Полная версия
Черное пламя
– Ладно, проехали.
Капитан корабля налил кофе из фарфорового кофейника, бухнул три ложки сахара, на что его собеседник усмехнулся.
– Как ты это пьёшь, там даже запаха не остаётся.
– А мне нравится, – невозмутимо произнёс мужчина и помешал серебряной ложечкой в мелодично звякнувшей чашке, затем отставил прибор в сторону.
– А ты заметил, как он бился до конца с тобой?
– Глупо, я бы ушёл за препятствия и добил ракетами сразу после уничтожения источника.
– А лет тридцать назад?
В каюте разлилось тягостное молчание. Видать, в жизни боевых офицеров что-то такое произошло. И вряд ли этот случай был из разряда приятных.
– Ведь мы оба знаем, что выходит из таких вот честных и принципиальных, если с ходу пыл не остудить. Ладно, Лев, слушай приказ. Подготовь из этой троицы пилотов под стать своим бойцам. Сроку тебе до конца миссии. Чувствую я что-то эдакое. Пригодятся нам ребята, ох как пригодятся.
Глава 2
Первая межзвёздная экспедиция стартовала с орбитальной верфи «Лунная гавань» в семь часов утра по общеземному времени. Первопроходцев ждали шесть бесконечных лет полёта к Альфе Центавра. Полёта без стазиса, без развлечений, без отдыха. Затем последовал короткий год, наполненный смыслом – исследования, наблюдения, вылазки, сбор образцов. В погоне за знаниями разведчики дважды переносили срок отлёта обратно, проведя в ближайшей к Земле планетарной системе не двенадцать, а двадцать месяцев. Благо имелась оранжерея, которую засеяли тестовыми образцами сельскохозяйственных культур. А затем последовали ещё шесть лет. Домой.
Из двадцати двух учёных и космонавтов назад вернулись восемнадцать. Четверо отдали самое дорогое, что у них было, за нас с вами, за будущее, навсегда обретя покой в бесконечной пустоте.
Запуск «Циолковского» стал вершиной технологического развития человечества той далёкой эпохи, плодом давно лелеемого желания в очередной раз преодолеть границы жизненного пространства и доказать самим себе, что мы – можем.
Какие границы, позвольте, ведь Марс заселён невесть сколько десятков лет. А вот это уже совершенно неважно. Человек всегда стремился расширить мир, даже понимая, что новые территории не пригодятся не только поколению, открывшему их, но и многим последующим. Но кого это останавливало? Колумба, Гагарина, Армстронга, Верде, или того же Алекса Нормана, командира первого звездолёта? Вот бы они посмеялись над подобными измышлениями.
Дальние границы манили людей всегда. Ещё в эпоху дохристовую, когда учёные древности лишь начинали постигать небесный свод и суть явлений, происходящих на нём, мальчишки мечтали стать отважными героями, капитанами кораблей, что пронзят пучину и откроют новые земли, расы, найдут сокровища. Именно эти мальчишки, не растерявшие в тернистом жизненном пути задор молодости, отважные и любопытные, становились первыми во всём, достигая вершины своей мечты.
С того памятного старта, наверняка не раз виденного в хронике каждым из нас, появилась пережившая века традиция – новый дальний поиск всегда начинается ранним утром, в семь по космическому времени.
Ребята после изматывающей гонки в вирте выглядели неважно, как будто не спали трое суток каждый. Немудрено, что они тут же отправились дрыхнуть. А вот мой организм в очередной раз удивил, мобилизовав скрытые резервы, в результате чего я чувствовал себя до тошноты замечательно, как будто только что встал с кровати.
Приняв освежающий душ и переодевшись, я плотно засел за знакомство с кораблём, нужно же иметь представление об этом чуде науки и техники. Часть сведений, как и ожидалось, была засекречена. Тем не менее того, что выдал компьютер, с лихой хватало для осознания запредельных возможностей нового звездолёта.
