Органический прогресс в его отношениях к историческому прогрессу

В заключение этого этюда сделаю несколько беглых замечаний о вероятных эффектах полового подбора у низших племен, где он проявляется отчасти еще в своем первобытном виде. Прежде чем исторический прогресс выдвинет на сцену богатство, знатность, достоинство как определители спариванья, оно направляется, как у низших животных, силою и привлекательностью (красотою). Поэтому, разумеется, эти же качества и продолжают подбираться первобытным человечеством; но нельзя обойти разницы между подбором этих качеств у низших животных и у человека. Умственное превосходство человека повело к изобретению искусственного оружия и искусственных украшений, качеств органически ненаследственных; поэтому, в то время как Животные подбирают преимущественно вооружения и украшения, у человека должны были подбираться сила и красота вообще. Такой оборот дела, когда он совершился, должен был отразиться и на процессе полового дифференцования, потому что ни сила вообще, ни красота вообще не могли подлежать преимущественному устранению в ранний период, как то можно утверждать относительно специфических придатков и ярких украшений. Вообще это должно было замедлить ход полового дифференцования, так как оно в таком случае могло явиться только вследствие различного упражнения в зрелом возрасте. Различные половые различия, приводимые Дарвином, можно объяснить с этой точки зрения, за исключением одного замечательного случая, который, на первый взгляд, кажется противоречащим всем моим выводам. Нельзя усомниться, что приводимый у Дарвина пример широкотазых готтентоток относится к эффектам одного лишь полового подбора без всякого воздействия других деятелей. Однако его легко объяснить согласно с нашими заключениями. Перечисляя вторичные половые признаки у человека, Дарвин между прочим называет и большее развитие тазовых костей у женщин, но сейчас же оговаривается, что этот женский признак надо скорее признать первичным, чем вторичным. Если же он тесно связан с первичными половыми признаками женщины, то, естественно, он не может наследоваться мужскими потомками, и при его подборе наследственность должна неминуемо ограничиться только женским потомством. То же было бы, если бы какое-нибудь племя стало подбирать своих женщин по какой-либо особенности грудных желез; естественно, что мужчины не могли бы наследовать этой особенности. Одним словом, несомненно, что первичные половые признаки могут быть развиваемы у одного пола в ряде поколений в том или другом направлении, нисколько не отражаясь на соответствующих признаках другого пола, так что случай подбора готтентотами широкотазых женщин нисколько не противоречит нашим выводам[44]. Вообще должно, по-видимому, склониться к тому воззрению, что в деле дифференцования полов у человека половой подбор играл едва ли значительную роль, быть может, даже только усиливал эффекты других деятелей. В настоящее время вся его деятельность сведена к этому усилению, но в первобытные времена его роль этим не ограничивалась, и ему, вероятно, человечество обязано многими дифференцованиями сословий, рас и племен. Поставив своею целью только выяснить роль и условия проявления полового подбора в социальной жизни, я не буду касаться вопроса о его различных последствиях, а интересующихся отсылаю к сочинению Дарвина "О происхождении человека", где вопрос этот разобран со свойственною этому мыслителю глубиною и осторожностью.

В первых четырех главах этого сочинения я обратил внимание на различные деятели, существующие в обществе и своим взаимодействием производящие исторический прогресс; деятелей этих тогда я сгруппировал в три разряда сил – органических, физических и собственно общественных; тогда же я указал и на те два обстоятельства, что, во-первых, последний разряд сил, возникший предварительно особым сочетанием первых двух разрядов, раз образовавшись, стремится все более и более расширить свою компетентность и подчинить своему регулированию деятелей физических и биологических или даже вытеснить и заменить их, и во-вторых, что между деятелями органическими надо различать два рода – деятелей простых, основных, как законы наследственности, размножения, изменчивости; и сложных, как подбор естественный и половой, причем компетентность первых в социальной жизни так же безусловна, как и в органическом прогрессе, проявление же вторых зависит от благоприятных условий, допускающих данное сочетание основных биологических законов. В следующих затем главах (V–VIII) я поставил своею задачею исследовать метаморфозы одного из сложных органических деятелей, полового подбора, в обществе, чтобы таким путем способствовать уяснению ряда отношений, существующих между явлениями биологическими и социологическими. К каким же заключениям пришли мы в нашем исследовании?

