полная версияПолная версия
Стихотворения
«ЭКСПРОМТЫ НА НОВЫЙ 1842 ГОД»
1
Новый год! Новый год!Что забот, что хлопотПолон лоб, полон рот!Так ревет весь народНатощак в Новый год.2
Двенадцать бьет! Двенадцать бьет!И канул в вечность старый годПод ношей суетных стремленийИ прозаических забот.Миг ожидания… и вот,Как некий дух, как светлый гений,Вступает новый, юный годС надеждой божеских щедротИ утешительных видений.1 января 1842
«НЕ ТОТ ЛЮБИЛ, ЛЮБВИ КТО СВЕДАЛ СЛАДОСТЬ…»
Не тот любил, любви кто сведал сладость,Кому любовь была на радость;Но тот любил, кто с первых дней любвиЕлеем слез поил палящий жар крови;Кто испытал все муки и терзаньяЛюбви отвергнутой; кто в сердце схоронилПоследний луч земного упованья,А в глубине души молился и любил!1843 (?)
ГРУСТЬ
В вечерней тишине, один с моей мечтоюСижу измученный безвестною тоскою.Вся жизнь прошедшая, как летопись годов,Раскрыта предо мной: и дружба, и любовь,И сердцу сладкие о днях воспоминаньяМешаются во мне с отравою страданья.Желал бы многое из прошлого забытьИ жизнью новою, другою пережить.Но тщетны поздние о прошлом сожаленья:Мне их не возвратить, летучие мгновенья!Они сокрылися и унесли с собойВсе, все, чем горек был и сладок мир земной…Я точно как пловец, волной страстей влекомый,Из милой родины на берег незнакомыйНевольно занесен: напрасно я молюВозврата сладкого на родину мою,Напрасно к небесам о помощи взываюИ плачу, и молюсь, и руки простираю…Повсюду горестный мне слышится ответ:«Живи, страдай, терпи – тебе возврата нет!»1843
«РАНО УТРОМ ПОД ОКНОМ…»[106]
Рано утром под окном,Подпершися локотком,Дочка царская сидела,Вдаль задумчиво глядела;И порою, как алмаз,Слезка капала из глаз.А пред ней ширинкой[107] чуднойЛуг пестрелся изумрудный,А по лугу ручеекСеребристой лентой тек.Воздух легкий так отрадноНавевал струей прохладной!Солнце утра так светлоВ путь далекий свой пошло!Все юнело, все играло,Лишь царевна тосковалаПод косящатым окном,Подпершися локотком.Наконец она вздохнула,Тихо ручками всплеснула,И, тоски своей полна,Так промолвила она:«Всех пространней царство наше,Всех девиц я в свете крашеБела личика красой,Темно-русою косой,Нежной шеей лебединой,Речью звонкой соловьиной;Дочь единая отца,Я краса его дворца…»1845 (?)
