Полночный соблазн

– А вот вашей тетушке мое поведение вполне по нраву.

Дженевив фыркнула:

– Моей тетушке понравится любой неженатый мужчина в радиусе пяти миль, если за него можно будет меня сосватать.

Опять смех в ответ! Этот раздражающий, открытый… приятный смех. Дженевив едва не улыбнулась, но вовремя сжала губы.

– Какая очаровательная женщина!

– И чем дольше мы будем оставаться наедине, тем ярче она будет представлять ваше кольцо на моем пальце.

Мистер Эванс небрежно прислонился к дверной притолоке и посмотрел на Дженевив так, как будто она обеспечила ему чудесное развлечение. Возможно, так оно и было. Вероятно, его слегка забавляли ее неловкость и прямолинейность. Должно быть, он с этим прежде не сталкивался.

– Вы говорите о браке с таким презрением, с каким говорят о нем светские повесы, – заметил Ричард.

– Вам виднее.

– Даже так? – Он сощурил глаза. – Вы сделали обо мне неверные выводы. Я всего лишь человек, преследующий научные интересы.

– Ах, оставьте! Научные интересы! Может, я и кажусь вам не слишком умной, но даже я понимаю, что вы бесконечно далеки от науки.

– Вот как? – Мистер Эванс окинул ее долгим задумчивым взглядом. – Мне кажется, я понял причину вашей враждебности. Дело не в том, что я вам не нравлюсь. Скорее, я не вызываю у вас доверия.

Дженевив опустила глаза. Как ловко он ее раскусил! Откуда такая проницательность в таком самовлюбленном человеке?

– А разве одно исключает другое? Быть может, вы не вызываете доверия и одновременно неприятны мне? – пролепетала девушка.

Ричард подошел ближе.

– Так я вам неприятен?

Дженевив уставилась на него, как кролик на удава. Ее никогда не целовали. Никто и никогда не касался ее губ своими. Но сейчас у нее было такое чувство, что он вот-вот ее поцелует. И это почему-то не возмущало ее, а заставляло трепетать от предвкушения.

– Пожалуйста, уходите. – У нее был хриплый, словно внезапно севший голос. – Тетя Люси решит, что вы как порядочный джентльмен должны будете на мне жениться, если я не вернусь в течение следующих пяти минут.

– Вы действительно не торопитесь выйти замуж, – задумчиво сказал мистер Эванс.

Алый цвет снова залил ее щеки, поэтому Дженевив ответила резко:

– Я не просто не тороплюсь. Я вовсе не хочу замуж.

– Ого, мисс Барретт, подобные высказывания могут шокировать.

– Я отдаю себя науке. Мое негативное отношение к браку не означает, что я готова на неприличные связи, – отрезала она.

Что это? Он наклонился или разыгралось ее воображение?

– Какая жалость. – Ричард внезапно выпрямился и водрузил на голову шляпу. – До завтра, мисс Барретт.

Дженевив обдало жаром. Ее отец, сам того не подозревая, привел волка в овчарню. Девушка расправила плечи, напоминая себе, что она умная и независимая, способная отличить редкий фолиант от бульварного чтива, а благородного человека от нечестивца.

– До сих пор не могу понять, что вам за радость жить под одной крышей с викарием и его семьей. Вам очень быстро наскучит наше общество.

– Я дам вам знать, если заскучаю.

– Да что же вам нужно, мистер Эванс? – вырвалось у нее.

Ричард отступил назад и поклонился со всей учтивостью, на какую был способен. В его спокойном, полном дружелюбия взгляде не было и следа того пламени, что горело всего пару минут назад. Словно он не взирал на нее, как кошка на полузадушенную мышь, с которой еще можно поиграть. Кажется, мистер Эванс снова менял правила.

Ричард вежливым жестом коснулся шляпы, откланиваясь.

– Доброго вечера.

Снаружи темнело, и ему пришлось взять со столика подсвечник. Этот жест вызвал в Дженевив какое-то смутное чувство узнавания. Чувство возникло и растворилось мгновение спустя.

– Удачной дороги, мистер Эванс, – произнесла девушка едва слышно.

Она думала, что бросится в свою комнату, едва за ним закроется дверь. Взбежит проворно вверх по лестнице и закроется у себя, не в силах перевести дыхание. Вместо этого Дженевив оставалась в прихожей, пока не услышала, как его экипаж удаляется прочь, грохоча колесами по булыжной мостовой.