Относительно условий проявления полового подбора мы можем сказать, что это условия социальные: сначала детоубийство, потом умычка и полиандрия, далее государственная власть, сословность, прочность брачных уз, смена идеалов, ослабление брачных уз – вот различные причины, обусловливающие проявление или непроявление полового подбора; все это обычаи или законы, заменившие собою физических деятелей. Относительно эффектов процесса, напр., полового дифференцования, мы должны сказать тоже; прежде оно обусловливалось встречею полового подбора с естественным, теперь этот господствующий в органическом прогрессе способ процесса исчез; прежде иногда дифференцование было следствием совпадения полового подбора и определенного влияния условий, теперь это господствующий способ, но только эти условия суть деятели социальные, а не физические. Относительно роли полового подбора должно заключить, что значение его все стеснялось; начав с роли самостоятельного фактора прогресса, половой подбор был постепенно выбиваем из своих позиций развивающимися и вновь возникающими социальными деятелями, на время был даже вовсе вытеснен от влияния на ход прогресса, и если потом дальнейшим развитием он, по-видимому, и может возвратиться к деятельности, то с ролью служебною, с значением воплотителя идеалов нравственного движения и мультипликатора последствий общественных условий, идеалов, которые и без него воплотились бы, и последствий, которые и без него осуществились бы.

Если бы от разбора значения полового подбора сделали мы заключение по аналогии и к другим деятелям первой группы, руководствуясь, главным образом, тем фактом, что в нашем исследовании о половом подборе мы встречались с ними и находили их там, где встречали, в состоянии, сходном с состоянием полового подбора, если бы поэтому мы заключили, что вообще вся первая группа, создавшая своим взаимодействием общество со всеми его специальными деятелями, вслед за тем мало-помалу вытесняется и подчиняется этой новой группе деятелей, мы, может быть, были бы недалеки от истины. Но не будем торопиться выводами и ограничимся теперь констатированьем только того несомненного факта, что именно это случилось с одним из видных деятелей первой группы. К другому главному деятелю органического прогресса как деятелю исторического прогресса, к естественному подбору мы обратимся в следующих главах.

Глава IX

Исторический подбор и первобытные общества

С тех пор как существуют в мире трезвые философы, с полным благоразумием и бесстрастностью взирающие на треволнения мира сего, с тех пор признано и решено безапелляционно, что жизнь человеческая есть по необходимости юдоль плача, порока, несчастий, что таков закон природы и неблагоразумно восставать против него. Но с другой стороны, с тех пор как существуют утописты, мечтающие о всеобщем счастии, о том, что люди – братья и что неестественно трезвое философствование в виду гибели ближнего, с тех пор появляются от времени до времени протесты против закона природы и неблагоразумные подозрения, что, быть может, означенный закон совсем не закон природы, а только закон человеческий. Кто прав, кто заблуждается? Антагонизма между трезвыми философами, признающими несчастие уделом жизни человеческой по неизменному закону природы, и утопистами, подозревающими несуществование такого закона, антагонизма, столь же старого, как сама история, я коснулся с целью показать, что вопрос, который отчасти будет трактоваться на следующих страницах, изучался своей существенной частью не со вчерашнего дня, и биология здесь мало нового поведала социологам. Новую постановку вопроса, новые термины, новые аргументы – вот что она дала в руки трезвых философов; формулы же решения pro и contra в этой тяжбе направлений остались те же. Самым важным аргументом, которым снабдила биология социальные теории о необходимости нищеты, – полезность такой необходимости, усовершенствование породы, будто бы вытекающее из нее через гибель индивидуумов. До вмешательства биологии трезвые философы говорили: бедность, несчастие, голод царствуют повсюду в обществах человеческих, это прискорбно, но таков закон природы; теперь же они изменили тон: в наших обществах, говорят они, масса людей гибнет от голода, изнурения, нищеты, но вследствие этой гибели остаются живы и оставляют потомство только наиболее совершенные личности, и гибелью одних людей покупается прогресс; только таким путем может осуществляться прогресс, и кто скорбит о падших жертвах, кто старается предотвратить их гибель, тот враг прогресса, сам того не понимая. Таковы выводы социологов трезвой школы из биологических обобщений Дарвина. Задача наша заключается в проверке этих выводов и в определении отношения между естественным подбором и социальными деятелями, составляющими в историческом прогрессе плюс относительно органического прогресса.

