Ютланд, брат Придона

Он молча злился, дурочка настолько уверена в своем величии, что не приняла его слова всерьез. А зря, он чувствует, как в нем привычно быстро поднимается ярость, бурлит, затем опускается, но никогда не ложится на самое дно.

Наконец она произнесла снисходительно:

– Ну какие могут быть дела у пастушонка? А вот мясо ты приготовил… не совсем плохо. Что ж, хоть что-то в жизни должен уметь делать? Наверное, это единственное, что тебе удается.

– Может быть, – согласился он. – Но если тебе противно есть то, что приготовил я…

Она смерила его надменным взором, не устыдится ли, что такое брякнул, он ответил холодным взглядом, хотя внутри что-то прошептало насчет перегиба. Все-таки женщина, а что с дур требовать, как с людей, надо просто заботиться о них, невзирая.

– Воды я уже набрал, – сказал и добавил без необходимости: – Там ручей, вода чистейшая.

Она милостиво наклонила голову. Прутик держит обеими руками за противоположные концы и быстро-быстро обгрызает сочное горячее мясо острыми белыми зубками, поглядывая на него исподлобья, как мелкий хитрый зверек. Он с удивлением ощутил, что злость непривычно быстро испаряется. Ярость вообще затихла, едва успев подняться до опасной грани. Почему-то уже не сердится на эту пустоголовку, что то и дело втыкает в него колючки как степная роза, вся усеянная острейшими шипами. Пока доберешься до такой, весь исколешься, исцарапаешься…

И вообще трудно сердиться на того, кого великодушно кормишь, укрываешь и еще ни разу не бил.

Глава 4

Она аккуратно отложила опустевший прутик и взяла другой, где десяток ломтиков мяса еще и переложены горькими лесными травами, что придают жареному мясу особый привкус.

– Ты уверен, что еще не заблудился? Ты же не пастух даже, а так… пастушонок?

Он поморщился.

– Я же тебе уже говорил, – сказал он со скукой в голосе, – это наша последняя ночь в Артании… потом проскочим за три-четыре дня Куявию, а там за горным хребтом увидим и твой паршивый… как его там…

– Вантит, – подсказала она с негодованием.

– Ага, Вантут, – сказал он.

– Вантит! – поправила она строго и добавила с непередаваемым чувством гордости: – Это лучшее в мире королевство!.. И единственное в землях, полных дикости и всяких подобных дикарей.

Он отмахнулся.

– Да пусть будет хоть… Но сейчас мы в Артании! И здесь обычное дело то, что вы называете междоусобицей. Все постоянно нападают друг на друга, как только хоть чуть ослабевает власть тцара. А сейчас ее почти нет…

– Артания? – повторила она. – Кто не слышал про эту удивительную страну богов и героев… Я с детства слышала, что мужчины здесь все гиганты. Могут голыми руками задушить волка или медведя! На бегу догоняют оленей…

Он презрительно хмыкнул, она обратила на него надменный взор.

– Я помню, – произнесла она с неохотой, – ты вчера задавил волка голыми руками, если это мне не приснилось, но то был какой-то дохлый волк. Он уже пришел мертвым. А что оленя ты как-то догнал…

– То был хромой олень, – закончил он за нее.

Она оживилась.

– Да-да, точно! Я видела, как он хромал и бежал еле-еле!

– А потом он сам себя зарезал, – сказал Ютланд, – содрал с себя кожу и нанизался кусочками на этот вот прут. Да, я подтверждаю… Хотя, правда, мы жрем уже не оленя, а барсука… но какая разница?

Она нахмурилась, этот дикарь не стал спорить в лоб, а ее же слова умело поворачивает против нее же.

– Все равно, – заявила она с апломбом, – ты ничто против настоящих артан!

Он сдвинул плечами.

– Я разве спорю? Значит, ты отказываешься от этого мяса?

– Я так не сказала! – запротестовала она.

– Да? – удивился он. – А я думал, что отказываешься…

– С чего бы?

– Как-то совсем не по-принцесьи, – обронил он, – жрать дохлого оленя. Ты во дворце наверняка все живьем глотаешь.

– Я не отказываюсь, – сообщила она надменно, – а великодушно принимаю твой дикарский дар, снисходительно понимая, что у тебя больше ничего нет. Я добрая и милостивая.

– Жри-жри, – ответил он. – Не торопись только, а то удавишься. Прынцесса!