ВОСПОМИНАНИЕ
Я счастлив был. Любовь вплелаВ венок мой нити золотые,И жизнь с поэзией слилаСвои движения живые.Я сердцем жил. Я жизнь любил,Мой путь усыпан был цветами,И я веселыми устамиМою судьбу благословил.Но вдруг вокруг меня завылаНапастей буря, и с челаВенок прекрасный сорвалаИ цвет за цветом разронила.Все, что любил, я схоронилВо мраке двух родных могил.Живой мертвец между живыми,Я отдыхал лишь на гробах.Красноречив мне был их прах,И я сроднился сердцем с ними.Дни одиночества текли,Как дни невольника. Печали,Как глыбы гробовой земли,На грудь болезненно упали.Мне тяжко было. Тщетно яВ пустыне знойного страданьяИскал струи воспоминанья:Горька была мне та струя!Она души не услаждала,А жгла, томила и терзала.Хотя бы слез ниспал потокНа грудь, иссохшую в печали;Но тщетно слез глаза искали,И даже плакать я не мог!Но были дни: в душе стихалоСтраданье скорби. Утро дняВ душевной ночи рассветало,И жизнь сияла для меня.Мечтой любви, мечтой всесильнойЯ ниспускался в мрак могильный,Труп милый обвивал руками,Сливал уста с ее устамиИ воплем к жизни вызывал.И жизнь на зов мечты являлась,В забвенье страсти мне казалось —Дышала грудь, цвели устаИ в чудном блеске открываласьОчей небесных красота…Я плакал сладкими слезами,Я снова жил и жизнь любил,И, убаюканный мечтами,Хотя обманом счастлив был.1845
ТРИ ВЗГЛЯДА[108]
Когда ты взглянешь на меняЗвездами жизни и огня —Твоими черными глазами:Глубоко в грудь твой взор падет,Забьется сердце и замрет,Как будто птичка под сетями.Но новый взгляд твоих очей, —И в тот же миг в груди моейЦветок надежды расцветает:И светит сердцу свет сквозь тьму,И сладок милый плен ему,И цепи милые лобзает.Но что ж, когда в твоих глазахСквозь тучи, в молнийных огняхЛюбовь заблещет роковая?О сердце, сердце! Этот взглядОсветит блеском самый адИ разольет блаженство рая…1846
ОПРАВДАНИЕ[109]
Толпа любовь мою винит,И между тем она согласна,Что мной избранная прекрасна.О чем же буйная шумит?Ужели чувство – преступленье?Ужели должен я просить,Как подаянья, позволеньяИ ненавидеть, и любить?«Она твоею быть не может!»Я знаю сам и не хочуПокой души ее тревожить,И чувство в сердце заключу.Сдержу желаний пылких волю,Мятежный жар сомну в крови,Но и в забвенье не позволюПрорваться слову о любви.И не узнает, не услышитОна о тайне от меня —Что ею только сердце дышит,Что ею только мил свет дня.Но для чего же мне неволитьВлеченье чистое моеИ молчаливо не позволитьМне любоваться на нее?Но для чего же мне украдкойВолшебных взглядов не ловить,Не услаждаться речью сладкой,Дыханья уст ее не пить?..О, сколько раз в толпе бесстрастной,Томимый жаждой красоты,Я. не сводил очей с прекрасной,Лелея светлые мечты!Сдержав тревожное дыханье,Забыв себя, забыв людей,Я погружался в созерцаньеЛюбви возвышенной моей.Минуты чудные! Казалось,Перед возвышенной душойМне небо света открывалосьС своею вечной красотой.О, только лишь художник-гений,Ловя чудесный идеал,В часы божественных виденийПодобный образ создавал!И помню я: как тополь стройный,Во цвете лет, облеченаКрасой и гордой, и спокойной,Стояла царственно она.Волнисто-чудной диадимой,В гирлянде жемчуга и роз,Вился изгиб неуловимыйБлагоухающих волос.Сияло мыслию высокойЕе лилейное чело,И все лицо, как день Востока,И ясно было, и светло.Во влаге блещущей эмали,Под дымкой шелковых ресниц,Глаза пленительно сиялиКрасою северных зарниц.И переменно отражалисьНа них мечты живой игрой:То блеском полдня разгорались,То в сумрак ночи погружались,Блистая звездною слезой.А эти розы щек живые!А эти – прелесть, красота,Любви созданье – огневые,Нектарно-влажные уста!Могучей силы чарованьяНа них положена печать,И может их одно лобзаньеИ вдунуть жизнь, и жизнь отнять.А плеч роскошные разбегиВ сиянье млечной белизны!А груди пышной, полной неги,Две чародейские волны!В них жизнь всю полноту излила,А прелесть формы обвела…А страсти пламенная силаИх горделиво подняла…Все, все в ней было обольщенье,И мне казалось, что онаОлимпа древнего явленье,Героподобная жена[110]!1846
МОЯ ЗВЕЗДА[111]
