Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах

Это было одно из крупнейших предприятий фабрично-заводской промышленности Москвы. В 1900 году оно использовало труд 2,5 тысяч рабочих и обладало паровыми двигателями общей мощность до 700 л.с. В 1917 году предприятие было национализировано, а в 1926 году получило имя П. П. Щербакова. Сегодня, некогда могущественная мануфактура Мусси, стала очередным деловым центром под названием «Ле-Форт».

Отметим также, что потомственный почетный гражданин А. П. Мусси входил в состав образованного в июне 1908 года Всероссийского союза лаун-теннис клубов (ВСЛТК), который возглавлял Артур Давидович Макферсон, а с 1910 года был действительным членом Замоскворецкого клуба спорта (ЗКС).

Другие руководящие должности в СКС заняли: Р. Ф. Фульда (почетный секретарь), Н. М. Кузнецов (почетный казначей), В. К. Жиро, С. П. Рябушинский, Н. А. Носов, Л. П. Шартрон и Роб. А. Вентцели (члены комитета).

Думается, что эти люди, вошедшие в руководство первого московского официального («правильного») клуба, заслуживают того, чтобы познакомиться с ними поближе (о Р. Ф. Фульде и Н. А. Носове мы уже рассказывали выше).

Николай Матвеевич Кузнецов был одним из восьми сыновей легендарного «фарворового короля» – Матвея Сидоровича Кузнецова, имя которого по праву стоит в одном ряду с именами таких великих российских предпринимателей, как Морозов, Рябушинский, Мамонтов, Сытин… За «полезную деятельность на поприще фабричной промышленности» тот был награжден дважды орденом св. Станислава 3-й степени, дважды орденом св. Анны 3-й и 2-й степеней, орденом св. Владимира 4-й степени, а за Парижскую выставку в 1900 году французское правительство отметило его Кавалерским крестом Ордена Почетного легиона.

В дореволюционные годы кузнецовские сервизы, вазы и чашки стояли в буфетах почти каждого дома – от крестьян и мещан до дворян. 1300 постоянных и 4000 временных рабочих трудились на заводах Кузнецова. Склады Товарищества находились в десяти крупнейших городах России. Продукция «фарфоровой империи» отличалась высоким качеством и была отмечена Большими золотыми медалями на выставках в Париже (1900) и Ташкенте (1890), дипломами Гран-при на выставках в Париже (1900) и Реймсе (1903), медалями разных достоинств в последующие годы. Фарфоровые и фаянсовые изделия фирмы пользовались большим спросом в Турции, Персии, Болгарии, Японии, Америке, Австрии, Индии и других странах. С 1892 года Товарищество было поставщиком Императорского двора.

Все без исключения Кузнецовы были членами старообрядческой общины Рогожского кладбища. В своих фабричных поселках они построили 7 старообрядческих церквей, 4 молитвенных дома, 6 школ, 7 больниц, богадельню, несколько спортивных плацев, бань и многое другое. В Дулево Кузнецовы содержали сразу четыре футбольные команды! В 1911 году, после смерти отца, Николай Матвеевич возглавил «Товарищество по производству фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецова» (до этого он длительное время занимал должность директора-распорядителя Товарищества). После революции, лишившись всех своих заводов и особняков, Кузнецовы приняли решение о переезде в Ригу, где осталась одна из принадлежащих им фабрик. Это производство Николай Матвеевич и возглавил. Знаменитые керамические бутылочки «Рижского бальзама»» изготовлены именно здесь. В 1938 году Н. М. Кузнецов скончался.

Французский подданный Виктор Клавдиевич Жиро был членом Московского автомобильного клуба, а «по совместительству» – директором-распорядителем Торгового дома «Жиро и Сыновья» с уставным капиталом 8 миллионов рублей, владевшего крупнейшей в Российской империи шелкоткацкой фабрикой в Хамовниках, известной в советское время под названием «Красная Роза», членом правлений Товарищества мануфактурной торговли «И. И. Дунаева Наследники», Хамовнического домостроительного общества, членом Совета Римско-Католической церкви св. Людовика и т. д. и т. п.

Предприниматель, банкир, коллекционер, меценат, выходец из знаменитой старообрядческой купеческой семьи, потомственный почетный гражданин Степан Павлович Рябушинский был директором Торгово-промышленного товарищества «П. М. Рябушинский с Сыновьями» (он заведовал торговой частью фирмы) и Товарищества Окуловских писчебумажных фабрик. Вместе с братом Сергеем основал первый в России автомобильный завод АМО.

