Полная версия
Астролюдия
Астролюдия
От автора
Роман в романе – жанр не новый. Во скольких из них читали главные герои дневники предков, любимых, случайно найденные рукописи. Просто ни одна из них не была написана героиней трилогии по гороскопам своих в тот момент еще не рожденных детей и их окружения.
Я не хотела продолжать тему, закончила трилогию «ЛюБоль» на моменте смерти главного героя Клода и высвобождении из тела дочери души его жены Софьи, которая тело новорожденного младенца просто оккупировала.
Софья умерла при родах близнецов, но хотела быть рядом с родными и близкими хоть в теле новорожденной дочери, поэтому поступила так. Ангелы ее осудили, но не наказали за этот поступок, продиктованный любовью.
Но читатели проявили к роману, основанному на астрологических расчетах, даже больший интерес, чем к роману о том, как Ангелы ведут нас по жизни. Это и неудивительно: мало чью судьбу меняют радикально высшие силы, а вот звездный путь предначертан каждому из нас.
Что ж, мне и самой интересно придуманный теоретически новый вид романа – по гороскопическим прогнозам – осуществить на деле. Для этого я придумала точные даты рождения всем героям романа «АстроЛюдия» и сделала по ним в компьютерной программе их натальные карты. И теперь попробую следовать сюжету гороскопов каждого из персонажей. А их взаимодействия в отношениях буду строить на таблицах и теориях астролога Григория Кваши. Такой «роман в романе» будет написан впервые. И он будет дан в сравнении с судьбами близнецов, родившихся не в том знаке Зодиака, в котором родились бы сын и дочь Клода и Софии, если бы это произошло не в семимесячном возрасте, а в девятимесячном.
Часть первая
Глава первая
Близнецов выписали из клиники для недоношенных детей всего лишь час назад. Два месяца в прозрачной капсуле с искусственно очищенным и согретым воздухом, на искусственном кормлении сделали малышей какими-то тихими, малоподвижными. Отца к ним не пускали – показывали через стекло. А вот, наконец, оба близнеца оказались у него возле сердца и печени – один слева, другая – справа. Как всем детям, этим тоже предстояло засесть в обоих этих внутренних органах отца, так что нынешнее положение можно смело считать символическим.
Но Клод об этом не думал. Он принял их обоих из рук медсестры, хотя Роберта была с ним рядом. Но ему самому хотелось ощутить цену потери Софьи на руках.
Но ничего особенного, кроме не покидавшей его эти два месяца после смерти жены при родах беспросветной ноющей черноты внутри, он не ощутил.
Пеленки пахли лекарствами или дезинфекцией. Личики спящих младенцев были уже не такими крошечными, как раньше. У мальчика даже появились щеки.
Роберта отогнула пеленки с их лиц и счастливо засмеялась при виде внуков.
– По копии каждого родителя родилось!
Клод, если честно, предпочел бы оригинал Софьи ее отпрыскам. Но выбирать не приходилось. И он вздохнул тяжело и горько.
Прежде чем сесть за руль, Клод усадил на заднее сиденье свою мать и осторожно, но все так же мрачно, разместил два белых конвертика с малышами – каждый теперь весил по два с половиной килограмма приблизительно – у Роберты на коленях. И она едва сдерживалась, чтобы не прижать хрупкие комочки со всей силы к груди. Нельзя было их пока будить.
Дома ждала приезда младенцев нанятая загодя кормилица. Ее огромная грудь содержала столько молока, что не только ее сынишке, но и близнецам все не высосать. Хоть они и не приучены к груди. Но Роберта надеялась на то, что к хорошему привыкаешь быстро.
На пороге дома их уже ждали счастливый дед с еще более счастливым старшим братишкой. Фредик прыгал вокруг выбирающихся из машины родственников и вопил:
– Мама, мама вернулась!
– Деточка, мамы нет, но есть сестра и брат, – с этими словами Клод как хрупкую драгоценность снял с колена розовый конвертик с девочкой. Окно было полуоткрыто. Тюлевая штора перекрутилась, и проем на улицу стал полностью открыт. Клод не замечал этого. Но Роберта побежала закрывать ставни. Ее внуки были существами тепличными.
Клод проводил ее глазами.
И тут случилось что-то из области мистики. Маленькая девочка открыла глаза, и Клод… задохнулся от неожиданности: синие бездонные очи были абсолютно взрослыми и в них светилась радость, даже веселье. Они словно говорили: «А вы не верили Фредику, который говорил, что мама станет маленькой девочкой и будет снова с нами. А я – вот она!»
