В расцвете рыцарства (сборник)

Принцесса сказала это крайне резко, так как Брендон держал себя непринужденнее и свободнее, чем Мэри привыкла видеть со стороны окружавших ее.

– Ваше высочество изволили потребовать от нас, чтобы на этот вечер мы оставили всякие формальности и церемонии, – сказал Брендон. – Если я зашел дальше, чем вам было бы желательно, то прошу извинить мой проступок желанием доставить вам удовольствие. Впредь же вы можете быть вполне гарантированы от малейшего оскорбления.

Этими словами Чарльз достаточно ясно выразил, насколько ему безразлично, нравится ли он или нет такому капризному созданию.

Мэри промолчала. Мы поговорили еще некоторое время о том о сем, тогда как Мэри сидела с выражением надменного достоинства. Затем мы перешли к картам, и во время игры обычная веселость принцессы снова взяла верх. Однако Брендон оставался непоколебимо холодным; он был чрезвычайно вежлив и почтителен с дамами, но радостное настроение, достигнутое вначале благодаря его непринужденному веселью, теперь бесповоротно исчезло.

– Фу, как это скучно! – сказала Мэри через некоторое время. – Ваша игра несравненно менее интересна, чем новый танец. Сделайте что-нибудь, чтобы я посмеялась, мастер Брендон!

– Боюсь, что вам придется позвать кого-нибудь другого, если вы хотите смеяться, – ответил Чарльз. – Я не могу понравиться вам во всем, а потому предпочитаю то, что кажется вам более по душе!

– Это звучит почти так, как будто вы хотите понравиться мне! – насмешливо сказала принцесса, сверкнув глазами; по-видимому, у нее на устах было еще одно бестактное замечание, но она вовремя подавила желание высказать его и продолжала: – Королева вечно проповедует мне о необходимости поддерживать на высоте мое «королевское достоинство», как она выражается, и, быть может, она права. Но я откровенно скажу: королевское достоинство – отвратительнейшее наказание! Простите меня, и в будущем, когда мы опять, как сегодня, будем наедине, я прошу вас всех троих обращаться со мной как с равной. Вы еще раз дали мне хороший урок, сэр, и с этой минуты вы – мой друг, если хотите и пока вы будете достойны…

Мэри протянула Брендону руку, и он, низко склонившись, долгим, сердечным поцелуем приник к ее руке.

В те времена поцелуй руки был еще внове в Англии и практиковался почти исключительно при официальных королевских приемах. Принцесса была удивлена, но, восхитительно зарумянившись, не помешала Чарльзу удержать ее руку дольше, чем это было необходимо.

После того как мы еще некоторое время поиграли в карты, я высказал сожаление, что мы с Джейн не можем потанцевать, так как нет музыки.

– Если дамы разрешат, я поиграю, – сказал Чарльз, и, взяв лютню леди Джейн, принялся играть и напевать веселые песенки, какие нечасто услышишь в Англии.

Затем он выразил желание поучить Джейн новому танцу; это сейчас же погрузило меня в ревнивое волнение, потому что я не хотел, чтобы он так танцевал с Джейн. Но, к моему величайшему облегчению, она ответила:

– Только не сегодня. Быть может, как-нибудь потом сэр Эдвин поучит меня, ведь это – его призвание!

Это было первым знаком благоволения, полученным мной от Джейн!

Затем принцесса и Джейн спели несколько песенок, я тоже дал себя послушать. Мы пели дуэтом, квартетом и соло, и все песенки были прелестны, так как выливались из сердца юности, благословенной небесами. Затем мы принялись болтать, и Мэри вместе с Джейн заставили Брендона рассказать о своих поездках и приключениях.

Хотя Чарльзу было всего двадцать пять лет, но он был чрезвычайно богат познаниями, приобретенными при посещении университетов Барселоны, Саламанки и Парижа. Он говорил по-немецки, по-французски и по-испански, а также был знаком с литературой на этих языках.

О себе он рассказал, что еще шестнадцати лет покинул родину в качестве дядиного оруженосца, чтобы сражаться во Франции. Позднее он попал на голландскую службу, затем – в плен к испанцам, к которым и поступил на службу, так как ему было решительно все равно, где сражаться, лишь бы только иметь случай совершать подвиги да зарабатывать малую толику. Он рассказал, как попал в рабство к маврам в Гренаду, откуда спасся отчаянно смелым бегством. Свой длинный рассказ Чарльз закончил жалобой на то, что скучный мир удерживает его в замке.

