Я изменю свою судьбу или месть – блюдо, которое подается холодным

– Болтать, тебе невыгодно, делай, как я скажу, и всё будет в порядке. Ты теперь повязана со мной одной верёвочкой.

Люда брела, не видя дороги, она понимала, что домой ей сейчас идти нельзя. «Галина», – вспыхнуло в мозгу, и девушка побрела на автобусную остановку. Она не помнила, как добралась до дому Гали и когда та открыла дверь, беспомощно сползла к ее ногам. Перепуганная Галина, затащила ее в кухню и, усадив на стул, кинулась к холодильнику. Галя была дочь обеспеченных родителей, они работали в Африке, и дома бывали лишь наездами, так что она была самостоятельная девушка. Налив в рюмку водки, она подумала и плеснула себе тоже:

– Извини, другого ничего нет, это осталось с прошлой вечеринки, ребята приносили, ну давай выпьем.

– Я что-то в последнее время часто пью, и не менее часто падаю в обморок, – улыбнулась сквозь слёзы Люда.

Девушки выпили.

– Понимаешь Галочка, дело очень серьёзное и я боюсь рассказывать.

– Давай подруга, не бойся, ты же знаешь я кладбище чужих секретов.

И это была, правда, Гале можно было рассказать всё и быть уверенным, что она не проболтается. Да и Люде было необходимо с кем-то поделиться, посоветоваться, как жить дальше, и она всё выложила подруге, с самого начала. Та слушала, открыв рот, когда Люда закончила, ахнула:

– Вот это ты попала! Давай выпьем ещё, и подумаем, что делать дальше.

– Да что тут можно надумать, я не знаю, как жить дальше.

– Для начала позвони домой и скажи, что я заболела, ты останешься у меня до утра.

Люда позвонила домой, Андрея ещё не было, а Вера Ивановна ничего не заподозрила. Потом Галя отвела Люду в ванную, и пока Люда принимала душ, она думала, как помочь ей. С одной стороны, хорошо, что она такая инфантильная, Галя бы кинулась драться, побежала бы в милицию, и натворила ещё бог знает каких глупостей, а с другой, кто знает, может ей нужно было быть твёрже характером, чересчур она мягкотелая. Галя искала выход, и не находила его, уволиться? Всё равно достанут, уехать в другой город? Слишком проблематично, но другого выхода она не видела. Когда Люда вышла из ванной, Галя уложила её в постель и присела рядом:

– Ты должна убедить своих родных уехать с тобой в другой город.

– Боюсь, они не согласятся, – покачала головой Люда.

– А пока сиди тихо, у Молчанова слишком большие связи, себе дороже выйдет.

Люда глядела невидящими глазами в потолок, за что ей все это? Мелькнула мысль о самоубийстве, но Галя как – будто прочитала её:

– О плохом не думай, тебе ещё жить да жить, всё наладится подруга, наберись терпения.

Последующие дни, Люда ходила на работу как сомнамбула, пыталась делать свою работу, но цифры не любят посторонних мыслей, девушка стала делать ошибки. Когда на неё пожаловались Никитину, тот уже зная о подвиге директора, пожалел девушку. Вызвав Люду в кабинет, он отсчитал её за ошибки, предупредив, чтобы она была внимательней. Девушка взяла себя в руки и постепенно увлеклась процессом. Через некоторое время главбух отправила её опять к Никитину за папкой с документами, когда она вошла, тот разговаривал по телефону, и махнул рукой, показывая, где лежат документы.

Люда не глядя схватила папку и ушла, положив её на свой стол она занялась расчётами, что-то смущало её, кое-что не сходилось, но она не стала никому говорить об этом. Когда главбух подошла и забрала папку, под ней остался лежать листочек, и когда, уже в конце рабочего дня, Люда заметила его и прочитала, её заколотило, вот оно доказательство! В её руках была накладная, которая явно указывала на факт хищения с завода красной икры и краба на сумму тридцать тысяч рублей. Это была как раз недавняя сделка.

