«Ты – женщина и этим ты права». Антология Александра Боброва

«Ты – женщина и этим ты права».

Антология Александра Боброва. Сборник

Гимн женщине

Один из самых первых лирических авторов на земле – римский поэт Катулл ещё до новой эры вывел изящную формулу: «То, что говорит женщина любящему её человеку, писано на ветре и быстротекущей воде». Сам он был уверен, что поэт может запечатлеть сказанное любимой женщине – на скрижалях вечности.

В русской авторской поэзии, зародившейся довольно поздно и достигнувшей стремительного взлёта, любовная лирика сложилась в неповторимый Гимн женщине. Потом и сами поэтессы достойно ответили классикам, дополнили песню любви прекрасными звуками, пролили свет женского сердца. Недаром Михаил Лермонтов посвятил братские строки графине Евдокии Ростопчиной:

Я верю: под одной звездоюМы с вами были рождены…

Ему позже вторил замоскворецкий поэт и критик, автор пронзительных авторских песен Аполлон Григорьев:

Мне стыдно женщину любитьИ не назвать её сестрой.

Но этот сборник, названный по строке Валерия Брюсова: «Ты – женщина, и этим ты права…», являет собой незатихающие и порой далеко не сестринские созвучия Гимна женщине, сотворённого поэтами-классиками и нашими современниками. Он передаёт, по словам Петра Вяземского:

Преданье темное о том, что было ясным,И упование того, что будет вновь;Души, настроенной к созвучию с прекрасным,Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!

Три вечные струны гармонично зазвучали в лирике прошлых веков, в Золотом веке русской поэзии, потом откликнулись сиреневыми мелодиями в поэзии Серебряного века и, наконец, сквозь кровь и созидание ХХ века дошли до нового тысячелетия, продолжая и развивая отечественные традиции, нарушая каноны и принося порой диссонансы. Тем не менее, пушкинский завет остаётся в силе и продолжает освещать творчество подлинных лириков:

Всё в ней гармония, всё диво,Всё выше мира и страстей;Она покоится стыдливоВ красе торжественной своей…

Поэты нового времени вступали в след своих современников или находили новые воздушные пути, по выражению Бориса Пастернака, но сам он, обновитель поэтического языка, признавался с некрасовской ясностью:

И так как с малых детских летЯ ранен женской долей.И след поэта – только следЕё путей – не более…

Трагический век внёс свои мотивы и, кроме изящных камей, вроде той, что изображена на обложке книги, появились другие портреты – суровые, как у ссыльного Варлама Шаламова:

На склоне гор, на склоне летЯ выбил в камне твой портрет.Кирка и обух топораНадежней хрупкого пера.

Или, напротив, мягкие, буколические, как у Виктора Бокова, который, к слову, тоже прошёл испытание Сибирью:

У тебя не глаза, а лето,Что теплом поманило с утра.А сама ты – собрание света,Справедливости и добра!

Бесконечные признания, неисчерпаемые ипостаси, выразительные черты в портрете Женщины. Максим Горький, которого сегодня редко цитируют, вынес из глубин народной нравственности и высказал с вершин мирового признания точное суждение: «Высота культуры определяется отношением к женщине». В наше антипоэтическое время, увы, далеко не все стихотворные произведения могут выдержать испытание подобной высотой. Они в сборник – не включены.

Шедевры любовной лирики, возвышающие образ Женщины, ещё раз доказывают чувствующему человеку, что русская поэзия – вершина культуры, что русские поэты – умели и не разучились любить. Может быть, как никакие другие в мире. Нам вот неистовый Виссарион Белинский долго внушал, что «Евгений Онегин» – энциклопедия русской жизни, а президент куртуазной Франции Жак Ширак прочитал и перевёл его как неподражаемый любовный роман. Ведь так оно и есть! Для меня важны свидетельства отдалившихся братьев славян, которые близки по языку к русскому, но знают и европейскую литературу. Вот что говорит филолог и радиожурналист – директор Черногорского радио Драган Попадич: «Мы любим русскую литературу. Достоевский все объяснил про натуру русского человека и славянина. Пушкин – сама гармония, письмо Татьяне к Онегину – лучшие лирические строки в мире (начал мне читать без акцента “Я к вам пишу, чего же боле…”.). А стихи Есенина любимой или письмо к матери – слезы вызывают. Читаю всё в подлиннике – ведь по-сербски это не так красиво звучит: “Ты излазишь на пут в старой свитке”. Ну, а сила чувства ваших поэтов – европейцам – не дана!».