В предыдущих главах, касаясь по необходимости естественного подбора, я уже указал неизбежные факторы, из которых он слагается. Размножение в себе самом не имеет предела, и внешним его пределом является ограниченность пищи: недостаток пищи вызывает борьбу за существование, в которой гибнут особи менее совершенные, а переживают приспособленнейшие. Борьба за существование является первым условием естественного подбора: она направляет производимый им прогресс жизни, но этот последний порождается изменчивостью, упрочиваемою наследственностью, так что вообще естественный подбор проявляется: 1) при перевесе размножения над средствами существования и 2) при органической наследственности качеств, которым особь обязана своим переживанием. Таким образом, естественный подбор является фактором сложным, но, как уже было указано, не столь сложным, как половой подбор, потому что разлагается на начала, для биологии элементарные: быстрота размножения, ограниченность средств, индивидуальная изменчивость, наследственность, тогда как факторы полового подбора, (неравночисленность полов, полигамия и пр.) сложны даже с чисто биологической точки зрения. Следствием такого различия является более легкая разложимость факторов полового подбора, а с разложением одного из них разлагается и самый процесс полового подбора. Поэтому-то при изменении течения жизни половой подбор легко разлагается, и уже преобразований, претерпеваемых жизнью при самом возникновении цивилизации, вполне достаточно для его вытеснения из числа факторов прогресса. Не то с естественным подбором; простота, элементарность его факторов не допускает его разложения чрез их разложение: может быть разложено только сочетание, что при неустранимости самих слагаемых весьма трудно. Мы попытаемся проследить влияние, которое оказывает возникновение новой жизненной среды, культуры и цивилизации на естественный подбор в его целом и на его факторы в отдельности. Мы должны определить, насколько необходима и как проявляется борьба за существование под влиянием новых исторических деятелей и насколько орудием такой борьбы за существование служат качества, органически наследственные; только при одновременном присутствии этих условий естественный подбор может проявиться.

