Стихотворения

12

Не в полудне, не в полночиКрик орла в выси раздался,А вечернею пороюКрикнул воин на бойнице,Той бойнице ли Сузгунской,Где синеется Иртыш.То не пчелы вылетаютИз улья с своей царицей,То татары выбегаютС старшиной своим отважнымНа высокие на стеныГрозной крепости Сузге.Вот являются в равнинеЛюди храбрые – казаки,Впереди их – воевода.«Ай-да крепость!» – тихо молвит.«Ай-да крепость!» – повторяютВсе казаки про себя.«Гой, татары и уланы[30]! —Крикнул громко воевода. —Коль живыми быть хотите,Сдайте нам свою ограду;Коль погибнуть вы хотите,Не сдавайте нам ее!» —«Гой, неверный воевода!Прежде солнце почернеет,Прежде наш Иртыш великийПотечет назад к истоку,Чем сдадим мы вам ограду», —Так со стен своих высокихОтвечает старшина.

13

День седьмой уже проходит;Утомилися казаки;Утомилися татары.«Стыд, когда, не взяв, отступим!» —«Стыд, когда сдадим ограду!»Вновь напор и вновь отпор.Наконец, Гроза, с согласьяВсех десятников и старших,Пишет грамоту и просьбуК Ермаку такою речью:«Две недели уж проходят,А мы все еще не можемВзять Сузгуна на мечи.Да и что это за крепость!Да и что это за люди!Хоть Махмета не видали,Но по этому упорствуДуму думаем такую,Что он верно тут сидит.Ждем приказа войскового —Что нам делать. Если сноваТы велишь держать в осадеЭту крепость, то мы просимК нам людей прислать побольше:Малым крепости не взять.Вот когда бы в чистом полеНам схватиться привелося, —Это дело бы другое.А стена покрепче груди,Хоть и то мечи порядкомМы сточили об нее».

14

Снова тянется осада.Двое суток так проходят,А на третьи, темной ночью,От Махметова уланаВ крепость брошена с известьемБыстропёрая стрела.«Бог совсем татар оставил! —Так известье начинает. —Три дня ровно, как случиласьСеча с русскими большая;Нами правил брат твой храбрый,Ими властвовал Ермак.Семь часов та сеча длилась,А в осьмой – твой брат, царица,Ранен меткою пищалью[31].Без главы осталось войско.Те побиты, те бежали,А Махмет-Кул взят в полон».Нет речей в устах царицы!Нет слезы в глазах несчастной!А меж тем, как черны тучи,Думы тяжкие проходят,Женский ум ее тревожат,Точат сердце, давят грудь.О, Сузге, краса-царица!И последняя надеждаНа великого МахметаВдруг потеряна! Он пленник!Царь Кучум – в степях, далеко!Что ты ждешь еще себе?

15

Ходит бедная царицаПо своей опочивальне,Руки белые ломает,Взором сумрачным блуждаетИ свою тоску-кручинуТак высказывает вслух:«Знать, то Богу так угодно,Чтоб великое владеньеПовелителя КучумаУничтожилось! За что жеНам беда пришла такая?Чем прогневали судьбу?Я вчера была царицей,А сегодня, может, будуРусских пленницей, рабою!И дитя мое… О боже!И дитя… О, нет! не можно!Нет, рабой не буду я!Наш Сузгун довольно крепок;Нелегко его взять русским;Много воинов отважныхСтерегут его и кроют.Может быть, и, как знать, вскореВозвратится царь Кучум…Но сдержать ли малой горстиУпадающее царство,Коль разбито наше войско,Коль Махмета нет уж боле?Мне ли, женщине, мне ль можноЧесть и царство поддержать?Если б был еще воитель,Равный брату в ратном деле,Все была б еще надежда;А теперь сгублю я толькоВсех защитников Сузгуна,И сама – опять в плену!Что мне делать в этом горе?Где искать себе спасенья?»Так царица говорила,Заливаяся слезами.Тут позвать она велелаСтаршину к себе в покой.«Долго ль можем мы держаться?»Старшину она спросила.«Долго ль? – этого не знаю,Но пока я жив, царица,Но пока еще хоть двоеНас останется в Сузгуне, —Русским крепости не взять!»Тяжко, тяжко ты вздохнула,О, Сузге, моя царица!Эта верность! эти чувства!И его ли ты погубишь?..О, когда б Кучум поболеМог иметь таких людей!