Она опустила ресницы, но рассматривала его пристально, стараясь, чтобы он не заметил ее внимательного взгляда. Похоже, этот пастух не позволит собой командовать, даже не соображает, дурак, что от ее слова зависит, дадут ему большую награду за то, что привез ее, или же бросят из милости пару серебряных монет.

За спиной шелестнуло, она пугливо оглянулась. В дереве, под которым устроили ночлег, дупло такого размера, что там может поселиться семья медведей. А то и что-то пострашнее.

Вчера она полночи ждала, когда оттуда что-то вылезет страшное и сожрет их, но как-то незаметно заснула, сама даже не поняла, как это случилось.

– Почему у тебя такой худой конь?

Он буркнул:

– Я сам не толстый.

– И хорт у тебя, – сказала она с презрительной жалостью. – Он не больной?

– Не больше, чем ты, – сказал он враждебно. – У тебя тоже кости торчат, как у голодающей. Принцесс таких не бывает.

– А какие они?

Он подумал, ответил уверенно:

– Конечно, толстые и пышные! Целый день сидят у окна и жрут сало с медом.

Она скривилась.

– Фу, какая гадость…

Он, судя по его виду, уже насытился, а она продолжала есть, хотя в животе уже потяжелело. Вчера из гордости довольствовалась только малиной и земляникой, все ночь в животе бурчало от голода, а сейчас пора бы уже остановиться… но только после вон того кусочка…

Ютланд терпеливо дождался, когда она закончит трапезу, а чтобы не смущать пристальным взглядом, отвернулся и рассматривал лес, вроде бы такой же, как и раньше, но что-то в нем изменилось из-за массового появления дивов.

Она продолжала поглядывать на него из-под приспущенных ресниц, благо он отвернулся и точно не встретится с нею взглядом. Худой, как и его животные, такой же постоянно угрюмый, словно взялся за что-то очень трудное и боится, что не получится, а для мужчины поражение бывает горше смерти.

Правда, он еще не мужчина, однако у него широкие плечи и толстые кости, жилы под тонкой смуглой кожей выступают такие рельефные, что понятно, вырастет большим и могучим. Такого охотно примут в воинский отряд и обучат пользоваться оружием…

Он повернулся, она поспешно опустила взгляд.

– Хорошо, – сказал он одобрительно, – очень хорошо.

– Что? – спросила она враждебно.

– Хорошо жрешь, – пояснил он. – Как здоровый такой кабан. Из тебя получится крепкая женщина.

Он свистнул, ужасающе худой конь подбежал и с готовностью повернулся боком. Этот пастух вставил ногу в стремя, хотя мог бы и запрыгнуть с разбега, она уже видела, как он это делает, поднялся в седло уверенно и спокойно.

Она не знала, что он именно и хотел взапрыгнуть, но после препирательств с этой надменной дурочкой решил, что она лихость расценивает как мальчишество, а ему надо показать, что выглядеть солидно ничего не стоит, потому поднялся в седло медленно и важно.

Мелизенда смотрела на него со снисходительным любопытством, будто все поняла, Ютланд резко протянул ей руку. Она чуть вздрогнула, в глазах на миг метнулся испуг, но руку подняла, и снова он вздернул ее к себе так легко, словно тощего котенка, на этот раз посадил впереди себя.

Конь сразу же пошел рысью, а когда Ютланд что-то шепнул, перешел в стремительный галоп. Хорт несся в сторонке, молчаливый и с пугающе неподвижным телом, словно только лапы двигаются, а все тело застыло, будто отлитое из одного куска темного чугуна.

С обеих сторон дороги то и дело поднимаются и проплывают за спину курганы, усыпальницы древних народов. Некоторые уже настолько размыты дождями и разрушены ветрами, что почти сровнялись к землей, но к другим искателями сокровищ удалось пробить ходы, где изумленные грабители могил обнаруживали огромные залы на большой глубине, там стены отделаны изумительнейшей мозаикой, секрет изготовления которой давно потерян, а гробы и постаменты для них сделаны из чистого золота.

Говорят, в таких хранятся и великие сокровища, но для артан гораздо ценнее золота и драгоценных камней похороненные там рядом с легендарными героями их мечи и топоры, овеянные славой, подвигами.

Кроме того, в курганах, где похоронены великие чародеи, волхвы, кудесники и волшебники, с ними лежат могущественные амулеты и даже талисманы, что дают воинам великую силу, а остальные – здоровье и мудрость.