В органическом прогрессе естественному подбору принадлежит значение первенствующее, роль главного определителя и двигателя прогресса. Дарвин говорит о нем[45]: "Переход от одной степени различия к другой, высшей степени, в некоторых случаях может зависеть от продолжительного действия различных физических условий в двух различных местностях; но мне не слишком верится в такой процесс, и я приписываю переход разновидности из состояния, в котором она мало разнится от своего родича, в состояние, в котором она разнится от него значительно, действию естественного подбора, накопляющего в известных, определенных направлениях разности строения". Другой известный биолог, одновременно с Дарвином пришедший к идее естественного подбора, Альфред Уоллес, говоря о фауне и флоре Малайского архипелага, замечает[46]: "Необходимо заметить, что различие архипелага по естественным произведениям вовсе не соответствует делению на основании физических и климатических условий, – факт очень интересный для теории зависимости животных форм от внешних влияний… Нигде прежняя теория о зависимости естественных произведений страны от физических условий не встречает такого резкого и очевидного противоречия, как здесь". Таким образом, здесь Уоллес, подобно Дарвину, сводит прямое определенное влияние условий к весьма небольшим размерам. Герберт Спенсер, называющий естественный подбор косвенным уравновешением и вообще придающий прямому уравновешению (определенному влиянию условий) большее значение, чем большинство биологов, признающих изменяемость видов, все-таки считает, "что м-р Дарвин несомненно доказал, что значительная часть фактов – быть может, наибольшая — объяснима только как результат выживания особей, уклонившихся каким-нибудь косвенно вызванным путем от прародительского типа"[47]. Можно было бы привести и другие цитаты, доказывающие, что большинство биологов, признающих гипотезу развития видов, признает вместе с тем главным фактором развития естественный подбор родичей в борьбе за существование; остальные процессы: астрономические, геологические, атмосферические и др. влияния – признаются деятелями вспомогательными, только содействующими, по не производящими прогресс самостоятельно. Таким образом, под влиянием и главным руководством естественного 1 126 подбора совершалось течение органического прогресса в продолжение тех долгих периодов, через которые жизнь прошла, прежде чем она развила человека, а затем и первое человеческое общество. Самое происхождение человека и общества Дарвин приписывает действию естественного подбора преимущественно перед другими деятелями. Вот вкратце изложение теории Дарвина[48].

Приведя цитату из Мальтуса о быстроте размножения, Дарвин останавливается на причинах, противудействующих ему: недостаток средств к жизни, следствием чего уменьшение плодовитости, войны, повальные болезни, разврат, а у дикарей, кроме того, детоубийство. Прародители человека, которые были еще беспомощнее дикарей и у которых едва ли могло в то же время быть распространено детоубийство, должны были плодиться чрезвычайно быстро, а потому должны были испытывать периодический голод в громадных размерах. Это последнее обстоятельство вело к естественному подбору, к выживанию приспособленнейших. В борьбе за существование победа человека была следствием его физического строения, умственных способностей и общественных инстинктов. "Хотя, – говорит Дарвин, – умственные способности и общественные привычки суть обстоятельства первой важности для человека, но мы не должны уменьшать важности и телесного его строения". Здесь на первом плане – твердость и устойчивость равновесия при стоянии на двух конечностях, давшая свободу рукам и тем самым громадное преимущество в битве и в добывании средств; освобождение рук и развитая ими вследствие того ловкость уменьшили деятельность челюстей и зубов, а потому и развитие их; умственное прогрессирование увеличило объем и изменило форму черепа и лица; стоячее положение и увеличение веса головы повлияло на изменение спинного хребта и тазовых костей. Таким образом, путем естественного подбора создался, по Дарвину, физический человек, каким мы его знаем[49]. "Я старался показать, – говорит он, – что некоторые из самых характеристичных свойств человека усвоены им, по всей вероятности, посредством естественного подбора, прямым или еще чаще косвенным путем".