Воры! Мошенники! Сколько же они нахапали? У Люды всё кипело внутри, надо их вывести на чистую воду! Спрятав важную улику, она отправилась домой. После того кошмара, что случился с ней, Люда сказалась больной и перестала спать с мужем, она просто не могла, нужно было время, чтобы она смогла жить с этим. Вера Ивановна догадывалась, что случилось что-то плохое, но Люда молчала, она не собиралась рассказывать ни ей, ни Андрею о своём унижении. Только на следующий день Никитин обнаружил пропажу накладной, это была катастрофа. Но методично перебирая всех, кто заходил в его кабинет, он понял, где искать бумагу. Вот дурочка, мало ей проблем, ведь Молчанов сгноит её, а если она не отдаст, мне придётся доложить ему.

Размышляя, Никитин решил попробовать забрать сам документ, объяснить ей последствия. Но Люда отказалась.

– Я не отдам накладную, пусть вами займётся ОБХСС, – твёрдо сказала она.

– Люда ты не понимаешь куда залезла, всем будет плохо, – увещевал её главный экономист.

– Я вынужден доложить Молчанову.

– Я так и думала, что вы работаете в паре, докладывайте, я не боюсь. – И она вышла.

Обращаться в отдел по борьбе с хищениями, она не решилась. Люда боялась, но надеялась, что этот документ поможет защититься от дальнейших приставаний директора.

Молчанов и Никитин, молча, потягивали коньяк. Директор заметно нервничал.

– Ну как ты мог бросить на столе такую улику? У тебя, что совсем мозгов нет? Или ты уже, вообще, ничего не боишься? Провалы всегда и случаются из-за таких мелочей. И что нам теперь делать?

– Может попытаться уговорить как-то?

– Это бесполезно, надеюсь, ты понимаешь, что свидетели нам не нужны? Надо звонить Смирнову, пусть подключает Жору.

Этого Максим и боялся, Жора был бандит, неизвестно какие дела связывали его с партийной шишкой Смирновым, но в пьяном разговоре Виталий один раз обмолвился, что Жора для него сделает всё что угодно.

– Олег, может не надо? Ведь жалко девчонку.

– А себя тебе не жалко? Или ты в тюрьму захотел, а? Нет уж, решено, звоню Смирнову.

Люда и не представляла, какие тучи сгущались над её головой. Весь день, прождав вызова к директору, где собиралась предъявить свой ультиматум так и не дождалась его, что удивило её и насторожило. Девушка поняла, что они что-то задумали, но решила не сдаваться. Дома она увидела, что Андрей очень расстроен, и избегает её.

– Милый, что случилось? Ты почему такой сердитый? Что-то случилось на новой работе?

– На работе всё в порядке, просто встретил одного человека, и он меня просветил. У Люды сжалось сердце, вот оно началось, оправдываться не хотелось.

– И что, ты поверил? – холодно спросила Люда.

Андрей посмотрел на неё:

– А ты бы поверила?

– Я? Никогда! Я слишком люблю тебя и верю тебе всегда, и даже тогда, когда тебя приносили бесчувственного, и ты по нескольку дней не приходил домой ночевать!

– Прости, но ты ведь недавно тоже не ночевала дома, и после этого, почему-то не подпускаешь меня к себе, и у меня зародились сомнения, понимаешь?

– Понимаю, ничего, всё будет хорошо.

Они обнялись и долго сидели, разговаривая, пока не пришла Вера Ивановна. Она опять ездила к отцу Елисею. Вернулась умиротворённая и счастливая. Они дружно поужинали и разошлись по своим комнатам. В субботу Люда решила навестить Галю. Она вышла из дома, погода стояла прекрасная, пахло солнцем, морем и девушка захотела прогуляться. Люда шла, наслаждаясь прогулкой, и не замечала, что за ней идёт от самого дома мужчина. Ей осталось пройти через проулок, и она была бы на месте, но как только она завернула, в бок ей ткнули что-то острое и мужчина, дыша перегаром, предупредил:

– Дёрнешься, убью! Тихо, молча, идём в подъезд, ясно?