Глава 5

Переехав в дом викария, Ричард получил совсем не столь занимательный досуг, как рисовало его воображение, разгоряченное после общения с прекрасной Дженевив Барретт. Викарий был настолько рад обзавестись помощником в научных трудах, а еще более благодарным слушателем своих скучноватых повествований, что гостю приходилось несладко. За неторопливую, усыпляющую болтовню и копание в пыльных бумагах приходилось еще и щедро платить, хотя ширина постели и размеры спальни явно того не стоили.

Даже Люси Уоррен была куда более приятной собеседницей, она болтала о пустяках и много смеялась. Однако по легенде Кристофера Эванса привела к викарию жажда знаний, а не любовь к пустой болтовне, и скрепя сердце он тратил свое время на научную работу.

Лорд Невилл зачастил в гости, следуя за Ричардом по пятам, предлагая помощь и задавая порой довольно каверзные вопросы. Судя по всему, новый любимец викария, да еще и живущий под одной крышей с Дженевив, внушал ему массу подозрений.

А печальнее всего было то, что сама Дженевив старательно избегала общения с ним.

Более того, ни в одном из разговоров – тайно или явно – Ричарду не удалось выведать ничего про фамильную драгоценность Хармзуортов. Если бы он не видел подвеску собственными глазами, впору было засомневаться, что она вообще существует. Все его осторожные расспросы о любых семейных реликвиях, все намеки тонули в бездне непонимания. Как будто обитатели дома и вовсе не знали о наследстве, полученном Дженевив.

Прошло три дня, а разочарование Ричарда только росло. Он ни на шаг не приблизился к финальной цели своего плана. Зато узнал так много о лондонском Тауэре и наследном принце, что голова раскалывалась от имени и дат.

Пришло время для более решительных действий.

Ранним утром, еще до рассвета, Ричард осторожно поднялся наверх и приоткрыл дверь в кабинет, где неделю назад застал спящую Дженевив. Удивительно, но и в этот странный час она опять была здесь, сидела, склонившись над бумагами. Догоравшая свеча бросала круг на крышку бюро и стены, освещала лицо девушки.

У Ричарда перехватило дыхание – настолько хороша была Дженевив в этот момент. С полминуты она сосредоточенно писала что-то на листке бумаги, затем повернулась к лежавшему на полке портфелю. Оранжевый свет осветил горделивый профиль, прямой нос, упрямый подбородок. Тень от ресниц упала на скулы длинным темным клином.

Потянув портфель на себя, Дженевив вытащила из нее тетрадь. Ей пришлось наклониться в сторону, платье скользнуло с плеча, обнажив его.

Ричард встречал много красивых женщин. Они были романтичными и роковыми, нежными и зовущими. Но он впервые столкнулся со столь удивительным сочетанием невинности и ледяной грации, которым была наделена Дженевив.

Какая жалость, что девушка сразу же невзлюбила его новое воплощение – Кристофера Эванса. Впрочем, узнай она настоящего Ричарда Хармзуорта, ее неприязнь могла бы только возрасти – перед ней предстал бы не только повеса, дуэлянт и довольно жесткий тип, но и незаконнорожденный наследник барона.

Ричард продолжал любоваться точеным профилем девушки, ее обнажившимся плечом, когда по ступенькам взлетел Сириус, ткнул его под колено носом и ворвался в кабинет, распахнув дверь.

– Привет, пес! – негромко воскликнула Дженевив и принялась трепать Сириуса за загривок.

Ричард ощутил укол странной ревности. Если бы с такой теплотой она говорила с ним…

Девушка подняла голову, вздрогнула, заметив раннего гостя, ее лицо тотчас стало непроницаемым. Она быстро поправила платье, прикрыв плечо, и напряженно выпрямилась в кресле.

– Мистер Эванс?..

– Мисс Барретт.

Ему предстояло объяснить, за каким дьяволом его занесло наверх в такой час.

– Вы застали меня врасплох, – поджав губы, заметила Дженевив. – И признаться, напугали.

– Я этого не хотел.

– Возможно. Просто у меня нервы шалят после…

Ричард испытал внезапный приступ вины. Девушка вела себя так смело и уверенно перед лицом опасности, что он и заподозрить не мог страх под маской дерзости.

Пытаясь скрыть неловкость, Дженевив почесала Сириуса за ушами. Ричард вновь почувствовал укол ревности.

