Серафина и расколотое сердце

Миссис Вандербильт отличалась большей общительностью и любила поболтать с гостями. Она тоже была темноволоса и, как муж, умна и проницательна, но при этом обаятельна, мила и улыбчива. На праздник миссис Вандербильт надела очень красивое, свободное сиреневое платье, но Серафину поразило не это, а то, как сильно увеличился живот миссис Вандербильт. Девочка знала, что хозяйка ожидает ребенка, но во время их последней встречи об этом еще невозможно было догадаться.

«Значит, я пропадала не двадцать восемь дней, – подумала Серафина с таким чувством, словно ее медленно опускали в глубокий, темный колодец. – Меня не было несколько месяцев… Они давно забыли про меня…»

– А где же ваш дорогой племянник? – поинтересовалась одна из дам у миссис Вандербильт.

– Да, действительно, где же молодой мастер Брэден? – подхватил ее муж.

– Он где-то здесь, – безмятежно ответила миссис Вандербильт.

Но Серафина заметила, что, отвечая, хозяйка даже не оглянулась вокруг, как будто заранее знала, что племянника рядом нет. Да и в голосе ее звучала озабоченность, хотя она очень старалась казаться веселой.

Пока миссис Вандербильт беседовала с гостями, мистер Вандербильт незаметно отступил назад и кинул взгляд на библиотечную террасу. Серафине стало видно, что вокруг его глаз и возле рта залегли тревожные морщинки.

– Так как же поживает Брэден? – спросил кто-то из гостей.

– Прекрасно, – ответила миссис Вандербильт, – все прекрасно. У него все в порядке.

«Одного «прекрасно» было бы вполне достаточно, – мелькнуло у Серафины, – но двух как-то многовато». Совершенно очевидно, что что-то совсем не в порядке.

– Прошу извинить меня, – проговорил мистер Вандербильт, касаясь руки жены, – я скоро вернусь.

Он начал торопливо пробираться сквозь толпу. Несколько раз с ним, как с хозяином дома, пытались заговорить, но он, вежливо извинившись, не останавливался.

Серафина последовала за ним, прячась за кустами. Конечно, мистер Вандербильт испугается, увидев ее после стольких месяцев отсутствия, но все же она обязательно покажется, как только они останутся наедине, и расскажет об опасностях, с которыми столкнулась в лесу. В качестве доказательства своих слов можно показать хозяину пруд, в котором поднялась вода. Но сейчас он очень торопился, она это чувствовала.

Мистер Вандербильт прошел под каменной аркой Итальянского сада и, миновав несколько ступенек, перебрался в сад кустарников. Серафина проскользнула за розами и юркнула в тень фруктовых деревьев, чтобы ее не увидели гости. Возможно, она разучилась превращаться, но совершенно точно не утратила способность подкрадываться беззвучно и незаметно. Во всяком случае, двигалась она так же легко и стремительно, как и всегда.

Следуя за мистером Вандербильтом, Серафина перебежала за бук с фиолетовыми листьями, потом за вяз со скошенными вниз ветвями. Наконец хозяин поднялся по ступенькам в беседку.

– Вина, сэр? – спросил лакей, пробегая с полным подносом из дома в сад.

– Нет, благодарю вас, Джон, – ответил мистер Вандербильт. – А нет ли у вас на подносе сладкого чая?

– Да, сэр, – с удивлением проговорил лакей, поскольку чай со льдом никогда не относился к любимым напиткам его хозяина.

«Брэден», – догадалась Серафина.

– Благодарю вас, Джон, – повторил мистер Вандербильт, снимая стакан с подноса и продолжая свой путь. – Ухаживайте там за всеми как следует.

– Обязательно, сэр, – сказал Джон, провожая взглядом хозяина, взбежавшего по ступенькам беседки. В голосе его слышалось беспокойство.

Постояв мгновение, он поспешил дальше в сад.

Прячась за деревом от лакея, Серафина в который раз подивилась способности слуг видеть, слышать и знать все, что происходит с господами. Конечно, она имела полное право находиться среди гостей, и ей даже было обидно оттого, что ее не пригласили. Но в глубине души Серафина понимала, что ей сейчас, как и прислуге, гораздо удобнее и спокойнее тайком наблюдать за праздником, не участвуя в нем. Не говоря уж о том, что насквозь мокрая, окровавленная, перепачканная могильной землей девочка в изодранном платье привела бы гостей в состояние шока.