16

«Будь здоров, наш воевода!Милосердием господнимИ казачьей нашей силойМы побили вновь неверныхНа реке на той, Вагае,Где течет она в Тобол.Пишешь ты, что в том СузгунеМахмет-Кул сидит в ограде.Диво, если это правда —А затем что при ВагаеВзяли мы Махмета-КулаИ старшин его в полон,И меж прочими вестямиМы узнали, что в СузгунеПравит храбрая царица,А при ней людей немногоИ один лишь старшина.Это молвим не в обиду, —Крепость, знаем мы, не поле,И царица, как слыхали,Есть сестра Махмета-Кула.Так не диво, что неможноВашей храбрости казачьейВзять Сузгун тот на мечи.Да еще одно известье:Ты, Гроза, теперь нам нужен;День простой еще на месте,А потом в Искер сбирайся.Пусть царица правит местом,Мы не с нею брань ведем».«Прах возьми! – Гроза воскликнул,Прочитав приказ из войска. —Нас на смех теперь подымут:В три недели не умелиНашей храбростью казачьейС бабой справиться путем!»

17

Вдруг к нему в палату входитСтаршина седой татарскийИ, не кланяясь и шапкиНе снимая, атамануГоворит такую речь:«Слушай речь моей царицы!Наша храбрая царицаСдать Сузгун тебе готова,Только если ты исполнишьТри условия ее:Дать нам всем, татарам, волю —Это первое условье.Дать нам судно переехать —То условие второе.А последнее условье —Нам обиды не чинить».«Поздно ты пришел с прошеньем! —Старшине Гроза промолвил,Радость в сердце сокрывая. —Через день придет к СузгунуС силой многою-большоюСам начальник наш, Ермак.Он без всяких без условийВаш Сузгун возьмет с царицей…» —«Так условья отвергаешь?» —Старшина спросил нахмурясь.«Нет! – Гроза ему обратно. —Я согласен их принять.Но и вы согласны будьтеНа одно мое условье:Пусть все едут безопасно,Дам вам волю, дам вам судно,Но пускай царица вашаНам отдаст себя в полон». —«Ты не жди того, неверный! —Старшина воскликнул гневно. —Прежде все вконец погибнем,Чем мы выдадим царицу!» —«Это будь по воле вашей, —Говорит ему Гроза. —Но еще скажу я слово:Коль царица согласитсяНам отдаться, пусть опустятПолумесяц на бойнице.До зари, никак не больше,Думу думать вам даю.Но уж если и с зареюНе опустят знак с бойницы,Не войду тогда я с вамиНи в какое примиренье!..» —«Пусть нас Бог теперь рассудит!»Мрачно молвил старшина.

18

Атаман Гроза не сводитГлаз с высокого Сузгуна:И надежда, и сомненьеДушу воина колеблют.Солнце клонится на запад.Вечер… Смотрит… Спущен знак!«О, владычица святая!О, святой христов угодник!Знать, казаки вам угодны,Что желание их сердцаВы исполнили так скоро!» —Молвит весело Гроза.Той порой Сузге, царица,Всех рабынь к себе сзываетИ, скрывая грусть весельем,Говорит им речь такую,Глядя весело на них:«Вы, прислужницы-девицы,Отпирайте кладовые,Выносите все наряды,Все каменья дорогиеИ царицу наряжайте:Завтра праздник у меня!»И рабыни отпираютКладовые; вынимаютКамни, платья дорогиеИ царицу наряжают,Косу пышную плетут.Слезы катятся ручьямиУ прислужниц; но ни словаТе девицы не промолвят.Им известно, что царицаДля свободы их сдаетсяВ плен начальнику чужому.Жаль им доброй госпожи.Вот окончены наряды,И прекрасная царицаВсех прислужниц равной долейСвоеручно наделяет;Раздает им всем БогатстваИ целует порознь их.Тут зовет к себе в светлицуСтаршину того седого.Благодарствует за службу,И велит отдать отрядуВсю казну свою большую,И от имени царицыБлагодарствовать велит.