Не обдумав своих слов, Мэри сказала:

– О, мастер Брендон, расскажите нам о своем поединке с Джадсоном!

Джейн сморщила лоб и посмотрела на принцессу, приложив палец к губам.

– Боюсь, что не буду в состоянии сделать это, ваше высочество, – ответил Брендон, после чего встал и, подойдя к окну и повернувшись к нам спиной, стал всматриваться в ночную тьму.

Принцесса поняла, что она наделала, и ее глаза стали влажными. Через несколько минут томительного молчания она тихо подошла к окну и сказала, положив свою руку на руку Брендона:

– Сэр, простите меня, я должна была подумать… Но, верьте, я не хотела причинить вам боль!

– Ах, миледи, это просто необдуманное слово, которое не нуждается в прощении! Но вы даете мне новое доказательство доброты своего сердца, и я благодарю вас от души. Мне нужно было только немного времени, чтобы отделаться от мыслей о том ужасном дне!

После обмена этими словами они вместе вернулись в комнату. Я стал рассказывать свои лучшие истории, чтобы развеселить Брендона. Но заинтересовать принцессу Мэри мне не удалось; она сидела в явном нетерпении, пока наконец не вскочила и, раскрасневшись, не попросила Брендона еще раз станцевать.

– С удовольствием, – ответил Чарльз, взяв ее за руку. – Новый танец?

– Да, новый танец!

Они снова принялись танцевать.

Было уже далеко за полночь, когда Мэри наполнила два кубка вином, пригубила из каждого и подала их Брендону и мне. Затем она заплатила мне проигранные десять крон и отпустила нас.

Перед тем как идти спать, Брендон сказал мне:

– Боже мой, до чего она хороша! Но ты не прав, Каскоден, я все еще в состоянии благодарить Господа за то, что не влюбился в нее. Если бы это случилось со мной, я кинулся бы на свой меч!

Я готов был сказать ему, что принцесса отличила его так, как никого еще, но счел за лучшее промолчать. Несчастье вскоре должно было прийти само собой.

Глава V. Вражда и честь

Через несколько дней после этого Брендону была дана формальная аудиенция у королевской четы. Благодаря этому он получил, так сказать, «все права гражданства» при дворе, что мне было весьма приятно, так как меньше приходилось опасаться придворных пересудов относительно нашей интимной вечеринки у принцессы Мэри.

Приглашения королевской четы относились обыкновенно ко всему придворному штату без исключений, но у леди Мэри часто бывали маленькие собрания, на которые приглашался лишь самый изысканный круг и которые носили менее церемонный характер. Разумеется, все крайне домогались приглашений на эти собрания.

Однажды днем мне принесли официальное приглашение от леди Мэри пожаловать к ней вечером на маленькое празднество. К этому приглашению была приложена отдельная записочка Брендону, собственноручно написанная принцессой. Вот это в самом деле было исключительным отличием!

Но на Чарльза это не произвело особого впечатления, потому что, когда я передал ему записку, он небрежно прочитал ее и отложил в сторону.

Брендон поблагодарил принцессу особым письмом – смелость, от которой у меня почти захватило дыхание. Да и принцессу вначале испугала эта смелость, грозившая вконец уничтожить ее «королевское достоинство». Тем не менее она не уничтожила ответное послание Брендона, забралась в свою комнату, еще раз перечитала письмо и спрятала его в письменный стол. Но вскоре Мэри снова достала бумажку, опять прочитала и, подумав, спрятала ее в карман. Там письмо побыло некоторое время, а затем вновь появилось на свет божий для нового просмотра. После этого принцесса расстегнула пуговку лифа и спрятала письмо за пазуху. Мэри была так увлечена этим, что даже не заметила Джейн, спокойно сидевшую у окна, когда же обернулась и увидела подругу, то рассердилась настолько, что вытащила письмо, бросила на пол, наступила на него ногой и закричала:

– Как ты осмеливаешься подсматривать за мной? Ты исподтишка выслеживаешь меня, я должна осматривать каждый уголок, не шпионишь ли ты!

– Я не шпионила, леди Мэри! – сказала Джейн.

– Не возражай мне! Я знаю, что ты шпионила, и желаю, чтобы отныне ты не была такой бесшумной, слышишь? Кашляй, пой или делай что-нибудь, но чтобы я слышала тебя!

