Дороги в неизвестность (сборник)

– Как, как? – переспросила мать.

– Все равно ничего не помню, а здесь ни одного знакомого не осталось. Лучше бы не возвращался…

Часть вторая

Живой

Глава 1

Первое знакомство

– Пошла, – разрешил я.

Красотка, не оглядываясь, прыгнула в переливающуюся темноту. Для нее показать боязнь хуже, чем для воина. Доказать, что лучше всех – вот главная задача для таких, как она.

Невозможно описать это зрелище ни на Языке Народа, ни на русском. Прямо перед тобой зияет неподвижное черное ничто трехметрового диаметра, а, при желании Вожака, и больше, и чувства говорят тебе, что внутри ничего нет. Нет запаха, звука, осязания, и не на что смотреть. Абсолютное ничто, где нет места живому существу.

Можно заглянуть сбоку или сзади, и со всех сторон это выглядит совершенно одинаково. Если ты войдешь в нее, окажешься за сотни, а то и тысячи километров. Шаг – и на этой стороне ничего нет.

Умом я все прекрасно понимаю, но все чувства буквально визжат, посылая сигналы о полном отсутствии любой отдачи из дыры, и хочется сжаться в страхе.

Я не в первый раз делаю это. Когда Вожак только начал тренироваться, первым шагнул в неизвестность я. Это мой долг – первым проверить, не ждет ли опасность на той стороне, приятного, скажу, в этом мало. Когда идешь через дыру, возникает ощущение, что тебя разрывает на очень маленькие кусочки. Это длится только мгновение, а потом ты уже на той стороне, собранный в исходном виде. Ощущения отвратительные, хотя после десятка переходов уже не так страшно и больно. Может быть, играет роль привыкание, а может, чем чаще, тем боль слабее и слабее.

Я послал лошадей вперед и в очередной раз понаблюдал занимательное зрелище, когда в дыре исчезает фургон. Никогда не спрашивал, но больше чем уверен, если Вожак не удержит дыру, пока мы не пройдем, может оказаться, что части тел и фургона окажутся по разные стороны. Там – за сотни километров – головы, здесь – задняя часть. Вряд ли это будет приятное зрелище.

На другой стороне солнечный свет ударил по глазам, и я резко остановил фургон, натянув поводья и взявшись за приготовленную заранее винтовку. Остроухий и Серая спрыгнули сзади в разные стороны и моментально исчезли. Нас должны встречать, но приготовиться к любому развитию событий надо. Кто ленив и теряет бдительность, долго не живет.

С негромким хлопком дыра исчезла, и дороги назад больше не было.

Слева от меня находился небольшой лесок, откуда несло смертью и запахом жареного мяса. Это были очень старые, но от этого не менее неприятные запахи. Входить в этот лес не стоило. А вокруг находились заросшие кустарником холмы, и было холодно, очень холодно. Снег почти сошел, но местами еще оставались небольшие белые проплешины. С одного из этих холмов к нам приближался всадник.

Метрах в тридцати от меня с земли поднялась Красотка и демонстративно зевнула, показывая клыки. Еще мгновение назад я ее не видел, только ощущал запах. Она показала, что знает наездника. Тут уж я понял, кто к нам направляется, и немного позже ясно разглядел Черепаху.

Волков я тоже не видел, хотя нюхом чувствовал, что Серая лежит в полной готовности слева, а Остроухий справа от фургона. Прятаться младшие братья и сестры умели прекрасно даже на таком открытом месте.

– Вижу тебя, дважды рожденный, – сказала она, спрыгивая с коня.

– Вижу тебя, паук, – в тон ей сообщил я. – Вожак сказал, ты лучше знаешь, что здесь происходит. Я всегда внимательно тебя выслушаю.

Ее лицо осталось невозмутимым, но сквозь щиты я почувствовал злость.

– Только выслушаешь?

– Я не бросаю тебе вызов и готов подчиниться ради блага Клана. Ты же знаешь, в походе есть только один вождь. Но тогда выбери, кто ты – паук или воин. Если паук – бойцы подчиняются мне.

К нам подъехали еще двое всадников, и за моей спиной моментально появились волки в качестве поддержки и демонстрации защиты. Красотка так и сидела в стороне, делая вид, что происходящее ее не касается.

– Позвольте представить вам, – заговорила по-русски Черепаха, – это Живой, род Медведей, семейство Гризли со скал из Клана Пятипалых. А это, – показала она на вновь прибывших, – Рафик и Лена из рода славян, семейства Каримовых. Союзного семейства, – подчеркнуто сказала она.

