Полное собрание стихотворений

«Я быть устал среди людей…»

Я быть устал среди людей,Мне слышать стало нестерпимоПрохожих свист и смех детей…И я спешу, смущаясь, мимо,Не подымая головы,Как будто не привыкло ухоК враждебным ропотам молвы,Растущим за спиною, глухо;Как будто грязи едкой вкусИ камня подлого укусМне не привычны, не знакомы…Но чувствовать еще больнейЛюбви незримые надломыИ медленный отлив друзей,Когда, нездешним сном томима,Дичась, безлюднеет душаИ замирает, не дыша,Клубами жертвенного дыма.‹8 июля 1913›

«Как некий юноша, в скитаньях без возврата…»

Как некий юноша, в скитаньях без возвратаИду из края в край и от костра к костру…Я в каждой девушке предчувствую сеструИ между юношей ищу напрасно брата;Щемящей радостью душа моя объята;Я верю в жизнь и в сон, и в правду, и в игру,И знаю, что приду к отцовскому шатру,Где ждут меня мои и где я жил когда-то.Бездомный долгий путь назначен мне судьбой.Пускай другим он чужд… я не зову с собой,Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.Любимое – со мной. Минувшего не жаль.А ты, кто за плечом, – со мною тайно схожий,Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!‹7 февраля 1913 Коктебель›

«Ступни горят, в пыли дорог душа…»

Ступни горят, в пыли дорог душа…Скажи: где путь к невидимому граду?– Остановись. Войди в мою оградуИ отдохни.И слушай, не дыша,Как ключ журчит, как шелестят вершиныОсокорей, звенят в воде кувшины…Учись внимать молчанию садов,Дыханью трав и запаху цветов.‹Январь 1910›

«И было так, как будто жизни звенья…»

И было так, как будто жизни звеньяУж были порваны… успокоеньеГлубокое… и медленный отливВсех дум, всех сил… Я сознавал, что жив,Лишь по дыханью трав и повилики.Восход луны встречали чаек клики…А я тонул в холодном лунном сне,В мерцающей лучистой глубине,И на меня из влажной бездны плылиДожди комет, потоки звездной пыли…‹5 июля 1913›

«Я, полуднем объятый…»

Я, полуднем объятый,Точно крепким вином,Пахну солнцем и мятой,И звериным руном.Плоть моя осмуглела,Стан мой крепок и туг,Потом горького телаВлажны мускулы рук.В медно-красной пустынеНе тревожь мои сны –Мне враждебны рабыниСмертно-влажной Луны.Запах лилий и гнилиИ стоячей воды,Дух вербены, ванилиИ глухой лебеды.‹10 апреля 1910 Коктебель›

«Дети солнечно-рыжего меда…»

Дети солнечно-рыжего медаИ коричнево-красной земли –Мы сквозь плоть в темноте проросли,И огню наша сродна природа.В звездном улье века и векаМы, как пчелы у чресл Афродиты,Вьемся, солнечной пылью повиты,Над огнем золотого цветка.‹Январь 1910›

Надписи

1Еще не отжиты связавшие нас годы,Еще не пройдены сплетения путей…Вдвоем, руслом одним, не смешивая воды,Любовь и ненависть текут в душе моей.2В горькой купели земли крещены мы огнем и тоской,Пепел сожженной любви тлеет в кадильнице дня.3Вместе в один водоем поглядим ли мы осенью поздней, –Сблизятся две головы – три отразятся в воде.‹1910›

«Я верен темному завету:…»

Я верен темному завету:«Быть всей душой в борьбе!»Но змий,Что в нас посеял волю к свету,Велев любить, сказал: «Убий».Я не боюсь земной печали:Велишь убить, – любя, убью.Кто раз упал в твои спирали –Тем нет путей к небытию.Я весь – внимающее ухо.Я весь – застывший полдень дня.Неистощимо семя духа,И плоть моя – росток огня:Пусть капля жизни в море канет –Нерастворимо в смерти «Я»,Не соблазнится плоть моя,Личина трупа не обманет,И не иссякнет бытиеНи для меня, ни для другого:Я был, я есмь, я буду снова!Предвечно странствие мое.‹11 июля 1910 Коктебель›

«Замер дух – стыдливый и суровый…»