Впрочем, сейчас ее интересовал только мистер Вандербильт. Ни разу не зашуршав, Серафина пробежала по гравийной дорожке и поднялась по лестнице в юго-восточном углу дома, а оттуда уже добралась до просторной террасы, на которую выходили стеклянные двери библиотеки. С террасы открывался прекрасный вид на лес и Синие горы. Кованая кружевная крыша террасы и колонны были сплошь увиты длинными, свисающими вниз плетями фиолетовой глицинии. Сквозь распахнутые стеклянные двери на террасу лился теплый янтарный свет.

На скамье сидел, глядя на лес, мальчик. В первый момент Серафина его не узнала, но, подобравшись ближе и рассмотрев лицо, поняла: это Брэден.

А поняв, ахнула. Поза Брэдена, его взгляд настолько ужаснули Серафину, что она даже не бросилась к другу, как поступала обычно. Девочка стояла в глубокой тени, смотрела и пыталась понять, что же она видит.

Первое, что сразу бросилось в глаза Серафине: Гидеан, любимый и обожаемый доберман Брэдена, больше не лежал у ног своего хозяина. Бедный пес растянулся в стороне, опустив голову, повесив уши. У него было такое печальное и отстраненное выражение, словно Брэден прогнал его от себя с презрением и брезгливостью.

Сам Брэден сидел на скамье в полном одиночестве. Его ноги были накрыты пледом, хотя на улице было совсем не холодно. Мальчику уже исполнилось двенадцать, но он выглядел каким-то маленьким и хрупким, словно уменьшился за то время, что она его не видела. Его каштановые волосы стали длиннее, кожа бледнее, как будто он стал реже бывать на улице. Но что напугало Серафину больше всего, так это длинные кривые шрамы на щеке и нога, скованная каркасом из металла и кожи, с металлической скобой возле колена.

Сердце Серафины сжалось от боли. Ей так хотелось обнять Брэдена. Что с ним случилось? Неужели темные силы, с которыми она столкнулась в лесу, уже дотянулись до него?

– Это я, – тихо произнес мистер Вандербильт, подходя к племяннику. – У тебя все в порядке?

– Да, – сдержанно ответил Брэден, – со мной все в порядке.

Но в его голосе прозвучали нотки, от которых сердце Серафины снова болезненно сжалось.

Он сидел такой печальный. Уголки его рта были сурово опущены, в глазах застыло безразличие. Серафина чуть-чуть придвинулась к другу, и в тот же миг его лицо затуманилось, на нем появилось выражение полной безысходности. И все же мальчик мужественно попытался справиться с собой, чтобы не волновать дядю.

– Ты пришел сюда наверх только из-за меня? – спросил Брэден.

– Там совершенно нечего делать, – кончиками губ улыбнулся мистер Вандербильт, и Брэден ответил ему вялой, понимающей улыбкой.

Мистер Вандербильт протянул племяннику стакан с холодным сладким чаем – любимым напитком Брэдена. Мальчик протянул левую руку, чтобы взять стакан, но она так сильно дрожала, что сразу стало ясно: он не удержит стакан, не расплескав его.

– Не хочу! – резко сказал Брэден и отмахнулся от чая.

Мистер Вандербильт отступил на шаг и сделал глубокий вдох – хозяин Билтмора не привык к подобному обращению. Но, выждав мгновение, он снова шагнул к мальчику.

– Попробуй еще раз, правой рукой, – мягко посоветовал он, протягивая стакан Брэдену. – Мне кажется, она у тебя работает лучше.

Брэден кинул на него сумрачный взгляд, но все же медленно протянул вперед правую руку и взял стакан. Она тоже дрожала, но все-таки не так сильно, как левая.

Обхватив стакан обеими руками, Брэден начал неторопливо пить. Опустошив стакан, он кивнул так равнодушно, как будто забыл о том, что это его любимое питье. Потом вдруг сказал «спасибо» почти так же радостно, как раньше, но тут же плотно сжал губы и тряхнул головой, с трудом сдерживая слезы.

Мистер Вандербильт присел рядом на скамью.

– Плохо сегодня?

Брэден кивнул:

– Последние несколько недель мне вроде бы полегчало, но сегодня я вдруг почувствовал себя ужасно.

– Из-за праздника? – с сочувствием спросил мистер Вандербильт.