С. П. Рябушинский вошел в отечественную историю как известнейший предприниматель и коллекционер, обладатель лучшей в России коллекции икон музейного значения. Со временем его коллекция превратилась в подлинную художественную сокровищницу. Собиратель планировал создать на ее основе Музей иконы, но 1-я Мировая война помешала осуществить замысел. В 1917 коллекция была разорена. Потом, в 1924–1928 годах отдельные иконы поступили в «Антиквариат», Оружейную палату, ГИМ, ГТГ, Пермский и Кубанский музеи.

Степан Павлович, кроме расширения семейных предприятий и управления ими, был активным членом старообрядческой общины, имел собственный автомобиль, возглавлял Московский клуб автомобилистов и Московское общество воздухоплавания, активно играл в теннис в клубных турнирах СКС. С. П. Рябушинский эмигрировал из России после 1917 года, жил в Милане.

Луи Павлович Шартрон владел золотоканительной фабрикой, что располагалась в Сокольниках, на Ермаковской улице (сегодня – улица Короленко).

Отец братьев Вентцели – австрийский подданный Альфред Иванович Вентцели – в московском купечестве состоял с 1882 года, владел большой (здесь трудилось до 200 рабочих) фабрикой кокосовых пуговиц в Лефортовской части, на Малой Переведеновке (это в районе современной Спартаковской площади), занимался торговлей своего товара в Зарядье и благотворительностью, был казначеем Австро-Венгерского вспомогательного общества в Москве, членом Русского фотографического общества. Проживал в собственном доме на Переведеновке вместе с супругой – Августой Васильевной.

Роберт Вентцели, отличный организатор и неоднократный чемпион Москвы по лаун-теннису, любимец Фульды, имел хорошие связи с уже существовавшей тогда Петербургской футбольной лигой, и стал в будущем главным инициатором и организатором футбольных матчей между командами двух столиц. В 1914 году он проживал вместе с женой – Ольгой Сергеевной – в переулке Сивцев Вражек, 44.

Об Альфреде Вентцели «Русский спорт» в 1909 году писал: «А. А. Вентцели, известный московский футболист и большой любитель тенниса, перешел в сторону воздухоплавания. Он хочет стать авиатором и сделал уже к тому первые шаги – построил планер и пробовал летать. Насколько серьезна затея г. Вентцели, покажет будущее. Отметим, однако, что он первый и пока единственный москвич, перешедший от проектов и теории воздухоплавания к практическим опытам». Известно, что в 1911 году А. А. Вентцели учился в Московской школе воздухоплавания (его семья спонсировала это заведение), но что стала с ним позже – мы, к сожалению, не знаем.

Вообще, о судьбе братьев Рудольфа, Роберта и Альфреда Вентцели, много сделавших для развития московского спорта, после 1914 года практически ничего неизвестно. Скорее всего, они, как австрийские подданные, были с началом военных действий высланы из Москвы. А в Книге памяти Иркутской области есть такая справка: «Вентцели Альфред Альфредович. Родился в 1884 г., г. Москва; австриец; б/п; отбывал административную ссылку в с. Назарово Усть-Кутского района Иркутской области. Арестован 14 апреля 1930 г. Приговорен: Особая тройка при ПП ОГПУ ВСК 31 августа 1930 г., обв.: по ст. 58–11 УК РСФСР. Приговор: расстрел. Расстрелян 13 сентября 1930 г. Место захоронения – г. Иркутск. Реабилитирован 29 марта 1989 г. заключением прокуратуры Иркутской области». Судя по всему, речь здесь идет именно об одном из наших героев.

Позже в состав комитета вошли Владимир (Владимир-Карл-Георгий) Эрнестович Цоппи, Александр Иванович Дёмин и Роман Васильевич Карнац (член Совета Евангелическо-Реформаторской церкви, совладелец Торгового дома «В. Ф. Карнац», карандашная и грифельная фабрика которого была первым промышленным предприятием такого рода в Москве), а кандидатами в члены комитета были Константин Алексеевич Васильев и потомственный почетный гражданин, владелец посреднической конторы Лев (Луи) Львович Ферстер.