Замер дух – стыдливый и суровый,Знаньем новой истины объят…Стал я ближе плоти, больше людям брат.Я познал сегодня ночью новыйГрех… И строже стала тишина –Тишина души в провалах сна…Чрез желанье, слабость и склоненье,Чрез приятие земных вериг –Я к земле доверчивей приник.Есть в грехе великое смиренье:Гордый дух да не осудит плоть!Через грех взыскует тварь Господь.‹18(5) января 1912 Париж›

Пещера

Сперва мы спим в пурпуровой Пещере,Наш прежний лик глубоко затая:Для духов в тесноту земного бытияИные не открыты двери.Потом живем… Минуя райский сад,Спешим познать всю безысходность плоти:В замок влагая ключ, слепые, в смертном поте,С тоской стучимся мы назад…О, для чего с такою жадной грустьюМы в спазмах тел палящих ищем нег,Устами льнем к устам и припадаем к устьюИз вечности текущих рек?Нам путь закрыт к предутренней Пещере:Сквозь плоть нет выхода – есть только вход.А кто-то за стеной волнуется и ждет…Ему мы открываем двери.Не мы, а он возжаждал видеть твердь!И наша страсть – полет его рожденья…Того, кто в ласках тел не ведал утоленья,Освобождает только смерть!‹12–13 сентября (30–31 августа) 1915Биарриц›

Материнство

Мрак… Матерь… Смерть… Созвучное единство…Здесь рокот внутренних пещер…Там свист серпа в разрывах материнства:Из мрака – смерч, гуденье дремных сфер.Из всех узлов и вязей жизни – узелСыновности и материнства – онТеснее всех и туже напряжен,Дверь к бытию Водитель жизни сузил.Я узами твоих кровей томим,А ты, о мать, – найду ль для чувства слово?Ты каждый день меня рождаешь сноваИ мучима рождением моим.Кто нас связал и бросил в мир слепыми?Какие судьбы нами расплелись?Как неотступно требуешь ты: «ИмяСвое скажи мне! Кто ты? Назовись».Не помню имени, но знай, не весь яРожден тобой, и есть иная часть,И судеб золотые равновесьяБлюдет вершительная власть.Свобода и любовь в душе неразделимы,Но нет любви, не налагавшей уз.Тягло земли: двух смертных тел союз.Как вихри, мы сквозь вечности гонимы.Кто, возлюбив другого для себя,Плоть возжелал для плоти, без возврата,Тому в свершении – расплата:Чрез нас родятся те, кого, любя,Связали мы желаньем неотступным.Двойным огнем ты очищалась, мать!Свершая всё, что смела пожелать,Ты обняла в слияньи целокупномВ себе самой возлюбленную плоть.Но как прилив сменяется отливом –Так с этих пор твой каждый день ГосподьОтметил огненным разрывом.Дитя растет, и в нем растет иной,Не женщиной рожденный, непокорный,Но связанный твоей тоской упорной,Твоею вязью родовой.Я знаю, мать, твой каждый час – утрата,Как ты во мне, так я в тебе распят.И нет любви твоей награды и возврата,Затем что в ней самой награда и возврат.‹5 октября 1917 Коктебель›

«Отроком строгим бродил я…»

Отроком строгим бродил яПо терпким долинамКиммерии печальной,И дух мой незрячийТомилсяТоскою древней земли.В сумерках, в складкахГлубоких заливовЖдал я призыва и знака,И раз пред рассветом,Встречая восход Ориона,Я понялУжас ослепшей планеты,Сыновность свою и сиротство…Бесконечная жалость и нежностьПереполняют меня.Я безысходно люблюЧеловеческое тело. Я знаюПламя,Тоскующее в разделенности тел.Я люблю держать в рукахСухие горячие пальцыИ читать судьбу человекаПо линиям вещих ладоней.Но мне не дано радостиЗамкнуться в любви к одному:Я покидаю всех и никого не забываю.Я никогда не нарушил того, что растет;Не сорвал ни разуНераспустившегося цветка:Я снимаю созревшие плоды,Облегчая отягощенные ветви.И если я причинял боль,То потому только,Что не хотел заиграть до смерти тех,Кто, прося о пощаде,Всем сердцем молилиО гибели…‹1911›