Ночь несчастий потушилаСвет живительного дня,И отвсюду окружилаМраком гибельным меня.Без надежды на спасеньеЯ блуждал во тьме ночной,Вера гибла, гроб сомненьяРаскрывался предо мной.Вдруг увитая лучами,Мрачной ночи красота,Воссияла пред очамиНеба новая звезда.Лучезарною одеждойКак царица убрана,Умиленьем и надеждойВзору светится она.Очарован, околдованДивной прелестью лучей,Жадно взор мой к ней прикован,Сердце рвется встречу к ней…О, гори передо мною,Ненаглядная моя!Для меня теперь с тобоюНочь пленительнее дня!1846
ХРАМ СЕРДЦА
Когда, покинув мир мечты,В свое я сердце погружаюсь,Я поневоле ужасаюсьЕго печальной пустоты.Как храм оставленный в пустыни,Оно забвенью предано,Без фимиама, без святыни…В нем все и дико, и темно!Лишь ядовитый змей страданьяПолзет тропой воспоминаньяИ на поблекшие цветыРано потерянного счастьяОтраву льет шипучей пастьюВо мраке скорбной темноты.Везде печальные гробницыНадежд и радостей былых,И редко, редко луч денницы,Как лепту, бросит свет на них.А было время: чудным зданьемЗдесь возвышался жизни храмИ сладких чувств благоуханьемКурился сердца фимиам.Надежды чистого елеяЛампада дней была полна,И все отрадней, все свежееГорела счастием она.Но миг – и все восколебалось!Алтарь любви повержен в прах!На опустевших ступеняхВоспоминанье лишь осталось.И день и ночь оно с тоскойЧего-то ищет меж гробами,И роет пепел гробовой,И плачет горькими слезами.1846
«ПЕЧАЛЬНЫ БЫЛИ НАШИ ДНИ…»[112]
Печальны были наши дни;В заботах жизни обиходной,Как смутный сон, текли ониЧредой бесцветной и бесплодной.Но Вы являетесь средь насС волшебной пальмою искусства,И жизнь души отозваласьНа чудный звук порывом чувства.И все, что сердца в глубинеЗатаено святого было,По звуку вещему струныВ живой аккорд заговорило.30 августа 1849
HOC
Лиро-эпическое произведение, исполненное поэзии и философииПоэты! Род высокомерный!Певцы обманчивых красот!Доколе дичью разномернойСлепить вы будете народ?Когда проникнет в вас сознанье,Что ваших лживых струн бряцанье —Потеха детская? Что вы,Оставив путь прямой дороги,Идете, положась на ноги,Без руководства головы?О, где, какие взять мне струны,Какою силой натянуть,Чтоб бросить мщения перуныВ их святотатственную грудь?Каким молниеносным взоромВонзиться в душу их укором,Заставить их вострепетать?Изречь весь стыд их вероломстваИ на правдивый суд потомстваПод бич насмешек их отдать?В неизъяснимом ослепленьеУма и сердца, искониСвященный ладан песнопеньяКурили призракам они.Мечту[113]Рядили в пышные одежды,А истый образ красоты,Вполне достойный хвал всемирных,Не отзывался в звуках лирныхПевцов заблудших суеты!Все, все: и перси наливные,Ресницы, брови, волоса,Уста, ланиты, стопы, выи,Десницы, шуйцы, очеса, —Весь прозаический остаток,Короче, с головы до пятокВсе, все воспел поэтов клир,Всему принес он звуков дани,Облек во блеск очарованийИ лиру выставил на пир.А нос – великий член творенья,А нос – краса лица всегоОставлен ими в тьме забвенья,Как будто б не было его.В причины ум свой углубляю,Смотрю, ищу – не обретаю.Но, как новейший философ,Решу оружием догадки:«Или носы их были гадки,Иль вовсе не было носов!»О нос! О член высокородный!Лица почетный гражданин!Физиономии народнойТрибун, глашатай, верный сын!По непонятной воле рокаТы долго, долго и глубокоДремал в пыли, забвен и сир.Но днесь судьбой того ж уставаТы должен пыль счихнуть со славойИ удивить величьем мир.Нет! нет! Не знал тот вдохновенья,Кто взялся б словом изъяснитьВесь пыл, всю бурю восхищеньяПри мысли – новый мир открыть,Воспеть не то, что было пето,Предмет неведомый для светаВо всем сиянье показать,Раскрыть огромный мир БогатстваИ в сонм рифмованного братстваКоломбом новым гордо стать.Теперь я созерцаю ясно —Зачем мне жизнь судьба дала,Зачем гармонии прекраснойВ груди мне струны напрягла,Зачем природы мудрой силаТакой мне нос соорудилаИ невидимая рукаВ часы приятного мечтаньяПроизводила щекотаньеВ носу то крепко, то слегка.Итак, вперед! На честь, на лавры!Пускай могучий, звонкий стихОтгрянет вдруг, как дробь в литавры,Во слух читателей моих!Пусть ливнем льется вдохновеньеВо славу нового творенья,На удивление племен!Да пронесется туча звуковНад головами внуков внуковЧрез бесконечный ряд времен!1858 (?)
