книг, главной из которых является «История русской империи», вышедшая в Петербурге в 1997 г.[22]. Ее построение явно навеяно Библией: подобно последней, автор предлагает читателю грандиозную схему развития человеческой истории, построенную по генеалогическому принципу, стержень которой составляет история русского народа. Исторические экскурсы перемежаются с изложением религиозного учения, молитвами и… политическими лозунгами. Книга написана в нарочито этноцентристском духе: в ней повествуется прежде всего о русском народе, и она обращена к нему. Правда, русский народ понимается весьма своеобразно: местами – как все население Евразии, местами же – как все представители «белой» и даже «желтой расы».

В любом случае речь идет о Русской Религии, в которой господствует Русский Бог. К пророкам этой религии, помимо вымышленных автором личностей, относятся Заратуштра, Иисус Христос, Будда и Мухаммад. Все они называются «русскими пророками», а ислам, буддизм и православие представляются молодыми ответвлениями от Русской Религии[23]. Что же это за религия? Поначалу Кандыба ассоциировал единого Русского Бога с «разумным Космосом» и утверждал, что «древние русы считали, что мир материален и ничего, кроме материи, в нем нет». Следовательно, они были «верующими материалистами»[24]. Сохраняя в целом то же, надо сказать, циничное отношение к религии, в последнее время Кандыба решил заняться созданием национальной русской религии, имеющей выраженный монотеистический характер. В ней безраздельно царствует Бог-Отец. Но не забыта и библейская Троица, понимаемая весьма не традиционно. Триединство представлено Богом-Отцом, Богиней-Матерью Огни (здесь без труда распознается ведический бог Агни) и сыном Уром.

Автор, называющий себя не только потомственным русским жрецом, но и ученым, объясняет сущность божества следующим образом. Бог-Отец – это «квантово-нулевой космический протовакуум», или «нулевой космический протовакуум», Богиня-Мать – «вселенская гравитация», или «святой дух», а Бог-Сын – «Первозданный Свет», или «электромагнитное излучение», энергия которого лежит в основе всей жизни на Земле. В частности, Уру приписывается создание «первопредка Ория»; якобы это и стало основанием для самоназвания народа – «урусы» или «орусы»[25]. Одновременно Кандыба придает Троице и иной, абсолютно субъективный, вид: здесь Бог-Отец представлен левым полушарием мозга, Богиня-Мать – правым, а Бог-сын – психикой человека. Этим он как бы подтверждает и полную субъективность своей Русской Религии: «Мы, Русы, имеем такой идеальный мир, такого Бога, которого создают наши собственные мысли, образы и чувства, поэтому судьба Царства Божия решается не только на Небе, но и внутри каждого из нас»[26].

В основе Русской Религии лежит прежде всего нравственно-этический императив, который Кандыба конструирует из элементов зороастризма, христианства, буддизма и ислама. Из зороастризма он берет дуалистическое учение о Добре и Зле, которое фактически и делает стержнем своей религии, густо окрашенной манихейскими представлениями. Ему также импонирует ницшеанское понятие «богочеловека» – он полагает, что человек способен вырастить в себе духовное существо – бога и фактически стать «Духовным Творцом как Бог»[27]. И это – не просто метафора. Формально утверждая добро и сострадание[28], Русская Религия в понимании Кандыбы запрещает страдания, осуждает падших духом, не признает нищенства и, напротив, требует оптимизма и жизнелюбия. Слабым и немощным в ней места нет. Любопытно, что, касаясь идеи посмертного воздаяния, автор специально оговаривает, что, хотя в Царство Божие и попадут «смиренные и нищие», но это – «не те, что не сумели разбогатеть, а те, что не захотели»[29].

Третья особенность Русской Религии – ее понимание цели труда. Она воспевает и ценит труд лишь в той степени, в какой он служит не личным, а общественным интересам. Труд – прежде всего «служение Родине и обществу», и едва ли не самым тяжким преступлением считается измена Родине[30]. Этим Русская Религия сознательно утверждает приоритет коллективистских ценностей перед индивидуалистическими. В этом же духе она формирует представление о смерти и бессмертии. «Объективно существует не отдельный смертный человек, – объясняет Кандыба, – а бессмертное человеческое сообщество, в котором навечно сохраняются только духовные ценности»[31]. Кандыба не признает человеческих индивидуальностей, для него существенны лишь крупные интегрированные человеческие общности. Это единственные объективные целостности, только с их существованием и следует считаться.

С этой точки зрения разъясняется и четвертая особенность, «неотъемлемая священная часть» Русской Религии, – учение о Добре и Зле. Для автора Добро и Зло – это не субъективные понятия, а объективная реальность: Добро – то, что развивает Космос, Зло – то, что его разрушает. Добро связано с духовным началом, Зло – с материальным. Лишь подавив в себе материальные побуждения и в полной мере развив духовные, можно начать победоносную борьбу с Мировым Злом. Только духовная жизнь ведет к бессмертию[32].

Автор сознательно отказывается от идеи греховности «избранного народа», в качестве которого у него фигурируют русские. Последних он представляет «священным народом, осуществляющим общекосмическую цель всего Божественного Мироздания»[33]. Описывая мировые катастрофы, случавшиеся в прошлом, он, в отличие от Библии, не ассоциирует их с наказанием за грехи. Мало того, Кандыба обвиняет христианство в том, что оно извратило подвиг Христа, приписав ему якобы искупительную жертву. На самом деле Христос боролся с исказившей древнерусскую религию «фарисейской церковью», за что она и обрекла его на мучительную казнь[34]. Так искупительная жертва за грехи человечества превращается под пером Кандыбы в символ борьбы за чистоту учения. И именно русский народ призван смести Зло с лица Земли и установить Царство Божие[35].

Не признавая греховности русского народа, Кандыба включает в свой нравственный кодекс идею индивидуального греха, который призывает изживать. К таким грехам он относит праздность, корысть, властолюбие, пьянство, блуд и т. д.[36], фактически повторяя известные христианские истины, но уже от имени Русской Религии. В частности, по примеру протестантизма он призывает отказаться от роскоши и вести скромную жизнь, но, в отличие от него, идет дальше и называет собственность грехом, мешающим вести праведную жизнь[37]. Кандыба без лишнего смущения сочиняет молитвы, не только беря за образец их христианские оригиналы, но воспроизводя последние целыми кусками, как он делает это в отношении знаменитой Нагорной проповеди[38]. Вместе с тем он не приемлет церковной организации и считает, что между человеком и Богом не должно быть никаких посредников[39]. Тем самым, возможно, сам того не ведая, он кое в чем повторяет путь, по которому прошли Кальвин и Лютер.

Остается упомянуть, что писания Кандыбы не остались незамеченными в стане агрессивных русских националистов. Один из них, самарский общественный деятель, бывший народный депутат СССР, а ныне главный редактор неоязыческой газеты «Вече Рода» А. А. Соколов, с энтузиазмом подхватил идеи о Русском Боге Роде – разумном Космосе, о древнерусских верующих материалистах и Русской Ведической традиции, идущей якобы еще от эпохи палеолита. Одновременно он отвергает христианство как «нерусскую иностранную веру», привнесенную в Россию для порабощения русских людей[40].