Отец В. Э. Цоппи – обрусевший итальянец Эрнест (Эрнст-Иосиф-Карл) Яковлевич Цоппи – был купцом, потомственным почетным гражданином Москвы, членом Совета Французской церкви св. Людовика (как и В. К. Жиро), товарищем председателя Русско-Итальянской торговой палаты, занимал высокий пост гоф-маклера Московского биржевого комитета и члена совета Общества производства и торговли резиновыми изделиями «Богатырь». Владимир Цоппи окончил юридический факультет Московского университета, служил помощником присяжного поверенного, адвокатом. Неплохо играл в теннис (после Фульды занимал пост председателя Московской лиги лаун-тенниса и представлял эту организацию в Московском олимпийском комитете), хоккей и футбол. Он даже участвовал в матчах сборных Москвы и Петербурга в 1908 году. Активно занимались спортом в СКС и его старшие братья – Карл-Павел-Мария-Виктор и Лев-Роберт-Эдуард Цоппи, а также молодой Александр.

Но главной страстью Владимира Цоппи были театр и кино. В 1925–1927 годах он играл в Четвертой студии МХАТа, затем был актером различных театров. В 1930–1968 годах играл в кино небольшие острохарактерные роли: Директор цирка («Два – Бульди – два»), Американский фермер («Альбидум»), Апаш («События в Сен Луи»), Английский майор («Зангезур»), адвокат («Сестры»), Картасов («Анна Каренина») и др. При этом он не расставался и со спортом, в 20-е годы был членом московского общества «Пищевики».

Александр Иванович Дёмин был потомственным почетным гражданином, директором правления Товарищества Садковской мануфактуры «Дёмин Иван», фабрика которого располагалась недалеко от подмосковного Воскресенска. Сам он активно занимался спортом, частенько выходил на корт СКС с теннисной ракеткой. Вот такие персоны опекали первый московский клуб – СКС. Право же, похвастаться такими могучими покровителями (все – деловая элита Российской империи!) не может ни один, даже самый богатый суперклуб современной России. И как им только времени на все хватало?

Как мы видим, учредителями, руководителями и «спонсорами» СКС были, в основном, богатейшие люди Москвы династий Рябушинских, Носовых, Зиминых, Кузнецовых, Крестовниковых и др. Да и иностранцев среди них хватало. По этому поводу авторы книги «100 лет российскому футболу» пишут: «Сколько их было – Ричардсонов, Макферсонов, Вентцели и других иностранцев, не жалевших ни сил, ни времени, ни средств на развитие русского спорта и не получавших взамен никакой личной выгоды?! Не будь их, процесс становления отечественного спорта, и в частности футбола, затянулся бы на десятилетия. За все это Россия «отблагодарила» их своеобразным образом: одних объявила военнопленными и отправила на поселение, как это сделало царское правительство с немецкими подданными после начала Первой мировой войны, других вообще лишила жизни или выдворила за ее границы советская власть. К нашему стыду, о судьбе многих людей, стоявших у истоков российского футбола, после 1917 года мы почти ничего не знаем».

В советское время об этих людях предпочитали молчать, а уж если и вспоминали, то исключительно с негативным подтекстом. Не удержался даже глубокоуважаемый Андрей Петрович Старостин, который, вспоминая поездку сборной Москвы в Чехословакию в 1934 году, где он встретился с Р. Ф. Фульдой, писал: «…Мог ли я предположить, что встречу этого всемогущего футбольного деятеля много лет спустя, утратившим всю свою респектабельность, превратившемся в жалкого старика без рода и племени… Грустно было смотреть на этот обломок былого футбольного величия, когда старческой походкой Фульда, в сером поношенном плаще и шляпе, с обвисшими белыми усами двинулся к выходу со стадиона. Да, Октябрьская революция сказала свое слово и в футболе. Кто-то, подобно Фульде, не выдержал экзамена на право строить новую жизнь, оказался за чертой Родины, позднее горько раскаиваясь в своих ошибках. Кто-то, оставаясь по эту сторону черты, но потеряв возможность меценатствовать и своевольно распоряжаться в клубе, отошел от футбола. Но клубы от этого ничего не потеряли. Они продолжали существовать и в новых условиях стали широко привлекать к управлению общественный актив».

Членский взнос для действительных членов СКС первоначально был установлен в размере 10 рублей, плюс 5 рублей единовременный взнос при вступлении. Однако, вскоре взнос действительных членов был увеличен до 35 рублей, а вступительный до 15 рублей – сумма по тем временам очень солидная, заплатить которую мог в Москве далеко не каждый, что делало СКС узко привилегированным клубом столичной аристократии. Член-посетитель должен был заплатить 25 рублей (плюс 5 рублей вступительный взнос), член только футбольной секции – 10 рублей. Кроме того, каждый соискатель членства клуба должен был иметь рекомендации двух его действительных членов.