АЛЕКСЕЮ ЕГОРОВИЧУ ВИКТОРОВУ[114]
Любитель древности и русской старины,Друг юношей, любимейший учитель!Почто, скажи, почто, хоть ради новизны,Почто скажи, родителей мучитель,Не хочешь ты стяжать бессмертия венец?То был бы дар тебе родительских сердец,Коль речью бы одной ум юношей питалИ книги покупать их реже посылал.И сколь была б тогда твоя завидна слава,Что ты без Нестора[115] и русского Стоглава[116]Орленков на гнезде полет приготовляешьИ куплей груды книг меня не разоряешь.Воззри ты оком милосерднымНа шкаф, хранилище наук.В нем тесно книгам уж вмещенным,В нем места не найдет паук.А всё мне книги шлет Салаев,Книгопродавец Глазунов[117],Вчера же втиснут был Буслаев[118],Сегодня прется Милюков[119].А сердце так и замирает,Когда в пучине стариныЯ зрю, как мой птенец ныряетИ тонет в бездне новизны.О, как страшусь, что захлебнется,Где испытания скала,Иль о скалу он разобьется,Как разбивается волна.Но ты, изведавший пучины,О кормчий опытный! не скрой —Страшиться есть ли мне причиныСкалы иль камней под водой.15 декабря 1860
В. А. АНДРОННИКОВУ[120]
Ты просишь на память стихов,Ты просишь от дружбы привета…Ах, друг мой, найти ли цветовНа почве ненастного лета?Прошли невозвратно они,Поэзии дни золотые.Погасли фантазьи огни,Иссякли порывы живые.В житейских заботах трудаГода мой восторг угасили,А что пощадили года,То добрые люди убили.И я, как покинутый челн,Затертый в холодные льдины,Качаюсь по прихоти волнЖитейской мятежной пучины…Напрасно, как конь под уздой,Я рвусь под мучительной властью.И только отрадной звездойСияет семейное счастье.1860-е годы
ОДИНОЧЕСТВО
Враги умолкли – слава Богу,Друзья ушли – счастливый путь.Осталась жизнь, но понемногуИ с ней управлюсь как-нибудь.Затишье душу мне тревожит,Пою, чтоб слышать звук живой,А под него еще, быть может,Проснется кто-нибудь другой.1860-е годы
PARBLEU OU POUR LE BLEU[121]
Уж эти мне друзья, друзья![122]
А. П.1
Исполняя обещанье,Вашим данное друзьям,Посылаю к вам собраньеНебогатых эпиграмм.Может быть, в них мало соли,Перцу ж слишком, может быть.Предаю на вашу волю —И смеяться, и бранить.Впрочем, выскажу здесь прямо[123]:Вы достойны эпиграммы,Отдаю вам эту честь.Honni soit qui mal у pense[124]!2
Гостиных лев, герой приятельских пирушек,Наш Дон Жуан девиц всех свел с ума.Того и жди начнется кутерьмаВ кисейной области чувствительных пастушек.Чему ж завидовать? Безумье не резон,И с сотворения кадрилиКрасавицы ему всегда должок платили,А только вряд ли выиграл бы он,Когда б они немножко не блажили.3
В постройках изощрясь градской архитектуры,Наш зодчий захотел девицам строить cour'ы[125].Но верен все-таки остался наш ПротейСтроительной профессии своей:Во всех делах его видны – одни фигуры.4
Наш зодчий Дон Жуан превыше всех похвал!В любви и в зодчестве он неизменных правил:Везде прехитрое начало основал,А исполнение благой судьбе оставил.5