– Отчего вы не спите в такой час? – спросила она, не поднимая глаз.

Словно откликаясь на ее слова, за окном завел свою песню жаворонок.

Ричард решил, что лучше говорить начистоту. По крайней мере настолько, насколько может говорить начистоту человек, скрывающийся под чужим именем.

– Днем вы избегаете меня.

– Это полная чушь! – Дженевив не смотрела на него, а пальцы ее еще усерднее теребили уши собаки.

– Я въехал три дня назад, а мы едва обменялись парой слов.

– Но ведь вы здесь не ради моего общества. Вас привел интерес к науке. Вы же именно так сказали? – В ее голосе отчетливо сквозил сарказм.

Сириус с блаженным рычанием вытянулся у ее ног.

– Но ваше общество украсило бы мои дни.

Дженевив хмыкнула и прикусила губу. Ричард поймал себя на том, что не может отвести взгляд от ее рта.

Он вошел в кабинет и осторожно закрыл за собой дверь. Все полки и шкафы были заняты книгами и папками с бумагами, какие-то тетради лежали на бюро, записи на разного размера обрывках бумаги разбросаны повсюду. Это было странное зрелище, пожалуй, самая захламленная комната в доме. Оказавшись здесь впервые, Ричард не успел оценить обстановку, поскольку его вниманием целиком завладела женщина с пистолетом. Женщина и фамильная подвеска Хармзуортов.

Дженевив отложила перо.

– Я… должна помочь Доркас с завтраком.

Ричард не сдвинулся с места.

– Полагаю, Доркас еще спит.

– Но мы разбудим весь дом, если будем говорить так громко.

– Могу поспорить, здесь толстые стены, – усмехнулся Ричард и провел ладонью по стене.

Дом строился в семнадцатом веке, и строился на славу. Когда он запер Дженевив в кладовой, то почти не слышал ее угроз и протестов.

– Но нам… нельзя быть вдвоем в столь неурочное время! – Дженевив резко встала.

К несчастью, ее порывистое движение качнуло бюро и расплескало воду из стоявшего на нем стакана. Вода залила бумаги.

Ричард бросился к столу. Они принялись выхватывать тетради и записи из разливавшейся лужицы. Там, где вода касалась чернил, расплывались темные пятна.

В суете Дженевив налетела на Ричарда, когда бросилась спасать стопку писем. Его обдало тонким запахом осенних листьев и фиалок. Девушка отпрянула, лицо ее мгновенно стало пунцовым.

Он учтиво отступил назад и тотчас заметил, что из-под вороха бумаг тянется золотая цепочка. Итак, фамильная подвеска Хармзуортов перекочевала на стол и была погребена под записями. Подобная небрежность удивляла и возмущала.

Перехватив его взгляд, Дженевив сместилась чуть в сторону, стараясь отвлечь его внимание.

– Нам повезло, что воды пролилось совсем немного, – подвел итог Ричард, вытаскивая из кармана платок и проводя им по столешнице.

– Пострадали лишь мои записи, но я их легко восстановлю.

Она осторожно разложила исписанные листки на подоконнике, чтобы они быстрее просохли.

За окном светало. Ричард почувствовал, что упускает возможность растопить лед в сердце Дженевив. Еще минут десять – и проснется Доркас. Что же делать? Смутить ее внезапным прикосновением? Попытаться поцеловать?

От мысли о поцелуе Ричарда обдало жаром. Странно. Ему казалось, что лишь недоступность Дженевив влечет его. Сдайся она на его милость, ореол загадочности развеется, и он потеряет к ней интерес.

Так ли это?

Ричард вспомнил точеный профиль в неверном отблеске свечи, округлое плечо, открывшееся так невинно и соблазнительно. Чем бы ни была занята Дженевив, она казалась ему интересной. Испуганная, враждебная, задумчивая, она была удивительно настоящей. И это заставляло Ричарда чувствовать себя… Настоящим? Живым, обычным человеком, а не ублюдком, вынужденным следить за каждым своим словом и поступком.

Ричард огляделся по сторонам с подчеркнуто непринужденным видом.

– А чем вы занимались? Что это за работа?

Дженевив бросила на него подозрительный взгляд, когда он поднял стопку не тронутых водой бумаг.

– А почему вы интересуетесь?