На корабле действительно был интегрирован таргский преобразователь второй модели и энергетический кристалл шестого типа, что предоставляло невиданные доселе возможности. Помимо фантастической потоковой мощности, при данной схеме отпадала нужда в объёмных энерговодах. Вместо этого преобразователь создавал несущее поле, в границах которого к любому оконечному устройству напрямую подавалось ровно столько питания, сколько требовалось для его эффективной работы. Мало того, преобразователь на несколько порядков превосходил свой младший аналог, установленный на Тени, а потому имел возможность создавать любой тип энергии до третьего уровня включительно.
Иначе говоря, у корабля не было ни главных, ни вспомогательных орудий – огонь мог вестись из любой точки в пределах защитного периметра. Отсутствовали сложнейшие генераторы полей, ретрансляторы, накопители и прочие устройства, тем или иным способом включённые в цепь преобразования энергетики до установки на корабле установки Таргов. Десятки, если не сотни сложнейших и громоздких установок заменила всего одна, полученная от союзников.
Ещё одна хорошая новость: скорость полёта в гиперпространстве превосходила всё, когда-либо достигнутое человеком. А совершить повторный переход можно было уже через три минуты после выхода в нормальный космос. Даже корн, превзошедшие нас в быстроте, не имели возможности совершать двойной переход меньше чем за пятнадцать минут. Представляю, какие это открывало перспективы в разведке и тактике. Что ни говори, а техническое отставание от древних рас человечество выправляет всё быстрее.
Для ведения планетарных исследований, высадки экспедиций и десанта, кораблю была придана лётная группа. Две симметрично расположенные палубы вмещали сразу по шестнадцать новейших тяжёлых штурмовиков «Терминус». В ангарах планетарной техники компактно устроились четыре планетарных бота, два системных разведчика и пара орбитальных посадочных платформ, содержащих полный комплекс научного оборудования и способных самостоятельно преодолевать притяжение планет.
Рассмотрев объёмы посадочных площадок, я только вздохнул. И какого майор Дэвор не дал взять моего «беркута»? Да в «Ломоносов» ещё десяток таких машин бы вместилось. Вот бы можно было поэкспериментировать и сравнить возможности малого и тяжёлого кораблей, выполненных по схожей технологии.
Все проводимые в рамках миссии операции поддерживались расквартированным на корабле усиленным взводом космического десанта из тридцати шести особей и отделением тяжелой поддержки, имевшем в составе четыре планетарных танка «мастодонт». Этого вполне хватало для защиты научных групп на поверхности от любой мыслимой опасности. Да ладно, «мастодонты» могли и тяжёлого с орбиты ссадить при определённом раскладе. Всего же экипаж корабля, включая лётную группу, десант, техников и учёных, составлял триста десять человек.
Все эти подробности стали известны в течение часа. Я как раз перешёл к системе управления крейсером, когда прозвучал внутренний вызов. Ответил, и мою голову тут же охватило мерцание поля подавления, вызов имел статус секретности. На экране материализовалось мужское лицо среднего возраста, глаза которого излучали живой интерес ко мне.
– Добрый день, Василий, с прибытием! Вы не могли бы зайти к нам ненадолго? – Где-то я это уже слышал, прямо-таки дежавю.
Моё недоумение длилось совсем недолго. Сложно ожидать отсутствия интереса со стороны научного сектора к столь лакомому кусочку, как я с Колобком. Ни за что не поверю, что им забыли сообщить, что мы собой представляем.
– Меня зовут Пётр Сергеевич Весенин. Я являюсь руководителем научной секции «Ломоносова», – представился собеседник. – А вас мне порекомендовал профессор Терещенко, наверное, этот человек вам прекрасно известен, да. Видите ли, я некоторым образом ксенобиолог, а потому очень хотелось познакомиться с вашим питомцем и конечно же с вами, если вы не против.
Ну и что я говорил? С другой стороны, это вам не господин Терещенко. С экрана меня широким потоком окутывала аура доброжелательности, во взгляде не сквозило фальши, лишь любопытство учёного и ум светились в синих глазах. Спать тоже не хочется, так отчего бы и не проветриться, если так просят.
– Я не против, но мне сказали, что Колобок, простите за каламбур, чуть было не разнёс станцию «Колобок». Вы уверены, что всё ещё хотите его изучать?