– Нет, вряд ли, – покачал головой Брэден. – Хотя… не знаю… может… может быть, это из-за ночи. Сегодня такая красивая ночь. И луна, и звезды. Она любила такие ночи.

– Мне очень жаль, – проговорил мистер Вандербильт.

– Иногда мне кажется, что я уже снова почти такой, как раньше. А потом вдруг становится так плохо, внутри такая боль, словно она стоит рядом со мной.

«Я стою, Брэден, – подумала Серафина, – я здесь!»

Но она была настолько поражена всем, что видела и слышала, что не могла ни пошевельнуться, ни произнести что-либо – как будто смотрела страшный сон и никак не могла вмешаться в происходящее.

– Бывают времена, – тихо сказал мистер Вандербильт, – когда приходится жить, даже если тебе плохо. У нее было множество причин покинуть Билтмор. Но, если случилось худшее, мы сохраним память о ней в своих сердцах. Она будет жить в твоих воспоминаниях и в моих – тоже. Она была хорошей, смелой девочкой, и я знаю, что для тебя она была не просто другом, а особенным человеком.

Брэден кивнул, соглашаясь с дядей, но на его лице промелькнуло выражение, хорошо знакомое Серафине; в его движениях проскользнула едва заметная неуверенность. Девочке вполне хватило этих мелочей, чтобы понять: Брэден что-то недоговаривает.

Мистер Вандербильт ласково обнял племянника за плечи:

– Что бы ни случилось, мы пробьемся.

Как странно и захватывающе было смотреть и слушать со стороны, оказаться в мире, где ее нет. Но Серафина не выдержала. Она хотела сказать, что жива и здорова, что вернулась домой! И, самое главное, ей надо было предупредить всех! Существо с когтями, черные дыры, ураганы, темная река, колдун… они наступали.

Глубоко вдохнув, Серафина вышла из-за колонны и встала перед дядей и племянником.

– Брэден, это я. Я вернулась.

Глава 9

Ни Брэден, ни мистер Вандербильт не обернулись. Они вообще никак не отреагировали на ее появление. Похоже, они не видели и не слышали Серафину, хотя она стояла прямо пред ними.

– Брэден, это я! – громче повторила Серафина, приблизившись еще на шаг. – Мистер Вандербильт, это Серафина. Вы меня слышите?

Но ни один не откликнулся. Она не верила себе. Это было невозможно!

– Брэден! – отчаянно закричала Серафина.

Она стоит прямо напротив, а они ее не видят! Что происходит? Серафина задрожала от страха.

Перед тем, как вернуться к гостям, мистер Вандербильт положил руку на плечо племяннику.

– Сиди здесь, сколько захочется, – ласково сказал он, – но, если тебе полегчает, может, надумаешь спуститься к нам?

– Я обязательно подумаю, – ответил Брэден. – Там правда очень красиво, мне даже отсюда огоньки видны.

– Может быть, отец Серафины, ярко освещая фонариками весь Билтмор, надеялся, что так ей будет легче найти дорогу домой, – сказал мистер Вандербильт печально, прежде чем выйти.

Гидеан, который по-прежнему лежал в стороне, проследил взглядом за спускающимся по лестнице мистером Вандербильтом, затем сумрачно посмотрел на Брэдена.

– Гидеан, ты меня слышишь, мальчик? – обратилась Серафина к старому другу.

Но пес и головы не повернул в ее сторону, и его длинные острые уши даже не дрогнули. Он не сводил тоскливого взгляда с Брэдена.

Но как такое могло быть? Она же стояла прямо перед ними и была видна не хуже, чем ночь за окном.

Серафина окинула Брэдена внимательным взглядом, затем посмотрела на себя. Сверху, сквозь увитую гибкими ветвями резную крышу пробивались лунные лучи, окружая ее неземным мертвенно-белым сиянием.

«А я вообще здесь? – спросила себя девочка. – Может, я все еще лежу в гробу глубоко под землей, и мне просто кажется, что я выбралась? Может, меня околдовали? Или я давно превратилась в призрака, духа, привидение?»

Она вспомнила, как легко сбежала от когтистого существа в лесу, как ловко укрылась от колдуна, как быстро и незаметно проскользнула мимо гостей на празднике.

Она почувствовала, как в груди снова нарастает волнение. Смахнула слезы. Что с ней случилось? Надо срочно прекратить это ужасное недоразумение!

Серафина подошла к Брэдену.