О, Ричард интересовался! И не столько бумагами, которые взял с бюро, сколько подвеской на золотой цепочке – она теперь открылась его взору. Рубины, сапфиры и бриллианты сверкали в золотом обрамлении. Он видел драгоценность боковым зрением. Нельзя было так сразу обнаружить свой интерес перед дочерью викария.

– Судя по вашей враждебности, вы что-то скрываете. – Он посмотрел ей в глаза.

В ее ответном взгляде был вызов. Дженевив принялась перебирать бумаги, желая убедиться, что больше ничего не промокло.

– Вам нравится работать с моим отцом?

– Пожалуй, – уклончиво ответил Ричард.

Викарий говорил о своих работах увлеченно и с удовольствием, но блестящая латынь, тонкости греческого языка, которые он анализировал в своих трудах, наводили на мысль, что тексты писал не он. Уж слишком велика была разница между академическими текстами и простоватой, хотя и довольно грамотной, речью викария.

– Мне кажется, ему помогает более сведущий в истории человек, – предположил Ричард.

– Возможно. – Тень неудовольствия упала на красивое лицо Дженевив.

Ричард и прежде ловил смутные намеки на отчуждение между викарием и дочерью, но теперь у него не осталось сомнений. Дженевив никогда не участвовала в научных дискуссиях между отцом и его гостями, и, похоже, причина была не только в ее неприязни к новому жильцу.

Ричард задумчиво взял со стола письмо, которое девушка, очевидно, писала перед его приходом. Она вскочила из-за бюро с невероятной поспешностью.

– Не трогайте! – Дженевив вцепилась в бумагу.

– Это ваши собственные работы? – Понимая, что переходит всякие границы, Ричард потянул письмо к себе. Дженевив неохотно уступила и почти упала назад в кресло. Глаза Ричарда забегали по строчкам. Он положил первую страницу, приступил к следующей и через несколько минут отложил бумаги и поднял голову, изумленно глядя на девушку. – Так это все вы?

Дженевив нахмурилась, почти враждебно глядя на него. Серые глаза метали молнии, но плечи бессильно поникли.

– Не имею понятия, о чем вы говорите.

– Так самый острый ум этого дома вовсе не викарий, а его дочь? Вы пишете статьи за него!

Дженевив побледнела, вскочила, вырвала у него рукопись из рук и смяла бумаги.

– Что за нелепость?! Какой еще острый ум? Я обычная женщина.

Ричард рассмеялся, придя от ее горячности в восторг.

– Впервые вижу, чтобы умная женщина притворялась дурочкой. Вы удивительная!

Девушка сникла и нахмурилась.

– Вы же видели статьи отца. Они подписаны его именем.

– Да, но настоящий автор стоит передо мной.

Дженевив была готова отрицать очевидное. Но пытливый интеллект и острое внимание к деталям, идеальный анализ, продемонстрированные в статьях, были слишком узнаваемы.

– Перестаньте упрямиться, мисс Барретт. Ведь я прав?

В то время как девушка искала способ увильнуть от ответа, Ричард уже прикидывал, как использовать новые знания в своих целях. Можно ли будет получить фамильную драгоценность с помощью шантажа? Насколько Дженевив боится огласки своей тайны, чтобы продать подвеску?

Действовать подло не хотелось, поэтому Ричард пока отбросил мысль о шантаже. Нет, не отбросил, а просто убрал в дальний уголок сознания в надежде, что воспользоваться столь гадким планом не придется.

– У меня нет ученых степеней.

– Зато есть блестящий ум. А также сильнейшая тяга к знаниям, – возразил Ричард.

Он был впечатлен тем, сколь многого добилась девушка без специального образования. Не обращая внимания на ее сопротивление, Ричард взял руку Дженевив, сжимавшую скомканные бумаги, и осторожно поцеловал ее пальцы. Это не было попыткой соблазна, скорее, это был жест невероятного уважения к ее силе воли.

Дженевив бросила на него растерянный взгляд из-под ресниц. Она поняла, какой именно смысл вложил гость в этот поцелуй, и безропотно приняла его.

Когда он отпустил ее руку, девушка принялась расправлять скомканные бумаги.

– Я прошу вас не делиться с отцом своими подозрениями. Это может разрушить его репутацию.

– Но это несправедливо. Ваш талант и ваше упорство должны быть вознаграждены.

Дженевив вздохнула и развела руками:

– Отец обещал признать меня соавтором, после того как мне исполнится двадцать один, но этого до сих пор не случилось.