Поверим этим лестным суждениям. Проверим нашу лирическую поэзию на золотую пробу.

«…»

Книга состоит из трёх разделов. В первом – собраны стихи Золотого века поэзии. Второй раздел, где представлена лишь малая, но замечательная часть лирики ХХ века составлена в основном из стихов поэтов Серебряного века, а третий – из стихов русских советских поэтов и наших современников, включая ХХI век.

Много рассуждать перед чтением исповедальной лирики бессмысленно. Все стихи сборника говорят об одном, точнее – об Одной-единственной, но каждое стихотворение – самоцвет.

Александр БОБРОВ – составитель, поэт, обладатель Большой золотой Пушкинской медали

Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!

Александр Пушкин (1799–1837)

К***

Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолётное виденье,Как гений чистой красоты.В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.В глуши, во мраке заточеньяТянулись дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слёз, без жизни, без любви.Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолётное виденье,Как гений чистой красоты.И сердце бьётся в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слёзы, и любовь.

«В крови горит огонь желанья…»

В крови горит огонь желанья,Душа тобой уязвлена,Лобзай меня: твои лобзаньяМне слаще мирра и вина.Склонись ко мне главою нежной,И да почию безмятежный,Пока дохнёт веселый деньИ двигнется ночная тень.

«Всё в жертву памяти твоей…»

Всё в жертву памяти твоей:И голос лиры вдохновенной,И слёзы девы воспаленной,И трепет ревности моей,И славы блеск, и мрак изгнанья,И светлых мыслей красота,И мщенье, бурная мечтаОжесточенного страданья.

Желание

Медлительно влекутся дни мои,И каждый миг в унылом сердце множитВсе горести несчастливой любвиИ все мечты безумия тревожит.Но я молчу; не слышен ропот мой;Я слёзы лью; мне слёзы утешенье;Моя душа, пленённая тоской,В них горькое находит наслажденье.О жизни час! лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме, пустое привиденье;Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!

«Как сладостно!.. но, боги, как опасно…»

Как сладостно!.. но, боги, как опасноТебе внимать, твой видеть милый взор!..Забуду ли улыбку, взор прекрасныйИ огненный, волшебный разговор!Волшебница, зачем тебя я видел —Узнав тебя, блаженство я познал —И счастие мое возненавидел.

«Не верь мне, друг, когда, в избытке горя…»

Не верь мне, друг, когда, в избытке горяЯ говорю, что разлюбил тебя,В отлива час не верь измене моря,Оно к земле воротится, любя.Уж я тоскую, прежней страсти полный,Мою свободу вновь тебе отдам,И уж бегут с обратным шумом волныИздалека к любимым берегам!

Ты и вы

Пустое вы сердечным тыОна обмолвясь заменила,И все счастливые мечтыВ душе влюбленной возбудила.Пред ней задумчиво стою;Свести очей с нее нет силы,И говорю ей: как вы милы!И мыслю: как тебя люблю!

«Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…»

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,Стенаньем, криками вакханки молодой,Когда, виясь в моих объятиях змией,Порывом пылких ласк и язвою лобзанийОна торопит миг последних содроганий!О, как милее ты, смиренница моя!О, как мучительно тобою счастлив я,Когда, склоняяся на долгие моленья,Ты предаешься мне нежна без упоенья,Стыдливо-холодна, восторгу моемуЕдва ответствуешь, не внемлешь ничемуИ оживляешься потом все боле, боле —И делишь наконец мой пламень поневоле!

«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

Посвящение Анне Керн

Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;Но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем.Я вас любил безмолвно, безнадежно,То робостью, то ревностью томим;Я вас любил так искренно, так нежно,Как дай вам Бог любимой быть другим.

Гавриил Державин (1743–1816)

Нине

Не лобызай меня так страстно,Так часто, нежный, милый друг!И не нашептывай всечасноЛюбовных ласк своих мне в слух;Не падай мне на грудь в восторгах,Обняв меня, не обмирай.Нежнейшей страсти пламя скромно;А ежели чрез меру жжет,И удовольствий чувство полно, —Погаснет скоро и пройдет.И, ах! тогда придет вмиг скука,Остуда, отвращенье к нам.Желаю ль целовать стократно,Но ты целуй меня лишь раз,И то пристойно, так, бесстрастно,Без всяких сладостных зараз,Как брат сестру свою целует:То будет вечен наш союз.