И мир стал стремительно светлеть: малышка обвела глазами окружающих, хотя это не дано новорожденным, причем в веселом взгляде чувствовалось узнавание. Клод оторопел. Так и стоял с девочкой на руках столбом, и сердце будто омывалось волнами. Роберте даже пришлось самой выбираться с мальчиком на руках с заднего сиденья, огибая застывшего Клода. Она на секунду даже рассердилась на сына: мало того, что дети его не обрадовали, как она рассчитывала, он еще и…
Но стоило ей встать рядом с сыном и увидеть личико внучки, в глазах которой явно читалось узнавание окружающих, как она с ликованием завопила:
– Бог мой, Софи! Это же Софья!
Роберт, считавший себя оплотом здравого смысла, стоял до этого у входной двери, придерживая ее в распахнутом состоянии, чтобы удобно было входить с двумя детьми на руках, но при этом вскрике он не выдержал… Со всех ног кинулся к группе у машины и в два прыжка ее достиг. И тоже застыл с остановившимся дыханием, уставившись новорожденной в глаза.
Младенец-мальчик, обделенный вниманием в пользу сестры, сердито заревел от ревности. А Клод прижал девочку к себе, словно скрывая ото всех немыслимое сокровище, и побежал с ней в дом, будто опасаясь, что ее отнимут. За ним кинулся Фредик с плачем и криком:
– Дай маму мне!!!
Вышедшая из ступора Роберта наклонилась над малышом, начала целовать его в обе тугие щечки.
– Не плачь, красавец! Зато ты моим любимчиком будешь. И еще неизвестно, перевесят ли три мужчины одну женщину в желании баловать и миловать. Ты так похож на своего папу, что я будто вернулась на тридцать два года назад и снова держу его на руках. Только теперь я больше знаю и умею.
Глаза мальчика не были осмысленными, как у девочки. Он был глупеньким, как и полагается девятимесячному крохе. И сердце бабушки буквально колотилось о него в экстазе и восторге.
– Ты – мой лев, Леон! Пусть ты пока зеленоглазый котенок, но когда вырастешь, станешь красивым и мощным. За тебя не нужно будет бояться.
Так бабушка на крыльце дома придумала имя внуку.
Ну а девочке – тут и думать нечего. Софья родилась в другом теле – своей дочурки, в каком-то мистическом смысле слова, а не в обычном, генетическом.
Георгий – начальник охраны криминального авторитета Иллариона – с женой Асей (так называл Настю только он) уже третий день жили в Москве.
Даже одновременную смерть отца и новоиспеченного мужа Настя переживала меньше, чем гибель Софьи. Она была для нее не просто подругой, а идеалом женщины. Мать свою Настя считала умницей и красавицей, но ее «старомодность» мешала обращаться к ней за советом. Все же ортодоксальная моралистка не настолько разбиралась в превратностях жизни, насколько на своей шкуре – точнее, великолепной коже – испытала их Соня. Она вся почернела. Наталью, подпилившую ветки, где висел злополучный гамак, с которого Софья упала, и получила, в результате этого, роковую травму, Гия застал повешенной в квартире Лимона. Если сама она над собой это сделала, то виноват все равно он, Георгий. Ведь втянул ее в бандитскую среду он из-за нежелания признаться Иллариону в своем «косяке» при определении, кого кастрировала в своей спальне Нана.
Но если ее повесил Лимон, то, значит, она работала на этого садиста, а он просто убрал ее, чтоб не указала на него как на заказчика убийства Сони.
Как обстояло дело, не знали даже Ангелы: из-за черной зависти душа Натальи сгорела еще при жизни, и ее никто не хранил с тех пор. А что уж говорить про рыжего садиста, занявшего не так давно место лидера бандформирования Седого.
Он и раньше был преступником, а теперь еще и пристрастился к садизму: тело Натальи все было исхлестано, как успел заметить Гия. Но он ее не пожалел. Мало того, когда его новый сосед по турецкой квартире – начальник Городского управления полиции в сибирском городе – подтвердил по отпечаткам пальцев, что сук подпилила Наталья, Георгий искал бесхребетную завистливую деваху, чтобы лично ее придушить своими руками. Но был рад, что мараться не надо. Не любил он причинять боль женщинам. Да и мужчинам особо не жаждал. Но приходилось не раз.