Лена была очень маленькой и выглядела моложе моего представления о ней лет на пять. С курносым носом и коротко стриженными каштановыми волосами и вполне физически в форме. Явно привыкла к тяжелой работе и длинным переходам. Больше всего она была похожа на низкорослую самку примата, но второй тени у нее не было.

А вот Рафика я помнил прекрасно. Хотя «помнил» – очень неточное слово. Вожак совершенно невзначай наградил меня массой информации. Из-за этой случайности она странными кусками, которые я получил из его памяти. То есть были вещи, которые я помнил, но память не моя. А некоторые вроде должен был знать, но почему-то не сохранились совершенно. Со временем удалось разложить чужие воспоминания по отдельным полочкам, но некоторые моменты я по-прежнему воспринимал эмоционально так, как будто это касалось меня. Его родителей и сестру, его друзей и врагов.

Рафика я помнил таким, каким он был в армии. Он не особо изменился, только вроде как заматерел и воспринимался совершенно так же.

– Позвольте представить – Остроухий и Серая, род Волков, из Клана Пятипалых, – автоматически сказал я, пытаясь мысленно разобраться, где кончается внушение от Вожака, а где мое собственное отношение.

Они подошли и с интересом обнюхали новых знакомых.

– Мави нам всем представлять не надо, а они такие же, – сообщила Черепаха.

– Вы уж извините, – сказала Лена, – если я что-то порчу, но формальное представление закончено? Тогда надо двигаться.

Я просигналил волкам и залез в фургон, устроившись на передке. Лена села рядом, и в кузов моментально запрыгнула Красотка. Рафик пристроился сзади, в качестве конной охраны, а Черепаха с волками ушли вперед.

Некоторое время мы молчали, глядя на дорогу, потом Лена спросила:

– Я не поняла, что вы говорили вначале, но выглядело это так, как будто вы выясняли отношения.

– Что, так заметно? Мы определяли подчиненность… Я, по вашим понятиям, боевик, а она… хм… заместитель командира по административным и хозяйственным делам. Это разные ведомства. Я сказал, что впрямую она мне приказывать не может, но если убедит в правильности своего решения, а она знает больше меня про Зону, подчинюсь. А остальные, – добавил после паузы, – получают приказы от меня.

– Ты хорошо говоришь по-русски.

– Да уж.

Сзади раздалось явно насмешливое мурчание.

– Что, я опять сказала что-то не то?

– Все нормально… Просто у нас есть такие специалисты, которые могут взять что-то от тебя и передать другому. Не навыки, что даются от рождения – вроде быстрее бегать, дальше прыгать, – а знания. Ну, к примеру, если я умею лечить лошадей, можно взять мои знания, чему я учился много лет, и передать тебе точь-в-точь. Если не тренировать себя и не заниматься делом, все это очень быстро испаряется из головы, но если постоянно упражняться, знания становятся твоими навсегда. Это очень сложно и умеют немногие, но иногда такое делают, когда у человека нет ученика или наследника. Только надо добровольное согласие обязательно, иначе можно доиграться до шизофрении. Зверь, в смысле Алексей, дал мне знание языка. Так что если я хорошо говорю по-русски – это значит, что он хорошо говорил. И словарный запас у меня точно такой же. Если он какого-то слова не знал, значит, и я его не знаю.

– Здорово врешь, – радостно сказала Красотка из-за спины на Языке Народа.

– Я хоть слово лжи сказал? А ты бы думала иногда, прежде чем влезать в разговор.

Она радостно засмеялась.

– Извини, – сказал я Лене, – Мави слишком придурошная, везде ищет причину приколоться.

– Сам такой, – возмущенно заявила кошка.

– Ты настолько ему доверяешь, – дождавшись, пока мы кончили переругиваться, спросила Лена, – что разрешил копаться у себя в мозгах?

