Кипарисовый ларец

Трилистник вагонный

47. Тоска вокзала

О, канун вечных будней,Скуки липкое жало…В пыльном зное полуднейГул и краска вокзала…Полумертвые мухиНа забитом киоске,На пролитой известкеСлепы, жадны и глухи.Флаг линяло-зеленый,Пара белые взрывы,И трубы отдаленнойБез ответа призывы.И эмблема разлукиВ обманувшем свиданьи —КондуктОр однорукийУ часов в ожиданьи…Есть ли что-нибудь нудней,Чем недвижная точка,Чем дрожанье полуднейНад дремотой листочка…Что-нибудь, но не это…Подползай – ты обязан;Как ты жарок, измазан,Все равно – но не это!Уничьтожиться, канувВ этот омут безликий,Прямо в одурь диванов,В полосатые тики!..

48. В вагоне

Довольно дел, довольно слов,Побудем молча, без улыбок,Снежит из низких облаков,А горний свет уныл и зыбок.В непостижимой им борьбеМятутся черные ракиты.«До завтра, – говорю тебе, —Сегодня мы с тобою квиты».Хочу, не грезя, не моля,Пускай безмерно виноватый,Глядеть на белые поляЧерез стекло с налипшей ватой.А ты красуйся, ты – гори…Ты уверяй, что ты простила,Гори полоской той зари,Вокруг которой все застыло.

49. Внезапный снег

Снегов немую чернотуПрожгло два глаза из тумана,И дым остался на летуГорящим золотом фонтана.Я знаю – пышущий дракон,Весь занесен пушистым снегом,Сейчас порвет мятежным бегомЗавороженной дали сон.А с ним, усталые рабы,Обречены холодной яме,Влачатся тяжкие гробы,Скрипя и лязгая цепями.Пока с разбитым фонарем,Наполовину притушенным,Среди кошмара дум и дремПроходит Полночь по вагонам.Она – как призраный монах,И чем ее дозоры глуше,Тем больше чада в черных снах,И затеканий, и удуший;Тем больше слов, как бы не слов,Тем отвратительней дыханье,И запрокинутых головВ подушках красных колыханье.Как вор, наметивший карман,Она тиха, пока мы живы,Лишь молча точит свой дурманДа тушит черные наплывы.А снизу стук, а сбоку гул,Да все бесцельней, безымянней…И мерзок тем, кто не заснул,Хаос полусуществований!Но тает ночь… И дряхл и сед,Еще вчера Закат осенний,Приподнимается РассветС одра его томившей Тени.Забывшим за ночь свой недугВ глаза опять глядит терзанье,И дребезжит сильнее стук,Дробя налеты обмерзанья.Пары желтеющей стенойЗагородили красный пламень,И стойко должен зуб больнойПерегрызать холодный камень.

Трилистник бумажный

50. Спутнице

Как чисто гаснут небеса,Какою прихотью ажурнойУходят дальние лесаВ ту высь, что знали мы лазурной…В твоих глазах упрека нет:Ты туч закатных догораньеИ сизо-розовый отсветВстречаешь, как воспоминанье.Но я тоски не поборю:В пустыне выжженного небаЯ вижу мертвую зарюИз незакатного Эреба.Уйдем… Мне более невмочьЗастылость этих четких линийИ этот свод картонно-синий…Пусть будет солнце или ночь!..

51. Неживая

На бумаге синей,Грубо, грубо синей,Но в тончайшей сеткеРаметались ветки,Ветки-паутинки.А по веткам иней,Самоцветный иней,Точно сахаринки…По бумаге синейРазметались ветки,Слезы были едки.Бедная тростинка,Милая тростинка,И чего хлопочет?Все уверить хочет,Что она живая,Что, изнемогая —(Полно, дорогая!) —И она ждет мая,Ветреных объятийИ зеленых платьев,Засыпать под сказкиСоловьиной ласкиИ проснуться, щуряЗаспанные глазкиОт огня лазури.На бумаге синей,Грубо, грубо синей,Раметались ветки,Ветки-паутинки.Заморозил инейУ сухой тростинкиНа бумаге синейВсе ее слезинки.