Что за диковинка? Наш зодчий, зал герой,Летает от одной красавицы к другой.Сегодня той кадит, а завтра ту чарует,А смотришь, в третий день обеих их надует.Ну, словом, нет концаПроделкам молодца!Чему ж дивиться тут? Ведь он – проектирует!6
Рожденный львом, судьбе наперекор,Наш Дон Жуан хотел прослыть и зодчим.Но вышло так, что славный он танцор,А архитектор – между прочим.7
Салонов лев, львов маленьких протектор[126],Диктатор вечеров, концертов дирижер —На все наш Дон Жуан и ловок, и хитер:Ведь экой архитектор!8
Постройки с танцами желая согласить,Наш зодчий Дон Жуан весь гений свой натужилИ, нечего греха таить,Разнообразные таланты обнаружил.Но тут не разберет и самый Соломон[127] —Дурачится ли он или других дурачит:Танцуя, cour'ы строит он,А от построек долго скачет.1854 (?)
ЛЮБИТЕЛЬНИЦАМ ВОЕННЫХ
Мне странно слышать, откровенноПред вами в этом сознаюсь,Что тот умен лишь, кто военный,Что тот красив, кто фабрит ус.Ужель достоинства приметаВ одной блестящей мишуре,А благородство – в эполетах,А ум возвышенный – в пере?Пускай наряд наш и убогий,Но если глубже заглянуть —Как часто под смиренной тогойКипит возвышенная грудь!Как часто шляпою простоюПокрыто мудрое чело;А под красивой мишуроюОдно ничтожество легло.Я не люблю давать советы,И только вскользь замечу тут,Что золотые эполетыУма глупцу не придадут,Что[128]Урод останется уродом,Хоть пять усов ему пришей.А если разобрать построже,Так выйдет чисто – что в рукахОдно перо порой дорожеВсех петухов на головах.ЭПИГРАММЫ[129]
Поклонникам латыни[130]
1
Гибло наше просвещенье,Смерть была невдалеке,Вдруг, о, радость! Есть спасенье —Во латинском языке.Если ж нас латынь обманет,Все же выигрыш и тут,Что ослов у нас не станет —Всюду asin'ы[131] пойдут!2
«Эврика, эврика!В латыни вся сила!» —Vir doctus[132] кричит.«Не ври-ка, не ври-ка!» —Ум русский педантуВ ответ говорит.Старые и новые порядки[133]
При старых порядках судебное делоЛет двадцать, не больше, в приказе[134] сидело;А ныне в неделю сутяга инойРаз двадцать притащит тебя в мировой[135].Проект нового закона
Дабы прогресс с законом согласитьИ женщин приравнять к мужчине,Мы дозволяем им отнынеУсы и бороду носить.По прочтении одной газетной статьи
Лакеи вообще народ не достохвальный,Но гаже всех из них лакей официальный.М. Знаменскому[136]
Судьбою данный капиталОн на копейки разменялИ сыплет их в народ горстями…С невольной грустью я спросил:Кого, мой друг, обогатилТы миллионными частями?А. И. Деспоту-Зеновичу[137]
Тебя я умным признавал,Ясновельможная особа,А ты с глупцом меня сравнял…Быть может, мы ошиблись оба!Купцу Плеханову[138]
Сибирский наш КащейВсю жизнь обманывал людей,И вот на старости, чтоб совесть успокоить,Давай молебны петь и Богадельни строить.К одной филантропке
В филантропическом припадкеОна дрожит, как в лихорадке,Готова свет весь обобратьИ бедным братьям все отдать.Но чуть какой бедняк неловкой,Знакомый мало со сноровкой,Пред ней обмолвится… Как разЕго в полицию тотчас!«Превосходительство и превосходство…»[139]