– Это я, Брэден. Я вернулась. Это я, – проговорила она дрожащим голосом.

Но Брэден не отвечал. Он мрачно смотрел вдаль на залитые лунным светом поля и лес. Вид у него был такой одинокий. И лицо напряженное – раньше Серафина не замечала у друга такого выражения.

Она подняла руку в пятно света, чтобы рассмотреть ее. Повернула в одну сторону, потом в другую. Рука как рука. Но Брэден ее не замечал! Совсем недавно Серафина почувствовала голод. Но, может быть, она вспомнила о еде только потому, что увидела ее? Она ощутила боль, когда упала с дерева. Но, возможно, она только думала, что чувствует боль, потому что должна была ее почувствовать. Что, если она лишь вспоминала свои чувства?

Брэден глубоко, тяжело вздохнул, потом зашевелился. Крепко сжав края скамьи трясущимися от усилий руками, он с трудом поднялся на свои искореженные ноги. Постоял немного, согнувшись пополам, как будто его тело было сломано, и опираясь плечом на колонну. Ему было так мучительно трудно встать, что после этого приходилось отдыхать.

Когда Брэден шагнул вперед, в первый миг Серафине показалось, что дальше с ним будет все в порядке, но лицо мальчика вдруг исказилось от боли, а нога подломилась. Металлический каркас стеснял движения, и Брэден пошатнулся. Серафина автоматически рванулась вперед, чтобы подхватить его, но он все равно тяжело повалился на гравий и застонал от боли.

Серафина попятилась в полной растерянности. Она была уверена, что подоспела вовремя, но почему-то не смогла удержать друга.

Брэден силился встать на ноги. Серафина снова кинулась к нему, чтобы помочь подняться, схватила его за руку. Она была уверена, что держит его. Она должна была его держать! Девочка отлично видела собственные руки, которые касались Брэдена! Но через несколько мгновений Серафина осознала, что не чувствует друга, не ощущает тепло его тела. Она знала, что должна чувствовать, могла представить, что ощущает, но это больше походило на воспоминание об ощущениях.

Ее дух помнил реальный мир так же, как человек с ампутированной ногой по-прежнему чувствует ее и помнит, как она двигалась и болела, хотя ноги уже нет.

Серафина осторожно вытянула руку и попыталась тронуть Брэдена за плечо, коснуться его руки. Что-то такое было под пальцами, какой-то предмет, но Серафина не улавливала живого тепла. И было очевидно, что и Брэден не чувствует ее совсем.

Выбравшись из-под земли, Серафина жила в этом мире по инерции, по памяти. И сейчас она вдруг оказалась в положении человека с отрезанной ногой, который собственными глазами увидел, что ноги-то нет. Серафина вдруг ясно поняла, что полностью отрезана от окружающего мира. И чем яснее она это осознавала, тем быстрее таяла, тем меньше в ней оставалось живой Серафины.

Стиснув зубы, девочка попыталась удержать себя в реальности, но у нее ничего не получалось. Серафина прижала ладони к щекам и зажмурилась, стараясь только дышать, а потом заплакала от страха и растерянности. Ее затошнило. Казалось, она вот-вот потеряет сознание, но Серафина держалась изо всех сил.

Брэден медленно, волоча за собой поврежденную ногу, дотащился до каменной балюстрады и встал, опираясь на нее и глядя в ночь. Он так глубоко задумался, как будто что-то припоминал. Сначала Серафина решила, что он любуется на деревья и гряду облаков, плывущую по ночному небу, а потом поняла, что он смотрит туда, откуда она пришла. Брэден смотрел в сторону старого кладбища и поляны Ангела.

– Нет, она не ушла, – неожиданно проговорил он, словно его дядя все еще стоял рядом. – Она погибла и похоронена.

Глава 10

Серафина в ужасе отшатнулась. Он сказал: «Погибла и похоронена»!

«Неужели меня похоронил сам Брэден? Неужели я и вправду мертвая?»

Она знала, что ее похоронили, это невозможно было отрицать, но мертвая? Она совершенно не чувствовала себя мертвой!

В потерянном, безнадежном голосе Брэдена ей слышалось что-то недоговоренное, какая-то тайна. В его глазах читалась неуверенность. Он отчаянно ждал чего-то, тянул время. Несмотря ни на что, несмотря на горе и боль, он как будто слабо-слабо на что-то надеялся.