Джейн подняла с пола письмо и подала его своей повелительнице. Та отбросила его одной рукой, а другой закатила Джейн здоровенную оплеуху. Джейн выбежала, а принцесса в бешенстве закрыла дверь. Но, должно быть, принцесса потом снова сунула письмо к себе на грудь; по крайней мере вечером, когда Джейн, которой Мэри не сказала больше ни слова, пришла одевать ее к танцам, записка выпала из-за корсажа. Обе девушки залились веселым смехом. Джейн поцеловала голенькое плечо Мэри, принцесса поцеловала Джейн в лоб, и они опять стали друзьями.

Что касается Брендона, то ему приглашение на вечер к принцессе стоило ссоры с влиятельнейшим аристократом Англии.

Маленькие собрания принцессы Мэри происходили зимой почти еженедельно и обыкновенно объединяли одних и тех же приглашенных, которые встречали новичков крайне недружелюбно. Кроме того, как это ни странно, даже и неприглашенные часто пускались на всякие штуки, чтобы проникнуть на вечер принцессы. Во избежание последнего у дверей ставили двух алебардистов.

С Брендоном тоже так случилось, что алебардисты, никогда не видавшие его здесь, преградили ему дорогу. Но Чарльз попросту отбросил часовых в стороны.

Поблизости стоял герцог Бэкингемский, видевший это. Он принадлежал к числу тех самонадеянных, надменных людей, которые не упускают случая совершить какую-нибудь неловкость. Поэтому он поспешил засвидетельствовать свою преданность принцессе и стал на дороге, говоря Чарльзу:

– Сэр, вам следует уйти отсюда! Вы не на турнирной арене и попали сюда, очевидно, по ошибке!

– Милорду Бэкингему угодно и сегодня по обыкновению строить из себя осла! – улыбаясь, ответил Брендон и свернул в сторону, направляясь к Мэри.

Принцесса все видела и слышала, но вместо того, чтобы прийти герцогу на помощь, весело смеялась.

Ответ Брендона взбесил герцога Бэкингемского. Он бросился на Чарльза, обнажил меч и вне себя крикнул:

– Клянусь небом, еще один шаг – и я проколю тебя насквозь!

Я был свидетелем всего этого инцидента, но события разыгрались с такой быстротой, что я не успел опомниться. Словно молния, меч Брендона вылетел из ножен, и вслед за этим оружие герцога Бэкингемского взметнулось к потолку. Затем с непостижимой быстротой Брендон снова сунул свой меч в ножны и поймал за рукоятку меч герцога.

– Милорд изволили уронить свой меч! – сказал он с явной иронией и, ткнув острием в пол, продолжал: – Я хочу затупить кончик, чтобы вы, Боже упаси, не порезались!

Последовал единодушный взрыв смеха, в котором принял участие даже сам король.

Принцесса Мэри тоже рассмеялась и сказала герцогу Бэкингемскому:

– Милорд, что это за манера встречать так моих гостей? Кто поручил вам сторожить дверь? В следующий раз нам придется вычеркнуть ваше имя из списка приглашенных, пока вы не усвоите хороших манер! – Это было таким жестоким ударом для герцога, что он не нашел ни слова в ответ. А принцесса продолжала, обращаясь к Чарльзу: – Мастер Брендон, я очень рада видеть вас у себя и сожалею, что наш друг Бэкингем так жаждет вашей крови!

Затем она повела Чарльза к королю и королеве, после чего вместе с ним продолжала обход комнаты.

Знакомство Брендона с гостями состоялось.

Затем Мэри еще раз коснулась сцены, разыгравшейся при входе; она сказала Чарльзу:

– Я пришла бы вам на помощь, если бы не была уверена, что вы сами отделаете герцога по заслугам. Это было лучше маскарадного игрища и доставило мне большое удовольствие. Я ведь совершенно не выношу герцога!

Интимные собрания у принцессы Мэри никогда не открывались самим королем, а королева, бывшая значительно старше своего супруга[3], вообще сторонилась этих развлечений. Поэтому Мэри сама открывала свои балы. Быть при этом ее кавалером считалось величайшей честью и просто смешно было смотреть, сколько людей старалось попасться ей на глаза, чтобы быть замеченными и избранными. Что касается Брендона, то он отошел в угол комнаты и погрузился в разговор с канцлером Уолси, который очень любил его, и мастером Кавендишем, большим чудаком и маленьким человечком, отличающимся ученостью, добротой и горячей привязанностью к принцессе.