Солнце время от времени выныривает из-за плотных облаков, и тогда на головы и плечи обрушивается волна жара. Ютланд не обращает внимания, но он же пастух, дикарь, а ей открытое солнце вредно для белой кожи, она станет похожей на простолюдинку, хотя, как говорил ее мудрый отец, в каждом правиле есть исключения…

Она поерзала, чтобы вывернуть голову и взглянуть в его неподвижное лицо.

– Куда мы едем?

Он буркнул:

– В твой Вантит.

– А дорогу знаешь?

– Другие знают, – ответил он. – Не бойся, едем в ту сторону. А дальше подскажут.

– Тебе дадут большую награду, – напомнила она важно, – сможешь купить себе целое стадо коров.

– А мудрецы в Вантите есть? – спросил он.

Она удивилась:

– Зачем тебе?

– Не твое дело, – ответил он с таким пренебрежением, будто отмахнулся от мухи.

Она сказала резко:

– Конечно, есть! В Вантите величайшие мудрецы и прорицатели! Вантит не любит воевать, потому у нас умные люди учатся наукам, а не истязают себя прыжками через коней с топорами в руках!

Он презрительно поморщился, но смолчал, с женщиной спорить, что с эхом, все равно последнее слово останется за ней.

Солнце, как ладошкой, прикрылось мелким пушистым облачком, детям так и объясняют: «солнышко зевнуло», Мелизенда ощутила, как жаркий зной отпустил наполовину. Они все еще несутся через глухие долины, чаще всего пустые, ни следа жилья, далекие горы горят под прямыми лучами солнца вызывающе ярко, конь то и дело перепрыгивает шумящие горные потоки, хотя и гор почти нет, а хорт то убегает, то появляется…

Справа быстро проносятся почти голые холмы, странно облезлые, траве и кустам почти не удается зацепиться в каменных россыпях. Несколько раз под конскими копытами появлялась древняя каменистая дорога, но хорт несется напрямик, и конь тоже постоянно срезает эти петли.

Он поинтересовался, не опуская на нее взгляд:

– Не устала?

– А если бы устала? – огрызнулась она.

– Ну, не знаю, – ответил он. – Конь и хорт не отказались бы остановиться у ручья с чистой холодной водой. Но они могут мчаться и без отдыха.

– А если бы они не восхотели остановиться у ручья?

– Мы поехали бы дальше, – объяснил он.

– Какой ты заботливый! – восхитилась она злобно.

– Да, – согласился он, – я животных люблю. Они лучше людей.

– Ну тогда давай жалей их, – сказала она мстительно. – Заботистый ты наш!

Он свистнул, хорт моментально изменил направление бега, и через несколько минут бешеной скачки они остановились под огромным дубом.

Ютланд соскочил, снял Мелизенду, она не успела даже хрюкнуть, сказал благожелательно:

– Вон там вода. Если хочешь напиться первой, поспеши.

Мелизенда фыркнула, но заторопилась к воде. Однако противный хорт успел раньше, сунул рыло в воду и не лакал, как все собаки, а просто втягивал в себя воду так, что со дна поднимаются золотистые песчинки. Потом пришел, мелодично позванивая уздечкой, конь, но его Мелизенда опередила, опустившись на четвереньки и растопырив локти.

Коню пришлось встать ниже по течению и пить там. Этот тоже вел себя странно: кони обычно пьют медленно, брезгливо цедят сквозь зубы, фыркают на любой подплывший по воде листок, а этот опустил губы в ручей, и Мелизенда устрашенно увидела, как ниже по течению из воды выступили камешки, а потом и вовсе показалось мокрое дно с прыгающими по песку мелкими рыбешками и нечего не понимающими рачками.

Ютланд за это время развел костер, Мелизенда с недоумением увидела разложенные на чистой скатерти хлеб, сыр, ломти мяса, головки лука.

– Ого, – сказала она, – а я думала, у тебя только мясо.

– А оказалось, что у меня еще и кости, – согласился он.

– Нет, ты так любишь жарить…

– Я жарил для тебя, – пояснил он. – Ты же злая, тебе надо мяса побольше. Может быть, даже сырое…

Она фыркнула, молодой пастух слишком уж старается выглядеть взрослым, потому постоянно держит спину ровной, эмоций не выказывает, голос всегда контролируемый, ни разу не закричал, не разозлился… Даже взгляд прямой и холодный. Наверное, полагает, что так выглядят мужчины или должны выглядеть такими вот собранными.

– А ты такой добрый, – произнесла она ядовито-сладеньким голоском и аккуратно села возле скатерти, красиво изогнув ноги в сторону. – Просто сам удивляешься, да?