Выйдя из квартиры Лимона, Гия оставил дверь приоткрытой, чтобы покойницу нашли. И не забыл стереть свои отпечатки.
Он поехал к Иллариону. Тот позвонил ворам в законе. И от них узнал, что Лимон скрылся с деньгами своей группировки. Теперь его искали бывшие соратники. Георгий решил им помочь. И вообще переманил всех двадцать шесть оставшихся в группировке бандитов «под крыло» Иллариона.
Они на сходке, конечно, кочевряжились. Но после Гибели Седого и побега Лимона им было – хоть расходись из банды. Не на работу же устраиваться? Да и кто их возьмет?
Аргумент этот сработал.
Для Георгия эта акция вербовки помощников из числа врагов была отчасти чтобы, наконец, положить конец попыткам какого-нибудь нового лидера «бесхозных» бывших зэков натравливать на их с Илларионом структуру, а отчасти – чтобы контролировать процесс поиска Лимона.
Доказательств у него не было, но его нюх подсказывал: не получив авторских прав на эротический рэп, он решил убрать источник самого рэпа в лице Софьи и Клода. Видно, он должен был пострадать как-то иначе чуть позже.
Новость о смерти Софьи застала новоиспеченных супругов Цхелавав Турции. И им тогда срочно пришлось переехать жить в особняк Таубов, потому что Роберта связалась с Михаилом и попросила его и Лилию начать оформлять рабочие визы немедленно. Им уже отправили приглашение на работу в течение двух лет в Австралии на должностях няни и охранника в «имении Таубов».
А жить им предстояло в том доме, который на имя Софьи купил в свое время Клод, чтобы убедить девушку, которую по-настоящему страшило отсутствие ее личного жилья в другой стране, выйти за него замуж и уехать в Австралию.
Недоношенных близнецов через два месяца выпишут, и нужны будут надежные люди в помощь Роберте, Роберту и Клоду. И Лиля с Мишей вылетели в Москву, чтобы собирать справки по инстанциям. Так что улетели сразу и успели с визами впритык к выписке близнецов.
За эти два месяца, что двое новобрачных, Ася и Георгий, жили «в чертогах», как высокопарно назвала гостевую спальню дома Настя, Гия искал, кого можно оставить на хозяйстве у Таубов.
Ведь, кроме охраны дома и машины, надо было еще и заботиться о кормлении пяти котов и собаки. Впрочем, как только Гия подумал о еде – тут же вспомнил братьев-молдаван. Они держали ресторанчик на побережье и снимали квартиру в Аланье. А тут им платить за жилье не придется – Клод будет оплачивать налоги, так что кроме коммунальных услуг обоих Ионеску ничего обременять не будет.
Иван и Алексей, конечно же, обрадовались невозможно. Они и так бы помогали, а тут такой бонус! Но сказали, что жить будут в гостевом домике, а особняк только убирать. На том и порешили.
Гия втайне обрадовался, что молдаване не стали ночевать в спальне Клода и Софьи. Это место он считал чем-то вроде святыни их любви. Сам-то он хотел провести на этой кровати ночь с Асей, но она заартачилась. И он осознал свою черствость. И не разрешил убрать вещи бывшей владелицы из шкафа и отдать бедным, как это полагается по традиции. Конечно, Клод будет страдать, видя рядом со своими вещами платья Сони. Но это не тот случай, когда отсутствие пахнущих красавицей нарядов сделает страдания меньше.
Гияи сам, входя в эту комнату, с трудом сглатывал горький комок в горле. Все же Сонечка была явлением. Ярким метеором. Экзотическим островом в море людской серости.
И вот, наконец, сегодня супруги Цхелава оказались в Москве, обосновались в прежнем жилье Георгия – там он жил до покупки квартиры Софьи. Ее выставили на продажу.
Кошка обрадовалась новой хозяйке. Они еще раньше, когда Георгий нанимал Настю присматривать за своей любимицей – Матильдой, белой и пушистой, – нашли общий язык. Так что появление Аси в этих интерьерах заставило ее почувствовать, что она вернулась домой.
Да и кошку приласкала очень нежно, так что зверушка заурчала, и Гия испытал ревность к ним обеим.
А еще испытал стыд, вспоминая прошлое, что в свое время из-за боязни потерять свободу отправил симпатичную ему девчонку ухаживать за инвалидом-племянником.
