
Полная версия
Теоретик талантливой жизни
«Кажется, никогда в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого». Объясняется все это «эгоизмом несчастных»: «Несчастные эгоистичны, злы, несправедливы, жестоки н менее, чем глупцы, способны понимать друг друга».
В заключительных строках рассказа автор ставит над «i» точку – он произносит над Кирилловым слово осуждения. Земский врач едет домой: «всю дорогу доктор думал не о жене, не об Андрее (умершем сыне), а об Абогине и людях, живущих в доме, который он только что оставил. Мысли его были несправедливы и нечеловечно жестоки. Осудил он и Абогина, и его жену, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю дорогу ненавидел их, презирая до боли в сердце. И в уме его сложилось крепкое убеждение об этих людях. Пройдет время, пройдет и горе Кириллова, но это убеждение, несправедливое, недостойное человеческого сердца, не пройдет и останется в уме доктора до самой могилы».
Итак, антагонистов нет, есть только несчастные слабые люди, говорящие ни с чем не сообразные нелепости. «Менее, чем глупец», способный понимать своего собеседника, «интеллигентный пролетарий» впал в непростительную ошибку, взглянув на дело не с «человеческой» точки зрения. Почва психологической гармонии отвергнута, усвоена чуждая для «интеллигентного пролетария» классовая оценка в ее незамаскированном выражении: одним словом, вина Кириллова велика.
Дальнейшие комментарии к разбираемому случаю излишни. На примере отношения автора к Кириллову мы имели в виду подчеркнуть, как далеко заводит пристрастие к отвлеченно-романтическим критериям, что может означать тенденция освещать все и вся прежде всего психологически. «Человеческое» оказывается «слишком человеческим».
Итак, говорить о Чехове как об объективном фотографе жизни не приходится. Итак, ошибочно мнение, будто бытописатель «хмурого мира» ограничивался воспроизведением отрицательных сторон современной действительности, тщательно избегай высказывать положительные взгляды. Оставленное Чеховым литературное наследие характеризует его как человека строго определенного миросозерцания. Свои положительные взгляды Чехов проводил, как мы старались показать, с большей последовательностью; на различные вопросы общественной жизни он давал ответ, неизменно руководствуясь одним определенным критерием. Если же для многих его положительные взгляды представляются чем-то неуловимым, чем-то не поддающимся анализу, – это объясняется особенностями чеховских идеалов. Русский интеллигентный читатель рядом поколений воспитывался в привычке смотреть на плоды беллетристического творчества с гражданской точки зрения, оценивать их постольку, поскольку ими намечаются ясные и широкие общественные перспективы. «Конечные цели» чеховской программы таковы, что раскрытие последних собою не обусловливают. И кругом читающей публики, над которой не утратила власти означенная выше привычка, бытописатель «хмурых людей» рисуется художником, лишенным «идеалов». «Конечных целей» в данном случае надо искать не там, где их принято обыкновенно находить. Для взоров, привыкших смотреть в данном случае только в «даль», чеховские «конечные цели» незаметны. Он – не наш! Со своей психологической критикой мещанской культуры, со своей психологической оценкой жизненных противоречий современности, со своим культом «аристократии духа» он выступал проповедником интеллигентного примата, интеллигентной диктатуры. По основным предпосылкам своего миросозерцания он принадлежит к их лагерю, лагерю современных идеалистов.
Сказанным, разумеется, мы отнюдь не думали оспаривать художественных заслуг Чехова.
Русская художественная литература понесла тяжкую, невознаградимую потерю. Увял один из самых редких, прекрасных цветов, когда-либо расцветавших на ее ниве, умер мощный талант.