– Кто сказал, что я ему доверяю? – изумился я. – Вопрос, доверяет ли он мне… Это он отдал мне часть себя, а мое дело оправдать такое доверие. Видишь ли, мы живем по другим понятиям, чем принято на Земле. Очень серьезно относимся к своим клятвам, и если уж даем слово, то нарушить его способны немногие. Уважать не будут. Никто не скажет: «Плевать я на тебя хотел» или «Я убью тебя», если он на самом деле не собирается это сделать. Тем более никто не скажет: «Я добровольно прошусь войти в Клан, но делать, что мне указывают старшие, не буду». Ага! Наиболее близко к этому самураи. Только мы живем не для господина, а для Клана. Есть долг жизни и долг смерти. Это как… э… правила совместного проживания и правила поведения на войне. Это надо часа три рассказывать, чтобы понятно было, и только основные законы… Ты мне тоже в двух словах не расскажешь уголовный кодекс с разными другими административными законами и уставы в придачу, но живешь по ним каждый день и прекрасно знаешь, что можно и что нельзя. Глупо было бы посылать сюда кого-то, не понимающего языка и не соображающего, что происходит вокруг.

– А ты соображаешь?

– Поживем – увидим… Я еще один родственник из провинции, вроде Черепахи. Глухая такая деревня без цивилизации, со вспашкой земли на быках.

Лена искоса посмотрела на меня.

– От трактора или грузовика шарахаться не буду, с огнестрельным оружием знаком и в качестве разведки очень пригожусь. Не знаю, чего рейдеры умеют, но я наверняка не меньше знаю про Дикое поле и живущих в нем. Леса похуже, степи получше. А лучше Остроухого и Серой в дозоре все равно никого не найти.

– Я лучше, – сообщила Красотка.

– Ты лучше, – согласился я. – Только такие расстояния, как они, ты пробегать не сможешь. Ты у нас резерв главного командования.

– Не поняла, – просовывая морду между нами и пытаясь заглянуть мне в лицо, сказала она.

– Это специальный отряд при военном вожде, – почесав ее между ушами, сообщил я, – который выскакивает из засады. Кому как ни тебе этим заниматься.

– Это правильно, – подтвердила кошка. – Я лучшая!

– Вот именно. А теперь лезь обратно и не мешай разговаривать. Как кто-нибудь запрыгнет к нам в кузов, ты его и удивишь.

Она фыркнула и удалилась.

– Ну, что еще во мне такого хорошего есть? – задумчиво спросил я сам себя вслух. – Телефон за номером пять для связи и полный фургон добра. Кстати, и для вас подарки имеются. Там отдельно мешок лежит, потом посмотрите. Для вас с Рафиком и для ребенка одежда из эльфийской ткани. Зверь сказал, не надо, чтобы видно было, так верхний слой из обычной ткани, с виду не догадаешься. Полный набор – рубашки, майки, брюки и девочке на вырост несколько вещей.

– Ты хоть представляешь, сколько это стоит?

– Не дороже дружбы, а чтобы в голову не брали, там еще за тысячу экземпляров всех видов и размеров и, кроме того, отдельные куски «Ткани» на продажу.

Лена изумленно покачала головой.

– Откуда столько? И Леха тогда притащил кучу добра…

– Ну, если честно, это трофеи. И тогда тоже. Кто с мечом к нам придет, мы тому орало и разорвем. А попутно разденем, разуем и выкуп возьмем. Можно было пару сотен коней пригнать, но невыгодно. «Ткань» дороже. Может, потом перейдем и на такое, а пока в одном фургоне много не увезешь. Там еще две стокилограммовые «Фляги» стоят. Со змеиным молоком и медом. Ну, и по мелочи – «Иглы», «Клей», «Мясо», «Льдинки», десяток «Фляг» поменьше размером.

– Вы и змей доите? – изумилась Лена.

Красотка радостно захихикала.

– Это не змеи, а такие большие ящерицы вроде варанов. У орков вместо домашней скотины. Молоко целебное, очень помогает при разных инфекционных болезнях, способствует укреплению иммунитета. Только пить надо сразу, больше суток не хранится, начинает портиться. Вкус не слишком приятный, но ради здоровья стоит. А мед тоже полезный – при переломах и ранениях очень способствует заживлению. Зверь сказал, что не хуже антибиотиков работает.

Я взглянул на нее и мысленно порадовался, какие они тут прозрачные. Совершенно не умеют закрываться. Наверное, думают, что по лицу ничего не понять, а тут по запаху и движениям все прекрасно слышно и видно. У нас каждый с детства учится себя в броне держать. Это делается настолько автоматически, иногда забываешь, что должен щиты снять, чтобы сделать какие-то определенные вещи. Но зато и не влезут тебе в голову и про чувства не догадаются. Работать с силой под щитами только пауки могут.