Люда испуганно кивнула. Спутник обнял её за плечи и быстро завёл в подъезд, там было темно, и девушка ничего не могла разглядеть. Тут открылась дверь и её грубо втянули внутрь. В комнате было светло, и она успела увидеть Молчанова, Никитина и ещё каких-то людей, и прежде чем успела что-то сообразить, почувствовала лёгкий укол в шею и отключилась.

В квартире было сильно накурено, все были пьяны.

– Ну, все начальник, мы отчаливаем, через пару часов подгребём, лады?

– Да Жора, мы управимся за это время, – хохотнул Молчанов.

Жора со своими дружками вышел. В квартире остались директор, Никитин, и Смирнов. Олег Иванович налил всем выпить:

– Давайте выпьем за успех нашего предприятия.

– Жалко девчонку, – угрюмо сказал Максим, – может не надо?

– Ты что? Она же нас всех посадит, ишь добренький, какой нашёлся, сиди и молчи, а то можешь и сам разделить участь…. – прошипел Смирнов.

Никитин замолчал и стал наливаться спиртным.

– Пора, сейчас она очнётся и будет ловить кайф, так что сейчас с ней можно делать все, ей будет это только нравиться. Жора достал где-то укольчик, говорит проверено, баб заводит капитально, – сказал Смирнов, вставая. – Я первый, надеюсь никто не против?

Максим отвёл глаза, а Молчанов только скрипнул зубами, против Виталия Смирнова не попрёшь. И, вообще, он был против этого насилия, но Смирнов сказал, что грех напоследок не попользоваться красоткой, и он промолчал, не решился пойти против него. Смирнов отсутствовал полчаса, оставшиеся просидели это время, молча, боясь смотреть в глаза друг другу. Вышел он довольный:

– Кто следующий? Девочка хороша, даже жалко её в тюрьму отправлять.

Молчанов ушёл, а Смирнов, выпив, подмигнул Максиму:

– Тебе придётся последнему.

– Я не могу, не пойду.

– Пойдёшь! А иначе…. – хищно оскалился тот, – чистеньким хочешь остаться? Не выйдет!

Максим опустил голову, вот до чего он докатился! И выхода нет никакого! Если бы не был он таким трусом! Как он ненавидел сейчас эту самодовольную рожу! Он налил себе полный стакан, выпил. Вскоре вышел Молчанов, и Максима практически втолкнули в спальню. Люда лежала совершенно обнажённая и улыбалась, она была в эйфории, ей виделся какой-то свой мир с яркими красками. Повернув голову, Люда увидела Андрея:

– Что ты стоишь, милый? Иди ко мне.

И Максим, увидев, что девушка, о которой он мечтал, протягивает ему руки, забыв о своих угрызениях совести, бросился к ней.

Когда Люда проснулась, в голове её немного прояснилось, и она увидела, что лежит голая, в чужой квартире. Она встала, и увидела свою одежду, протянула руку, чтобы взять её, и тут взгляд её упал на свою руку, она была в крови, девушка посмотрела на вторую руку, та была тоже в крови. До её ещё затуманенного наркотиком сознания не дошло, что это кровь. Она в недоумении посмотрела по сторонам, и вышла из комнаты, она понимала только, что руки у неё грязные, и их надо помыть.

В коридоре Люда споткнулась обо что-то лежащее на полу, добравшись до выключателя, она включила свет и закричала. Вся прихожая была в крови, а на полу лежали двое. Когда девушка разглядела это, она свалилась без чувств, прямо на своего мёртвого мужа. Когда приехала милиция, все трое так и лежали, и Люда ничем не отличалась от мёртвых тел. Очнулась она в больнице, потом были допросы, но девушка опять впала в ступор, а врачи только разводили руками. Люда превратилась в ребёнка, пела, резвилась, разговаривала сама с собой. Следователь сначала думал, что она искусно играет роль, но вскоре понял, что это не игра. Шаховской была назначена судебно-медицинская экспертиза, которая признала её невменяемой, и Люду отправили в психиатрическую клинику закрытого типа.