19

Ночь покрыла мраком поле,Землю тьмою обложила.Спят казаки, спят татары.Лишь не спит в своей светлицеНесчастливица-царица,Одинокая Сузге.Перед ней горит светильникИ, бросая свет дрожащий,Освещает ту палату,И роскошное убранство,И блестящую одежду,И печальную Сузге.О, Сузге, краса-царица!Тяжела тебе ночь эта!Ты сидишь на мягком ложе,Опустив на грудь головкуИ сложив печально рукиНа трепещущей груди.Ты одета, как невеста,В драгоценные одежды,Но глаза твои не блещутПредрассветною звездою,Но уста твои не пышатЦветом розы и любви.Дума черная, как полночь,Обвила твой ум, царица,И тоска, как червь могильный,Точит сердце молодое.Велика твоя невзгода!Тяжела твоя судьба!Но прими к себе надежду:Не рабою, но царицейПочестят тебя в Москве.О, когда б прошла скорееЭта ночь твоей печали!Неподвижна и безмолвнаВсе сидит Сузге-царица.Нет речей для утешенья!Нету мысли для надежды!Будто смерти вещий голосТихо носится над ней.Вот блеснул в ее светлицеСветлый луч зари восточной.«О, мой Бог! меня помилуй!» —Тяжко вскрикнула царицаИ упала на подушки,Задыхаяся от слез.

20

Встало солнце. ПробудилисьИ казаки, и татары.Ясный день для всех восходит,Льет на всех равно сиянье;Но не все равно встречаютСолнца красного восход!Вот Гроза к стенам подходитС удалой своей дружиной;Вот татары отворяютНеприступные бойницы,И вослед за старшиноюБезоружные идут.Мрачно сходят вниз татары,Озираяся на стеныИ на крепкие бойницы;Плачут царские девицы,Обращая взор печальныйНа оставленный Сузгун.А с бойницы той порою,Скрыв лицо свое покровом,Одинокая царицаГрустно смотрит отступленье.Грудь волнуется тоскою;Но слезы уж нет в глазах.«Слушай, храбрый воевода! —Старшина седой промолвил,Поравнявшися с Грозою. —Если честь тебе известна,Ты с царицею поступишь,Как приличие велит». —«Будь спокоен, храбрый воин!» —Старшине в ответ промолвилАтаман Гроза казачий.Вот изгнанники проходятЧрез широкую равнину,Вот они реки достигли,Вот взошли они на судно,Поклонилися СузгунуИ исчезли вдалеке.«Путь счастливый вам», – сказалаГрустная Сузге-царица,Обвела вокруг глазамиИ, вздохнувши тяжко, тяжко,С неприступной той бойницыТихо вниз она сошла.

21

Входят весело казакиВ крепость грозного Сузгуна;Впереди их воевода,Атаман Гроза, и молчаОн прилежно озираетПокорившийся Сузгун.Вот идет он в терем царскийСловом ласковым приветитьНесчастливую царицу,Но в палатах царских пусто.Он обходит все строенье,Но царицы нет нигде…«Где ж она?» – Гроза подумал,И большое подозреньеВ грудь казачую запало.Злой укор в устах теснится…Вдруг увидел он царицуИ укор свой удержал.Под навесом пихт душистых,Прислоняся головоюК корню дерева, сиделаОдинокая царица.Вьется ветром покрывало,Руки сложены на грудь.Атаман к Сузге подходит,Перед ней снимает шапку,Низко кланяется, молвит:«Будь спокойна ты, царица!Мы казаки, а не звери,Бог нам дал теперь победу,Так грешно бы нам и стыдно,Благость Бога презирая,Обижать тебя, царица!Ты о плене позабудешь, —Слово честное даю».Но напрасно воеводаЖдет ответа от царицы.Изумлен ее молчаньем,Подошел он тихо к ней,Тихо поднял покрывалоИ поспешно отступил.Матерь божия! Не сон лиВидит он? В лице нет жизни;Щеки бледностью покрыты,Льется кровь из-под одежды,И в глазах полузакрытыхПомеркает божий свет.«Что ты сделала, царица?» —Вскрикнул громко воевода,Кровь рукою зажимая.Вдруг царица задрожала,На Грозу она взглянула…Это не был взор отмщенья,Это был – последний взор!