Однако было время открыть бал, и с хора, где помещался оркестр, я мог видеть принцессу Мэри, ходившую среди гостей, видимо, отыскивая партнера. Наконец она увидела Брендона.

Я с самого начала предчувствовал, что принцесса изберет Чарльза для открытия бала, и заранее сожалел об этом, так как такое отличие неминуемо должно было восстановить против него всю знать. Конечно, я оказался прав, так как Мэри сейчас же подошла к моему другу, и я услыхал, как она сказала:

– Мастер Брендон, не угодно ли вам танцевать со мной?

Но представьте себе мое изумление, когда я обратился к дирижеру, чтобы назначить танец, а дирижер ответил мне:

– Мастер, на первый танец мы уже получили распоряжение лично от ее высочества!

Теперь представьте мое двойное изумление, даже ужас, когда оркестр заиграл мелодию нового танца, выученного принцессой у Брендона. Я увидел, как вопросительно посмотрел Чарльз на Мэри и как она рассмеялась, утвердительно кивнув ему головой. В следующий момент она уже реяла, словно нимфа, в объятиях Брендона по залу. Это было прелестное зрелище, и ропот восхищения и удивления приветствовал парочку. Раздались даже аплодисменты, в которых принял участие сам король.

Но вскоре на хорах появилась герцогиня Кентская, первая статс-дама королевы, и передала приказание Ее Величества сейчас же перестать играть. Музыка смолкла.

– Мастер! – раздраженно сказала мне принцесса, когда я по ее вызову подошел к ней: – Разве наши музыканты устали, что перестали играть, прежде чем мы окончили танец?

За меня ответила королева:

– Я приказала музыке замолчать, так как не потерплю долее таких непристойных зрелищ!

Мэри сверкнула глазами и, вспыхнув гневом, крикнула:

– Если Вашему Величеству не нравятся наше поведение и танцы, то вы можете удалиться к себе, когда вам заблагорассудится. В присутствии Вашего Величества охота к удовольствию пропадает сама собой!

Королева подскочила к супругу, наблюдавшему за инцидентом, и сердито сказала:

– Неужели вы, Ваше Величество, допустите, чтобы меня до такой степени оскорбляли в вашем присутствии?

– Вы сами ввязались в историю, ну и выпутывайтесь, как знаете! – ответил ей король. – Я вам достаточно часто твердил, чтобы вы остерегались Мэри: у нее острые коготки!

Генриху VIII надоела угрюмая ворчливость Екатерины еще до того, как он женился на ней. Только своему испанскому золоту она была обязана вторым супругом из дома Тюдоров!

– Разве я не могу иметь на своих балах музыку и танцы по собственному усмотрению? – спросила Мэри брата.

– Можешь, сестричка, можешь, – ответил король и обратился к Брендону. – Продолжайте, мастер, мы тоже желаем научиться этому танцу!

Когда Мэри окончила новый танец, решительно все захотели научиться ему, и даже сам король попросил Брендона показать ему па. Король очень быстро усвоил их и выводил эти па с неуклюжей грацией ученого медведя.

Дамы вначале несколько стеснялись нового танца и старались держаться от кавалера возможно дальше, но тем не менее Мэри ввела новую моду, и все остальные последовали ее примеру. Я тоже успел заранее поупражняться в этом танце, так что теперь мне представился случай поучить даже Джейн. Поэтому я отправился к избраннице своего сердца, чтобы пригласить ее на танец. Однако она ответила:

– Благодарю вас, сэр Эдвин, здесь найдутся другие, которые больше стремятся к этому! – Когда же она продолжала отказываться при моих повторных просьбах и увидела, что я рассержен, то шепнула мне в виде извинения: – Я не могла бы танцевать этот танец с вами на глазах у всех.

Через несколько минут мы очутились одни в соседней комнате, и я предложил Джейн попробовать здесь.

Упрямица была теперь загнана в тупик, однако все же покачала головой и ответила:

– Но как же, если я не хочу?

– Миледи, теперь вам придется уже просить меня об этом! – воскликнул я, потеряв терпение, и, насупившись, проводил Джейн обратно в зал.