По тому, как поникли плечи девушки, Ричард понял, что ему признаются в очень личных вещах. Неудивительно, что она злилась на отца. Хармзуорт сочувствовал Дженевив, как человек со сложными семейными отношениями.

– И никто не подозревает?

– Для этого нет причин, – вздохнула Дженевив печально.

– Но ваша рука так узнаваема, – хмыкнул Ричард и сел на стул рядом с ее креслом. – Стоило углубиться в чтение, и у меня не осталось сомнений.

– Вы удивили меня, мистер Эванс.

– Просто между нами существует особая связь, мисс Барретт.

Она поглядела на него с осуждением.

– Перестаньте заигрывать. Это серьезная тема.

Ричард негромко рассмеялся и откинулся на спинку стула.

– Поверьте, я тоже вполне серьезен. – Помолчав, он высказал предположение: – Не кажется ли вам, что лорд Невилл что-то подозревает?

Лорд Невилл вел себя как сторожевой пес, почуявший нарушителя. Этот человек явно защищал свою территорию. Но что или кого он считал своей собственностью? Научные труды викария? Дружбу с самим викарием? Его незамужнюю дочь? Или все вместе?

Дженевив усмехнулась с удивившим Ричарда цинизмом:

– Лорду Невиллу очень хочется быть причастным к великим умам и открытиям. Спонсируя моего отца, он возвышается в собственных глазах.

Это было неожиданное мнение, однако вполне правомочное. Оно легко объясняло поведение лорда Невилла. Возможно, тому просто не хотелось делиться славой с внезапно возникшим на горизонте соперником.

– Послушайте, вы не должны прятаться в тени отца.

Внезапно девушка ответила с жаром, прижав ладони к груди.

– А я и не собираюсь! – Казалось, ей не терпелось поделиться наболевшим даже со случайным слушателем. – Я хочу опубликовать под своим именем статью о фамильной драгоценности Хармзуортов!

Господь милосердный! Ричард вытаращил на нее глаза и несколько секунд не мог прийти в себя от изумления.

Неудивительно, что Дженевив не хотела продавать артефакт.

Он спросил как можно небрежнее:

– Какой драгоценности?

– Да вот же она. – Девушка ткнула пальцем в подвеску на цепочке, лежавшую среди бумаг. – Мои изыскания потрясут ученый мир. По крайней мере, тех историков, которые изучают англосаксов, – добавила она горько, подчеркивая тем самым, что таких немного.

Взяв драгоценность со стола, словно это была безделица, Дженевив накрутила цепочку на палец. Камни в подвеске заиграли разноцветными лучами, отразив свет свечи.

Ричард еле удержался, чтобы не выхватить вожделенную вещицу.

– Мне завещала подвеску прекрасная женщина. Увы, ее уже нет в живых. Она училась у Мэри Уолстонкрафт и была первой, кто догадался, что я пишу статьи для своего отца. Я благодарна ей за этот подарок, ведь это семейная реликвия.

Еще бы. Реликвия, черт бы ее побрал! Его семейная реликвия. И тетя Амелия, виконтесса Беллфилд, не имела никакого права передавать ее в чужие руки. Какого труда Ричарду стоило промолчать, не сознаться Дженевив, кому именно принадлежит подвеска.

– Видимо, эта дама очень ценила вас. – Он боялся, что голос дрогнет и выдаст его.

Терпение, напомнил Ричард себе, терпение. У него еще есть время заполучить проклятую подвеску.

– Я тоже дорожила нашей дружбой. Это была прекрасная женщина! – с пылом воскликнула Дженевив. – Ах, видели бы вы ее коллекцию старинных книг!

– Если виконтесса Беллфилд так уважала историю предков, не странно ли, что фамильную реликвию она отдала вам, а не своим прямым наследникам?

– Она не слишком ладила с Хармзуортами. Давний семейный скандал, знаете ли. Она считала, что наследник не имеет права претендовать на титул.

Ричард вздрогнул, как от пощечины. Даже под чужим именем в чужом доме он все равно был уязвим. Семейный позор несмываемым пятном лежал на нем, и стереть его было труднее, чем пятна чернил с залитых водой рукописей.

Но нет! Он не сдастся! Он вернет подвеску туда, где ей место, – в фамильное имение в Норфолке. Подвеска принадлежит семье Хармзуортов. А он, Ричард, был, черт побери, Хармзуортом, пусть и нечистокровным!