Превосходительство и превосходство —Два сына матери одной,Но между ними то же сходство,Что между солнцем и луной!«Чему завидовать, что некий господин…»[140]
Чему завидовать, что некий господинВ превосходительный[141] пожалован был чин.Когда бы ум его на миг хоть прояснился,То сам бы своего он чина постыдился!Нигилисту-естественнику
Ты говоришь, что без изъятьяМы все родня, что все мы братья.Ну что ж? Прекрасные слова!Но слов одних для дела мало:Ведь по закону естестваНеобходимы для родстваЕдиный род, одно начало.Но здесь-то целый океанПоложен вами в разделенье:Ведь мы – Адама поколенье,А вы – потомки обезьян.«Палестину нашу…»[142]
Палестину[143] нашуПокидает он.Заварил в ней кашу,Да и драла вон.Как же у порогаНам не затянуть:«Скатертью дорога,Боераком путь».«Такой народ здесь хлебосол…»
Такой народ здесь хлебосол,И так попить душа в нем рвется,Что приезжай хоть бы осел,А он уж с радости напьется.«Его со спичами в устах…»[144]
Его со спичами[145] в устахВстречали мы!Его на трепетных рукахКачали мы!И бочку целую в слезахКончали мы!Некоему прогрессисту[146]
Он ходит Байроном меж нами,Прогрессом сыплет, как дресвой[147],Он точно Байрон – вверх ногами!Он прогрессист – вниз головой!Публицисту-педагогу
Как публицист – Россия им гордится,Как педагог – ни к черту не годится!«Двум тощим выходцам…»
Двум тощим выходцам наш город-худотелПрава почетного гражданства предоставил.И сам от этого не больно потолстел,И новым гражданам он жиру не прибавил.«Мои приятели Федулы…»
Мои приятели ФедулыКуда как щедры на посулы.Послушать их – так, право, благодать:Готовы за тебя чертям себя продать.А только попроси презренного металла,Ценой хоть в два четвертака,Такого от тебя дадут они скачка,Какого публика и в цирке не видала.«До сих бы пор я отвергал…»[148]
До сих бы пор я отвергалУченье новое Дарвина,Когда б тебя не увидал,Перерожденная скотина.«Осел останется ослом…»[149]
Осел останется ослом,Хоть дай ему магистерский диплом.«Не забыта мать-Россия…»
Не забыта мать-РоссияУ небесного царя.Всюду реки медовыеИ молочные моря.И Богатым и убогимПир готов на каждый день.Дело только за немногим:Ложку в руки взять нам лень.Примечания
1
Сибирский казак. Старинная быль (с. 29). Впервые: часть 1 – Библиотека для чтения, 1335, т. 8 (цензурное разрешение – 28 декабря 1834); часть 2 – Библиотека для чтения, 1835, т. 10.
Часть 1 в начале XX века бытовала среди сибирских казаков «как любимейшая песня» неизвестного автора.
2
Стихарь – священная одежда, надеваемая во время христианского Богослужения.
3
Заклепать – зазвонить.
4
Пономарь – церковнослужитель, помогающий при Богослужении.
5
«Достойно…» – начало одной из церковных молитв.
6
Фимиам (ладан) – благовоние.
7
Есаул – выборный чин в казачьем войске.
8
Иерей (греч.) – священник.
9
Варить – оберегать, хранить.