После того, как мистер Вандербильт вернулся в праздничный сад к жене и гостям, Серафина осталась с Брэденом лишь для того, чтобы побыть рядом с ним. Но чем дольше она находилась возле мальчика, тем сильнее у него портилось настроение. Она догадывалась об этом по тому, как дрожат у него руки и ноги, по убитому лицу, даже по резкому, неровному дыханию. Ее присутствие выводило Брэдена из равновесия и расстраивало его.

Поэтому, когда он наконец улегся в постель, а гости разошлись по комнатам, приготовленным для них в доме, Серафина отправилась в подвал к папаше. Она шла мимо слуг и служанок, которых знала по именам, мимо лакеев и всевозможных помощников, но никто ее не видел.

В мастерской никого не оказалось, папаша, видимо, еще не вернулся с работы. Серафина подождала немного, но он все не шел. Ее сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Неужели и здесь все переменилось?

Она принялась осматривать подвальные помещения – комнату за комнатой, кухни и буфетные, мастерские и кладовые. Билтмор был такой огромный! В конце концов она все-таки нашла папашу. Он чинил маленький электрический мотор кухонного лифта. Серафина облегченно выдохнула.

Отец стоял на коленях, проворачивая гаечный ключ. Мускулы на его обнаженных, влажных от пота предплечьях вздулись от напряжения. Он был крупный, угрюмый с виду мужчина с бочкообразной грудью и мощными руками. Носил простую рабочую одежду, кожаный передник и тяжелый кожаный ремень, за который были заткнуты всевозможные инструменты. Серафина тысячу раз наблюдала за тем, как он работает, передавала ему отвертки и молотки, приносила запасные детали и рабочие материалы. Но она никогда не видела отца таким опустошенным. Он работал без радости, без желания. Двигался медленно, точно замороженный, и в глазах его стояла тоска. Вроде бы делал все, как всегда, но абсолютно равнодушно.

– Па… – проговорила Серафина, вставая перед ним. – Ты меня слышишь?

К ее удивлению, отец перестал работать. Он медленно обернулся, осмотрелся вокруг. Было очевидно, что папаша ее не замечает, но он так долго вглядывался в пустоту перед собой, словно не сомневался, что рядом кто-то есть.

Через несколько мгновений отец вытащил из кармана тряпицу и вытер лоб. Потом опустил голову и утер глаза. Плечи его вздрогнули от скрытых чувств, лицо затуманилось. Неизвестно, что знал о смерти Серафины Брэден, но отец явно был уверен, что она мертва.

Это было понятно по его убитому лицу и вялым движениям. Двенадцать лет он был счастлив, что у него есть дочь. А теперь она пропала, и папаша снова остался один, как перст.

Серафина смотрела на папашу, и сердце у нее разрывалось от горя.

Он бросил чинить мотор и тяжело вздохнул, словно вся эта возня потеряла для него всякий смысл. Чтобы папаша оставил работу недоделанной – такого еще не бывало! Для него было немыслимо уйти, не приведя механизм в порядок.

Отец вскинул на плечо кожаный мешок с инструментами и устало зашагал в сторону мастерской. Серафина последовала за ним. Он шел медленно, равнодушно, как путник, которому некуда спешить.

Девочка не отставала от отца, пока он ходил туда-сюда по мастерской, складывая инструменты и собирая себе поздний ужин.

Как обычно, папаша приготовил на плите, переделанной из железной бочки, курицу с овсянкой и сел есть в одиночестве. Серафина устроилась напротив на своем старом стуле. Сколько раз она слушала папашины истории, сидя на этом стуле, а потом сама рассказывала о своих делах и важных событиях – пойманных крысах или звездах, упавших с неба у нее на глазах. Но сегодня ее тарелка и ложка остались на верстаке, где лежали без всякого дела уже несколько месяцев.

– Я съем овсянку, па, честное слово, съем, – громко сказала Серафина, и ее глаза наполнились слезами.

Позже, когда папаша улегся в постель и заснул, девочка прокралась на свою пустующую лежанку позади парового котла и тоже легла. А что ей еще делать? Она не знала.

Что случится, если тебе приснится, что ты заснула? Будут ли тебе сниться сны? И может ли первый сон считаться явью по отношению ко второму?

Как она может чувствовать себя усталой, если умерла и ее закопали? Непонятно. К счастью, сон – это отдых не только для тела, но и для ума, и для души. А Серафина точно знала, что устала до ужаса. Несчастная и дрожащая, она свернулась клубком у себя в постели и заснула.