Решил, что полюбить не сможет, и решил не губить. Он и сейчас не до конца был уверен, правильно ли поступил, наконец женившись.
Его охота на «мясо с сиськами» всегда привлекала больше, чем добыча.
Но когда крамольные мысли закрадывались в голову, Георгий тут же вспоминал Таубов, которые смогли не удариться в быт, в борьбу за власть в семье, остались женатыми любовниками. А Фредик – разве увидев его, хоть один человек не захотел бы сына? Мальчонка очень редко капризничал, вел себя как-то по-мужски в любой ситуации, схватывал все на лету, веселил своими вопросами невероятно. Георгий решил, что пора начать раскрепощать Настю в сексе. Иначе он быстро переключит свое внимание на других. Он-то знал себя. Он был искушенным в продажных ласках и даже пресыщенным. И если теперь, когда они живут вместе, Ася будет так же сдержанна в постели, как была эти три дня, то их брак долго не протянет.
Первый раз они занялись сексом в спальне Сони и Клода, переехав на виллу. Они как раз открыли шкаф и смотрели на одежду Таубов. Ася вытащила синее платье Софьи из пан – стрейч-бархата. Приложила к себе и спросила Георгия, идет ли ей синий цвет, ведь она кареглазая брюнетка.
А на Гию нахлынули воспоминания о Соне в этом платье и сапфировых серьгах. От этого, хоть он и гнал их, потянулась цепочка воспоминаний о Софье, тогда еще Орловой, занимающейся сексом с разными мужчинами по заданию первого мужа – Павла. Георгий так возбудился, что, не отвечая жене, схватил ее на руки и опрокинул на кровать Таубов. Платье Софьи оказалось под Настей. Оно пахло какими-то волнующими духами. Так что приличная блузка Асии м была тут же не расстегнута, а разорвана. Он впивался в ее шею губами, буквально рвал кожу. Настя закричала и вскочила.
– Мы не должны осквернять их постель, – возмутилась она, потирая место поцелуя-укуса.
– Хорошо, пошли в соседнюю спальню для гостей, – Гия сдержал свое недовольство тем, что его порыв не был принят молодой женой.
Ангел Насти видел, что тело Георгия ее возбуждало, что его грубая сила была ей непривычна, и это мешало расслабиться. Ну и еще, конечно, то, что Влад был более… благопристойный, что ли. Он не требовал от нее смены поз такими грубыми словами, не делал больно ее соскам. И, безусловно, Настя считала предосудительным выть от страсти через сорок дней после похорон любимых мужа и отца. Но грубые ласки ее возбудили тоже. Поэтому она, по пути в другую спальню, быстренько включила на своем телефоне главный хит эротического рэпа. И быстро скинула джинсы сама, опасаясь за их целостность в случае, если их рванет ее «волчара».
Гия тоже быстро разделся, покидав одежду на пол. И набросился на жену на покрывале, не сдернув его. Его огромный член с трудом втиснулся в Настю, причиняя боль, переворачивая в воздухе с неприличными командами. Она пискнула испуганно. Гия задвигался быстрее, ища удовлетворения. А Настя просто вытерпела это, но когда, откинувшись, Георгий увидел, что лицо у нее испуганное и заплаканное, он раздосадовался. Но сосчитал до десяти, прежде чем произнести хоть слово.
– Прости, мы столько ждали, когда сможем оказаться в постели, что я, наверное, причинил тебе боль? – Он ласково провел по клитору и паху Насти ладонью.
И увидел, что его рука в крови.
– Разве вы не спали с Владом до свадьбы? – изумился Гия.
– Спали несколько раз. Пять, по-моему. Просто у него это… место меньше было, поэтому во мне там снова что-то порвалось.
Гия поцеловал жену на этот раз благодарно.
– Ну хоть наполовину девственница мне досталась, – пошутил он.
Утром он повторил заход. Но, испуганная прошлой болью, Настя была сдержанна. И еще она попросила ее ласкать перед сексом. А Георгий раньше себя этим не утруждал. Его желание накапливалось стремительно и требовало удовлетворения быстрого и жесткого. А Настя начиталась женских романов, где надо быть «обцелованной по три чмока на каждый сантиметр тела», вот и дурит девка, мысленно решил про себя Гия.
И, наконец, на третий день в гостевой спальне покорно целовал свою Асю только в указываемых ею самою местах, кончил в процессе на простыню.