– Мне об этом хорошо известно, я даже ознакомился с отчётом об инциденте. Виктор Игнатьевич соизволил поведать про сие печальное недоразумение, – собеседник экспрессивно размахивал руками, а лицо приобрело сердитое выражение, – но чего вы, позвольте спросить, ещё ожидали от станции, находящейся под командованием военных. Насильно заточить существо, имеющее все признаки разумного, не разобравшись, начать его мучить примитивными опытами, а когда оно у них что-то там случайно повредило, добиваясь свободы, открыть пальбу. Ума не приложу, отчего у них достало разума не пытаться забрать у вас, как вы там сказали, Колобка?
– Да как вам сказать… – я улыбнулся, мысленно вспомнив, как спецслужбы пытались разлучить Колобка со мной и чем всё кончилось.
Мне всё больше нравился наш главный учёный, особенно импонировало схожее отношение к солдафонам и прочим подобным им личностям. Обязательно следует подружиться с профессором.
– Вы правы, было бы забавно за этим наблюдать, но лучше с максимально возможного расстояния. Так вас можно ждать до старта? Или вы позже нас посетите?
– Профессор, я подойду прямо сейчас, но как мне вас найти?
– Нет ничего проще, я передаю маршрутную точку. Спасибо, Василий, мы вас ожидаем.
Так. Спешить, как на пожар, не нужно. Для начала Колобок. С нами на тренировку он не пошел, уподобившись лентяю-коту. Теперь это чудо мирно устроилось рядом с энергоузлом каюты, присосалось к нему, как к соске с молоком, и спит. На моё предложение прогуляться малыш отреагировал без особого энтузиазма, медленно убрал нить канала-приёмника, втянув её в тело, приподнялся над полом и, обогнув кровать, занял любимое место над плечом.
Вот тоже ещё счастье привалило. По пути на крейсер этот мелкий не отходил от меня ни на шаг и норовил больно плюнуть искоркой в любого близко приблизившегося (кроме Мишки и Марины, которой даже давался в руки). Питался он от энергоузлов, но много мощности не потреблял, а объевшись, менял цвет и начинал летать вокруг меня. Постепенно малыш перестал дичиться всех подряд, стал спокойным и несколько вальяжным, сейчас он действительно походил на пушистого кота.
По настроению Колобок становился упругим, как мячик, и норовил подлезть под руку за порцией поглаживаний. Стоило к нему прикоснуться, как лёгкие электрические разряды вызывали ощущение щекотки. Этакий энергетический вампир наоборот. Если же малыш не желал общения, то сквозь него можно было спокойно провести ладонь, почувствовав холод и несильную боль.
Что касается избирательной всепроникаемости, то Колобок преспокойно просачивался сквозь двери и стены, однако избегал любых силовых полей и энергетически обработанных материалов. Сами препятствия при подобных экспериментах моего питомца не страдали ни в малейшей степени – проверено. Но это в спокойной обстановке, если же разозлить…
Друзья рассказали, что когда малыша пытались поймать в больнице, он пробился сквозь локальное гравиполе, которым его накрыли, и разгромил палату, чуть не прибив двух десантников в силовой броне. После всего этого начисто ассимилировал шесть энергокристаллов, мощностью до двух единиц, превратив их в невзрачные, крошащиеся куски кварца. Дальше испытывать судьбу военные специалисты не стали, сочтя разрушение целого медицинского комплекса чрезмерным для отлова живой молнии.
Окружающие реагировали на Колобка по-разному. Кто удивлённо косился, некоторые даже спрашивали, что это, но в большинстве своём, приученные современными новинками ко всему, люди мало внимания обращали на необычный шарик, считая чудачеством голографическую проекцию шаровой молнии. Я, естественно, не стремился пускаться в объяснения для интересующихся и разубеждать всех прочих, поддерживая образ иллюзорной проекции.
Путь к научному центру лежал неблизкий – через несколько палуб. Но идеальная транспортная система позволяла добраться до любой точки не более чем за минуту. Достаточно было вызвать карту, отметить конечную точку маршрута, и голографический указатель направлял вас в направлении ближайшего окна гравитранса. В итоге, не пройдя и пятидесяти метров, вы находили либо саму трассу, либо межуровневый канал. А потом компьютер заключал человека в силовой кокон и за несколько секунд перемещал до места выхода. Лишь на выходе следовало быть осторожнее, дабы не налететь на кого-нибудь.