Через несколько месяцев выяснилось, что Люда беременна. В клинике, девушку жалели, она была тихой, никому не доставляла беспокойства, и к ней не стали применять сильные психотропные средства. Сам заведующий клиникой Николай Петрович Кольцов, заинтересовался этим случаем, поскольку он был специалистом в своей области, он понял, что сильный эмоциональный шок, вызванный трагедией, временное явление и девушка придёт в себя.

Кто-то в верхах, очень интересовался Шаховской, но Кольцов решил скрыть факт беременности, сам не зная почему, он пожалел Люду. Вскоре о девушке забыли и перестали интересоваться, этому помогло заявление заведующего, что болезнь Люды процесс необратимый, и она уже не станет никогда, такой как была. На этом всё и стихло. Николай Петрович часто заходил к девушке и беседовал с ней, она чувствовала себя гораздо лучше и вспомнила свою жизнь до момента окончания института. Но доктор очень хотел узнать, что случилось дальше. Вот и сегодня, он зашёл к Люде, та лежала на кровати, увидев Николая Петровича села и поздоровалась. Он присел рядом:

– Ну, рассказывай, как самочувствие?

– К маме хочу, почему она не приходит?

– А больше ты никого не хочешь увидеть?

– У меня нет больше никого, только мама.

– Я обещаю, что ты увидишься с мамой, но ты должна вспомнить всё что было после того как ты закончила институт.

Люда наморщила лоб, темнота, кругом одна темнота, она напрягла память и вдруг испытала такой панический ужас, что закричала. Кольцов быстро успокоил девушку, её ещё немного трясло, когда она попыталась объяснить ему:

– Я не могу вспомнить, там какой-то барьер в голове, а дальше очень страшно! Я боюсь! Пожалуйста, не заставляйте меня это делать!

Кольцов вышел, пусть придёт в себя, она скоро всё вспомнит, и кто знает, может быть то, что она расскажет, пригодится ему.

Глава 3

Вера Ивановна после всего случившегося, пропадала у отца Елисея, он привёл её в староверское поселение, и она молилась день и ночь, и блуждала по тайге со старым священником. После возвращалась в город, в городе было много верующих людей, Вера Ивановна встречалась с ними, находила нужные слова, укрепляла веру, если бы не это, не выдержало бы её сердце такого испытания. Шло время, и однажды вечером раздался звонок телефона:

– Шаховская? Вера Ивановна?

– Да, это я.

– Нам необходимо поговорить, жду вас через час на вокзале, это касается вашей дочери. Стойте на крыльце у входа.

И в трубке послышались короткие гудки. Женщина положила трубку, руки её тряслись, схватив с вешалки платок, она накинула его на голову и выскочила из дома. Через полчаса она была уже на вокзале и оставшееся до встречи время не знала, куда себя деть, то садилась на лавочку, то вставала и ходила до фонаря и обратно. Наконец, стрелка на вокзальных часах подошла к восьми, и Вера Ивановна бросилась к входу, через несколько минут томительного ожидания, к ней подошёл мужчина лет пятидесяти:

– Вера Ивановна?

Она смогла только кивнуть.

– Не волнуйтесь, пойдёмте. Меня зовут Николай Петрович, я главврач клиники, где находится ваша дочь. Сейчас я совершаю должностное преступление, разговаривая с вами, но я пожалел Люду, и поэтому я здесь. Дело в том, что в данный момент ваша дочь рожает, роды тяжёлые, она мучается уже вторые сутки. Ребёнка отдадут в детдом, но я мог бы на свой страх и риск отдать его вам, но не бесплатно, я сильно рискую, вы понимаете?

– Хорошо, я согласна.