Ему казалось это позором. И он в который раз подумал, что обязательно нужно спать с женщиной до свадьбы, отбросив приличия. Ведь, в принципе, Настя ему больше нравилась как человек, чем как женщина. Но раз уж он женился, надо было что-то делать с тем, что он темпераментный, а она была с мужчиной пару раз. Да и образ Гавроша никогда его не возбуждал. Он полюбил ее за стержень характера, за милый характер и мужской ум. Но ни одно из этих качеств не будет работать, когда первая страсть, вызванная невольным воздержанием в любви, пройдет.
И, поразмыслив, Георгий позвонил своему знакомому стилисту, к которому не раз отвозил своих подружек по их же просьбе. И попросил сделать из жены «то, что люблю, ты знаешь».
Так что, по приезду в Москву, Гия искал слова, которые бы не оскорбили Настю. Ведь, по сути, ему предстояло ей сказать, что он просит ее измениться внешне, стать не такой академичной и дипломатичной.
И, наконец, он придумал:
– Настя, Лимон, который точил на тебя зуб, сейчас сбежал. Но перед этим он повесил Наталью. Сама понимаешь, чтобы теперь жить в Москве, тебе надо стать неузнаваемой. Не подходить под прежние описания.
– Ты предлагаешь мне сделать пластическую операцию?! – Настя пришла в ужас и побледнела.
– Нет. Просто изменить цвет волос, макияж, стиль одежды на чуть более сексапильный. Походишь так пару лет, максимум, потом станешь такой же, как теперь, снова. К тому же, среди жен моих друзей ты в новом «прикиде» не будешь «белой вороной».
– То есть, наоборот, – стану «белой вороной» в стае себе подобных крашеных блондинок с накачанными губами и искусственной грудью? – в голосе Насти слышалась обреченность.
Ангел Анастасии подумал, что девушка сама стремилась стать более сексапильной, похожей на Софью. Но стоило кому-то со стороны попытаться навязать ей новый образ, как ее, да и многих, это возмущает. Становится жаль своей неповторимости. И не зря. Ведь сюжет жизни писался именно под этот внешний вид. И если не Ангелы внутренним голосом диктуют перемены, то они не нужны. А если, вдруг, у самой девушки возникает желание стать блондинкой, значит, для сплетения сюжета ее жизни с чьим-то еще нужен «эстетический удар».
Даже изменения внешности, если они не пугают внутренне, а радуют – идут по воле небес. Людям не мешает помнить, что ни один волосок не упадет без воли Божьей. И если, идя поперек себя, человек меняет внешность для себя насильственно, значит, он в чем-то изменяет свою судьбу. Ведь в волосах «записано» наше прошлое. Впрочем, в этом случае Ангел колебался: его подопечная должна от Георгия родить ребенка. Единственного. Девочку. Так что стать более желанной в сексуальном плане для него ей просто необходимо.
– Доверься мужу, – прошептал он Насте на ухо.
Да и Георгий продолжал ее убеждать. Что с его стороны было большой уступкой женщине. Они ведь раньше, благодаря его положению и врожденной мужественности, должны были выполнять его желания, что называется, по щелчку пальцами:
– Тебе понравится, да и мне, если честно, не хватает в тебе вызова, смелости и раскованности. Ты та самая леди в гостиной, но пока не б… в спальне. А это была моя мечта – иметь обеих в одной жене.
– Так кто мешал тебе ее осуществить? Зачем на мне женился? – Голос ее прозвучал глухо. – Вон сколько этих самых б… вокруг. – Настя широко обвела рукой окрестности.
– Просто тебя научить получать удовольствие от секса проще, чем сделать остальных такими умными и хорошими девочками, такими леди, как ты.
– Ладно, веди меня на стилистическую Голгофу. – Насте все же стало горько. Она расплакалась.
Ей оказалось жаль своего «пацанства», она боялась грядущей вульгарности. Для жизни ей нужна была гармония. Но она вышла замуж за человека, которому в постели нужна… другая. А это значит, что если она не изменится, то в его жизни не задержится.
– Хорошо, ты женился на мне, чтобы спасти от смерти. И я безропотно вынесу все, что ты скажешь. А если не смогу это вынести – то просто уйду. Ладно?
– О кей, – наигранно весело ответил Гия, – да ты не бойся, у тебя правильное лицо и ладная фигурка. В тебе есть огонь. Надо только распахнуть тебя.