22

Под наклоном пихт душистыхСобралися все казаки.И стоят они без шапок;Два урядника отрядаНасыпают холм могильный.Тишина лежит кругом!Вот обряд печальный кончен.Поклонись сырой могиле,Говорит Гроза казакам:«Гой, товарищи казаки!Здесь нам нет уж больше дела,Снаряжайтесь на Искер!»Ночь спустилася на землю,Ветер воет по дубраве,Гонит тучи дождевые,А Иртыш о круть утесаПлещет звонкою волной.Распустив свои ветрила,Едут добрые казаки.Льется песня их живая —Что про матушку про Волгу,Что про Дон их, Дон родимый,Что про славу казака.А вдали, клубясь волнами,Блещет пламя над Сузгуном —На стенах его высоких,На крутых его бойницах…Рдеет небо полуночи!Блещут волны Иртыша.

1837

ПЕСНЯ КАЗАКА

Даша милая, прости:Нам велят в поход идти.Позабыли турки раны,Зашумели бусурманы.Надо дерзких приунять,В чистом поле погулять.Изготовлен конь мой ратный,Закален мой меч булатный,И заточено моеНеизменное копье.С быстротою хищной птицыПолечу я до границы;Черным усом поведуБусурманам на беду;Свистну посвистом казацкимПред отрядом цареградскимИ неверного пашуНа аркане задушу.«Знай, турецкий забияка,Черноморского казака!И не суйся в спор потомС нашим батюшкой царем».И, потешившись с врагами,С заслужёнными крестамиВорочуся я домойВечно, Даша, жить с тобой!

Начало 1830-х годов

СМЕРТЬ ЕРМАКА

Сонет[32]Тяжелые тучи сибирское небо одели;Порывистый ветер меж сосен угрюмых шумел;Венчанные пеной, иртышские воды кипели;Дождь лился рекою, и гром полуночный гремел.Спокойно казаки на бреге высоком сидели,И шум непогоды дремоту на очи навел.Бестрепетный вождь их под сенью ветвистый ели,Опершись на саблю, на смелых казаков смотрел.И злая кручина на сердце героя лежала,Главу тяготила, горячую кровь волновала.И ужас невольный дух бодрый вождя оковал.Вдруг дикие крики… Казацкая кровь заструилась…Булат Ермака засверкал – толпа расступилась —И кто-то с утеса в кипевшие волны упал.

Начало 1830-х годов

РУССКИЙ ШТЫК[33]

Лей полнее, лей смелееИ по-русски – духом, вмиг!Пьем за то, что всех милее,Пьем за крепкий русский штык!Пьем – и весело, по-братскиПрокричим обычный крик:«Здравствуй, наш товарищ хватский!Здравствуй, крепкий русский штык!»Прочь с косами! Прочь с буклями!К черту пудреный парик!Дай нам водки с сухарями,Дай нам крепкий русский штык!Что нам в пудре? Что в помаде?Русский бабиться не свык;Мы красивы, мы в наряде,Если с нами русский штык!Пушки бьются до последа,Штык кончает дело вмиг;Там удача, там победа,Где сверкает русский штык.И с Суворовым штыкамиОкрестили мы Рымник[34].Ставь хоть горы над горами —Проберется русский штык.Штык не знает ретирады[35]И к пардонам не привык.Враг идет просить пощады,Лишь почует русский штык.И на Альпах всю дорогуВраг обставил лесом пик[36], —Мы сперва к святому Богу,А потом за русский штык.Мы пробили Апеннины,В безднах грянул русский крик:Чрез ущелья, чрез тесниныПролетел наш русский штык.Нет штыка на свете краше,С ним не станем мы в тупик;Все возьмем, все будет наше —Был бы с нами русский штык!

1833 (?)