Весь вечер был посвящен упражнению в новом танце. Когда мы собрались уходить, Мэри сказала Брендону:

– Вы доставили королю большое удовольствие этим новым развлечением. Он спросил меня, где я выучилась танцу, и я сказала, что вы показали его Каскодену, а Каскоден – мне!

– Но ведь это неправда! – воскликнул Чарльз. – Разве не лучше было бы сказать правду Его Величеству?

Мэри слегка покраснела и ответила:

– Чем же я виновата? Если король Генрих узнает, что мы провели такой славный вечерок в моих покоях, то очень рассердится, и… и… пожалуй, вы пострадаете из-за этого. Теперь научите короля новой карточной игре, и тогда ваша карьера сделана. Недавно он выписал нескольких ломбардцев, которые показали ему новые карточные игры, но ваша, наверное, понравится ему больше всех других! – Вдруг принцесса с какой-то торопливой резкостью прибавила: – Я не танцевала нового танца ни с кем, кроме вас, а вы, по-видимому, даже не заметили этого!

Она скрылась, прежде чем Чарльз успел поблагодарить ее.

Глава VI. Поездка в Виндзор

Принцесса отлично знала своего венценосного братца, утверждая, что новое развлечение или сочинение нового роскошного покроя платья будет скорее вознаграждено им, чем выигранная битва. В позднейшую эпоху главным путем к его благоволению был тот, которым он мог отделаться от надоевшей супруги и раздобыть себе новую. Впрочем, это был в то же время очень опасный путь, как узнал на себе канцлер Уолси, звезда которого закатилась вместе с несчастной Анной Болейн.

Брендон понял намек принцессы и сумел дать понять королю, что знает новые французские игры. Вследствие этого его призвали от службы к королевскому карточному столу. Брендон был достаточно умен, чтобы постоянно давать королю выигрывать, иначе новая игра слишком скоро вышла бы из моды.

Игра, показанная Чарльзом, занимала Генриха днем и ночью в течение трех недель; он упивался ею до пресыщения, потому что вообще никогда не умел умерять свои страсти. Таким образом, мы видели Брендона очень редко, и принцесса Мэри раскаивалась, зачем она упомянула о картах. Она тоже с удовольствием позабавилась бы новой игрой, но в первую очередь шли желания короля.

Однажды Его Величеству взбрело в голову выстроить в Виндзоре новую часовенку; он взял с собой небольшую свиту, в которой кроме Мэри были Брендон, Джейн и я, и мы отправились в Лондон. Переночевав там, мы в ясное, радостное июньское утро выехали верхом в Виндзор.

Мэри и Джейн ехали бок о бок. Я был сердит на Джейн и потому умышленно не приближался к ней. Брендон же, видимо без всякого умысла, предоставил это случаю и ехал рядом с Кавендишем и со мной.

Вскоре я заметил, что принцесса Мэри все время оборачивается в нашу сторону, словно опасаясь грозы с этой части горизонта. Я надеялся, что и Джейн заподозрит дождь, но ее шея словно окаменела, и моя милая ни разу не обернулась. Мы проехали около трех миль, как вдруг принцесса осадила лошадь и повернулась в седле. Я слышал, как она что-то сказала, только не разобрал, что именно.

В следующую минуту кто-то крикнул:

– Мастер Брендон к ее высочеству!

Чарльз выехал вперед, я поехал за ним. Когда мы подъехали к девушкам, Мэри сказала:

– Кажется, у меня подпруга ослабла!

Брендон сейчас же спешился, а все остальные встали вокруг. Освидетельствовав подпругу, Чарльз негромко сказал:

– Миледи, подпруга затянута так, как только может выдержать лошадь!

– Она ослабла, говорю я! – с некоторым раздражением воскликнула принцесса, упорно настаивая на своем. – Я чувствую это по седлу! – Затем, с раздражением обернувшись к окружающим, она прикрикнула: – Ну, все непременно должны ротозейничать здесь, словно остолопы? Поезжайте дальше, мы справимся и без такого количества праздных свидетелей!

Следуя недвусмысленному намеку, все отправились далее, в то время как я держал под уздцы лошадь Чарльза, продолжавшего исследовать подпругу.

Тем временем Мэри склонилась через шею лошади и спросила моего друга:

– Надеюсь, вы разрешили с Кавендишем все текущие философские проблемы, которые вас так интересуют?

– Отнюдь нет! – ответил Брендон.

– Но вы были так углублены в свой разговор! Должно быть, вы говорили о важных материях?