Сказанным мы не думали также отрицать за литературным наследством Чехова всякое общественное значение. Различные общественные классы, различные общественные агломераты, отстаивая свои интересы, несут каждый свою лепту на жертвенник стоящих на очереди общих задач. Качество лепты каждого определяется степенью прогрессивности его интересов. Созданием отдельных художественных образов, выяснением отдельных отрицательных, темных сторон современности Чехов имел значение как будильник общественной мысли. Но, прислушиваясь к его голосу, поддаваясь обаянию его таланта, мы каждую минуту должны не забывать общих контуров его миросозерцания, общего значения занятой им социальной позиции.
Источник текста: В. Шулятиков. Литературно-критические статьи. М. – Л.: Земля и фабрика, 1929. Стр. 175–197.
Примечания
1
Статья Шулятикова «Теоретик талантливой жизни» была напечатана в журнале «Правда» (1905 г., кн. 1-я, январь). Настоящая статья по целому ряду положений представляет большой литературоведческий интерес и в праве занять видное место в критической литературе о Чехове. До сих нор статья Ш. о Чехове оставалась почти не знакомой читательским кругам.
2
Шопенгауэр Артур (1735–1860) – знаменитый немецкий мыслитель, основатель философии пессимизма.
3
В своей оценке чеховского пессимизма проф. Овсянико-Куликовский близко подходит к подобной точке зрения. Он говорит: «это пессимизм особого рода, не тот, который основан на убеждении, что в жизни человека больше зла и страдания, чем добра и счастья, а также не тот, который возникает ив исключительного созерцания всего, что есть в натуре человека и в жизни ненормального, дикого, зверского. Пессимизм Чехова основывается на глубокой вере в возможность безграничного прогресса человечества, на убеждении, что оно вовсе не идет назад, а только слишком медленно идет вперед, и главным препятствием, задерживающим наступление лучшего будущего, является нормальный человек, который не хорош и не дурен, не добр и не зол, не умен и не глуп, не вырождается и не совершенствуется, не опускается ниже нормы, но и неспособен хоть чуточку подняться выше ее (см. его сборник статей: «Вопросы психологии творчества», статья А. П. Чехова, стр. 225). Но подметивши правильно главный источник чеховского пессимизма, проф. Овсянико-Куликовский, к сожалению, не становится на почву социологического объяснения: почему именно отвращение к нормальному человеку положил Чехов в основу своего пессимистического взгляда на вещи, остается для читателей проф. Овсянико-Куликовского полнейшей загадкой. Кроме того, проф. Овсянико-Куликовский не дал надлежащего развития высказанной им мысли; заручившись надежной путеводной нитью, он не воспользовался ею для оценки различных сторон чеховского мировоззрения.
4
«Дядя Ваня», действие 2-е, заключительная сцена.
5
Применимо к контексту, можно перевести так: «В этом вся суть».
6
Одним из наиболее красноречивых документов, оттеняющих чеховский аристократизм духа, следует признать известные реплики художника в «Доме с мезонином». Художник характеризует современное человечество как собрание «самых хищных и самых нечистоплотных животных»; по его убеждению, все клонится к тому, чтобы «человечество в своем большинстве выродилось и утеряло навсегда всякую жизнеспособность». Единственное исключение – это ученые, писатели, художники: только они настоящие люди, носители» вечных и общих» начал. Положение их среди современного общества трагическое: при таких (очерченных выше) условиях жизнь художника не имеет смысла, и чем он талантливее, тем страннее и непонятнее его роль, так как на поверку выходит, что работает он для забавы хищного нечистоплотного животного. Талантливые люди обречены на тоску полнейшего одиночества и безысходно-пессимистические настроения.
7
Точнее, интеллигентный пролетариат имеет дело с двумя «обрывками» действительности. Его жизненный опыт ограничивается наблюдениями над «мещанским царством» и собственной «интеллигентной» средой. (В. Ш.)
8
Терминология Г. Зиммеля; см. его статью «Die Grossstadte und das Geistesleben» в сборнике «Die Grossstadt Vortrage und Aufsatze fur Stadteausstellung», стр. 201.
9
«Новая жизнь».
10
…дел, новых занятий
11
Исключение составляет только Аксинья.