– Я, – пояснил Лене на невысказанный вопрос, – из рода Медведей, Черепаха из Волков, есть еще разные, а Леха сам себе род. Потому и Зверь, что своего рода не имеет. У нас имена бывают двух видов. Или как у чукчей – что вижу, то и пою. Но это родители называют. Или со смыслом, когда повзрослеешь. Вот я Живой, потому что чуть не умер, а вместо этого обманул смерть и гуляю. Если надо, можете переименовать в какого-нибудь Ярослава Медведева, от меня не убудет.

Она долго молчала, изредка с интересом поглядывая на меня. Фургон медленно катился, поскрипывая колесами и хлопая брезентовым верхом под ударами холодного ветра. Дорога раскисла от таящего снега, и мы ехали, старательно обходя лужи, чтобы не завязнуть. Впереди все время маячила Черепаха, и иногда мелькали наши волки, прибегавшие к ней с докладом. Я молчал, давая Лене возможность спросить, что ей хочется, и не мешал раздумьям.

– Послушай, – сказала она наконец, – как ты относишься к людям?

Да, вот такого я не ожидал. Еще бы кто мне нормально объяснил, что такое человек.

– Леха говорил, – продолжила Лена, – что вы называете себя Народом, а людей недолюбливаете.

– Ну, да, мы Народ, потому что из одного корня происходим. Вот только как людей можно любить или не любить вообще? Каждому согласно поступкам его. Я пока людей не видел, чтобы кого-то считать заранее плохим.

Лена изумленно открыла рот, чтобы возразить.

– Знаю, знаю. Только вот ты уверена, что вы с Рафиком люди? Я не паук, но эта ваша меченость в глаза бросается. Вряд ли вас можно назвать нормальными людьми. Ты можешь дать точное определение, что такое человек? «Разумное существо» меня не устраивает. Вон Красотка очень разумное существо, прекрасно понимает, о чем мы говорим, но человеком точно не является.

– Я кошка и не желаю быть вашим человеком, – немедленно сообщила та. – У вас даже нормальных клыков нет.

– Мы поэтому и Народ, что такие, как она и Остроухий с Серой, наши братья и сестры. Не на словах, а на деле. Не думаю, что церковь признает их имеющими такие же души. Народ верит, что они могут возродиться среди нас. А вот «Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев» – оплевал, если я правильно помню, еще Диоген.

– Но Найденыша не принимали у вас, – возмущенно заявила она.

– Это правда. А живи в Славянске негр, его бы тоже гоняли и плевали в спину. Что, разве не так?

– Значит, разницу между вами ты знаешь!

– Конечно. Ты знаешь, что такое атавизм?

– Хвост, например, у человека…

– Ну, не совсем так. Это проявление признаков, свойственных отдаленным предкам, но отсутствующих у ближайших родичей. Может быть и хвост, а вообще патология в развитии и ненормальное функционирование организма.

– Стоп, – сказала она решительно. – А вот теперь объясни, что у него не нормально?

– О, тут мы вступили на очень скользкую почву. Врать я не хочу, а полную правду вам лучше пока не знать. Ты знаешь про список улучшений у эльфов?

– Все знают.

– Так вот, у нас тоже кое-что имеется, но не все стоит озвучивать. У нас лучше регенерация. Мы сильнее и быстрее того же человека. Лучше видим и слышим. Такие, как Черепаха, – это очень высокий уровень, но каждый второй среди Народа – то, что вы называете экстрасенсом. Кто-то может общаться мысленно, кто-то видеть будущее, определять по ауре самочувствие или находить воду и руду с минералами. Много есть всяких разновидностей. А самое главное – у нас у каждого две тени.

– Это как?

– Я не знаю, как объяснить то, что надо видеть. Я смотрю и вижу, кто из какого рода происходит. У Найденыша нет второй тени.

– Но ведь и у нас нет…

– И у орков, и у гномов тоже нет. К людям это не имеет отношения, просто это признак Народа. Если человек не русский, а француз или испанец, ты будешь к нему хуже относиться?

– Нет.

– А кто-то будет, хотя все они люди. Достаточно сказать: вот идет китаец или американец – и моментально появится куча шавок, тявкающих из-за угла. Это называется «ксенофобия» и часто относится к близким видам. Потому что они постоянно пересекаются и рано или поздно сталкиваются в конкурентной борьбе. Успешных не любят, потому что им завидуют. И в глубине души считают, что если бы не мешали всякие разные, сами стали бы о-го-го. И не важно, что американцы очень разные бывают, не любят всех скопом. А здесь то же самое. – Я глянул искоса на Лену и спросил: – Меченых еще не ловят в Зоне?