– Тогда сейчас мы поедем к ней, она рожает в палате, поскольку я не имел права оставлять ребёнка, у неё нет квалифицированной помощи, мы, к сожалению, психиатры, а не акушеры-гинекологи. Да и в эту тайну посвящены кроме меня только два человека, санитар и медсестра, они сейчас и пытаются помочь ей.

– Так что же мы? Поехали быстрей!

Они сели в машину, у психиатра был «Москвич» и поехали. Вера Ивановна многое передумала за то время, что Люда провела в больнице, какой позор ей пришлось пережить, когда она узнала, что её дочь нашли голой в компании двоих трупов. Что толкнуло её на измену? Её дочь прелюбодейка и убийца! На ноже были обнаружены её отпечатки пальцев, нашлись свидетели, которые утверждали, что Люда меняла любовников, чуть ли не каждую неделю, а убитого ею коллегу видели довольно часто, он иногда встречал её после работы.

Против Люды были все улики, и посадили бы её надолго, если бы сочли вменяемой. Вера Ивановна не знала, что было лучше, тюрьма или психушка, подумав она, решила, что хрен редьки не слаще, и дочь свою она может вообще не дождаться, а ребёночка спасти она должна.

– А если бы я отказалась забрать ребёнка, куда вы бы его дели?

Кольцов устало посмотрел на женщину:

– Она ещё не родила, и неизвестно родит или нет, ну а так, вообще, пришлось бы отдать в какой-нибудь специализированный интернат, потому что у больной матери, рождаются больные дети.

– Вы думаете, что ребёнок родится больной? Но ведь Люда была абсолютно здорова, пока не случилось это….

– Вот поэтому я и сохранил ей ребёнка, девяносто процентов из ста, что он будет здоров, не считая конечно небольших проблем с психикой. Ребёнок может быть или пассивным, чуть заторможённым или гиперактивным, разрушающим всё на своём пути, но если с детства контролировать его действия, то я думаю, всё будет в порядке.

Машина подъехала к высокому забору, обтянутому колючей проволокой. Кольцов вышел, позвонил в звонок и ворота открылись. Они поехали по дороге мимо длинного серого здания, и остановились у торца. У Веры Ивановны сердце колотилось так, что казалось вот-вот выпрыгнет. Николай Петрович опять позвонил, что-то тихо сказал, и дверь открылась, они вошли. Сразу возле двери стояла железная решётка, которую главврач открыл ключом, потом он быстро затащил женщину, в какую-то комнату, где дал ей белый халат.

– Ни с кем не разговаривать, не пугаться, держать себя в руках, ясно?

– Да-да, я всё поняла.

Вера Ивановна никогда не была в таком месте, и когда они пошли по коридору, у неё волосы встали дыбом, от нечеловеческих криков, воя, хохота, раздававшихся из-за закрытых дверей. Она заткнула уши, господи, бедная девочка, в этом аду! Но тут же гнев вытеснил жалость, сама заслужила такую участь, пусть теперь несёт свой крест до конца! А она будет молиться за неё. Наконец, после долгих переходов по этажам и коридорам, они подошли к палате, возле которой дежурил санитар, мужчина крепкого телосложения с угрюмым лицом.

– Ну как она? – спросил Кольцов.

– Не знаю, там Лена, – пожал плечами санитар.

Николай Петрович открыл дверь, и они вошли. Люда металась на кровати, глаза её были закрыты, измученное лицо выделялось белым пятном на серой наволочке. Вера Ивановна подошла к кровати:

– Люда, ты меня слышишь?

В это время главврач спросил у медсестры, как она, та ответила, что головка уже показалась и нужно последнее усилие, но девушка так устала, что не может его сделать.

– Мама, – прошептала Люда и открыла глаза. И собрав последние силы, напряглась и вытолкнула плод из себя, и когда раздался крик новорождённого, в мозгу у девушки как будто что-то щёлкнуло, и она вспомнила всё.