«Склоняясь ниц, овеян ночи синью…»

Склоняясь ниц, овеян ночи синью,Доверчиво ищу губами яСосцы твои, натертые полынью,О, мать-земля!Я не просил иной судьбы у неба,Чем путь певца: бродить среди людейИ растирать в руках колосья хлебаЧужих полей.Мне не отказано ни в заблужденьях,Ни в слабости, и много разЯ угасал в тоске и в наслажденьях,Но не погас.Судьба дала мне в жизни слишком много;Я ж расточал, что было мне дано:Я только гроб, в котором тело БогаПогребено.Добра и зла не зная верных граней,Бескрылая изнемогла мечта…Вином тоски и хлебом испытанийДуша сыта.Благодарю за неотступность болиПутеводительной: я в ней сгорю.За горечь трав земных, за едкость солиБлагодарю.7 ноября 1910

II. Киммерийская весна

«Моя земля хранит покой…»

Моя земля хранит покой,Как лик иконы изможденный.Здесь каждый след сожжен тоской,Здесь каждый холм – порыв стесненный.Я вновь пришел к твоим ногамСложить дары своей печали,Бродить по горьким берегамИ вопрошать морские дали.Всё так же пуст Эвксинский ПонтИ так же рдян закат суровый,И виден тот же горизонт,Текучий, гулкий и лиловый.‹9 февраля 1910 Коктебель›

«Седым и низким облаком дол повит…»

Седым и низким облаком дол повит…Чернильно-сини кручи лиловых гор.Горелый, ржавый, бурый цвет трав.Полосы иода и пятна желчи.В морщине горной, в складках тисненых кожТускнеет сизый блеск чешуи морской.Скрипят деревья. Вихрь траву рвет,Треплет кусты и разносит брызги.Февральский вечер сизой тоской повит.Нагорной степью путь мой уходит вдаль.Жгутами струй сечет глаза дождь.Северный ветер гудит в провалах.‹Февраль 1910 Коктебель›

«К налогам гор душа влекома…»

К налогам гор душа влекома…Яры, увалы, ширь полей…Всё так печально, так знакомо…Сухие прутья тополей,Из камней низкая ограда,Быльем поросшая межа,Нагие лозы виноградаНа темных глыбах плантажа,Лучи дождя, и крики птичьи,И воды тусклые вдали,И это горькое величьеВесенней вспаханной земли…‹12 февраля 1910 Коктебель›

«Солнце! Твой родник…»

Солнце! Твой родникВ недрах бьет по темным жилам…Воззывающий свой ликОбрати к земным могилам!Солнце! Из землиРуки черные простерты…Воды снежные стекли,Тали в поле ветром стерты.Солнце! ПрикажиВиться лозам винограда.Завязь почек развяжиВластью пристального взгляда!‹14 февраля 1910›

«Звучит в горах, весну встречая…»

Звучит в горах, весну встречая,Ручьев прерывистая речь;По сланцам стебли молочаяВстают рядами белых свеч.А на полянах влажно-мшистыхСредь сгнивших за зиму листовГлухие заросли безлистыхЛилово-дымчатых кустов.И ветви тянутся к просторам,Молясь Введению Весны,Как семисвечник, на которомОгни еще не зажжены.‹16 февраля 1910 Коктебель›

«Облака клубятся в безднах зеленых…»

Облака клубятся в безднах зеленыхЛучезарных пустынь восхода,И сбегают тени с гор обнаженныхЦвета роз и меда.И звенит, и блещет белый стеклярусЗа Киик-Атламой костистой,Плещет в синем ветре дымчатый парус,Млеет след струистый,Отливают волны розовым глянцем,Влажные выгибая гребни,Индевеет берег солью и сланцем,И алеют щебни.Скрыты горы синью пятен и линий –Переливами перламутра…Точно кисть лиловых бледных глициний,Расцветает утро.‹21 февраля 1910 Коктебель›

«Над синевой зубчатых чащ…»

Над синевой зубчатых чащ,над буро-глинистыми лбами,июньских ливней темный плащклубится дымными столбами.Веселым дождевым вином,водами, пьяными, как сусло,и пенно-илистым руномвскипают жаждущие русла.Под быстрым градом звонких льдинстучат на крышах черепицы,и ветки сизые маслинв испуге бьют крылом, как птицы.Дождь, вихрь и град – сечет, бьет, льети треплет космы винограда,и рвется под бичами водкричащая Гамадриада…И пресных вод в песке морскомвстал дыбом вал, ярясь и споря,и желтым ширится пятномв прозрачной прозелени моря.‹13 июня 1913›