Ему всегда нравилась тетя Амелия, несмотря на ее суровый характер. И узнать теперь, что она также считала его ублюдком и порченой кровью, было больно. Привычный гнев заворошился где-то в районе солнечного сплетения, сковывая ледяным жаром внутренности. Гнев и стыд.

По счастью, Дженевив изучала подвеску и не видела, как тени упали на лицо Ричарда.

– Я получила подарок с одним условием: племянник леди Амелии Беллфилд, Ричард Хармзуорт, никогда не должен владеть этой подвеской.

Будь проклята тетка Амелия, старая ведьма!

Гнев разрастался внутри, словно опухоль.

– Сомневаюсь, что поверенный Амелии Беллфилд станет преследовать вас, если вы продадите подвеску. Она ведь стоит немалых денег, – произнес Ричард, стараясь ничем себя не выдать.

Дженевив взглянула на него с неодобрением.

– Это же последняя воля покойной.

– Зато деньги пригодились бы вам для покупки редких изданий.

Она смотрела, прищурившись.

– Странно, что вы это говорите. Несколько месяцев назад сэру Ричарду стало известно, что драгоценность у меня. Теперь он пытается выкупить ее всеми возможными способами.

– И какова цена?

Ричард предлагал баснословные деньги и не понимал причину ее упрямства. Зато теперь ему все стало ясно. Дженевив была предана тете Амелии и держала свое слово. Здесь шла речь о чести, а не о материальных интересах.

– Какая разница? – небрежно ответила девушка. – Меня больше удивило, зачем сэру Ричарду подвеска. Ее реальная цена не столь велика. А этот человек не слишком интересуется историей.

«Интересуется, – подумал Ричард устало. – Интересуется, и еще как!»

– Красивая вещица.

– Когда-то подвеску считали амулетом. Камни не столь хороши, однако легенда делает их бесценными. Говорят, Альфред Великий вручил подвеску предку Хармзуорта в благодарность за спасение от нападения викингов. С тех пор она передавалась от отца к сыну в знак наследования древнего титула. Такие легенды всегда придают исследованиям особое очарование.

– Зато для вас это всего лишь безделушка, которую даже нельзя носить, – голосом искусителя проговорил Ричард. – Только подумайте, как вы могли бы использовать вырученные деньги.

Дженевив пожала плечами.

– Я не могу нарушить слово. Я очень уважала леди Беллфилд. Возможно, благодаря ее вере в меня, я не бросила учиться и достигла того, чего достигла.

– Так ли многого?

– Я говорю о знаниях и саморазвитии.

– Значит, вы так верны старой леди, чье тело уже предано земле, что согласитесь жить в тени отца всю свою жизнь? А ведь вы могли оплатить свое образование…

Дженевив покачала головой.

Ричард беспомощно глядел на нее.

Все тщетно. Фамильная драгоценность была рядом, но он не мог ее получить. Украсть? Добавить к репутации ублюдка еще и славу вора?

– Не переживайте насчет денег, – заметила Дженевив. – Статья, основанная на моих исследованиях семейного древа Хармзуортов и происхождения подвески, принесет мне славу и деньги. Лишь в случае если я не смогу опубликовать статью, я подумаю о продаже подвески.

Надежда снова затеплилась в Ричарде.

– Если вы опубликуете статью, по вашему стилю все сразу поймут, кто пишет за вашего отца.

Ее лицо вспыхнуло.

– Труды отца посвящены Средневековью. Это совсем другая эпоха. А сходство стиля не так уж страшно. Все решат, что именно отец учил меня.

Не в силах больше сопротивляться, Ричард протянул руку к подвеске.

– Могу я взглянуть?

Глаза Дженевив сузились, словно она решала, достоин ли он такого доверия.

– Будьте осторожны, пожалуйста, – наконец произнесла она.

– Поверьте, я сама осторожность. – У Ричарда было куда больше причин относиться к подвеске с трепетом, чем у любого другого жителя Англии.

Вздохнув, Дженевив протянула ему удивительную вещицу. Ричард опустил голову, чтобы скрыть алчный блеск в глазах, взял подвеску из рук девушки. Золото было теплым, словно подвеска была живой. Несмотря на небольшой размер, драгоценность оказалась неожиданно тяжелой.

Поднявшись со стула, Ричард подошел ближе к окну – хотел рассмотреть каждый камень при свете рождающегося дня, а заодно и избежать пытливого взгляда Дженевив. Она не должна понять, как долго он ждал этого момента.