Особо и подробно в главах второй и третьей своего сочинения Дарвин рассматривает происхождение умственного превосходства и нравственности у человека, где он доказывает, впрочем, что они могли произойти из тех же психических основ, которые находим мы и у животных, но этот вопрос для нашей цели имеет мало значения. Указав только на то, что Дарвин выводит развитие нравственности из общительности, которые являются взаимно обусловливающими, перехожу к гл. IV, где трактуется человек уже с готовыми умственными способностями и нравственным чувством. После того как человек усвоил себе умственные и нравственные способности, отличающие его от низших животных, действие естественного подбора на его физическую организацию должно было сделаться ничтожным, так как все изменения в окружающей среде он уже встречал изобретениями и находчивостью ума. "Вопрос принимает[50], однако, другой вид, как справедливо замечает Уоллес, когда дело идет об умственных и нравственных способностях человека. Эти способности изменчивы, и мы имеем полное право думать, что изменения способны наследоваться. Поэтому если они были вначале очень важны для первобытного человека и его обезьянообразных прародителей, то совершенствовались и развивались под влиянием естественного подбора". Затем, на следующих страницах[51], Дарвин останавливается на том особом роде подбора, который является следствием борьбы за существование не особей между собою, но племен и обществ и который я, в отличие от обыкновенного естественного подбора, буду называть подбором историческим, или социальным. Он состоит, во-первых, в том, что наиболее одаренные племена вытесняют, истребляют или порабощают менее одаренные (при этом Дарвин указывает и путь, которым усовершенствование или изобретение члена племени передается другим членам, – подражательность), и во-вторых, в том, что в среде самого племени происходит подбор качеств, более полезных племени, а отсюда нравственный прогресс. Указывая на тот факт, что люди, более одаренные общественными инстинктами (нравственностью), должны, естественно, больше гибнуть вследствие их самоотвержения и храбрости, Дарвин замечает, что тут не мог иметь места подбор в силу закона наследственности. Распространение этих качеств должно было идти другим путем; примеры самоотвержения и храбрости должны были убеждать других, насколько это выгодно при взаимной преданности и верности, а отсюда – образование привычки, усиление симпатии, что может уже передаваться по наследству. Вторым, еще более важным стимулом должно было служить одобрение племени, слава. Удивление, возбуждаемое героем, вызывает в других желание отличиться. "Таким образом он (т. е. нравственно одаренная личность) может принести своему племени гораздо более пользы, чем в том случае, если бы он оставил потомков с врожденным стремлением наследовать его благородный характер"[52]. Из этих рассуждений Дарвин выводит, что всегда более нравственное племя или народ одержит верх над менее нравственным, а этим путем в человечестве подбирается нравственность.

Далее Дарвин переходит к обзору роли естественного подбора в цивилизованном обществе; но мы к этому обзору вернемся несколько позже, а теперь пока рассмотрим аргументацию изложенного. Прежде всего я должен обратить внимание на то, что в вышеприведенной теории Дарвина он под именем естественного подбора разумеет две совершенно различные формы подбора, более резко различающиеся друг от друга, чем подборы естественный и половой. Я говорю о том, что я выше назвал подбором историческим. Роль этого деятеля в органическом прогрессе совершенно ничтожна не только в сравнении с значением естественного подбора, но и относительно других факторов органического прогресса. В этой маловажности социального подбора в органическом прогрессе и надо искать причины того, что до появления Дарвинова "Происхождения человека", сколь мне известно, никто из биологов не обратил на него внимания; сам Дарвин впервые коснулся его, когда заговорил о прогрессе человечества, которое живет в обществах; но естественно, что наблюдая его в области, в которой он не был полным хозяином, как в биологии, Дарвин не отличил его от деятеля аналогичного и хорошо ему известного в органическом прогрессе. В самой аргументации Дарвина мы уже можем почерпнуть некоторые черты отличия; обобщив их, мы увидим, что деятель, показавшийся Дарвину его хорошим знакомым, есть лицо совершенно новое и даже состоящее далеко не в дружеских отношениях со старым знакомцем Дарвина, представленным им всему миру под именем "естественного подбора родичей в борьбе за существование". Естественный подбор, как мы знаем, порождается изменчивостью, упрочиваемою наследственностью и направляемою переживанием приспособленнейших в борьбе за существование. В историческом подборе роль наследственности (деятеля органического) заменяют, пример, подражательность, расчет выгоды, тщеславие, боязнь позора, традиция и предание (все – деятели социальные); переживание приспособленнейших не только не есть необходимость в историческом подборе, но, как сам Дарвин замечает, часто случается обратное, а направляющим фактором является победа обществ, в которых оказалось больше приспособленных к общественному быту, хотя бы их погибло относительно больше, чем из числа менее приспособленных соплеменников. Таким образом, факторы, сочетание которых производит естественный подбор, и те, следствием общего действия которых является подбор исторический, не одни и те же, и если Дарвин смешал эти два процесса, то, вероятно, потому, что оба вылупливаются, так сказать, из яиц, имеющих большое внешнее сходство, порождаются борьбою за существование между особями и борьбою за существование между обществами, а с другой стороны, оба приводят к совершенствованию породы, испытывающей их влияние. Но совершенствование – понятие относительное, если под ним не разуметь приспособления, а если его понимать таким образом, то придется сознаться, что совершенствование может идти не только бесконечно различными, но даже и прямо противоположными путями, и потому, если оба процесса и ведут к приспособлению, из этого еще вовсе не следует, что оба следуют тому же пути и друг другу не противоречат, не находятся в антагонизме. Именно в таком-то естественном антагонизме находятся наши деятели и вовсе не нужно много проницательности, чтобы убедиться в этом.