– Удивляюсь, – согласился он. – Придушил бы и ехал по своим делам. А я, как дурак…

– Почему «как»? – спросила она. – Ты сильный, храбрый, отважный, а вообще ты – мужчина!.. Этого достаточно. А я, как будущая правительница, вынуждена быть умной, никуда от судьбы не денешься.

– Ешь, – сказал он угрюмо. – Выдадут замуж, будешь сидеть в высокой башне и рожать, как крольчиха. Ты кролей видела?.. Это такие домашние зайцы.

Она аккуратно и красиво ела, не забывая о манерах, не успела проголодаться настолько, чтобы хватать все руками и совать жадно в пасть, что так характерно для мужчин.

– Я не кроль, – отрезала она. – А заяц из меня такой, что и волки разбегутся.

Некоторое время ели молча, Ютланд старался даже не смотреть на нее, а то обязательно прицепится, не так смотришь, не так сидишь, не так поворачиваешься…

Мелизенда насторожилась, когда он медленно отложил кусок мяса и застыл, глядя неподвижными глазами в стену леса, где деревья выстроились как по струнке, смотрят завистливо на этот дуб, сумевший выжить в одиночку на просторе.

– Что там?

– Тихо, – шепнул он.

Она послушно умолкла, а он подтянул к себе дубинку, медленно поднялся. Хорт посмотрел в том направлении, повернул голову к хозяину.

Ютланд сделал ему знак лежать, хорт с великой готовностью опустил морду на лапы. Конь остался возле роскошного дуба, такой же неподвижный, даже не сонный, а как будто одеревеневший.

Мелизенда начала приподниматься, но поняла, что самое благоразумное вообще забиться под корягу, как лягушка, и ждать, пока пройдет это нечто грозное, что появилось в воздухе.

– Я пойду посмотрю, – произнес он негромко, – а ты пока смотри за костром.

Она сказала независимо:

– А что с ним случится? Во всяком случае, не погаснет!

– Конечно, – согласился он, – но когда поленья начнут рассыпаться на уголья, у некоторых тут возникнут соблазны.

Она посмотрела в удивлении.

– Какие?

Он кивнул в сторону мирно дремлющего Алаца.

– Видишь, прикидывается?

Она кивнула и даже изобразила улыбку в ответ на такую шуточку, у пастухов свой юмор, Ютланд исчез за деревьями, Мелизенда в присутствии хорта уже не чувствовала прежнего страха, ждала возвращения пастуха, но когда толстые сучья начали прогорать, превращаясь в раскаленные уголья, багровые и пурпурные, Алац очнулся, она услышала его осторожные шаги за спиной.

В коричневых глазах отражается багровый отблеск прогорающего костра, ноздри жадно раздуваются. Он бросил на нее короткий взгляд и тут же вытянул шею. Мелизенда смятенно наблюдала, как он понюхал угли, затем к ее ужасу схватил губами один, неосторожно откатившийся от других, она услышала сочный хруст, из пасти на миг полыхнул огонек, и тут же все исчезло, по конскому горлу вниз опустился комок, а Алац посмотрел на нее осторожно и, как ей показалось, умоляюще.

– Да что ты за конь, – прошептала она в ужасе, – ну ладно… возьми вот еще один…

Она выкатила палкой крупный багровый уголь, с него слетела темная корочка, весь сразу засветился ярким пурпуром. Алац тут же жадно схватил всей пастью, даже не стал вскидывать голову, как утка, что проглатывает мелкую рыбку, а просто начал с хрустом жрать, как если бы сочный стебель травы. Из пасти полыхнуло огнем, посыпались искры, а сама конская морда стала… Мелизенда не верила глазам, такой довольной, словно у ребенка, которому дали сладкую конфетку.

Сжевав уголь, он повернул голову и посмотрел на нее с вопросом в глазах. Она пролепетала трусливо:

– Ладно-ладно, я понимаю, если не дам, возьмешь сам, ты же мужчина… вы все такие настойчивые, когда вам чего-то хочется… Мы, правда, тоже…

Глава 5

Алац нетерпеливо наблюдал, как она выкатывает новые угольки, хватал торопливо и жрал, наконец она выкатила целую горку, он всю сожрал с таким наслаждением, будто она дала ему невесть какое лакомство, а потом обнюхал ее и подыхал жарким огнем в ухо.