МОНОЛОГ СВЯТОПОЛКА ОКАЯННОГО

Святополк стоит на берегу волнующегося Дуная[37]Шуми, Дунай, шуми во мраке непогоды!Приятен для меня сей страшный плеск валов;Люблю смотреть твои пенящиеся водыИ слышать стон глухой угрюмых берегов.При блеске молнии – душа моя светлеет,И месть кровавая – при треске грома спит,Мученье совести в душе моей слабеет,А властолюбие – сей идол мой! – молчит.Волненье бурное обманчивой стихии,Дуная шумного величественный видМне ясно говорит о милой мне России,О славном Киеве мне ясно говорит.Я вижу пред собой славян непобедимых,С их дикой храбростью, с их твердою душой;Я слышу голоса – то звук речей родимых, —И терем княжеский стоит передо мной!..Но что мне слышится?.. Кому дают обеты:«До гроба верности своей не изменить»?..Да будут прокляты презренные клевреты!Да будет проклят тот, кто мог меня лишитьПрестола русского! Кто дерзкою рукоюСорвал с главы моей наследственный венец;Кто отнял скипетр мой, врученный мне судьбою…Ты будешь неотмщен, несчастный мой отец!Твой сын – не русский князь… Изгнанник он презренный,Оставленный от всех, ничтожный, жалкий пес,Пришлец чужой земли, проклятьем отягченныйИ милосердием отвергнутый небес!О! Если бы я мог, я б собственной рукоюЗлодея моего на части разорвал,Втоптал бы в прах его безжалостной ногоюИ прах бы по полю с проклятьем разметал…Молчи, молчи, Дунай! Теперь твой шум сердитыйНичто пред бурею, которая кипитВ душе преступника, спокойствием забытой…Она свирепствует – пусть все теперь молчит!

Начало 1830-х годов

СМЕРТЬ СВЯТОСЛАВА[38]

«Послушай совета Свенельда[39] младогоИ шумным Днепром ты, о князь, не ходи;Не верь обещаньям коварного грека:Не может быть другом отчаянный враг.Теперь для похода удобное время:Днепровские воды окованы льдом,В пустынях бушуют славянские вьюгиИ снегом пушистым твой след занесут».Так князю-герою Свенельд-воевода,Главу преклоняя пред ним, говорил.Глаза Святослава огнем запылали,И, стиснув во длани свой меч, он сказал:«Не робкую силу правитель вселенной —Всесильный Бельбог[40] – в Святослава вложил;Не знает он страха и с верной дружинойОт края земли до другого пройдет.Не прежде, как стихнут славянские вьюгиИ Днепр беспокойный в брегах закипит,Сын Ольги[41] велит воеводе СвенельдуСвой княжеский стяг пред полком развернуть».Вот стихнули вьюги, и Днепр неспокойныйО мшистые скалы волной загремел.«На родину, други! В славянскую землю!» —С улыбкой веселой сказал Святослав.И с шумным весельем вскочили славянеНа лодки и плещут днепровской волной.Меж тем у порогов наемники грековГрозу-Святослава с оружием ждут.Вот подплыл бесстрашный к порогам днепровскимИ был отовсюду врагом окружен.«За мною, дружина! Победа иль гибель!» —Свой меч обнажая, вскричал Святослав.И с жаром героя он в бой устремился;И кровь от обеих сторон полилась;И бились отважно славяне с врагами;И пал Святослав под мечами врагов.И князю-герою главу отрубили,И череп стянули железным кольцом…И вот на порогах сидят печенеги,И новая чаша обходит кругом…

Начало 1830-х годов

НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО[42]