Какие качества подбираются естественным подбором? Без сомнения, такие качества, которые даруют одной особи победу над другою и которые могут быть унаследованы потомством победившей особи; но качества, дарующие победу одной особи над другою, – это качества, которыми она может устранить, уничтожить или обмануть другие особи наследоваться могут только физические и психические качества, а потому подбираемыми качествами, помимо физической силы и ума, будут жестокость, хитрость, лесть, вероломство – вообще же качества, разъединяющие людей. Они же будут размножаться естественным подбором наравне с другими, о которых я теперь не упоминаю. Посмотрим теперь, какие качества размножаются подбором историческим? В борьбе между обществами, как соглашается и Дарвин, берут перевес общества, теснее и лучше сплотившиеся, т. е. такие, где особи действуют единодушнее, где более сознана и осуществлена солидарность. Таким образом, исторический подбор стремится размножить качества, которыми (в пределах племени) одна особь помогает, содействует, сочувствует другим и прямо устраняет наклонности, разъединяющие людей (соплеменных). Противуположность процессов естественного и исторического подбора выясняется этим сама собою. Оставляя даже в стороне все другие эффекты обоих деятелей, мы видим, что одновременно действовать они могут только друг друга подрывая; действительно, уже из этого беглого сопоставления фактов видно, что исторический подбор направляет свою деятельность на развитие чувства симпатии, сознания солидарности, явлений, прямо противудействующих, по крайней мере, борьбе за существование между членами общества и тем подрывающих проявление естественного подбора.