Объявление любви

Хоть вся теперь природа дремлет,Одна моя любовь не спит;Твои движенья, вздохи внемлетИ только на тебя глядит.Приметь мои ты разговоры,Помысль о мне наедине;Брось на меня приятны взорыИ нежностью ответствуй мне.Единым отвечай воззреньемИ мысль свою мне сообщи:Что с тем сравнится восхищеньем,Как две сольются в нас души?Представь в уме сие блаженствоИ ускоряй его вкусить:Любовь лишь с божеством равенствоНам может в жизни сей дарить.

Василий Капнист (1758–1823)

Вздох

С Миленой позднею порою,Под тенью скромного леска,Мы видели, как меж собоюДва разыгрались голубка.Любовь моя воспламенилась,Душа на языке была,Но, полна страстью, грудь стеснилась,И речь со вздохом умерла.Увы! почто ж уста немелиИ тайны я открыть не мог?Но если б разуметь хотели,Не все ль сказал уж этот вздох?И нужно ль клятвы, часто ложны,Всегда любви в поруки брать?Глаза в душе всё видеть должныИ сердце сердцу весть давать.

Василий Жуковский (1783–1852)

Песня

М. А. Протасовой

Мой друг, хранитель-ангел мой,О ты, с которой нет сравненья,Люблю тебя, дышу тобой;Но где для страсти выраженья?Во всех природы красотахТвой образ милый я встречаю;Прелестных вижу – в их чертахОдну тебя воображаю.Беру перо – им начертатьМогу лишь имя незабвенной;Одну тебя лишь прославлятьМогу на лире восхищенной:С тобой, один, вблизи, вдали,Тебя любить – одна мне радость;Ты мне все блага на земли;Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость.В пустыне, в шуме городскомОдной тебе внимать мечтаю;Твой образ, забываясь сном,С последней мыслию сливаю;Приятный звук твоих речейСо мной во сне не расстается;Проснусь – и ты в душе моейСкорей, чем день очей коснется.Ах! мне ль разлуку знать с тобой?Ты всюду спутник мой незримый;Молчишь – мне взор понятен твой,Для всех других неизъяснимый;Я в сердце твой приемлю глас;Я пью любовь в твоем дыханье…Восторги, кто постигнет вас,Тебя, души очарованье?Тобой и для одной тебяЖиву и жизнью наслаждаюсь,Тобою чувствую себя,В тебе природе удивляюсь.И с чем мне жребий мой сравнить?Чего желать в толь сладкой доле?Любовь мне жизнь – ах! я любитьЕще стократ желал бы боле.

Денис Давыдов (1784–1839)

Ей

В тебе, в тебе одной природа, не искусство,Ум обольстительный с душевной простотой,Веселось резвая с мечтательной душой,И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!

«Я вас люблю так, как любить вас должно…»

Я вас люблю так, как любить вас должно:Наперекор судьбы и сплетен городских,Наперекор, быть может, вас самих,Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.Я вас люблю, – не оттого, что выПрекрасней всех, что стан ваш негой дышит,Уста роскошствуют и взор востоком пышет,Что вы поэзия от ног до головы.Я вас люблю без страха, опасеньяНи неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, —Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья…Я вас люблю затем, что это – вы!На право вас любить не прибегу к паспортуИссохших завистью жеманниц отставных:Давно с почтением я умоляю ихНе заниматься мной и – убираться к черту!

Вальс

Ев. Д. З…ой

Кипит поток в дубраве шумнойИ мчится скачущей волной,И катит в ярости безумнойПесок и камень вековой.Но, покорен красой невольно,Колышет ласково потокСлетевший с берега на волныВесенний, розовый листок.Так бурей вальса не сокрыта,Так от толпы отличена,Летит воздушна и стройнаМоя любовь, моя харита,Виновница тоски моей,Моих мечтаний, вдохновений,И поэтических волнений,И поэтических страстей!

Гусар

Напрасно думаете вы,Чтобы гусар, питомец славы,Любил лишь только бой кровавыйИ был отступником любви.Амур не вечно пастушкомВ свирель без умолка играет:Он часто, скучив посошком,С гусарской саблею гуляет;Он часто храбрости огоньЛюбовным пламенем питает —И тем милей бывает он!Он часто с грозным барабаномМешает звук любовных слов;Он так и нам под доломаномВселяет зверство и любовь.В нас сердце не всегда желаетУслышать стон, увидеть бой…Ах, часто и гусар вздыхает,И в кивере его веснойГолубка гнездышко свивает…

Константин Батюшков (1787–1855)

Мой гений

О, память сердца! Ты сильнейРассудка памяти печальной,И часто сладостью твоейМеня в стране пленяешь дальной.Я помню голос милых слов,Я помню очи голубые,Я помню локоны златыеНебрежно вьющихся власов.Моей пастушки несравненнойЯ помню весь наряд простой,И образ милый, незабвенный,Повсюду странствует со мной.Хранитель гений мой – любовьюВ утеху дан разлуке он;Засну ль? – приникнет к изголовьюИ усладит печальный сон.