Светлое небо покрылось туманною ризою[43] ночи;Месяц сокрылся в волнистых изгибах хитона[44] ночного;В далеком пространстве небес затерялась зарница;Звезды не блещут.Поля и луга Вифлеема[45] омыты вечерней росою;С цветов ароматных лениво восходит в эфир дым благовонный;Кипарисы курятся.Тихо бегут сребровидные волны реки Иордана;Недвижно лежат на покате стада овец мягкорунных;Под пальмой сидят пастухи Вифлеема.Первый пастух. Слава Седящему в вышних пределах Востока!Не знаю, к чему, Нафанаил, а сердце мое утопает в восторге;Как агнец в долине, как легкий олень на Ливане[46], как ключ Элеонский[47], —Так сердце мое и бьется, и скачет.Второй пастух. Приятно в полудни, Аггей, отдохнуть под сенью Ливанского кедра;Приятно по долгой разлуке увидеться с близкими сердцу;Но что я теперь ощущаю… Словами нельзя изъяснить…Как будто бы небо небес в душе у меня поместилось;Как будто бы в сердце носил я всезрящего Бога.Первый пастух. Друзья! воспоем Иегову[48],Столь мудро создавшего землю,Простершего небо шатром над водами;Душисты цветы Вифлеема,Душист аромат кипариса;Но песни и гимны для Бога душистей всех жертв и курений.И пастыри дружно воспели могущество БогаИ чудо творений, и древние лета…Как звуки тимпана[49], как светлые воды – их голоса разливались в пространстве.Вдруг небеса осветились, —И новое солнце, звезда Вифлеема, раздрав полуночную ризу небес,Явилась над мрачным вертепом,И ангелы стройно воспели хвалебные гимны во славу рожденного Бога,И, громко всплеснув, Иордан прокатил сребровидные воды…Первый пастух. Я вижу блестящую новую звезду!Второй пастух. Я слышу хвалебные гимны!Третий пастух. Не Бог ли нисходит с Сиона[50]?..И вот от пределов Востока является ангел:Криле[51] позлащены, эфирный хитон на раменах[52],Веселье во взорах, небесная радость в улыбке,Лучи от лица, как молнии, блещут.Ангел. Мир приношу вам и радость, чада Адама!Пастухи. О, кто ты, небесный посланник?.. Сиянье лица твоего ослепляет бренные очи…Не ты ль Моисей[53], из Египта изведший нас древлеВ землю, кипящую млеком и медом?Ангел. Нет, я Гавриил[54], предстоящий пред Богом,И послан к вам возвестить бесконечную радость.Свершилась превечная тайна: Бог во плоти днесь явился.Пастухи. Мессия[55]?.. О радостный вестник, приход твой от Бога!Но где, покажи нам, небесный младенец, да можем ему поклониться?Ангел. Идите в вертеп Вифлеемский[56].Превечное слово, его же пространство небес не вмещало, покоится в яслях.И ангел сокрылся!И пастыри спешно идут с жезлами к вертепу.Звезда Вифлеема горела над входом вертепа.Ангелы пели: «Слава сущему в вышних! мир на земли, благодать в человеках!»Пастыри входят – и зрят непорочную матерь при яслях,И Бога-младенца, повитого чистой рукою Марии,Иосифа-старца, вперившего очи в превечное слово…И пастыри, пад, поклонились.

1834

МОЛОДОЙ ОРЕЛ[57]

Как во поле во широкомДуб высокий зеленел;Как на том дубу высокомМлад ясен орел сидел.Тот орел ли быстрокрылойКрылы мочные сложил.И к сырой земле унылоЯсны очи опустил.Как от дуба недалекоРечка быстрая течет,А по речке по широкойЛебедь белая плывет.Шею выгнув горделиво,Хвост раскинув над водой,Лебедь белая игривоСтруйку гонит за собой.«Что, орел мой быстрокрылой,Крылья мочные сложил?Что к сырой земле унылоЯсны очи опустил?Аль не видишь – недалекоРечка быстрая течет,А по речке по широкойЛебедь белая плывет?Мочны крылья опустились?Клёв ли крепкий ослабел?Сильны ль когти притупились?Взор ли ясный потемнел?Что с тобою, быстрокрылой?Не случилась ли беда?»Как возговорит унылоМлад ясен орел тогда:«Нет, я вижу: недалекоРечка быстрая течет,А по речке по широкойЛебедь белая плывет.Мочны крылья не стареют;Крепкий клёв не ослабел,Сильны когти не тупеют,Ясный взор не потемнел.Но тоска, тоска-кручинаСердце молодца грызет,Опостыла мне чужбина,Край родной меня зовет.Там в родном краю привольеПо поднебесью летать,В чистом поле на раздольеБуйный ветер обгонять.Там бураном вьются тучи;Там потоком лес шумит;Там дробится гром летучийВ быстром беге о гранит.Там средь дня, в выси далекойТучи полночья висят;Там средь полночи глубокойЛьды зарницами горят.Скоро ль, скоро ль я оставлюЧужеземные край?Скоро ль, скоро ль я расправлюКрылья мочные мои?Я с знакомыми орламиОтдохну в родных лесах;Я взнесусь над облаками,Я сокроюсь в небесах».

1834 (?)

РУССКАЯ ПЕСНЯ[58]

Уж не цвесть цветку в пустыне,В клетке пташечке не петь!Уж на горькой на полынеСладкой ягодке не зреть!Ясну солнышку в ненастьеВ синем небе не сиять!Добру молодцу в несчастьеДней веселых не видать!Как во той ли тяжкой долеРусы кудри разовью;Уж как выйду ль в чисто полеРазгулять тоску мою.Может, ветер на долинуГрусть-злодейку разнесет;Может, речка злу кручинуБыстрой струйкой разобьет.Не сходить туману с моря,Не сбежать теням с полей,Не разбить мне люта горя,Не разнесть тоски моей!