– Хорошо-хорошо, – прошептала она, замирая от ужаса, – только меня не ешь… Я же вся сырая, мокрая и противная…

Он снова подышал и неторопливо вернулся к дереву, прислонился боком и заснул, стоя. Мелизенда торопливо набросала толстых сучьев в остатки костра, тут же взвилось яркое пламя.

Кусты затрещали, выметнулся хорт, страшная пасть дружелюбно оскалена, следом вышел Ютланд с убитым оленем на плече. Мелизенда встретила их сияющей улыбкой, но хорт подбежал к ней и с подозрением обнюхал, потом быстро посмотрел в сторону мирно спящего Алаца.

Ютланд буркнул:

– Еще и углей нет, а почти все ветки сожгла? Эх, не возьмут тебя замуж в Артании.

Она сказала язвительно:

– Да? Ну как я тогда жить буду?

– Сам не знаю, – сказал он с сочувствием, – бедняжка…

Он принялся разделывать оленя, хорт жадно следил и облизывался, но он первым поднял голову, зарычал, ноздри начали часто раздуваться.

Деревья, как ей показалось, шатнулись в стороны, когда между ними выметнулись три огромные кошки, очень уж огромные. Длинными мягкими прыжками понеслись на них почти бесшумно и с такой скоростью, что превращались в неких причудливых гусениц с десятком пар лап.

Мелизенда в жутком ужасе сжалась в комок, сердце кольнуло и оборвалось, а страшные звери мчатся прямо на нее, в желтых глазах смерть, в раскрытых красных, как горящий костер, пастях длинные острые зубы.

Ютланд встал на их пути, Мелизенда успела увидеть начало его замаха, затем был треск, одна гигантская кошка рухнула и забилась в конвульсиях, вторая перепрыгнула их и ринулась на Мелизенду.

Она закрыла глаза, по плечам ударило нечто твердое и острое, исчезло, затем услышала совсем рядом тяжелый двойной удар, не выдержала и открыла глаза.

Рядом хорт с гарчанием ухватил кошку за холку и треплет ее, как тряпку, хотя та втрое больше его, а третья, последняя, кувыркается по сухой земле и не может остановиться.

Ютланд ринулся за нею и двумя страшными ударами дубины разбил ей голову так, что из нее брызнула желтая кровь, будто разбил переспелую дыню.

Мелизенда прокричала в страхе:

– Хорт!.. Помоги ему!

Ютланд посмотрел, покачал головой.

– Пусть учится. Он еще щенок…

Она вскрикнула:

– Щенок? Это щенок?

– Я ж говорил, – буркнул он с презрением. – Хорт – щенок, конь – жеребенок, а я – невежественный пастушонок… пастушишка с гор по имени Ют. На этот раз запомнишь? А тебя зовут Мелизенда.

– Спа… си… бо, – выговорила она.

Ее трясло с головы до ног, как тонкое молодое деревцо, по которому бьют палками, сердце колотится, она задыхалась от пережитого страха и все не могла остановиться, дергалась, разводила руками, поводила плечами и зябко ежилась.

Ютланд посмотрел внимательно, покачал головой.

– Перестань, все закончилось. Но это что-то новое. Кошки всегда охотились поодиночке.

– Какие же это кошки? – вскрикнула она.

– Дивьи, – ответил он. – Значит, и здесь появляются. Какие же гадкие твари… Недаром люблю собак.

Она потерла поцарапанные плечи, запоздало понимая, что это хорт прыгнул ей на плечи, а оттуда сверху на кошку, где и сшиблись в полете оба. Последнюю лягнул обоими копытами конь, жеребеночек, как говорит этот пастух…

– Что у тебя за звери, – проговорила она и ощутила, что нижняя челюсть трясется, а зубы полязгивают. – Щеночек… жеребеночек… Как же, лапочки…

– Еще какие.

– Тебе повезло! – сказала она обвиняюще.

– Да, – согласился он. – Так везет, так везет… А тут еще ты на мою голову… Да-да, я не спорю, это же такое счастье мне рухнуло!

– Вот-вот, – пролязгала она зубами. – Счастье… Наконец-то понял…

Он оглянулся на сиротливо расстеленную скатерть.

– Доедать будешь?

Она вздрогнула, зябко передернула плечами.

– Я теперь неделю есть не стану!

– Хорошо, – сказал он, – а то тебя прокормить… Жрешь, как стадо кабанов. Тогда поехали? Или тебе нужна свежесодранная шкура на плечи?