Но этим противодействием проявлению борьбы за существование не ограничивает исторический подбор свой антагонизм подбору естественному; он идет дальше и стремится устранить самую причину борьбы за существование – перевес размножения особей над количеством пищи. Естественно, что победу при других равных условиях одержит племя более многочисленное, такое, которое размножается быстрее; размножение без искусственного умножения пищи производством ее ограничено весьма тесными пределами, но чем совершеннее способ ее производства или даже способ ее добывания в первобытной жизни, тем более раздвинуты пределы размножения, тем быстрее может размножаться племя, тем скорее перерастет оно численностью своих соседей. Значит, обыкновенно племя будет тем многочисленнее (при других равных условиях), чем скорее умеет оно раздвигать предел размножения, чем полнее равновесие между размножением его членов и умножением пищи. Очевидно, что и с этой стороны исторический подбор, даруя победу племенам более многочисленным, распространяет способы, которыми размножение потребностей и размножение средств удовлетворения удерживаются в равновесии или, по крайней мере, в большем равновесии, и тем самым пытается разложить сочетание деятелей, производящее борьбу за существование. Здесь вопрос не в том, производит ли исторический подбор равновесие между размножением и возрастанием средств и возможно ли вообще такое равновесие? – Положим даже, будто невозможно; но несомненно, что возможно приближение к нему более или менее полное, создаваемое развитием культуры, и исторический подбор, сам ничего не производя, только сортирует эти приближения и охраняет наибольшие, даруя им победу в борьбе племен и обществ. С другой стороны, несомненно, что чем больший дан простор размножению, тем меньшее поле остается для борьбы за существование, которая и вызывается стеснением размножения; ослабление же борьбы за существование влечет и ослабление естественного подбора. Таким образом, борьба за существование с двух сторон стеснена историческим подбором – развитием чувств и мыслей в особях, отвращающих их от борьбы, и расширением предела размножения, отчего она является уже не столь повелительною. Кроме этого противудействия естественному подбору чрез ослабление и ограничение борьбы за существование, исторический подбор прямо истребляет и уничтожает те общества, в которых наиболее развился эгоизм, т. е. в которых, следовательно, естественный подбор был наиболее деятелен, а этим исторический подбор должен отчасти косвенным путем содействовать разложению борьбы за существование и органической наследственности признаков, дарующих победу. Устраняя общества, в которых естественный подбор наиболее деятелен, потому что создаваемые им качества оказываются невыгодны в борьбе между племенами, но не будучи в состоянии устранить самую борьбу за существование, исторический подбор естественно сохранит те племена, где борьба за существование пользуется орудиями, органически ненаследственными. Это же обстоятельство вытесняет естественный подбор, не вытесняя борьбы за существование. Таким косвенным покровительством племенам, принявшим ненаследственные орудия в борьбе за существование между сочленами, не ограничивается исторический подбор. Искусственные орудия борьбы – власть, богатство, знание, привилегия и т. д. Пользование этими орудиями в борьбе за существование изменяет ее характер; прямое насилие заменяется эксплуатацией. Большинство этих орудий при своем развитии дает также перевес в борьбе между племенами, а естественно, раз они стали главными орудиями успеха, они должны развиваться. Это развитие богатства и знания при других равных условиях дает также перевес и в борьбе племен – трюизм, который, конечно, не стоит доказывать. Говоря о власти как орудии борьбы за существование, я менее всего разумею борьбу за власть, когда она не орудие, а цель, и притом преследуемая большею частью в борьбе насилием; орудием в борьбе за существование власть может быть только тогда, когда она прочна, а ее прочность может иногда показывать дисциплину племени; значение дисциплины в борьбе между племенами тоже не требует доказательств. Даже привилегии, поскольку они во время их возникновения послужили накоплению богатства, знания, военного искусства, могли сослужить свою службу в междуплеменной борьбе. Если же, таким образом, замена грубой борьбы за существование, где орудиями борьбы служат сила, быстрота, ум, ловкость, жестокость, неразборчивость средств, тою формою этой борьбы, которая зовется конкуренцией и употребляет орудия, органически ненаследственные: богатство, знание, привилегию, искусство, власть, если эта замена оказывается выгодною в борьбе племен, то исторический подбор дает преобладание последней форме, хотя вообще он ослабляет всякую борьбу за существование. Таким образом, исторический подбор по всем пунктам является антагонистом естественного подбора; он распространяет чувства и наклонности, отвращающие человечество от индивидуальной борьбы за существование; он распространяет культуры, удачнее других решающие вопрос о равновесии между потребностями и средствами удовлетворения; он, наконец, дает преобладание косвенно и прямо формам общежития, где в большей степени устранена органическая наследственность орудий борьбы за существование. Если первыми двумя путями он только ослабляет естественный подбор, то последним он может его изгнать совершенно. Таковы-то эффекты исторического подбора; будучи сочетанием иных деятелей, хотя наружно походя на естественный подбор, он является повсюду его антагонистом. Не касаясь в настоящее время вопроса, насколько он в состоянии совершенно изгнать естественный подбор, нельзя не признать, что именно к этому тяготеет его деятельность. Исторический и естественный подбор – силы, взаимно исключающие; это два полюса в ряду процессов, которыми совершается прогресс жизни. Но оба они процессы сложные, а потому их антагонизм должен находить истолкование в антагонизме их факторов. Если деятельность естественного подбора угнетается историческим подбором, то, значит, факторы первого противодействуют факторам последнего, и процесс исторического прогресса даже без вмешательства исторического подбора должен быть враждебен естественному подбору и именно в тех самых пунктах, поражением которых исторический подбор угнетает естественный. Эту сторону вопроса мы и должны разобрать теперь.