«Я клялся боле не любить…»

Я клялся боле не любитьИ клятвы верно не нарушу:Велишь мне правду говорить?И я – уже немного трушу!..

Петр Вяземский (1792–1878)

Любить. Молиться. Петь

Любить. Молиться. Петь. Святое назначеньеДуши, тоскующей в изгнании своем,Святого таинства земное выраженье,Предчувствие и скорбь о чем-то неземном,Преданье темное о том, что было ясным,И упование того, что будет вновь;Души, настроенной к созвучию с прекрасным,Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!Счастлив, кому дано познать отраду вашу,Кто чашу радости и горькой скорби чашуБлагословлял всегда с любовью и мольбойИ песни внутренней был арфою живой!

«Ты светлая звезда таинственного мира…»

Ты светлая звезда таинственного мира,Куда я возношусь из тесноты земной,Где ждет меня тобой настроенная лира,Где ждут меня мечты, согретые тобой.Ты облако мое, которым день мой мрачен,Когда задумчиво я мыслю о тебе,Иль измеряю путь, который нам назначен,И где судьба моя чужда твоей судьбе.Ты тихий сумрак мой, которым грудь свежеет,Когда на западе заботливого дняМой отдыхает ум и сердце вечереет,И тени смертные снисходят на меня.

«Моя вечерняя звезда…»

Моя вечерняя звезда,Моя последняя любовь!На потемневшие годаПриветный луч пролей ты вновь!Средь юных, невоздержных летМы любим блеск и пыл огня;Но полурадость, полусветТеперь отрадней для меня.

Вильгельм Кюхельбекер (1797–1846)

Любовь

Податель счастья и мученья,Тебя ли я встречаю вновь?И даже в мраке заточеньяТы обрела меня, любовь!Увы! почто твои приветы?К чему улыбка мне твоя?Твоим светилом ли согретыйВоскресну вновь для жизни я?Нет! минула пора мечтаний,Пора надежды и любви:От мрака лютого страданийХладеет ток моей крови.Для узника ли взоров страстныхВосторг, и блеск, и темнота? —Погаснет луч в парах ненастных:Забудь страдальца, красота!

Антон Дельвиг (1798–1831)

Любовь

Что есть любовь? Несвязный сон.Сцепление очарований!И ты в объятиях мечтанийТо издаешь унылый стон,То дремлешь в сладком упоенье,Кидаешь руки за мечтойИ оставляешь сновиденьеС больной, тяжелой головой.

«За что, за что ты отравила…»

За что, за что ты отравилаНеисцелимо жизнь мою?Ты как дитя мне говорила:«Верь сердцу, я тебя люблю!»И мне ль не верить? Я так много,Так долго с пламенной душойСтрадал, гонимый жизнью строгой,Далекий от семьи родной.Мне ль хладным быть к любви прекрасной?О, я давно нуждался в ней!Уж помнил я, как сон неясный,И ласки матери моей.И много ль жертв мне нужно было?Будь непорочна, я просил,Чтоб вечно я душой унылойТебя без ропота любил.

Романс

Не говори: любовь пройдет,О том забыть твой друг желает;В ее он вечность уповает,Ей в жертву счастье отдает.Зачем гасить душе моейЕдва блеснувшие желанья?Хоть миг позволь мне без роптаньяПредаться нежности твоей.За что страдать? Что мне в любвиДосталось от небес жестокихБез горьких слез, без ран глубоких,Без утомительной тоски?Любви дни краткие даны,Но мне не зреть ее остылой;Я с ней умру, как звук унылыйВнезапно порванной струны.

Евгений Баратынский (1800–1844)

«Нет, обманула вас молва…»

Нет, обманула вас молва,По-прежнему дышу я вами,И надо мной свои праваВы не утратили с годами.Другим курил я фимиам,Но вас носил в святыне сердца;Молился новым образам,Но с беспокойством староверца.