Несмотря на это, в 1910 году в клубе было 127 членов (103 мужчины и 24 дамы, из них: почетных членов – 1, пожизненных – 22, действительных – 62, членов-посетителей – 42), а к 1912 году их число возросло до 147 человек (в т. ч. 2 почетных и 69 действительных), но футболом из них занимались не более 40 человек. В 1912 году, по предложению Фульды почетным членом СКС был избран известный спортивный деятель из Петербурга А. Д. Макферсон.

Заметим, что в программе СКС сначала были только лаун-теннис (даже на эмблеме клуба были изображены сокол, а под ним скрещенные ракетки), хоккей и катание с ледяных гор на санях типа бобслея. На площадках СКС проводилось первенство Москвы по лаун-теннису, а среди лучших игроков клуба были братья В. Э. и Л. Э. Цоппи, Е. А. и В. А. Вербицкие, Роб. и Руд. Вентцели, Н. П. и В. П. Виноградовы, Р. Я. и В. Я. Серпинские, С. Л. и В. Л. Зимины, Л. Л. Ферстер, Ю. В. Эдельберг, А. Е. Шинман, В. Л. Штекер, И. В. Редерс, Р. Ф. Морель, Я. И. Бит, В. А. Калиш, В. Д. Кирпичников, Л. М. Постников, Н. В. Миквиц, В. Ф. Карш и др. Почти все перечисленные персоны были разносторонними спортсменами и вполне прилично играли в футбол.

Теннисисты клуба были одними из сильнейших в Москве. Кроме проведения чемпионата Москвы (победителям в парном разряде вручался Кубок А. П. Мусси), спортсмены СКС разыгрывали и ряд клубных переходящих кубков: Кубок Р. Фульды (в 1907 году он учредил переходящий кубок своего имени для московских теннисистов, который разыгрывался как чемпионат Москвы в одиночном разряде, а первым обладателем приза стал Рудольф Вентцели), Кубок В. Э. Цоппи (мужской одиночный разряд; Кубок А. И. Демина (мужской парный разряд); Кубок В. Л. Мандль (женский одиночный разряд); Кубок К. А. Васильева (микст). В 1907 году братья Роберт и Рудольф Вентцели стали первыми чемпионами России в парном разряде. В 1914 на площадках клуба проведен матч Россия – Франция.

Насчет футбола первоначально серьезного разговоров не было. Правление СКС, однако, увидев, что футбольные встречи стали привлекать значительное количество зрителей, решило извлечь из этого явления денежную пользу. В 1906 году была организована футбольная команда из игроков, «подвизавшихся» на Ширяевом поле, и футболистов «Быково», оборудовано футбольное поле. Территорию клуба оградили высоким забором. За вход на футбольные состязания со зрителей стали брать деньги.

К счастью, история сохранила для нас фамилии первых футболистов СКС: братья Владимир, Сергей, Дмитрий, Павел и Николай Виноградовы (их отец – известный купец Петр Гордеевич Виноградов, владел булочной, кондитерской, кофейней и пекарней, а мать – Анна Ивановна Виноградова – собственным домом на Мясницкой, 30), Сергей Зимин, Иван Казаков, Николай Слепнев, братья Роберт, Рудольф и Альфред Вентцели, Федор и Петр Федоровичи Розановы (Федор служил помощником присяжного поверенного), Андрей Вашке, Николай Шашин. Футболисты СКС играли в белых фуфайках с продольными синими полосами и в белых трусах.

Говоря о создании первого в Москве официального спортивного клуба и футбольной команды при нем, необходимо уточнить следующее. Один из лучших знатоков дореволюционного футбола Юрий Павлович Лукасяк в своей книге «Футбол. Первые шаги» совершенно справедливо отметил, что «цели, которые первоначально преследовали первые кружковцы, были довольно скромными: распространять тот или иной вид спорта, и с этой целью проводить совместно свободное время, совершать общие пешеходные и велосипедные прогулки, проводить общие собрания, устраивать музыкальные и танцевальные вечера, чаепития и т. д.

Проводимые внутри кружков соревнования не носили состязательного характера, всех участников можно было сосчитать по пальцам. Участвовать в соревнованиях считалось несолидным занятием для интеллигентного человека и отдельным спортсменам приходилось даже скрываться под псевдонимами, чтобы избежать неприятностей по службе». Это подтверждают и тексты уставов первых московских спортивных клубов.