Обновлённая транспортная система стала намного совершеннее предшественницы. Как я уяснил из схемы, она использовала новый принцип гравитационных узлов. Когда от одной точки до второй генерируется однонаправленное поле, меняющее вектор движения попавшего в него объекта. В итоге человек не чувствует никакой инерции и преодолевает за пару секунд до сотни метров, попадая в следующий узел, а потом летит дальше и дальше. Походит на схему межзвёздных прыжков, но в локальном исполнении. Быстро и удобно.
Таким образом, ногами мне пришлось пройти всего ничего. Потом последовал головокружительный полёт через несколько уровней, и я оказался на месте – возле синей двери с оранжевой надписью по всей длине «Научный Сектор РН-16».
Встретил меня молодой мужчина лет сорока, среднего роста и с удивительной огненно-рыжей копной волос на голове. Если это естественный окрас, то кто же у него в роду был, не иначе прямой выходец с материнской планеты. Представившись Алексеем, он проводил меня внутрь научного комплекса, где сдал с рук на руки уже знакомому мне профессору Весенину.
Коридоры сектора были заполнены суетившимися сотрудниками, нераспределёнными по лабораториям грузами, об которые то и дело эти самые сотрудники успешно спотыкались. Кто-то громко требовал предоставить ему «эйгерный ассонатор, или я за себя не отвечаю». Как будто трудно спросить интеллект корабля, который знает точно, где что находится. Смешные люди – умнейшие, серьёзные, способные создать звездолёт, но абсолютно беспомощные в повседневной жизни. Как будто другая раса.
– Молодой человек, я несказанно рад! – встретил нас профессор.
Научный энтузиазм учёного был оценен по достоинству – Колобок нахохлился и ощетинился сеточкой молний. Впрочем, привыкший ещё и не к такому поведению исследуемых организмов инопланетного происхождения, Пётр Сергеевич не обратил на это внимания, пригласив нас следовать за собой. Хорошо ещё руки тянуть не стал, получилось бы некрасиво, хотя реанимация тут должна быть неподалёку… шучу, шучу. Максимум получил бы лёгкий разряд, для острастки.
Мой круглый спутник, как ни странно, быстро успокоился, видимо понял, что никто нас обижать не собирается, и сидел спокойно, изредка взмывая над головой и вертясь, как планета. Любопытный он у меня, страсть.
Протиснувшись через узкий проход меж транспортных контейнеров, мы дошли до небольшого овального зала, метров восьми в диаметре, посреди которого в гордом одиночестве расположился стол. Справа от входа расположились четыре кресла вирта, вросшие в матово светящийся пластик стены. Больше в комнате никого и ничего не наблюдалось.
В рабочей обстановке учёный разительно изменился, став предельно уверенным, немногословным и серьёзным.
– Проходите, – профессор устроился в одном из ложементов и приступил к калибровке оборудования лаборатории, – можно посадить его на стол?
– А что будет? – я волновался не столько за Колобка, сколько за сохранность оборудования.
– Для начала мы твоего друга попытаемся накормить. Параллельно изучим структуру энергетических полей, из которых он состоит, в общем, самое обычное обследование пациента.
Приблизившись к столу, я подтолкнул Колобка, чтобы тот опустился на ровную поверхность, в середине которого чернела точка энергоузла. Малыш тут же присосался к еде, но как только я сделал шаг к креслам, последовал за мной. Я снова положил его на место и пробежал пальцами по сразу ставшей тёплой и упругой внешней оболочке.
– Сиди здесь, я буду рядом, вот в том кресле.
Мой голос подействовал, или это существо некогда действительно было разумным и уловило мои эмоции, так или иначе, но взаимопонимания мы достигли, и живой сгусток огня накрыл собой источник питания, начав мягко пульсировать оранжевым. Я постоял, поглаживая малыша, и только когда тот полностью успокоился, присоединился к профессору в недрах вирта.
Пётр Сергеевич тем временем уже настроил оборудование и увлечённо проводил какой-то анализ.
– Сейчас мы попробуем создать пассивное энергетическое поле вокруг стола, – я хотел было спросить, как такое возможно, но прежде чем отдал мысленную команду, знания были переданы мне компьютером.