«Приманкой ласковых речей…»

Приманкой ласковых речейВам не лишить меня рассудка!Конечно, многих вы милей,Но вас любить – плохая шутка!Вам не нужна любовь моя,Не слишком заняты вы мною,Не нежность – прихоть вашу яПризнаньем страстным успокою.Вам дорог я, твердите вы,Но лишний пленник вам дороже;Вам очень мил я, но, увы!Вам и другие милы тоже.С толпой соперников моихЯ состязаться не дерзаюИ превосходной силе ихБез битвы поле уступаю.

Поцелуй

Сей поцелуй, дарованный тобой,Преследует мое воображенье:И в шуме дня и в тишине ночнойЯ чувствую его напечатленье!Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой —Мне снишься ты, мне снится наслажденье!Обман исчез, нет счастья! И со мнойОдна любовь, одно изнеможенье.

Разуверение

Не искушай меня без нуждыВозвратом нежности твоей:Разочарованному чуждыВсе обольщенья прежних дней!Уж я не верю увереньям,Уж я не верую в любовьИ не могу предаться вновьРаз изменившим сновиденьям!Слепой тоски моей не множь,Не заводи о прежнем слова,И, друг заботливый, больногоВ его дремоте не тревожь!Я сплю, мне сладко усыпленье;Забудь бывалые мечты:В душе моей одно волненье,А не любовь пробудишь ты.

Фёдор Тютчев (1803–1873)

«Как неразгаданная тайна…»

Как неразгаданная тайна,Живая прелесть дышит в ней —Мы смотрим с трепетом тревожнымНа тихий свет ее очей.Земное ль в ней очарованье,Иль неземная благодать?Душа хотела б ей молиться,А сердце рвется обожать…

«Еще томлюсь тоской желаний…»

Еще томлюсь тоской желаний,Еще стремлюсь к тебе душой —И в сумраке воспоминанийЕще ловлю я образ твой…Твой милый образ, незабвенный,Он предо мной везде, всегда,Недостижимый, неизменный,Как ночью на небе звезда…

«Как ни бесилося злоречье…»

Как ни бесилося злоречье,Как ни трудилося над ней,Но этих глаз чистосердечье —Оно всех демонов сильней.Все в ней так искренно и мило,Так все движенья хороши;Ничто лазури не смутилоЕе безоблачной души.К ней и пылинка не присталаОт глупых сплетней, злых речей;И даже клевета не смялаВоздушный шелк ее кудрей.

Последняя любовь

О, как на склоне наших летНежней мы любим и суеверней…Сияй, сияй, прощальный светЛюбви последней, зари вечерней!Полнеба обхватила тень,Лишь там, на западе, бродит сиянье, —Помедли, помедли, вечерний день,Продлись, продлись, очарованье.Пускай скудеет в жилах кровь,Но в сердце не скудеет нежность…О ты, последняя любовь!Ты и блаженство и безнадежность.

Николай Языков (1803–1846)

Аделаиде

Ланит и персей жар и негаИ томный блеск твоих очей…О друг! ты Альфа и ОмегаЛюбви возвышенной моей, —Ты вся полна очарованья!Я твой! Мои живые сны,Мои кипучие желаньяВсе на тебя устремлены.Предайся ж мне: любви забавыЯ сладкозвучно воспоюИ окружу лучами славыМладую голову твою!

Александр Полежаев (1804–1838)

«Зачем задумчивых очей…»

Зачем задумчивых очей

С меня, красавица, не сводишь?

Зачем огнем твоих речей

Тоску на душу мне наводишь?

Не припадай ко мне на грудь

В порывах милого забвенья, –

Ты ничего в меня вдохнуть

Не можешь, кроме сожаленья!

Меня не в силах воспалить

Твои горячие лобзанья,

Я не могу тебя любить –

Не для меня очарованья!

Я был любим, и сам любил –

Увял на лоне сладострастья,

И в хладном сердце схоронил

Минуты горестного счастья;

Я рано сорвал жизни цвет,

Всё потерял, всё отдал Хлое, –

И прежних чувств и прежних лет

Не возвратит ничто земное!

Еще мне милы красота

И девы пламенные взоры,

Но сердце мучит пустота,

А совесть – мрачные укоры!

Люби другого: быть твоим

Я не могу, о друг мой милый!..

Ах, как ужасно быть живым,

Полуразрушась над могилой!