В те годы СКС построил в сосновом бору недалеко от Сокольнической (Бахрушинской) больницы, за местной пожарной частью, у самой трамвайной остановки (из центра сюда ходили трамваи №№ 4 и 6) шесть грунтовых площадок для лаун-тенниса (со временем их стало восемь), более менее пригодное для игры футбольное поле в 1200 кв. саженей (а всего, общая площадь арендованной клубом земли составляла 9750 кв. саженей) и небольшой бревенчатый павильон, служивший летом раздевалкой, а зимой – буфетом. Имелся у СКС и собственный дом на Стромынке. Это было первое в Москве закрытое (т. е. окруженное забором) футбольное поле с хорошим (по тем временам) травяным покровом, с трибунами для зрителей в виде нескольких рядов скамеек. Поля на зиму заливались, здесь играли в хоккей. Через три года взяли в аренду еще 715 кв. саженей и соорудили высокую ледяную горку для катания на санях. Для катающихся (а в год их было около 3000 человек) рядом построили «теплушку».

«Русское слово» писало в 1908 году: «В Сокольническом клубе спорта закончено устройство грандиозных ледяных гор для катания. Они достигают высоты 12 аршин, и устроены специалистами-техниками по образцу распространенных в Швеции и Норвегии – с виражами, особыми для спуска санями. Катанье с этой горы стало любимым спортом высшего московского общества и иностранной колонии. Некоторые группы сняли у клуба определенный день в неделю для катания с этой горы». А в следующем году «Голос Москвы» отмечает: «В воскресенье на катанье в Сокольническом клубе спорта приехал Н. И. Гучков с дочерьми и члены клуба приветствовали в его лице городское управление. Катающихся было так много, так как катание предполагалось снять для синематографа. Катавшиеся были в белых костюмах и таких же шапках, Присутствовали Н. П. и А. П. Рябушинские, Сиу, Ферстер, Демин, Воронины, Алексеевы, Ю. П. Гужон, В. К. Жиро, А. П. Мусси, Р. Ф. Фульда; явился специалист—ансатор для снимков. Перед аппаратом проносились с горы сани во всевозможных фигурах Чествование Н. И. Гучкова было также запечатлено на синематографической ленте».

Р. Фульда был не только почетным секретарем СКС, но и страстным спортсменом. Он играл в лаун-теннис (это был его любимый вид спорта), пинг-понг, занимался фигурным катанием на коньках, недурно играл в футбол. При этом Фульда был человеком отчаянно смелым. 1 мая 1911 года он, вместе с пилотом Шарлем Жильбером, своим товарищем по СКС В. Я. Серпинским и Н. И. Штробиндером, со двора владения Свешниковой за Тверской заставой поднялся в воздух на аэростате «Катык» и пролетел более 50 верст. Через две недели Фульда повторил полет и, пролетев 150 верст, приземлился за Волоколамском, установив при этом собственный рекорд высоты – 2125 метров. А 24 мая того же года Фульда летал уже на Фармане военного типа, который пилотировал авиатор В. А. Лебедев. В 1910 году, находясь в Швейцарии, Фульда спускался на небольших санях с горы в Сен-Морице, избрав для этого самый опасный путь. Ему удалось развить скорость до 112 км в час, но на вираже он налетел на ледяную стену и был отброшен на 60 метров. Смельчака срочно доставили в больницу, где ему наложили на лицо 23 шва.

Фульда также провел через Государственную Думу закон о продаже земли для спортивных клубов не дороже 10 копеек за сажень. В 1908 году футбольное поле было расширено до 1450 квадратных сажен, что соответствовало международным правилам и позволяло проводить матчи с зарубежными клубами. Для увеличения плаца пришлось значительно передвинуть вираж знаменитой горы клуба, после чего он стал немного круче и короче. За свои большие размеры футбольное поле СКС получило в народе прозвище «лошадиное поле». А для футболистов в раздевалке был устроен душ! Фактически, это был первый столичный стадион, открытие которого состоялось 16 августа 1909 года матчем СКС и «Быково». Вход на футбольные матчи был платным – билет для взрослых стоил 40 копеек, для учащихся – 20 копеек.