Речь шла о создании полностью равновесного поля, которое изменялось при любом энергетическом воздействии на него. В объёме поля не существовало волн – оно изменялось всё, целиком. Оно как бы выполняло роль воды в стакане, куда упал камешек. Не совсем верное сравнение, но…
Так или иначе, пройдя через интерпретатор корабельного интеллекта, в вирте отслеживались все хитросплетения энергетических потоков. Снимая матрицу изменений параметров, можно было получить детальное представление о природе происходящих явлений. Что-то похожее использовалось в вирт-съёмке, но данный метод обладал потрясающей глубиной и универсальностью.
Колобок на внешние воздействия никак не отреагировал, но в виртуальном пространстве прямо перед нами возник мой шарик в увеличенной модели. Было видно, как снизу в него вливался белый поток энергии, цвет которого по мере проникновения в глубину тела изменялся, бледнел и рассеивался, поглощенный организмом без следа. Хотя, как это без следа, графики энергонасыщенности ползли вверх, демонстрируя вектор роста.
Постепенно происходящее стало более понятным. Видимо, при прорыве со станции маленький энергоид был ранен и потерял способность усваивать энергию. Часть его тела носила следы повреждений, если судить по подсказкам компьютерной системы, выделяющей аномальные области тела Колобка, представляющие собой сложное переплетение потоков сил. Но в отличие от (если так позволено сказать) функционирующих органов, повреждённые практически не накапливали энергию, наоборот, истекали ею.
– Обрати внимание на изменение цвета силового потока, – я услышал голос профессора и глянул в подсвеченную таблицу, – объект не просто потребляет энергию, он её преобразует в другой тип, но на это уходит львиная доля мощности. Умник!
Новый голос появился неожиданно. Судя по интонациям, это был интеллект корабля, или лаборатории. Нет, всё же корабля, два искусственных интеллекта равного класса займут слишком большой объём внутреннего пространства, а толку с того никакого.
– Анализ процесса ассимиляции завершён. Эффективность ниже трёх процентов. Для преобразования используется внутренняя структура объекта в объеме тридцати восьми процентов, что представляется критическим пределом.
– А во что преобразуется энергия?
– Сложная система магнитных, электрических, гравитационных и фазовых импульсов, всего в структуре энвера учтено тридцать два компонента.
– Воспроизвести можно?
– Нет. Алгоритм преобразования не поддаётся анализу. Чрезмерное усиление любого компонента может привести к распаду объекта.
– Структура трансформации просчитывается?
– Ведётся расшифровка, но пока результат не явен. Имеет место сложный четырёхмерный процесс. Прирост – один процент в сто восемьдесят часов.
– Какой прогноз на изменение внешнего источника питания на более эффективный?
– Поток может быть безопасно увеличен в шесть раз, скорость роста возрастет в четыре раза.
– Попробуй создать аналогичный энвер с использованием всех зафиксированных энергий, сделав минимальным мощность каждой. Отслеживай динамику потребления каждого компонента.
На краю стола возникла небольшая сиреневая сфера. Она вращалась, набухала и росла, но вот остановилась и замерла в тусклом сиянии, сразу обратив на себя внимание светящегося шара. Колобок оторвался от еды, неторопливо всплыл над столом и облетел вокруг нового источника. Не обнаружив ничего опасного, приблизился, сформировал жгутик-щуп и аккуратно ткнул им поверхность сферы. И тут же целиком залез внутрь.
Сияние от Колобка наложилось на испускаемый сферой сиреневый свет, наполнив лабораторию красочными переливами. В вирт-модели сразу стало заметно, как на глазах изменяется внутренняя структура существа, его цвет, возникают новые энергетические узлы – организм подстраивается под новые условия.
Тело Колобка сразу принялось работать с куда большей эффективностью. Процесс регенерации ускорился в разы, поглощая аномальные зоны и создавая на их месте функциональные структуры. Прогнозировалось полное восстановление работоспособности через несколько суток, при наличии достаточного объёма питания. Всё же биологическое тело очень похоже на энергетическое – те же проблемы с восстановлением повреждений, с питанием и болезни наверняка имеют место. Я только мог искренне радоваться за мелкого.