Ей снилось, что она кусается, царапается, бьется в черном водовороте. Потом все пропало, и она чувствовала только землю, реку и ветер – огромный мир, не имеющий четких очертаний. Она неслась сквозь него, как пылинка, как крошечная капелька, как легчайшее дуновение ветерка, а потом совсем растворилась и стала ничем.

Серафина проснулась, как от толчка. Оглядела мастерскую, не понимая, спит ли она еще или уже проснулась. Может быть, ей просто приснилась собственная смерть? Или она действительно умерла и все вокруг нее – это сон?

Она вспомнила пугающее ощущение того, как течение реки пытается порвать ее ноги в мелкие клочки, как ветер пробует унести ее с собой. «У меня осталось совсем мало времени, – подумала Серафина со страхом, – а потом я стану ничем».

Она снова огляделась, пытаясь понять, что происходит. Было темно, самое колдовское время между тремя и четырьмя часами утра.

Все еще содрогаясь после страшного сна, она встала с лежанки и замерла посреди мастерской, не зная, что делать дальше. Некоторое время просто стояла, соображая, дышит ли она на самом деле или ей это только снится, – а может, и кажется, – что она дышит, по старой памяти.

В конце концов Серафина подошла к спящему папаше и дотронулась до него, чтобы убедиться, что он настоящий. Она ощутила под рукой нечто, но не почувствовала ни тепла тела, ни какой-либо реакции на прикосновение. Это было так же, как с Брэденом.

Ну и пусть она не ощущает его тепла, а он не ощущает ее. Она все равно свернулась у его груди котенком, таким крошечным и невесомым, что его невозможно почувствовать. И решила не спать.

Утром, когда папаша проснулся, она снова пыталась прикасаться к нему, говорить с ним, рассказывать, что с ней происходит. Она предупреждала его о том, что назревает в лесу, просила посмотреть на пруд, который вот-вот разольется. Но, чем больше она старалась, тем он становился грустнее. Ее присутствие не утешало его, наоборот – нагоняло тоску. Она преследовала его, как привидение.

В конце концов, когда отец, собрав инструменты, отправился на работу, Серафина, вопреки собственному желанию, не пошла за ним, чтобы не мучить.

Глава 11

Серафина сидела, положив голову на руки, на нижней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, и думала, как вернуться в мир живых и предупредить окружающих о том, что они в опасности. На нее кто-то напал, на Брэдена, видимо, тоже, и можно было не сомневаться, что нападут снова.

«Но что я могу сделать?» – спрашивала она себя.

Как поговорить с теми, кого она любит? Как их предупредить?

Серафина уже нашла мистера и миссис Вандербильт, Брэдена, Гидеана и папашу, но в Билтморе был еще один человек, который мог бы ей помочь.

Девочка поднялась по служебной лестнице на четвертый этаж, прошла коридором до той части, где жили служанки, и приблизилась к одной из комнат. Дверь в нее была распахнута настежь. Серафину охватило дурное предчувствие.

– Эсси? – негромко позвала она. – Эсси, ты здесь?

Она медленно скользнула в комнату.

Комната ее подруги Эсси была пустой и заброшенной. На тумбочке возле кровати не высились стопки книг и газет. На стенах не висели сделанные Эсси рисунки цветов и растений. Ее одежда не валялась на полу и не висела на стуле. На кровати не было подушек и простынь.

У Серафины все внутри опустилось. В этой комнате больше никто не жил. Эсси пропала.

Вспоминая многочисленные байки подруги про привидений и призраков и всякие другие истории про таинственные и загадочные случаи, которые издавна рассказывают в горах, Серафина надеялась, что Эсси поможет ей. Может быть, у них даже получится поговорить. Но надежды оказались напрасны.

Это было так обидно, так несправедливо. Серафина вернулась домой, но продолжала тосковать по дому. Ну почему она не может жить по-прежнему? Она нашла друзей и вошла в новую семью. Она носила красивые платья и пила английский чай со сливками. Сливок было много-много! Она встретилась со своей матерью-львицей и носилась вместе с ней по лесам, гладила по голове и слушала ее мурлыканье. Где теперь ее мать и львята, что с ними? Тоже пропали, как и Эсси? Думать о том, что с кем-то из них могла случиться беда, было просто невыносимо.