Она улыбнулась и не ответила.

– Придет время – начнут. А у нас, наоборот, все меченые и не любят своих нормальных родственников. А я человек…

Красотка опять радостно замурчала.

– … спокойный, – продолжил я, – все люди в целом мне совершенно до… – я хотел сказать грубость, но глянул на Лену и поправился, – …одного места. Я собираюсь сначала смотреть на их поведение, а там уж как получится. Не пошлют же убежденного куклуксклановца в Африку пообщаться и поработать с тамошними неграми – это плохо кончится. Не надо от меня ждать подобных проблем.

– Все-таки ты удивительно хорошо говоришь по-русски. Ксенофобия, понимаешь…

– У нас в глухой дыре сохранились энциклопедии и словари, но при чужих я собираюсь больше следить за правильным образом деревенского парня и говорить «чо?», «куды?» и тому подобное. Лошадям обязуюсь кричать «Но, залетные…»

Лена засмеялась.

– Ты лучше скажи, я что-то не понимаю, или мы едем не в поселок?

– Сначала заедем в Форт. Чем быстрее избавимся от фургона, тем лучше. Дунай почти очистился ото льда, скинем все это, и вы погрузитесь. Все уже давно готово, только тебя ждали. Да и лучше несколько раз по одной дороге не ездить. Люди, они глазастые, и рано или поздно заметят. Лишние вопросы…

На ночь мы разбили лагерь у маленького ручейка. Я достал из фургона гранулы и запалил небольшой костер.

– Это что? – с интересом спросил Рафик.

– В степи топлива нет, – ставя котелок на огонь, объяснил я. – Там жгут все, включая сухое бизонье дерьмо. А вот деревья ломать нельзя. Поэтому собирают опилки, кору, сучки и другие отходы и прессуют их в такие вот небольшие цилиндрики, – я продемонстрировал. – Килограмм гранул – как пол-литра бензина. Сейчас с этим проще стало, орки стружки и обрезки дерева не ценят, задешево отдают.

– Нет, не делай этого! – одновременно с Черепахой воскликнули мы, увидав, что Лена протягивает кусок хлеба Остроухому.

Она с удивлением посмотрела на нас.

– Ты бы еще пирожные предложила… Они плотоядные и плохо переваривают травяную и мучную пищу. Щенкам вообще давать нельзя, пища закисает в желудке… Никогда не кормите их, как человека, со стола. Килограмм-два мяса в день, зимой больше, летом меньше – это нормальный рацион. Утром они уже ели, а в дороге успели зайца стрескать.

– Откуда ты знаешь?

– Доложили, когда прибежали. А вот Мави придется позже кормить, она лежала и отдыхала. Ночью за сторожа поработает.

Волки дружно оскалились в усмешке, Красотка демонстративно зевнула, показывая клыки, и гордо удалилась от костра в темноту.

– А тебе можно есть все?

– У меня с этим проблем нет, – сообщил я. – Никакой кашрут не предусмотрен. В основном, конечно, мясо в разном виде, но, кроме того, мы делаем сыр и творог из молока коров и кобыл. Зерно и овощи вполне нормально. Рыба иногда, просто больших рек на равнинах нет, и она редко бывает. Собственно, вы ж не первый день с Черепахой знакомы. Она что, сильно привередливая?

– Рыбу вот не любит, – сказал Рафик.

– Это ее личное дело. Желудок у нас хороший и способен переварить все что угодно. Это, правда, не значит, что мы должны любить это «все что угодно». А вот кофе я бы попробовал, интересно…

Черепаха пришла, когда все улеглись и затихли. Она села напротив и принялась сверлить меня взглядом. Я старательно делал вид, что ничего не замечаю. На куске брезента разобрал стечкина и тщательно протирал каждую деталь. Не будешь следить за оружием, оно откажет в самый неподходящий момент. Даже за обычным ножом надо ухаживать, а пистолет посложнее будет. Я снова собрал его, вставил магазин и сунул в кобуру. Потом принялся за винтовку. Тут она не выдержала и спросила:

– Что дома происходит?

– Урожай был хороший, многие кобылы жеребые, с зелеными мы неплохо торгуем. Молодые женщины носят детей. – На это Черепаха скривила рожу. Я сделал паузу и, посмотрев ей в глаза, сообщил: – Койот беременна.