– Распахнуть? Как печку? – Настя постаралась растянуть губы в подобие улыбки.
Гия предпочел не смотреть, как она украдкой смахивает слезы. Может, она станет лучше. А если хуже – всегда можно все переиграть: на дворе век чудес.
– Поехали к стилисту? Я ему назначал ему на одиннадцать. Но если ты хочешь оставаться и впредь такою, как ты есть, то насиловать тебя не стану. – Гия стал говорить обиженно.
И Настя сразу сдалась. Как Весы по знаку Зодиака, она всегда имела в приоритете семью и дипломатию. В конце-то концов, с милым и нежным Владом ей не хватало в постели огня, и она мечтала тогда о Джеме. Теперь у нее в постели не мужчина, а вулкан, а она трусливо боится его напора и огня. Надо или искать другого мужа, или научиться быть такой, как Соня. Кстати, надо показать стилисту фото Софьи – пусть приблизит насколько можно ее образ к новому. Ведь хоть и гнала от себя теперь эту мысль Ася, но ее муж, как и все мужчины в окружении Софьи Тауб, был в нее тайно или явно влюблен. И тогда в Сониной спальне она не отдалась мужу в первый раз как раз потому, что боялась, что мысленно он будет представлять себя в постели с той красавицей, которой пропиталось все вокруг, в том числе и мысли знавших ее людей.
– Я решила стать похожей на Соню, – сообщила она мужу, когда оба уселись в машину. И при этих словах испытующе посмотрела в глаза супругу.
– Ну, ты совсем другая. Все, что можно сделать, – русый цвет волос. У тебя красота французской актрисы. А Софья была голливудской.
– Французской?
– Ну да, не Софии Марсо, а, скорее, Жюльетт Бинош.
– Из фильма «Шоколад».
– Из тех времен, когда она играла в одном из фильмов трагической трилогии «Три цвета».
– А, это там, где она узнает после смерти мужа, вместо которого писала музыку, сделавшую его знаменитым, что все годы их брака у него была блондинка-адвокат, и от нее родился ребенок? – Такая горечь прозвучала в этом замечании, что Ангел Насти в ужасе закрыл глаза руками, ожидая, что сейчас Настя бросит мужа, не успев его толком узнать. Но тут же он собрался и стал ей кричать в ухо, чтобы она подумала о том, что если она не станет блондинкой, то такая ситуация очень даже вероятно перекочует из фильма в жизнь. Тем более что она собиралась пусть не писать музыку, а только форматировать ее из исходных записей звуков секса молодоженов. И делать это в студии своего нового мужа. Аналогия не прямая, но приближающаяся к ней.
– Постараюсь стать похожей на обеих героинь этого фильма. Правда, судя по разнообразию твоих постельных дам, краситься мне придется минимум раз в неделю в разные цвета.
– Хорошая идея. Но можно просто надевать парики, – вполне серьезно ответил жене Гия. Потому что думал о том же, что и Настя: он непостоянен, не привык себя ограничивать. А надо. Ведь остаться без Аси он просто не хочет ни в коем случае. Даже если она отлучит его от тела вовсе. Но долго ли протянет его любовь без секса? Он достаточно знал себя для того, чтобы знать: они расстанутся, но останутся друзьями. Если только Ася не захочет стать для него всем.
– Надеюсь, у тебя получится, – ободряюще улыбнулся он Асе, посмотрев на ее оскорбленное лицо, точнее, на ее профиль с поджатыми губами.
С появлением в доме Таубов двух орущих за четверых близнецов не стало покоя, но улетучилось и горе.
Все, не сговариваясь и даже не говоря вслух на эту тему, решили, что Соня переселилась в тело дочурки – сдержала свое обещание Фредику. Поскольку Клод уже раньше видел Ангелов воочию, то в это чудо он не просто поверил, а принял его с восторгом. Теперь развеянный над морем прах не казался чем-то реальным. А вот сапфировый взгляд Софии на лице малышки, говорящий так много, – это стало реальностью. Клод буквально в часы изменился. Кажется, даже сам дом обрадовался «помолодевшей» еще больше хозяйке.
Собственно, дел стало столько, что даже на удивление не оставалось времени. Дети были голосящими по очереди и, в результате, без перерыва. Иногда в тоне воплей чувствовалось только желание переорать брата или сестру.