Добавим, что этот стадион (ул. Стромынка, 4) – один из немногих, который сохранился в столице и действует поныне. До войны он назывался Стадионом коммунальников и медсантрудящихся «Красные Сокольники». Здесь было футбольное поле, площадки для баскетбола (3), волейбола (2), тенниса (4), городков (6) и легкой атлетики. Заведовал всем этим большим хозяйством В. Г. Седов. Сейчас здесь тренируются в основном легкоатлеты, а рядом построен крытый манеж, который называется «Зимним стадионом «Спартак».

Вскоре А. И. Вашке по каким-то причинам СКС покинул. Он вспоминал: «После того, как группа лиц арендовала на Стромынке землю и создала СКС, наша группа начала называться, в отличие от него, «Старые Сокольники», а затем мы решили организовать из оставшихся на Ширяевом поле спортсменов свой кружок, назвав его Кружок футболистов «Сокольники» – КФС. Мы разработали устав кружка и передали его для проверки нотариусу, который, исправив некоторые юридические шероховатости, но, не меняя его по существу, вернул учредителям. Впоследствии наш устав служил образцом для других спортивных организаций. Утверждение устава последовало 21 мая (по старому стилю) 1907 года. «Кружок футболистов Сокольники», официально зарегистрированный, основался на старом месте – на Ширяевом поле, где Общество физического воспитания предоставило ему павильон.

В первый год своего существования, очень скромного за неимением средств, Кружку пришлось потратить много сил на приведение в должный вид футбольного поля, где с 1895 года по 1907 вместо ворот стояли жерди с перекладинами и больше ничего. Интересно привести бюджет первого года КФС: приход 135 рублей, расход – 187 рублей, итого дефицит – 52 рубля. Стоимость мяча в то время была 8–9 рублей (столько стоили три пары простых сапог), сторожу за весь сезон заплатили 12 рублей».

Название КФС долгое время не приживалось. И в народе, и в печати новую команду все продолжали называть «Ширяево поле». Отметим также, что еще одна часть оставшихся после создания СКС и КФС без работы сокольнических аборигенов «трудоустроилась» в подмосковной Мамонтовке, где тоже была создана футбольная команда.

* * *

Вскоре футбол в Москве настолько развился, что Ширяево поле не могло уже обслужить всех желающих. Молодежь из средних учебных заведений стала играть почти на всех пустырях и площадях Москвы, даже на главном парадном плацу в Кремле. Ставили переносные ворота, а затем уносили их с собой.

Но говорить о том, что футбол уже стал полноправным членом спортивной жизни Москвы, было преждевременным. Пока это была случайная, нерегулярная забава с мячом весьма ограниченного круга людей. Ветеран московского футбола, первый президент клуба «Кожаный мяч» Михаил Сушков вспоминал, что футбол в те годы только «объявился в Москве. Слово «объявился» не случайно – футбол лишь показался, не более того, поскольку захватил москвичей далеко не сразу. Это был «черенок», прививавшийся на московской земле довольно медленно. Около десяти лет продолжался этот инкубационный период. Лишь к 1905 году сей «саженец» пошел в рост, один за другим стали появляться футбольные клубы. А вмести с ними – и футбольные болельщики…

Нынешний класс игры в кожаный мяч, как известно, складывался постепенно, футбольное мастерство росло от года к году в течение многих десятилетий. Искусство «боления», по-моему, достигло сегодняшней своей высоты сразу на самой же первой игре. Выше оно не стало. Выше некуда! Да, уже в ту пору непосвященный, глядя на футбольного зрителя, мог бы себе сказать: одно, дескать, из двух – то ли я попал на сбор религиозной секты, обряд которой понуждает ее членов доводить себя до полного исступления, то ли стал свидетелем какого-то таинственного коллективного помешательства. И он, непосвященный, чтобы скрыть негодование, вызванное столь разнузданным поведением зрителя, бранное слово «сумасшедшие» заменял более корректным «больные». Отсюда, наверное, и пошло «болельщик»… Впрочем, тогда говорили: «болейщик».

О том, что собой представляли первые футбольные матчи того времени, можно судить по воспоминаниям бывшего вице-президента Московской футбольной лиги, одного из основателей футбола в Орехово-Зуево, англичанина Гарри Чарнока. «Если можно было бы отодвинуть время назад, то, присутствуя на первых футбольных матчах, мы увидели бы усатых и бородатых парней, скопом бегающих за мячом по примитивному полю. Такой же примитивной была и техника, сводившаяся к ударам по мячу носком. Тактика также проста до предела: овладей мячом и бей по нему в сторону ворот противника.