Она улыбнулась улыбкой, которую можно было бы назвать торжествующей, только до меня не дошло, с чего такая радость.

– Мальчик? – утвердительно спросила Черепаха.

– Мальчик, – подтвердил я. – Точно знать пока нельзя, но вот Зверь уверен, что будет примат.

– Надеюсь, он не полез проверять?

– Там без него есть кому. Разрезающая плоть пришла сразу. Всех повыгоняла и долго смотрела.

– Даже так, – пробурчала Черепаха и задумалась, что-то прикидывая.

Разрезающая плоть была одним из старейших членов Совета пауков. За двести лет ей точно перевалило. Специализировалась она на лечении раненых и свое имя получила за отказ от обычных методов и яростное внедрение того, что можно было назвать хирургией. До нее считалось, что если оборотень не способен сам заживить рану, незачем ему и жить. А еще ее называли лучшим специалистом по определению отклонений при беременностях еще до рождения. Хлебом не корми, только покажи особо интересный случай, и она счастлива.

– Шесть месяцев, – озвучила Черепаха свои размышления. – С кем он еще был?

– Щас я тебе так и расскажу, – насмешливо сообщил я. – Кто такие вещи обсуждает с женщиной, которая сама не прочь?

– Не будь идиотом, если родится ребенок вне Клана, об этом будут и так знать все. И росомахи, и кошки, и лисы с удовольствием подсунут Зверю своих девушек. Это хороший поводок для такого, как он.

– Не родится.

– Ты уверен?

– Я уверен. И, думаю, ты тоже. Сама знаешь, он это может контролировать.

– Я-то знаю, а вот ты откуда можешь…

Я пожал плечами, мысленно сделав зарубку на память – обязательно сообщить. Зверь так и говорил: пауки знают, а вот нам не положено. Очень им хочется указывать, с кем и когда появятся его дети. «Вот им, – сказал он, демонстрируя фигу. – Я знаю, как сделать, чтобы они не появились в объятиях очередной красавицы. Ничего не имею против блондинок, брюнеток, шатенок и рыжих и всегда рад, если они этого хотят, но рожать от меня будут только одна-две, и только те, кто в Клане. Еще не хватает такие подарки направо и налево делать. Я им не Илья Муромец, чтобы сыну потом голову отвинчивать, и тем более не жеребец-производитель».

– Он перевертыш, все что угодно может сделать.

– В кого перевертыш? – быстро спросила Черепаха.

Я мысленно прикинул и не увидел, почему не сказать.

– Волк, лиса, примат, медведь, росомаха, рысь, пума, леопард, кошка, ягуар. И это общая характеристика, у той же рыси пять разновидностей, я не знаю, сколько из них. У остальных тоже много родов.

– Шакал, койот, тигр, лев?

– Таких в Клане нет.

– Значит, ты уверен, что ему нужен личный контакт, – пробурчала она.

– Для полного соответствия – да.

– Но он с ними встречался?

– При мне – нет.

– Очень интересно, – пробормотала она себе под нос. – А орком он может стать?

«Опа, – подумал я. – Какой интересный вопрос. Никогда не задумывался, а ведь она права, если может одно, почему не другое?» И вслух:

– Я не видел.

Черепаха подозрительно посмотрела на меня.

– Раньше ты так не говорил…

– Раньше я вообще ничего не говорил, мы были в другой ситуации. Я больше не телохранитель, он сам меня освободил. Я ведь сказал, что не собираюсь выяснять, кто из нас сильнее. Здесь мы с тобой против всех, младшие не в счет, и я всегда прикрою тебе спину. Нам нужна эта земля, и все, кто будут мешать, заработают себе на голову большие неприятности.

– Что, так плохо? От тебя до сих пор несет смертью, что там было?

– Когда умер Старик, Правильный Лучник об этом узнал сразу. Двое из охраны Старика моментально вскочили на коней и ушли. Одиннадцать остались и попросились в Клан.

– И сколько среди них врагов? – моментально спросила Черепаха. – Их надо было сразу… – Она провела рукой по горлу.

– О пауки! – подымая руки к небу, воскликнул я. – Мудрые и думающие о последствиях и благе Народа. Надзирающие за соблюдением традиций и законов. Какое горе, что не все вы такие глупые, как Правильный Лучник и Черепаха, бегущая по предгорью.