Дмитрий Ознобишин (1804–1877)

Признание

Не губки в цвете розы новой,Не свежесть милых уст твоих;Не блеск зубов твоих перловый,Не ямки в щечках наливных…Нет, милый друг, не прелесть этаЗажгла любовью грудь поэта!Не этот локон золотистый,Не томная лазурь очей,Не голос твой, столь нежный, чистый,Орлиный носик – носик фей,Не персей зыбкая приметаЗажгла любовью грудь поэта!Невольно время прелесть губит,Годами хладными дыша;Но то не мрёт, что друг твой любит,Его любовь – твоя душа.Она, как луч огнистый света,Зажгла восторгом грудь поэта!

Владимир Бенедиктов (1807–1873)

Люблю тебя

«Люблю тебя» произнести не смея,«Люблю тебя!» – я взорами сказал;Но страстный взор вдруг опустился, млея,Когда твой взор суровый повстречал.«Люблю тебя!» – я вымолвил, робея,Но твой ответ язык мой оковал;Язык мой смолк, и взор огня не мечет,А сердце все «люблю тебя» лепечет.И звонкое сердечное биеньеТы слышишь – так, оно к тебе дошло;Но уж твое сердитое веленьеОстановить его не возмогло…Люблю тебя! И в месть за отверженье,Когда-нибудь, безжалостной назло,Когда и грудь любовию отдышит,Мое перо «люблю тебя» напишет.

«Я знаю, – томлюсь я напрасно…»

Я знаю, – томлюсь я напрасно,Я знаю, – люблю я бесплодно,Ее равнодушье мне ясно,Ей сердце мое – неугодно.Я нежные песни слагаю,А ей и внимать недосужно,Ей, всеми любимой, я знаю,Мое поклоненье не нужно.Решенье судьбы неизбежно.Не так же ль средь жизненной битвыМы молимся небу смиренно, —А нужны ли небу молитвы?Над нашею бренностью гибкой,Клонящейся долу послушно,Стоит оно с вечной улыбкойИ смотрит на нас равнодушно, —И, видя, как смертный склоняетГлаву свою, трепетный, бледный,Оно неподвижно сияет,И смотрит, и думает: «Бедный!»И мыслю я, пронят глубокоСознаньем, что небо бесстрастно:Не тем ли оно и высоко?Не тем ли оно и прекрасно?

Алексей Кольцов (1809–1842)

Первая любовь

Что душу в юности пленило,Что сердце в первый разТак пламенно, так нежно полюбило —И полюбило не на час, —То всё я силюся предать забвеньюИ сердцу пылкому, и страстному томленьюХочу другую цель найтить,Хочу другое также полюбить!Напрасно всё: тень прежней милойНельзя забыть!Уснешь – непостижимой силойОна тихонько к ложу льнет,Печально руку мне даетИ сладкою мечтой вновь сердце очарует,И очи томные к моим очам прикует!..И вновь любви приветный гласЯ внемлю страждущей душою…Когда ж ударит часЗабвенья о тебе иль вечности с тобою?..

Евгений Гребенка (1812–1848)

Черные очи

Очи черные, очи страстные!Очи жгучие и прекрасные!Как люблю я вас! Как боюсь я вас!Знать, увидел вас я в недобрый час!Ох, недаром вы глубины темней!Вижу траур в вас по душе моей,Вижу пламя в вас я победное:Сожжено на нем сердце бедное.Но не грустен я, не печален я,Утешительна мне судьба моя:Все, что лучшего в жизни Бог дал нам,В жертву отдал я огневым глазам!

Николай Огарёв (1813–1877)

Первая любовь

В вечернем сумраке долинаСинела тихо за ручьем,И запах розы и жасминаБлагоухал в саду твоем;В кустах прибережных влюбленоПерекликались соловьи.Я близ тебя стоял смущенный,Томимый трепетом любви.Уста от полноты дыханьяОстались немы и робки,А сердце жаждало признанья,Рука – пожатия руки.Пусть этот сон мне жизнь сменилаТревогой шумной пестроты;Но память верно сохранилаИ образ тихой красоты,И сад, и вечер, и свиданье,И негу смутную в крови,И сердца жар, и замиранье —Всю эту музыку любви.

«Я помню робкое желанье…»

Я помню робкое желанье,Тоску, сжигающую кровь,Я помню ласки и признанье,Я помню слезы и любовь.Шло время – ласки были реже,И высох слез поток живой,И только оставались те жеЖеланья с прежнею тоской.Просило сердце впечатлений,И теплых слез просило вновь,И новых ласк, и вдохновений,Просило новую любовь.Пришла пора – прошло желанье,И в сердце стало холодно,И на одно воспоминаньеТрепещет горестно оно.