«Сквозь облак тяжелые свитки…»

Сквозь облак тяжелые свитки,Сквозь ливней косые столбыЛучей золотистые слиткиНа горные падают лбы.Пройди по лесистым предгорьям,По бледным полынным лугам,К широким моим плоскогорьям,К гудящим волной берегам,Где в дикой и пенной порфире,Ложась на песок голубой,Все шире, всё шире, всё ширеРазвертывается прибой.‹18 ноября 1919 Коктебель›

«Опять бреду я босоногий…»

Опять бреду я босоногий,По ветру лоснится ковыль.Что может быть нежней, чем пыльСтепной, разъезженной дороги?На бурый стелется коверПолдневный пламень, сух и ясен,Хрусталь предгорий так прекрасен,Так бледны дали серых гор.Соленый ветер в пальцах вьется,Ах, жажду счастья, хмель отравНе утолит ни горечь трав,Ни соль овечьего колодца.‹16 ноября 1919 Коктебель›

«Твоей тоской душа томима…»

Твоей тоской душа томима,Земля утерянных богов!Дул свежий ветр… мы плыли мимоОднообразных берегов.Ныряли чайки в хлябь морскую,Клубились тучи. Я смотрел,Как солнце мечет в зыбь стальнуюАлмазные потоки стрел,Как с черноморскою волнойАзова илистые водыУпорно месит ветр крутойИ, вестник близкой непогоды,Развертывает свитки туч,Срывает пену, вихрит смерчи,И дальних ливней темный лучПовис над берегами Керчи.‹1913›

«Заката алого заржавели лучи…»

Заката алого заржавели лучиПо склонам рыжих гор… и облачной галерыПогасли паруса. Без края и без мерыРастет ночная тень. Остановись. Молчи.Каменья зноем дня во мраке горячи.Луга полынные нагорий тускло-серы…И низко над холмом дрожащий серп Венеры,Как пламя воздухом колеблемой свечи…‹1913 Коктебель›

«Ветер с неба клочья облак вытер…»

Ветер с неба клочья облак вытер,Синим оком светит водоем,Желтою жемчужиной ЮпитерНад седым возносится холмом.Искры света в диске наклоненном –Спутники стремительно бегут,А заливы в зеркале зеленомПламена созвездий берегут.И вблизи струя звенит о камень,А внизу полет звенит цикад,И гудит в душе певучий пламеньВ вышине пылающих лампад.Кто сказал: «Змеею препояшуИ пошлю»? Ликуя и скорбя,Возношу к верховным солнцам чашу,Переполненную светами, – себя.‹20 июня 1917›

Карадаг

«Преградой волнам и ветрам…»

Преградой волнам и ветрамСтена размытого вулкана,Как воздымающийся храм,Встает из сизого тумана.По зыбям меркнущих равнин,Томимым неуемной дрожью,Направь ладью к ее подножьюПустынным вечером – один.И над живыми зеркаламиВозникнет темная гора,Как разметавшееся пламяОкаменелого костра.Из недр изверженным порывом,Трагическим и горделивым, –Взметнулись вихри древних сил:Так в буре складок, в свисте крыл,В водоворотах снов и бреда,Прорвавшись сквозь упор веков,Клубится мрамор всех ветров –Самофракийская Победа!‹14 июня 1918›

«Над черно-золотым стеклом…»

Над черно-золотым стеклом,Струистым бередя весломУзоры зыбкого молчанья,Беззвучно оплыви кругомСторожевые изваянья,Войди под стрельчатый намёт,И пусть душа твоя пойметБезвыходность слепых усилийТитанов, скованных в гробу,И бред распятых шестикрылийОкаменелых Керубу.Спустись в базальтовые гроты,Вглядись в провалы и в пустоты,Похожие на вход в Аид…Прислушайся, как шелеститВ них голос моря – безысходней,Чем плач теней… И над кормойСклонись, тревожный и немой,Перед богами преисподней……Потом плыви скорее прочь.Ты завтра вспомнишь только ночь,Столпы базальтовых гигантов,Однообразный голос водИ радугами бриллиантовПереливающийся свод.‹17 июня 1918›