– Поехали, – ответила она с такой поспешностью, что не придумала даже, как куснуть. – Как можно дальше отсюда!

– Хорошо, – ответил он. – Значит, готова проскочить мимо Вантита. Алац!

Конь подбежал с готовностью, глаза у него уже темно-коричневые, теплые, совсем не те раскаленные угли, что она со страхом видела при нападении кошек.

Ютланд собрал скатерть и еду в седельный мешок, поднялся в седло солидно, она видела, что мог бы вскочить, как кузнечик, но это не совсем по-взрослому, хотя многие из них тоже умеют и бахвалятся лихими прыжками на конский круп, демонстрируя крепкие молодые мышцы. И ей руку протянул властно, как мужчина женщине, сопляк, старается играть героя… хотя, если честно, он в самом деле показал себя настоящим…

Она сбилась в определениях, но явно этот пастушок поднялся в ее глазах, все-таки кошки-гиганты любого другого растерзали бы. Правда, ему помогли конь и хорт, но первую убил сам… И все еще молчит, как только и терпит, явно же всего распирает от бахвальства, от жажды покрасоваться, как бы не лопнул…

Конь несся, как стрела, встречный ветер ревет, огибая Ютланда, как скалу. Мелизенда прижалась к его спине, обхватив руками. Чувство надежности и защищенности медленно и сладостно вошло в грудь и неслышно распространилось по всему телу.

Впереди снова роща, они промчались по самому краю под густой пахнущей зеленью, дорога по кромке леса настолько укатанная, что из-под копыт вылетали длинные красные искры, а затем снова бескрайняя степь, и когда рядом с дорогой она увидела небольшой караван, остановившийся на отдых, она обрадовалась, как близким людям:

– Смотри, мы не одни в этой пустыне!

Он буркнул, не поворачивая головы:

– Пустыне? Не видела ты еще пустынь…

– А ты видел? – спросила она задиристо и боднула в спину лбом. – Я имею в виду, пусто, безлюдье, не обязательно же горы раскаленного на солнце песка!

– Обязательно, – буркнул он.

– Ты дикарь, – сообщила она.

Он ничего не сказал, однако конь чуть изменил направление, Мелизенда ощутила себя польщенной, пастух уловил ее желание и молча выполняет, хотя вслух не признается, дурак такой, все мужчины этого страшатся больше смерти.

Десяток лошадей у ручья, двое мужчин вытирают им мокрые спины пучками травы, остальные караванщики собрались у двух костров, из котлов поднимаются ароматные запахи вареной баранины, слышатся веселые разговоры.

На подростков, едущих на одном коне, посмотрели с вялым интересом, лишь один поднялся навстречу и поинтересовался:

– В Барбус?

– Да, – ответил Ютланд. – Здесь могут подсказать дорогу в Вантит попроще и покороче?

Мужчина засмеялся.

– Если кто-то и может, то это мы, ты обратился верно. Мы путешествуем не только ради прибыли, но и ради интереса повидать разные земли.

Ютланд соскочил на землю, Мелизенда дала себя снять безропотно, на людях не стоит выказывать неудовольствие, хотя не так протянул руки, не так взял, не так опустил на землю, ладно, потом припомнит, а сейчас очаровательно улыбнулась и сладенько пропела:

– Ах, как у вас здесь мило…

Мужчина сказал довольно:

– Мы умеем устраиваться. Даже если останавливаемся всего на час. Меня зовут Кленовник, а это вот Змысл и Глузд. Садитесь к нашему костру, а если не побрезгуете простой бараньей похлебкой…

– Не побрезгуем, – ответила она весело, несказанно удивив Ютланда. – А то я за последние дни ничего нормального и не ела. Так уж получилось.

Он нахмурился и уже подумывал отказаться садиться после такого оскорбления, но Кленовник, дружески похлопывая по плечу, усадил рядом, налил ему в жестяную миску горячего, ароматно пахнущего варева.

– Отведай. Это лучшее, что можно сделать из баранины.

Ютланд осторожно держал горячую миску за край, зачерпнул деревянной ложкой, пряный запах шибанул в ноздри. Попробовал, похлебка оказалась в самом деле такой, что не встречал даже в Арсе, где вроде бы лучшие повара.

Мелизенда ест тоже с удовольствием, щечки раскраснелись, не скажешь, что даже сейчас наверняка выискивает, где бы укусить, почти нормальная с виду, даже яд не стекает по губам и клыки вроде не торчат…

– Что-нибудь интересное встречали? – спросил Глузд.