52. О-форт

Гул печальный и дрожащийНе разлился – и застыл…Над серебряною чащейАлый дым и темный пыл.А вдали рисунок четкий —Леса синие верхи:Как на меди крепкой водкойПроведенные штрихи.Ясен путь, да страшен жребийЗастывая онеметь, —И по мертвом солнце в небеСтонет раненая медь.Неподвижно в кольца дымаЧерной думы врезан дым…И она была язвима —Только ядом долгих зим.

Трилистник в парке

53. Я на дне

Я на дне, я печальный обломок,Надо мной зеленеет вода.Из тяжелых стеклянных потемокНет путей никому, никуда…Помню небо, зигзаги полета,Белый мрамор, под ним водоем,Помню дым от струи водометаВесь изнизанный синим огнем…Если ж верить тем шепотам бреда,Что томят мой постылый покой,Там тоскует по мне АндромедаС искалеченной белой рукой.

53. Бронзовый поэт

На синем куполе белеют облака,И четко ввысь ушли кудрявые вершины,Но пыль уж светится, а тени стали длинны,И к сердцу призраки плывут издалека.Не знаю, повесть ли была так коротка,Иль я не дочитал последней половины?..На бледном куполе погасли облака,И ночь уже идет сквозь черные вершины…И стали – и скамья и человек на нейВ недвижном сумраке тяжЕле и страшней.Не шевелись – сейчас гвоздики засверкают,Воздушные кусты сольются и растают,И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,С подставки на траву росистую спрыгнет.

54. Pace. Статуя мира

Меж золоченых бань и обелисков славыЕсть дева белая, а вкруг густые травы.Не тешит тирс ее, она не бьет в тимпан,И беломраморный ее не любит Пан.Одни туманы к ней холодные ласкались,И раны черные от влажных губ остались.Но дева красотой по-прежнему горда,И трав вокруг нее не косят никогда.Не знаю почему – богини изваяньеНад сердцем сладкое имеет обаянье…Люблю обиду в ней, ее ужасный нос,И ноги сжатые, и грубый узел кос.Особенно, когда холодный дождик сеет,И нагота ее беспомощно белеет…О, дайте вечность мне, – и вечность я отдамЗа равнодушие к обидам и годам.

Трилистник из старой тетради

55. Тоска маятника

Неразгаданным надрывомПодоспел сегодня срок;В стекла дождик бьет порывом,Ветер пробует крючок.Точно вымерло все в доме…Желт и черен мой огонь,Где-то тяжко по соломеПереступит, звякнув, конь.Тело скорбно и разбито,Но его волнует жуть,Что обиженно-сердитоКто-то мне не даст уснуть.И лежу я околдован,Разве тем и виноват,Что на белый циферблатПышный розан намалеван.Да по стенке ночь и день,В душной клетке человечьей,Ходит-машет сумасшдеший,Волоча немую тень.Ходит-ходит, вдруг отскочит,Зашипит – отмерил час,Зашипит и захохочет,Залопочет горячась.И опять шагами меритьНа стене дрожащий свет,Да стеречь, нельзя ль проверить,Спят ли люди или нет.Ходит-машет, а для тактаИ уравнивая шаг,С злобным рвеньем «так-то, так-то»Повторяет маниак…Все потухло. Больше в ямеНе видать и не слыхать…Только кто же там махатьПродолжает рукавами?Нет! Довольно… хоть едва,Хоть тоскливо даль белеетИ на пледе головаНе без сладости хмелеет.

56. Картинка

Мелко, мелко, как из сита,В тарантас дождит туман,Бледный день встает сердито,Не успев стряхнуть дурман.Пуст и ровен путь мой дальний…Лишь у черных деревеньБесконечный все печальней,Словно дождь косой, плетень.Чу… Проснулся грай вороний,В шалаше встает пастух,И сквозь тучи липких мухТяжело ступают кони.Но узлы седых хвостовУ буланой нашей тройки,Доски свежие мостов,Доски черные постройки —Все поплыло в хлебь и смесь, —Пересмякло, послипалось…Ночью мне совсем не спалось,Не попробовать ли здесь?Да, заснешь… чтоб быть без шапки.Вот дела… – Держи к одной! —Глядь – замотанная в тряпкиАмазонка предо мной.Лет семи всего – ручонкиТак и впилися в узду,Не дают плестись клячонке,А другая – в поводу.Жадным взглядом проводила,Обернувшись, экипажИ в тумане затрусила,Чтоб исчезнуть, как мираж.И щемящей укоризнеУступило забытье:«Это – праздник для нее.Это – утро, утро жизни!»