«Как в раковине малой – Океана…»

Как в раковине малой – ОкеанаВеликое дыхание гудит,Как плоть ее мерцает и горитОтливами и серебром тумана,А выгибы ее повтореныВ движении и завитке волны, –Так вся душа моя в твоих заливах,О, Киммерии темная страна,Заключена и преображена.С тех пор как отроком у молчаливыхТоржественно-пустынных береговОчнулся я – душа моя разъялась,И мысль росла, лепилась и ваяласьПо складкам гор, по выгибам холмов.Огнь древних недр и дождевая влагаДвойным резцом ваяли облик твой –И сих холмов однообразный строй,И напряженный пафос Карадага,Сосредоточенность и теснотаЗубчатых скал, а рядом широтаСтепных равнин и мреющие далиСтиху – разбег, а мысли – меру дали.Моей мечтой с тех пор напоеныПредгорий героические сныИ Коктебеля каменная грива;Его полынь хмельна моей тоской,Мой стих поет в волнах его прилива,И на скале, замкнувшей зыбь залива,Судьбой и ветрами изваян профиль мой!‹6 июня 1918›

«Акрополи в лучах вечерней славы…»

Акрополи в лучах вечерней славы.Кастилий нищих рыцарский покров.Троады скорбь среди немых холмов.Апулии зеркальные оправы.Безвестных стран разбитые заставы,Могильники забытых городов,Размывы, осыпи, развалины и травыИзглоданных волною берегов.Озер агатовых колдующие очи,Сапфирами увлаженные ночи,Сухие русла, камни и полынь.Теней луны по склонам плащ зубчатый.Монастыри в преддверии пустынь,И медных солнц гудящие закаты…‹24 октября 1916›

Пустыня

И я был сослан в глубь степей.И я изведал мир огромныйВ дни страннической и бездомнойПытливой юности моей.От изумрудно-синих взморий,От перламутровых озерВели ступени плоскогорийК престолам азиатских гор,Откуда некогда, бушуя,Людские множества текли,Орды и царства образуя,Согласно впадинам земли,И, нисходя по склонам горным,Селился первый человекВдоль по теченьям синих рек,По топким заводям озерным.И оставлял на дне степейМеж чернобыльника и чобраБыков обугленные ребраИ камни грубых алтарей.Как незапамятно и строгоЗвучал из глубины вековГлухой пастуший голос рогаИ звон верблюжьих бубенцов,Когда, овеянный туманом,Сквозь сон миражей и песков,Я шел с ленивым караваномК стене непобедимых льдов.Шел по расплавленным пустыням,По непротоптанным тропам,Под небом исступленно-синимВослед пылающим столпам,А по ночам в лучистой далиРаспахивался небосклон,Миры цвели и отцветалиНа звездном дереве времен.И хоры горних сил хвалилиТворца миров из глубиныВетвистых пламеней и лилийНеопалимой Купины.‹19 ноября 1919 Коктебель›

«Выйди на кровлю… Склонись на четыре…»

Выйди на кровлю… Склонись на четыреСтороны света, простерши ладонь.Солнце… вода… облака… огонь…Всё, что есть прекрасного в мире…Факел косматый в шафранном тумане,Влажной парчою расплесканный луч,К небу из пены простертые длани,Облачных грамот закатный сургуч.Гаснут во времени, тонут в пространствеМысли, событья, мечты, корабли…Я ж уношу в свое странствие странствийЛучшее из наваждений земли.‹11 октября 1924 Коктебель›

Каллиера

С. В. Шервинскому

По картам здесь и город был, и порт.Остатки мола видны под волнами.Соседний холм насыщен черепкамиАмфор и пифосов. Но город стерт,Как мел с доски, разливом диких орд.И мысль, читая смытое веками,Подсказывает ночь, тревогу, пламя,И рдяный блик в зрачках раскосых морд.Зубец над городищем вознесеннойНарод зовет «Иссыпанной Короной»,Как знак того, что сроки истекли,Что судьб твоих до дна испита мера,Отроковица эллинской землиВ венецианских бусах – Каллиера!18 ноября 1926‹Коктебель›