– А-а-а, мама я не убивала! Андре-ей! – закричала она.

Медсестра быстро сделала ей укол и девушка вскоре успокоилась. Младенца обмыли, перевязали пуповину, с виду ребёнок был вполне нормален, это была девочка. Николай Петрович что-то прошептал сестре, и она вышла.

– В вашем распоряжении десять минут, – сказал Кольцов и вышел.

– Мама, поверь, я не виновата, это всё они подстроили.

Люда схватила мать за руку, но Вера Ивановна вырвала руку, она не верила ей.

– Если хочешь, напиши дочери записку, ведь ты вряд ли увидишь её. Я выращу её, и постараюсь оградить от мужчин, чтобы не повторила она твою судьбу.

Люда попросила мать, взять у главврача, который стоял за дверью, ручку и бумагу, и когда он дал, написала несколько строк.

– Мама, назови её Настей.

– Хорошо, я буду молиться, за тебя.

Вера Ивановна запеленала крошку в простыню, больше ничего не нашлось, и поднесла к дочери:

– Попрощайся.

Люда сквозь слезы пыталась запечатлеть в своей памяти образ дочери, малютка казалась вполне довольной и пускала пузыри, беззубым ртом. Тут зашёл Николай Петрович:

– Всё, пора, скоро пересмена, нужно быстрее уходить.

Вера Ивановна забрала ребёнка:

– С ней будет всё в порядке, прощай!

И вышла, глотая слезы, даже не поцеловав дочь на прощание, за что все последующие годы кляла себя. Всю дорогу, пока Кольцов вёз её домой, она думала, за что бог так наказал их семью? Люду она вырастила сама, Алексей, отец Люды, погиб сразу после её рождения. Рыболовецкий траулер затонул, попав в сильный шторм, и с тех пор она даже не взглянула на другого мужчину, хотя предложения были, но она решила посвятить свою жизнь дочери.

И правда не знаешь, где упадёшь, ведь были у неё предчувствия, что этот брак плохо закончится. «Не сумела я, уберечь дочь, сумею ли уберечь внучку?» – подумала Вера Ивановна. «Нужно отдать её, я не хочу к ней привязываться, мои помыслы и вся оставшаяся жизнь, теперь принадлежат Господу, но позволить погибать девочке, где-нибудь в детдоме я не могу». Они с Николаем Петровичем доехали до дома. Зашли в квартиру, ребёнок заплакал, Вера Ивановна повернулась:

– Уйдите, пожалуйста. Завтра в семь, я расплачусь с вами, здесь дома у меня всё равно ничего нет, за деньгами мне нужно ехать. Но вы не переживайте, я вас не обману.

– Я верю вам, позвоню в половину седьмого. И Николай Петрович пошёл к выходу.

– Подождите! Последний вопрос, скажите, моя дочь выйдет оттуда?

– Определённо, я не могу сказать, – пожал плечами он. – Сейчас, она почти нормальна, рецидив прошёл, она не агрессивна, я бы отпустил её прямо сейчас, дома она бы совсем оправилась. Но, к сожалению, она убийца, и кто знает, что будет дальше, поэтому я не имею права выписать её. Нужно понять первопричину, что толкнуло её на убийство? Каковы мотивы? И почему случился сбой в психике? И скажу больше, ею очень интересуются, там, наверху, и почему-то мне кажется, что они не будут рады, если ваша дочь выйдет на свободу. Понимаете, я скрыл, что Люда беременна, пожалел девочку, не стал назначать ей психотропные лекарства, хотя мне чуть ли, не приказали сделать это. И если об этом узнают, у меня будут большие проблемы. Я думаю в клинике она в большей безопасности, чем на свободе. Я сам буду наблюдать её, и возможно, через какое-то время, когда про неё забудут, она вернётся к вам.

– Спасибо вам доктор, скажите, можно изредка звонить вам?

– Лучше я сам буду держать вас в курсе.