57. Старая усадьба

Сердце дома. Сердце радо. А чему?Тени дома? Тени сада? Не пойму.Сад старинный – все осины – тощи, страх!Дом – руины… Тины, тины, что в прудах…Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?Мертвой нищей логовИще без печей…Ну как встанет, ну как глянет из окна:«Взять не можешь, а тревожишь, старина!Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!Любит древних, любит давних ворошить…Не сфальшивишь, так иди уж: у меняНе в окошке, так из кошки два огня.Дам и брашна – волчьих ягод, белены…Только страшно – месяц за год у луны…Столько вышек, столько лестниц – двери нет…Встанет месяц, глянет месяц – где твой след?..»Тсс… ни слова… даль былого – но сквозь дымМутно зрима… Мимо… мимо… И к живым!Иль истомы сердцу надо моему?Тени дома? шума сада?.. Не пойму…

Трилистник толпы

58. Прелюдия

Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумомОна дает гореть, дает светиться думам.Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле,И холодно цветам ночами в хрустале.Но в праздности моей рассеяны мгновенья,Когда мучительно душе прикосновенье,И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой,Как спичку на ветру загородив рукой…Пусть только этот миг… В тот миг меня не трогай,Я ощупью иду тогда своей дорогой…Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметьИ не мешай другим вокруг меня шуметь.Так лучше. Только бы меня не замечалиВ тумане, может быть, и творческой печали.

59. После концерта

В аллею черные спустились небеса,Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость…Погасшие огни, немые голоса,Неужто это все, что от мечты осталось?О, как печален был одежд ее атлас,И вырез жутко бел среди наплечий черных!Как жалко было мне ее недвижных глазИ снежной лайки рук, молитвенно-покорных!А сколько было там развеяно душиСреди рассеянных, мятежных и бесслезных!Что звуков пролито, взлелеянных в тиши,Сиреневых и ласковых и звездных!Так с нити порванной в волненьи иногда,Средь месячных лучей, и нежны и огнисты,В росистую траву катятся аметистыИ гибнут без следа.

60. Буддийская месса в Париже

Ф. Фр. Зелинскому

Колонны, желтыми увитые шелками,И платья peche и mauve в немного яркой рамеСреди струистых смол и лепета звонков,И ритмы странные тысячелетних слов, —Слегка смягченные в осенней позолоте, —Вы в памяти моей сегодня оживете.* * *Священнодействовал базальтовый монгол,И таял медленно таинственный глаголВ капризно созданном среди музея храме,Чтоб дамы черными играли веерамиИ, тайне чуждые, как свежий их ирис,Лишь переводчикам внимали строго мисс.* * *Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна,Мне в таинстве была лишь музыка понятна.Но тем внимательней созвучья я ловил,Я ритмами дышал, как волнами кадил,И было стыдно мне пособий бледной прозыДля той мистической и музыкальной грезы.* * *Обедня кончилась, и сразу ожил зал,Монгол с улыбкою цветы нам раздавал.И, экзотичные вдыхая ароматы,Спешили к выходу певцы и дипломатыИ дамы, бережно поддерживая трен, —Чтоб слушать вечером Маскотту иль Кармен.* * *А в воздухе жила непонятая фраза,Рожденная душой в мучении экстаза,Чтоб чистые сердца в ней пили благодать…И странно было мне и жутко увидать,Как над улыбками спускалися вуалиИ пальцы нежные цветы богов роняли.

Трилистник балаганный

61. Серебряный полдень

Серебряным блеском туманК полудню еще не развеян,К полудню от солнечных ранСтал даже желтее туман,Стал даже желтей и мертвей он…А полдень горит так суров,Что мне в этот час неприятныЛиловых и алых шаровМеж клочьями мертвых паровВ глазах замелькавшие пятна…И что ей тут надо скакать,Безумной и радостной своре,Все солнце ловить и искать?И солнцу с чего ж их ласкать,Воздушных на мертвом просторе!Подумать, – что помпа бюро,Огней и парчи серебромДолжна потускнеть в фимиаме:Пришли Арлекин и Пьеро,О белая помпа бюро,И стали у гроба с свечами!

62. Шарики детские

Шарики, шарики!Шарики детские!Деньги отецкие!Покупайте, сударики, шарики!Эй, лисья шуба, коли есть лишни,Не пожалей пятишни:Запущу под самое небо —Два часа потом глазей, да в оба!Хорошо ведь, говорят, на воле…Чирикнуть, ваше степенство, что ли?Прикажите для общего восторгу,Три семьдесят пять – без торгу!Ужели же менееЗа освободительное движение?Что? Пасуешь?..Эй, тетка! Который торгуешь?Мал?Извините, какого поймал…Бывает —Другой и вырастает,А наш ТитТак себя понимает,Что брюха не растит,А все по верхам глядитОт больших от дум!..Ты который торгуешь?Да не мни, не кум,Наблудишь – не надуешь…Шарики детски,Красны, лиловы,Очень дешевы!Шарики детски!Эй, воротник, говоришь по-немецки?Так бери десять штук по парам,Остальные даром…Жалко, ты по-немецки слабенек,А не то – уговор лучше денег!Пожалте, старичок!Как вы – чок в чок —Вот этот – пузатенький,ЖелтоватенькийИ на сердце с Катенькой…Цена не цена —Всего пятак,Да разве еще четвертак,А прибавишь гривенник для барства —Бери с гербом государства!Шарики детски, шарики!Вам, сударики, шарики,А нам бы, сударики, на шкалики!..

63. Умирание

Слава Богу, снова тень!Для чего-то спозараньяНадо мною целый деньДлится это умиранье,Целый сумеречный день!Между старых желтых стен,Содрогается опалыйШар на нитке, темно-алый,Между старых желтых стен…И бессильный, словно тень,В этот сумеречный деньВсе еще он тянет ниткуИ никак не кончит пыткуВ этот сумеречный день…Хоть бы ночь скорее, ночь!Самому бы изнемочь,Да забыться примиренным,И уйти бы одуренным,В одуряющую ночь!Только б тот, над головой,Темно-алый, чуть живой,Подождал пока над ложемБыть таким со мною схожим…Этот темный, чуть живой,Там, над самой головой…

Трилистник весенний

64. Черная весна (Тает)

Под гулы меди – гробовойТворился перенос,И, жутко задран, восковойГлядел из гроба нос.Дыханья, что ли, он хотелТуда, в пустую грудь?..Последний снег был темно-бел,И тяжек рыхлый путь,И только изморозь, мутна,На тление лилась,Да тупо Черная ВеснаГлядела в студень глаз —С облезлых крыш, из бурых ям,С позеленевших лиц.А там, по мертвенным полям,С разбухших крыльев птиц…О люди! Тяжек жизни следПо рытвинам путей,Но ничего печальней нет,Как встреча двух смертей.

65. Призраки

И бродят тени, и молят тени:«Пусти, пусти!»От этих лунных осеребренийКуда ж уйти?Зеленый призрак куста сирени[1]Прильнул к окну…Уйдите, тени, оставьте, тени,Со мной одну…Она недвижна, она немая,С следами слез,С двумя кистями сиреней маяВ извивах кос…Но и неслышным я верен пеням,И как в бреду,На гравий сада я по ступенямЗа ней сойду.О бледный призрак, скажи скорееМои вины,Покуда стекла на галерееЕще черны.Цветы завянут, цветы обманны,Но я, я – твой!В тумане холод, в тумане раныПеред зарей…

66. Облака

Пережиты ли тяжкие проводы,Иль глаза мне глядят, неизбежные,Как тогда вы мне кажетесь молоды,Облака, мои лебеди нежные!Те не снятся ушедшие грозы вам,Все бы в небе вам плавать да нежиться,Только под вечер в облаке розовомБудто девичье сердце забрезжится…Но не дружны вы с песнями звонкими,Разойдусь я, так вы затуманитесь,Безнадежно, полосками тонкими,Расплываясь, друг к другу все тянетесь…Улетят мои песни пугливые,[2]В сердце сменится радость раскаяньем,[3]А вы все надо мною, ревнивые,Будто плачете дымчатым таяньем…

Трилистник шуточный

67. Перебой ритма. Сонет

Как ни гулок, ни живуч – Ям —– б, утомлен и он, затихСредь мерцаний золотых,Уступив иным созвучьям.То-то вдруг по голым сучьямПрозы утра, град шутих,На листы веленьем щучьимЗа стихом поскачет стих.Узнаю вас, близкий рампе,Друг крылатый эпиграмм, Пэ —– она третьего размер.Вы играли уж при мер —– цаньи утра бледной лампеТанцы нежные Химер.

68. Пэон второй – пэон четвертый. Сонет

На службу Лести иль МечтыРавно готовый консорты,Назвать вас вы, назвать вас ты,Пэон второй – пэон четвертый?Как на монетах, ваши стертыКогда-то светлые черты,И строки мшистые плитыГлазурью льете вы на торты.Вы – сине-призрачных высотВ колодце снимок помертвелый,Вы – блок пивной осатанелый,Вы – тот посыльный в Новый год,Что орхидеи нам несет,Дыша в башлык обледенелый.

69. Человек. Сонет

Я завожусь на тридцать лет,Чтоб жить, мучительно дробяЛучи от призрачных планетНа «да» м «нет», на «ах!» и «бя».Чтоб жить, волнуясь и скорбяНад тем, чего, гляди, и нет…И был бы, верно, я поэт,Когда бы выдумал себя.В работе ль там не без прорух,Иль в механизме есть подвох,Но был бы мой свободный дух —Теперь не дух, я был бы Бог…Когда б не «пиль!» да не «тубо!»,Да не «тю-тю» после «бо-бо!..»

Трилистник замирания

70. Я люблю

Я люблю замирание эхаПосле бешеной тройки в лесу,За сверканьем задорного смехаЯ истомы люблю полосу.Зимним утром люблю надо мноюЯ лиловый разлив полутьмы,И, где солнце горело весною,Только розовый отблеск зимы.Я люблю на бледнеющей шириВ переливах растаявший цвет…Я люблю все, чему в этом миреНи созвучья, ни отзвука нет.

71. Закатный звон в поле

В блестках туманится лес,В тенях меняются лица,В синюю пУстынь небесЗвоны уходят молиться…Звоны, возьмите меня!Сердце так слабо и сиро,Пыль от сверкания дняДразнит возможностью мира…Что он сулит, этот зов?Или и мы там застынем,Как жемчуга острововСтынут по заводям синим?

72. Осень

* * * * * * *Не било четырех… Но бледное светилоЕдва лишь купола над нами золотилоИ, в выцветшей степи туманная река,Так плавно двигались над нами облака.И столько мягкости таило их движенье,Забывших яд измен и муку расторженья,Что сердцу музыки хотелось для него…Но снег лежал в горах, и было там мертво,И оборвали в ночь свистевшие буруныМеж небом и землей протянутые струны…А к утру кто-то там, развеяв молча сны,Напомнил шепотом, что мы осуждены…Гряда не двигалась и точно застывала,Ночь надвигалась ощущением провала…

Трилистник одиночества

73. Лишь тому, чей покой таим

Лишь тому, чей покой таим,Сладко дышится…Полотно над окном моимНе колышется.Ты придешь, коль верна мечтам,Только та ли ты?Знаю: сад там, сирени тамСолнцем залиты.Хорошо в голубом огне,В свежем шелесте,Только яркой так чужды мнеЧары прелести…Пчелы в улей там носят мед,Пьяны гроздами…Сердце ж только во сне живетМежду звездами…

74. Аромат лилеи мне тяжел

Аромат лилеи мне тяжел,Потому что в нем таится тленье,Лучше смол дыханье, синих смол,Только пить его без разделенья…Оттолкнув соблазны красоты,Я влюблюсь в ее миражи в дыме…И огней нетленные цветыЯ один увижу голубыми…

75. Дальние руки

Зажим был так сладостно-сужен,Что пурпур дремоты поблек, —Я розовых узких жемчужинГубами узнал холодок.О сестры, о нежные десять,Две ласково-дружных семьи,Вас пологом ночи завеситьТак рады желанья мои.Вы – гейши фонарных свечений,Пять роз, обрученных стеблю,Но нет у Киприды священнейНе сказанных вами люблю.Как мускус мучительный мумий,Как душный тайник тубероз,И я только стеблем раздумийК пугающей сказке прирос…Мои – вы, о дальние руки,Ваш сладостно-сильный зажимЯ выносил в холоде скуки,Я счастьем обвеял чужим.Но знаю… дремотно хмелея —Я брошу волшебную нить,И мне будут сниться, алмея,Слова, чтоб тебя оскорбить.[4]

Складни

76. Добродетель

1. Рабочая корзинка

У раздумий беззвучны слова,Как искать их люблю в тишине я!Надо только,черна и мертва,Чтобы ночь позабылась полнее,Чтобы ночь позабылась скорейМежду редких своих фонарей,За углом,Как покинутый дом…Позабылась по тихим столовым,Над тобою, в лиловом…Чтоб со скатерти трепетный кругНе спускал своих желтых разлитий,И мерцанья замедленных рукРазводили там серые нити,И чтоб ты разнимала с тоскойЭти нити одну за другой,Разнимала и после клубила,И сиреневой редью иглаЗа мерцающей кистью ходила…А потом, равнодушно светла,С тихим скрипом соломенных петель,Бережливо простыни сколов,Там заснула и ты, Добродетель,Между путанно-нежных мотков…

2. Струя резеды в темном вагоне

Dors, dors, mon enfant!

Не буди его в тусклую рань,Поцелуем дремоту согрей…Но сама – вcя дрожащая – встань:Ты одна, ты царишь… Но скорей!Для тебя оживил я мечту.И минуты ее на счету…* * * * * * *Так беззвучна, черна и теплаРезедой напоенная мгла…В голубых фонарях,Меж листов на ветвяхБез числаВосковые сиянья плывутИ в саду,Как в бреду,Кризантэмы цветут…* * * * * * ** * * * * * *Все, что можешь ты там, все ты смеешь теперьНи мольбам, ни упрекам не верь!* * * * * * *Пока свечи плывутИ левкои живут,Пока дышит во сне резеда —Здесь ни мук, ни греха, ни стыда…* * * * * * *Ты боишься в кровиСвоих холеных ног,И за белый венокВ беспорядке косы?О, молчи! Не зови!Как минуты – часыНе таимой и нежной красы.* * * * * * *На ветвях,В фонарях догорела мечтаГолубых хризантем…* * * * * * *Ты очнешься – свежа и чиста,И совсем… о, совсем!Без смятенья в лице,В обручальном кольце* * * * * * *Стрелка будет показывать семь…[5]

77. Контрафакции

Весна

В жидкой заросли парка береза жила,И черна, и суха, как унылость…В майский полдень там девушка шляпу cняла,И коса у нее распустилась.Ее милый дорезал узорную вязь,И на ветку березы, смеясь,Он цветистую шляпу надел.* * * * * * *Это май подгляделИ дивился с своей голубой высоты,Как на мертвой березе и ярки цветы…

Осень

* * * * * * *И всю ночь там по месяцу дымы вились,И всю ночь кто-то жалостно-чуткийНа скамье там дремал, уходя в котелок.* * * * * * *А к рассвету в молочном тумане повисНа березе искривленно-жуткийИ мучительно-черный стручок,Чуть пониже растрепанных гнезд,А длиной – в человеческий рост…И глядела с сомнением просиньНа родившую позднюю осень.

78. Складень романтический

1. Небо звездами в тумане…

Небо звездами в тумане не расцветится,Робкий вечер их сегодня не зажег…Только томные по окнам елки светятся,Да, кружася, заметает нас снежок.Мех ресниц твоих пушинки закидавшие[6]Не дают тебе в глаза мои смотреть,Сами слезы, только сердца не сжигавшие,Сами звезды, но уставшие гореть…Это их любви безумною обидоюПротив воли твои звезды залиты…И мучительно снежинкам я завидую,Потому что ими плачешь ты:

2. Милая

«Милая, милая, где ж ты былаНочью, в такую метелицу?»– Горю и ночью дорога светла,К дедке ходила на мельницу. —«Милая, милая, я не поймуРечи с словами притворными…С чем же ты ночью ходила к нему»– С чем я ходила? Да с зернами. —«Милая, милая, зерна-то чьи ж?Жита я нынче не кашивал!»– Зерна-то чьи, говоришь? Да твои ж…Впрочем, хозяин не спрашивал… —«Милая, милая, где же мука?Куль-то, что был под передником?»– У колеса, где вода глубока…Лысый сегодня с наследником…[7]

79. Два паруса лодки одной

Нависнет ли пламенный зной,Иль, пенясь, расходятся волны,Два паруса лодки одной,Одним и дыханьем мы полны.Нам буря желанья слила,Мы свиты безумными снами,Но молча судьба между намиЧерту навсегда провела.И в ночи беззвездного юга,Когда так привольно-темно, —Сгорая, коснуться друг друга,Одним парусам не дано…[8]

80. Две любви

С. В. ф. – Штейн

Есть любовь, похожая на дым:Если тесно ей – она дурманит,Дай ей волю – и ее не станет…Быть как дым – но вечно молодым.Есть любовь, похожая на тень:Днем у ног лежит – тебе внимает,Ночью так неслышно обнимает…Быть как тень, но вместе ночь и день…

81. Другому

Я полюбил безумный твой порыв,Но быть тобой и мной нельзя же сразу,И, вещих снов иероглифы раскрывУзорную пишу я четко фразу.Фигурно там отобразился страх,И как тоска бумагу сердца мяла,Но по строкам, как призрак на пирах,Тень движется так деланно и вяло.Твои мечты – менады по ночам,И лунный вихрь в сверкании размахаИм волны кос взметает по плечам.Мой лучший сон – за тканью Андромаха.На голове ее эшафодаж,И тот прикрыт кокетливо платочком.Зато нигде мой строгий карандашНе уступал своих созвучий точкам.Ты весь – огонь. И за костром ты чист.Испепелишь, но не оставишь пятен,И бог ты там, где я лишь моралист,Ненужный гость, неловок и невнятен.Пройдут года… Быть может, месяца…Иль даже дни, – и мы сойдем с дорогиТы – в лепестках душистого венца,Я просто так, задвинутый на дроги.Наперекор завистливой судьбеИ нищете убого-слабодушной,Ты памятник оставишь по себе,Незыблемый, хоть сладостно-воздушный…Моей мечты бесследно минет день…* * * * * * *Как знать? А вдруг, с душой подвижней моря,Другой поэт ее полюбит теньВ нетронуто-торжественном уборе…Полюбит, и узнает, и поймет,И, увидав, что тень проснулась, дышит, —Благословит немой ее полетСреди людей, которые не слышат…Пусть только бы в круженьи бытияНе вышло так, что этот дух влюбленный,Мой брат и маг не оказался я,В ничтожестве слегка лишь подновленный…

82. Он и я

Давно меж листьев налилисьИстомой розовой тюльпаны,Но страстно в сумрачную высьУходит рокот фортепьянный.И мука там иль торжество,Разоблаченье иль загадка,Но Он – ничей, а вы – его,И вам сознанье это сладко.А я лучей иной звездыИщу в сомненьи и тревожно,Я, как настройщик, все лады,Перебираю осторожно.Темнеет… Комната пустаС трудом я вспоминаю что-то,И безответна, хоть чиста,[9]За нотой умирает нота.

Разметанные листы

83. Невозможно

Есть слова. Их дыханье – что цвет:Так же нежно и бело-тревожно;Но меж них ни печальнее нет,Ни нежнее тебя, невозможно.Не познав, я в тебе уж любилЭти в бархат ушедшие звуки:Мне являлись мерцанья могилИ сквозь сумрак белевшие руки.Но лишь в белом венце кризантэм,Перед первой угрозой забвенья,Этих вэ, этих зэ, этих эмРазличить я сумел дуновенья.И, запомнив, невестой в саду,Как в апреле, тебя разубрали, —У забитой калитки я жду,Позвонить к сторожам не пора ли.Если слово за словом, что цвет,Упадает, белея тревожно,Не печальных меж павшими нет,Но люблю я одно – невозможно.[10]