– Эффективность поглощения энергии достигла максимума. Объект самостоятельно регулирует приток мощности. Поглощаемый объём равен трём с половиной мегаваттам в час, повышается.
Ничего себе он жрёт!
– Прогресс развития ускорился в семь раз. Система накопления и хранения энергии не ясна. Пока выяснена закономерность концентрации энергии в особых точках организма – зелёные метки на схеме. Для полноценного анализа требуется высвободить дополнительные вычислительные мощности.
Профессор был просто вне себя от радости, и только услышав про недостаток ресурсов, сразу же ликвидировал эту проблему, связавшись с научным центром Сигмы-6 и попросив дополнительный канал для передачи и обработки данных на мощнейших вычислительных комплексах станции. Там также заинтересовались происходящим, и вскоре к нашей группе присоединились ещё трое виртуальных исследователей, которые мгновенно разобрались в происходящем, и вскоре между учёными начался настоящий диспут.
В общем, мы провели в вирте целых семь часов. За это время мой Колобок ещё на процент ускорил поглощение энергопотока, молодец какой.
Выйдя наружу, я обнаружил целых девять пропущенных вызовов, хотя времени уже полпятого утра. Не стоило так увлекаться, можно и первый старт проспать. Вот по части господина Весенина я даже не сомневался, его теперь из лаборатории тягачом не вытащишь.
Малыша, кстати, тоже. Он наотрез отказался покидать уютное гнёздышко, но не успел я выйти из лаборатории, как наполовину высунулся из питающего его шара, и стало видно, что ещё один мой шаг и питомец последует за мной. Я вернулся, погладил вновь спрятавшегося внутри источника Колобка и попытался, как мог, объяснить, что он пока может остаться, а я буду к нему приходить. Не знаю, понял он мою тираду или нет, но попытки лететь за мной больше не предпринял, оставшись принимать энергетические ванны.
Очутившись в просторном коридоре научной секции, я почувствовал себя немного утомлённым, сказывался многочасовой сеанс вирта. Но как ни странно звучит, спать всё равно не хотелось, зато кушать организм желал, и ещё как.
К моей несказанной радости, столовая располагалась недалеко от нашего второго ангара. Вот сейчас и поглядим, чем нас кормить будут в пути. А то не поздно от увеселительной прогулки отказаться. Шутка.
На первый взгляд место приёма пищи не порадовало. Пустое помещение, довольно бедное интерьерными и художественными изысками. Никаких украшений, лишь белые стены, пол и потолок, одинаковые столы, стулья, как будто попал в больницу. Голый функционал, будто попал в посёлок «иждевенцев». Все процессы, от выбора заказа до уборки стола полностью автоматизированы, оборудование спрятано в стенах. Но как быть с психологической разгрузкой экипажа? Неужели сложно было устроить нечто более комфортабельное, хотя бы экраны повесить могли, покрытие стен сделать активным? Ох, не понимаю я разработчиков «Ломоносова». Психи.
Ожидаемо в столь поздний, хотя, скорее уже, ранний час помещение пустовало. Заняв ближайший столик и потыкав в голоэкран, я с удивлением обнаружил в меню довольно много натуральных продуктов. Кто бы мог подумать, что на здоровом питании флот не экономит. Или это спецпитание для пилотов, а может, так всегда на крейсерах дальнего поиска, чтобы скрасить тяготы продолжительного прохода? Тогда как быть с окружающей обстановкой, а точнее с её полным отсутствием?
Не став углубляться в размышления, заказал двойной бифштекс, харму (овощное блюдо, популярное на Палме) и целый графин яблочного сока. Последнее особенно порадовало – я с детства обожал настоящий яблочный сок. Правда, по цене он был далеко не самым доступным, а искусственный аналог походил на настоящий, как нормальное яблоко на пластмассовое. Но уж тут я оторвусь, весь выпью.
Проглотив заказ и запив его литром вкуснейшего напитка (давно перестал удивляться безразмерности своего желудка), я насилу оторвался от кормушки и побрёл до кровати. На ознакомление с последними новостями и поглощение еды ушло полчаса, так что мне оставалось минут сорок на приведение себя в порядок перед парадным построением.