И попрощавшись, Кольцов ушёл. Вера Ивановна покормила ребёнка. «Надо найти кормилицу, не дело кормить из бутылочки, здоровья не будет», – подумала женщина. Уложила внучку, и присев рядом задумалась. Что-то не верилось Вере Ивановне в доброту Кольцова, видно, что деньги тут играли первую роль. «Ну, да Бог с ним, главное девочка, завтра же её определю в хорошие руки»,– решила она.

На следующий день Вера Ивановна с маленькой Настей, запасом пелёнок и молока отправилась к отцу Елисею. Стал он дряхл, но блеска в глазах не утратил. Встретил гостей с радостью, а когда увидел малышку, совсем растаял:

– Матушка, да где ж ты взяла такое чудо? Не уж то сама родила?

Матушка выпучила глаза, и перекрестилась:

– Ты что это, отец, с дуба упал? Внучка это моя, Люда родила в психушке.

Отец Елисей, знал всё о трагедии, случившейся в их семье, и в отличие от матери, жалел Люду.

– Ох, бедная, какие испытания послал ей Господь, что ж теперь делать, то?

Когда Вера Ивановна рассказала ему всё о вчерашних событиях, он в раздумье почесал затылок:

– Ну, с деньгами не проблема, возьмёшь из кубышки, сколько нужно, а девочку куда?

– А если в общину? Многие из них уже отказались от старообрядчества, к православной вере склоняются, и всё благодаря тебе, отец.

– А что? Это мысль, люди там хорошие, и тебя все знают и уважают за то, что ты собралась Белореченский монастырь восстановить, пойдут за тобой люди. Верят в тебя Вера, видишь и имя у тебя такое. Мне тебя сам Господь послал, знаю я, у тебя всё получится, народ исстрадался, нельзя отнимать у людей то, что им необходимо. Ведь Господь, это доброта, любовь и милосердие, а без этого нельзя жить человеку. Скоро возведу тебя в сан, имею на такой случай полномочия, выданные мне архимандритом Наумом, перед тем как расстреляли его коммунисты. Посмотришь, матушка сгинут коммунисты, возродится Россия, всё вернётся на круги своя. Ну ладно, что-то я заболтался, пошли уж, пристраивать твою красавицу.

Идти было далеко, но отец Елисей за долгие годы своего отшельничества, изучил в тайге всё, что можно. В лесной глуши пряталось не одно поселение старообрядцев, много их бежало после революции, так и прижились они в этих краях. Власти, конечно, знали про них, но, сколько не пытались, так и не смогли с ними ничего поделать. Беженцы, каким-то образом узнавали об их приближении заранее и исчезали в неизвестном направлении. Потом на них плюнули и забыли, поскольку хлопот никаких они не доставляли, законов не нарушали, и вроде бы их и не было. Поговаривали, что откупились они, золотишко у них имелось, но правды никто не знал.

– Сейчас, я матушка тебя быстрою тропою проведу, я, правда, редко по ней хожу, но ты не сомневайся, дорогу помню.

– Давай уж, отец, а то она хоть и маленькая, да всё равно тяжело нести.

Они вышли к болоту, сплошь покрытому осокой, кое-где торчали чахлые деревца.

– Ох, батюшка, а мы тут не утонем? Страшновато что-то.

– Не бойся, тропу я знаю, а ты иди за мной шаг в шаг, поняла? За час дойдём.

Он срезал две тонкие осинки, очистил их. Потом из платка соорудил некое подобие гамака, куда и положили малышку, концы платка Вера Ивановна завязала на шее, и они двинулись в путь. Идти оказалось не страшно, дно было довольно твёрдым, и продвигались они быстро. Вскоре они миновали болото, и вышли в берёзовую рощу. Стояло лето, было тепло и ясно, и путники присели отдохнуть под берёзкой, Настя мирно спала, она оказалась на редкость спокойным ребёнком, поев, сразу засыпала. Переход через болото не разбудил её, и она лежала, улыбаясь во сне. Бабушка залюбовалась ею: