Перед половодьем

Много прекрасных вещей бабушка привезла в подарок внуку. Дети, сидя на полу, около большой лучинной корзины, разбирают ее содержимое.

– Яблочки!.. Ирочка, возьми, пожалуйста, вот это самое толстое.

– Нет, я самое красное хочу.

– Ну, возьми и красное, и самое толстое, все возьми!

Ирочка принимает, как должное.

– Лед! – вдруг вскрикивает она, бросаясь к окну. Огромные ледяные глыбы, точно заброшенные рукой титана, вертясь и сталкиваясь, поплыли по реке: затор прорвался, беда тому, кто не успеет догрести до берега.

– Лед! Лед тронулся!

Бабушка спешит к окнам гостиной.

– Отменно хорошо! – качает она серебристою головой, – отменно!

Вокруг дома шуршат мелкие льдины, плохо сдерживаемые затонувшею оградой.

– Боже мой! Как ужасно! – мечется мать Ирочки, – мы все потонем, все!

– Да не визжите же, сударыня! – обертывается к ней бабушка, – где же это слыхано, чтобы этакой домина затонул… Вздор, у реки и воды-то не хватит.

Но мужчины тоже с опаской поглядывают на окна, преувеличенно спокойными голосами рассуждая о потопе, какого не запомнят и старожилы. Лица мужчин искажены тревогой, спокойными в действительности остаются лишь дети да старая бабушка, от души восторгающаяся красотой разгулявшейся стихии.

– Отменно хорошо… Всю бы жизнь стояла да смотрела. Не понимаете вы, судари, этой роскоши.

– Бабушка, а потоп пройдет?

– Пройдет.

– И Волга высохнет?

– Ну, нет! – загадочно усмехается бабушка, – этому не бывать, не бывать этому. Завтра, думаю, слегка опадет вода, а там и совсем войдет в русло, но звенят бессчетные ручьи, поят и кормят великую реку.

– И мы опять уйдем вниз? – грустно спрашивает маленький человек.

Бабушка смеется, гладя внука холеною рукой по кудрям:

– Что, не хочется, небось, сударь, не хочется? Скандалы любишь?

– Не хочется, – печально вздыхает мальчик, оплетая хрупкими ручонками бабушку: – ах, бабушка, как с Ирочкой весело играть!

– Ничего, сударь, – утешает его бабушка: – недалеко живет, придет и она к тебе в гости.

Но маленький человек смотрит на ползущие льдины и печалится:

– Ой, бабушка, скучно как… зачем все кончается!

– Кончается, сударь, кончается! – задумывается бабушка: все кончается, и жизнь… давно ли невестою была, а теперь… – голос бабушки замирает до шепота, – а теперь умирать пора, старой, мне… О-ох!

– Не умирай, бабушка, – льнет к старушке маленький человек: – я вырасту и куплю тебе часики золотые с длинною цепочкой.

Бабушка наклоняется, целуя внука:

– Спасибо, сударь… А пока учись хорошенько. Скоро в гимназию пойдешь, в город переедете, с мальчишками-озорниками подружишься.

– А Ирочка здесь… останется? – беспокоится маленький человек, но бабушка его утешает: Ирочка тоже должна учиться и, наверное, ее родители тоже переедут поближе к городу.

Мальчик с любопытством засматривается на тот берег. Купола – как чьи-то головы, фабричные трубы – как поднятые кверху пальцы. Страшно! страшно!

…И ни один предмет в затопленной квартире не будет стоять точь-в-точь на старом месте, когда наводнение кончится, когда из подвалов выкачают насосами воду, когда пылающие печи осушат промокшие стены.

…Новые обои, новая штукатурка на потолке, новые стекла вместо выбитых льдинами, – все новое, новое, преображенное потопом.

День меркнет, сгущается тьма, а вольные льдины все сталкиваются, все грызутся, смертной сечей приветствуя золотую весну.

И плывут далеко, далеко…

– Зажгите лампы! – командует бабушка, отходя от окна, – начнемте-ка, судари, новую пульку.