«Фиалки волн и гиацинты пены…»

Фиалки волн и гиацинты пеныЦветут на взморье около камней.Цветами пахнет соль… Один из дней,Когда не жаждет сердце переменыИ не торопит преходящий миг,Но пьет так жадно златокудрый ликЯнтарных солнц, просвеченных сквозь просинь.Такие дни под старость дарит осень.20 ноября 1926‹Коктебель›

III. Облики

«В янтарном забытьи полуденных минут…»

В янтарном забытьи полуденных минутС тобою схожие проходят мимо жены…В душе взволнованной торжественно поютФанфары Тьеполо и флейты Джиорджьоне.И пышный снится сон: и лавры, и акантПо мраморам террас, и водные аркады,И парков замкнутых душистые оградыИз горьких буксусов и плющевых гирлянд.Сменяя тишину веселым звоном пира,Проходишь ты, смеясь, средь перьев и мечей,Средь скорбно-умных лиц и блещущих речейШутов Веласкеса и дураков Шекспира…Но я не вижу их… Твой утомленный ликСияет мне один на фоне Ренессанса,На дымном золоте испанских майолик,На синей зелени персидского фаянса.‹1 февраля 1913›

«Ты живешь в молчаньи темных комнат…»

Ты живешь в молчаньи темных комнатСредь шелков и тусклой позолоты,Где твой взгляд несут в себе и помнятЗеркала, картины и киоты.Смотрят в душу строгие портреты…Речи книг звучат темно и разно…Любишь ты вериги и запреты,Грех молитв и таинства соблазна.И тебе мучительно знакомыСладкий дым бензоя, запах нарда,Тонкость рук у юношей Содомы,Змийность уст у женщин Леонардо…‹12 февраля 1910›

«Двойной соблазн – любви и любопытства…»

Двойной соблазн – любви и любопытства…Девичья грудь и голова пажа,Лукавых уст невинное бесстыдство,И в быстрых пальцах пламя мятежа…В твоих зрачках танцуют арлекины…Ты жалишь нежно-больно, но слегка…Ты сочетала тонкость андрогиныС безгрешностью порочного цветка.С тобой мила печаль земного пленаИ верности докучливо ярмо…Тобой звучат напевы Куперена,Ты грусть огней на празднествах Рамо.В твоих глазах зубчатый бег химеры:Но их печаль теперь поймет ли кто?Так смотрит вдаль на мглистый брег ЦитерыВлюбленный паж на барке у Ватто.‹1911›

«Не успокоена в покое…»

Не успокоена в покое,Ты вся ночная в нимбе дня…В тебе есть темное и злое,Как в древнем пламени огня.Твои негибкие уборы,Твоих запястий бирюза,И строгих девушек ГоморрыЛюбовь познавшие глаза.Глухой и травный запах мирры –В свой душный замыкает круг…И емлют пальцы тонких рукКлинок невидимой секиры…Тебя коснуться и вдохнуть…Узнать по запаху ладоней,Что смуглая натерта грудьТоскою древних благовоний.‹14 декабря 1916›

«Пламенный истлел закат…»

Пламенный истлел закат…Стелющийся дым костра,Тлеющего у шатра,Вызовет тебя назад.Жду тебя, дальний брат, –Брошенная сестра…Топот глухих копытЧуткий мой ловит слух…Всадник летит, как дух,Взмыленный конь храпит…Дышит в темноте верблюд,Вздрагивают бубенцы,Тонкие свои венцыЗвезды на песке плетут…Мысли мои – гонцыВслед за конем бегут.‹Июль 1916›

«В эту ночь я буду лампадой…»

В эту ночь я буду лампадойВ нежных твоих руках…Не разбей, не дыши, не падайНа каменных ступенях.Неси меня осторожнейСквозь мрак твоего дворца, –Станут биться тревожней,Глуше наши сердца…В пещере твоих ладоней –Маленький огонек –Я буду пылать иконней –Не ты ли меня зажег?‹Лето 1914›

«То в виде девочки, то в образе старушки…»

То в виде девочки, то в образе старушки,То грустной, то смеясь – ко мне стучалась ты,То требуя стихов, то ласки, то игрушки,И мне даря взамен и нежность, и цветы.То горько плакала, уткнувшись мне в колени,То змейкой тонкою плясала на коврах…Я знаю детских глаз мучительные тениИ запах ладана в душистых волосах.Огонь какой мечты горит в тебе бесплодно?Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль?Ах, всё великое, земное безысходно…Нет в мире радости светлее, чем печаль!‹24 декабря 1911›

«Безумья и огня венец…»

Безумья и огня венецНад ней горел.И пламень муки,И ясновидящие руки,И глаз невидящий свинец,Лицо готической сивиллы,И строгость щек, и тяжесть век,Шагов ее неровный бег –Всё было полно вещей силы.Ее несвязные слова,Ночным мерцающие светом,Звучали зовом и ответом.Таинственная синеваЕе отметила средь живших……И к ней бежал с надеждой яОт снов дремучих бытия,Меня отвсюду обступивших.‹Декабрь 1911 Париж›

«Альбомы нынче стали редки…»

Альбомы нынче стали редки –В листах, исписанных пестро,Чертить случайные виньеткиОтвыкло беглое перо.О, пушкинская легкость! Мне ли,Поэту поздних дней, дерзатьСловами, вместо акварели,Ваш милый облик написать?Увы! Улыбчивые щеки,Веселый взгляд и детский ротС трудом ложатся в эти строки…И стих мой не передаетВеснушек, летом осмугленных,Ни медных прядей в волосах,Ни бликов золота в зеленых,Слегка расставленных глазах.Послушливым и своенравнымВ зрачках веселым огонькомВы схожи и с лесным зверьком,И с улыбающимся фавном.Я ваш ли видел беглый взгляд,И стан, и смуглые коленаМеж хороводами дриадВо мгле скалистых стран Пуссена?И мой суровый КоктебельСозвучен с вашею улыбкой,Как свод руин с лозою гибкой,Как с пламенем зари – свирель.‹Июль 1912 Коктебель›

«Над головою подымая…»

Над головою подымаяСнопы цветов, с горы идет…Пришла и смотрит…Кто ты?– Майя.Благословляю твой приход.В твоих глазах безумство. ИмяЗвучит, как мира вечный сон…Я наважденьями твоимиИ зноем солнца ослеплен.Войди и будь.Я ждал от РокаВестей. И вот приносишь тыПодсолнечник и ветви дрока –Полудня жаркие цветы.Дай разглядеть себя. ВолноюПрямых лоснящихся волосПрикрыт твой лоб, над головоюСиянье вихрем завилось,Твой детский взгляд улыбкой сужен,Недетской грустью тронут рот,И цепью маленьких жемчужинНад бровью выступает пот.Тень золотистого загараНа разгоревшихся щеках…Так ты бежала… вся в цветах…Вся в нимбах белого пожара…Кто ты? Дитя? Царевна? Паж?Такой тебя я принимаю:Земли полуденный мираж,Иллюзию, обманность… – Майю.‹7 июля 1913 Коктебель›

«И будут огоньками роз…»

И будут огоньками розЦвести шиповники, алея,И под ногами млеть откосЛиловым запахом шалфея,А в глубине мерцать заливЧешуйным блеском хлябей сонныхВ седой оправе пенных гривИ в рыжей раме гор сожженных.И ты с приподнятой рукой,Не отрывая взгляд от взморья,Пойдешь вечернею тропойС молитвенного плоскогорья…Минуешь овчий кош, овраг…Тебя проводят до оградыКоров задумчивые взглядыИ грустные глаза собак.Крылом зубчатым вырастая,Коснется моря тень вершин,И ты изникнешь, млея, тая,В полынном сумраке долин.‹14 июня 1913Коктебель›

«Любовь твоя жаждет так много…»

Любовь твоя жаждет так много,Рыдая, прося, упрекая…Люби его молча и строго,Люби его, медленно тая.Свети ему пламенем белым –Бездымно, безгрустно, безвольно.Люби его радостно телом,А сердцем люби его больно.Пусть призрак, творимый любовью,Лица не заслонит иного, –Люби его с плотью и кровью –Простого, живого, земного…Храня его знак суеверно,Не бойся врага в иноверце…Люби его метко и верно –Люби его в самое сердце.‹8 июля 1914 Коктебель›