– Нет, – ответил Брендон, – но подпруга все же не ослабла.

– Может быть, это только показалось мне, – небрежно ответила принцесса.

Я взглянул на Джейн, в глазах которой играли плутовские огоньки, и вручил Брендону поводья его лошади. Громко рассмеявшись, Джейн сказала:

– Эдвин, мне кажется, что и моя подпруга ослабла!

– Как у леди Мэри? – с улыбкой спросил я.

– Да, – ответила Джейн, весело смеясь.

– Тогда останьтесь со мной, – возразил я.

Принцесса посмотрела на нас и полусмеясь полудосадуя сказала:

– Вы без сомнения считаете себя чрезвычайно остроумными?

– Еще бы! – зло ответила Джейн и, выразительно показывая головой на принцессу, выехавшую вперед с Брендоном, тихонько прибавила: – Авось она теперь будет довольна!

– Значит, вы хотите, чтобы я ехал с вами? – спросил я.

– Да!

– Почему?

– Потому что хочу!

– А почему вы недавно не захотели танцевать со мной?

– Потому что не хотела!

– Коротко и неясно, – сказал я, – но для девушки вполне убедительно.

После довольно продолжительного молчания Джейн начала:

– Танцевать с вами тот танец и ехать здесь с вами рядом – два совершенно разных дела! Новому танцу я не захотела учиться потому, что не стану танцевать его ни с кем, кроме вас, а пока даже и с вами не стану!

Эти слова преисполнили меня горячей радостью; в устах моей стыдливой Джейн они были очень многозначительны. Теперь я знал, что она расположена ко мне и в один прекрасный день станет моей. Но я тут же убедился, что этого вожделенного момента мне придется добиваться очень долго.

– Джейн, вы ведь знаете, что мое сердце полно любовью к вам! – сказал я.

– Разве мир собирается разлететься вдребезги? – воскликнула Джейн с вызывающей улыбкой.

Тут я с ужасом вспомнил, что, объясняясь Мэри в любви, заявил: «Скорее мир разлетится вдребезги, чем я…» – и так далее. Джейн подслушала тогда мое объяснение, и теперь, как уже много раз, положила предел моему стремлению излить ей свою любовь.

– Я чрезвычайно озабочена! – снова заговорила она через некоторое время.

– В чем дело? – участливо спросил я.

– Да в моей повелительнице! Я никогда еще не видела, чтобы она выказала к кому-нибудь столько интереса, как к вашему другу Брендону. Не скажу, что она уже влюблена в него, но серьезно боюсь, что этого не избежать. Она не привыкла отказывать себе в чем-либо, и ей не приходит даже в голову, что это возможно. Она уверена, что все, чего она желает, принадлежит ей по божественному праву. До сих пор ей и не надо было бороться с самой собою в чем-либо, но теперь это необходимо. Я хотела, чтобы ваш друг очутился на противоположном конце земли, да и принцесса сама чувствует, что лучше держаться от него подальше, пока не будет поздно. Но она не может отказать себе в удовольствии быть с ним вместе, и я просто не знаю, что из этого всего выйдет. Вы только посмотрите, как она счастлива! Пока мы ехали одни, она была чрезвычайно угнетена, но вот она придумала свою маленькую хитрость и… Я вообще удивлена, к чему она стала подыскивать предлог, а не попросту потребовала к себе Брендона. Ну а вы не знаете, как обстоит дело с его чувствами?

– Нет, – ответил я, – но мне кажется, что его сердце еще не затронуто. Он сам говорил мне, что никогда не дойдет до глупости влюбиться в сестру короля. Если существует на свете рассудительный мужчина, то это Чарльз!

– Да, ваш друг Брендон не похож на других! – ответила Джейн. – Он наговорил принцессе кучу умных вещей, проповедовал ей мораль и обратил ее внимание на некоторые недостатки. Хотела бы я видеть, кому другому позволила бы она это! Но от Брендона она с радостью выслушает что угодно, и даже утверждает, что он внушает ей высшие, лучшие чувства. Однако до сих пор он ничем не проявлял любви.

– Может быть, это и лучше; это могло бы излечить ее!

– О, нет, нет, теперь уже нет! Сразу – может быть. Я боюсь, что если он будет молчать еще дольше, Мэри сама возьмется за дело. Она ведь – принцесса, ей придется первой заговорить, или из всего дела ничего не выйдет!