10
Кивер – военный головной убор.
11
Хоругвь – священное знамя, которое выносится во время торжественных церковных процессий вместе с крестом.
12
Причт – церковнослужители одного прихода.
13
«Всемирную славу…» – начало одного из церковных песнопений.
14
Перун – языческий Бог. Здесь: молния.
15
Сыта – медовый взвар; напиток, замешанный на меду.
16
Рог – сила, могущество.
17
Десница – правая рука.
18
Клир – духовенство.
19
Денница – заря.
20
Канон (греч. правило или свод правил) – в данном случае часть Богослужения.
21
Урядник – низший офицерский чин в казачьих войсках.
22
Сузге. Сибирское предание (с. 49). Впервые – Современник, 1838, т. 12, отд. 3. В основе – народное предание о второй жене сибирского хана Кучума Сузге. «Сузге» инсценировалась и несколько раз была показана на сцене: в 1889 году на так называемых «Сибирских вечерах», посвященных 300-летию похода Ермака, и в 1904 году – в Тобольске, в 1922 году – в деревне Верхне-Филатовой Тобольского уезда (на татарском языке), в 1940 году – на сцене Тобольского учительского института и Тобольского окружного драматического театра. В 1896 году тобольский композитор И. Корнилов написал оперу «Сузге».
23
Тал – ивняк.
24
Щеки розами горят.
25
Гурия (хурия) – в мусульманской мифологии райская дева.
26
Махмет-Кул (Мамет-Кул) – по Ремезовской летописи, сибирский царевич, сын царя Кучума (иногда называется его братом); у Ершова Махмет-Кул – брат Сузге.
27
Кольцо, Гроза, Мещеряк, Михайлов, Пан – сподвижники Ермака, казачьи атаманы.
28
Сейдяк Бекбулатов – военачальник Кучума, внук сибирского князя Казыя.
29
«Славу Дона поминает… И прощение царя». – Считается, что Ермак был донским казаком, разбойничал на Волге и начал поход на Сибирь, спасаясь от гнева Ивана Грозного. После взятия сибирских городков отправил атамана Кольцо послом в Москву.
30
Уланы – члены одной из линия ханской фамилии, служившие в ханской охране.
31
Пищаль – старинное русское тяжелое ружье.
32
Смерть Ермака (с. 81). Впервые – Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976.
Ермак Тимофеевич (?-1585) – казачий атаман. Походом под его предводительством (ок. 1581) началось освоение Сибири Русским государством. В результате этого похода Сибирское ханство Кучума распалось. Во время сражения с отрядом Кучума Ермак утонул в реке Вагай, притоке Иртыша.
33
Русский штык (с. 82). Впервые – Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976.
34
«И с Суворовым штыками Окрестили мы Рымник». – Русские и австрийские войска под командованием А. В. Суворова 11 сентября 1789 года одержали победу над турками при речке Рымник.
35
Ретирада – отступление.
36
«И на Альпах всю дорогу Враг обставил лесом пик…» – Речь идет об Итальянском походе А. В. Суворова 1799 года.
37
Монолог Святополка Окаянного (с. 84). Впервые – Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976. Историческая основа – летописные предания из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина.
Святополк (ок. 980-1019) – туровский князь, в междоусобной борьбе за киевский престол убил своих братьев – князей Бориса Ростовского, Глеба Муромского и Святослава Древлянского, получил прозвище Окаянный. Потерпев поражение от Ярослава Новгородского, пытался бежать в Польшу, к своему тестю польскому королю Болеславу, но в пути умер.
38
Смерть Святослава (с. 86). Впервые – Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976.
Святослав I (?-972) – князь киевский, сын князя Игоря, выдающийся полководец, разгромил Хазарский каганат, совершал походы в Волжскую Болгарию и Болгарию. Погиб в сражении с печенегами, союзниками Византии, у днепровских порогов. По легенде, печенеги сделали из черепа Святослава чашу, из которой пили на пирах.