1835

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ[59]

Я понял, я знаю всю прелесть любви!Я жил, я дышал не напрасно!Недаром мне сердце шептало: «Живи!» —В минуты тревоги ненастной.Недаром на душу в веселых мечтахПорою грусть тихо слеталаИ тайная дума на легких крылахМладое чело осеняла.Но долго я в жизни печально блуждалПо тернам стези одинокой;Но тщетно я в мире прекрасной искал,Как розы в пустыне далекой.И много обшел я роскошных садов,Но сердце ее не встречало;И много я видел прелестных цветов,Но сердце упорно молчало.Пустыней казался мне мир. На путиНигде не слыхал я привета.Зачем же, я думал, сей пламень в грудиИ сердце восторгом согрето?Но нет, не напрасно тот пламень возжженИ сердце в восторге трепещет!Настанет мгновенье, и радостно онВ очах оживленных заблещет!Настанет мгновенье, и силой мечтыВозникнет мир новый, чудесный.То мир упоенья! То мир красоты!То отблеск отчизны небесной!И радужным светом оденется высьИ ярко в душе отразится;И в сердце проникнет небесная жизнь,И сумрачный взор прояснится…Настало мгновенье… И, радость очей,С надзвездной долины эфираХранитель мой, гений в сиянье лучейПриникнул над бездною мира.Он видит глубокую тьму под собой,Он слышит печальных призванья.Он сходит на землю воздушной стопой —Утишить земные страданья.И мир превратился в роскошный чертог,И в тернах раскинулись розы;И в сердце зажегся потухший восторг,И сладкие канули слезы.О, сколько блаженства во взоре его!О, сколько в улыбке отрады!Всю вечность смотрел бы, смотрел на него:Другой мне не нужно награды.Но нет, то не гений! Небесный жилецНа землю незримо нисходит;Но нет, то не смертный! Удельный[60] пришлецНа небо собой не возводит.То горняя в мире земном красота!То цвет из эдемского рая!То лучшая чистого сердца мечта!То дева любви молодая!О юноша! в гордой душе не зовиЗабавой мечты той прекрасной!Я понял, я знаю всю цену любви!Я жил, я дышал не напрасно!

1835

ТУЧА

Ходит туча в синем небе,Смотрит туча мрачным взором,На груди покоя гром.«Где бы лучше, – молвит туча, —Мне расстлаться в синем небеМолньеблещущим ковром?»Видит море. Черным валомПлещет море в дальний берег,Ходит белою грядой.«Разостлалась бы над морем —Не спалить мне синя моря,Не зажечь волны седой».Туча дальше. Столп гранита,Подпирая сине небо,Опоясан бездной вод.«Раздавила б, растопила бЯ Атланта. Но, могучий,Он разрушен – не падет».Туча дальше. Тучны нивыДышат грудью золотою,Блещут бисером росы.«Не над ними грому грянуть!Пища червя – им ужасенИ ничтожный взмах косы».Ходит туча в синем небе,Смотрит туча мрачным взором,На груди колебля гром.«Где бы лучше, – ропщет туча, —Мне отгрянуть в синем небеРазрушительным ядром?»Видит царство. Город пышный,Семь холмов собой раздвинув,Три реки сплотил собой.Шпицы башен блещут в солнце,Будто горы – медны стеныВьются длинною трубой.Пышность зданий, блеск уборов,Шум движенья, говор людства,Гром тимпанов и мечей.Стала туча. Дышит гневом.Меркнет солнце от движеньяМрачно-огненных очей.«Расстелюсь я над холмами,Я всколеблю ось земную,Я разрушу пышный град!»Но могуща сила веры:Дряхлый старец слабой дланьюДвинул грозную назад!

1835

НОЧЬ[61]

Лежала тьма на высях гор;В полях клубился мрак унылый;Повитый мглой, высокий борКурился ладаном могилы.Лениво бурная рекаКатила в море вал гремучий,И невидимая рукаСдвигала огненные тучи.Не холнет[62] ветр в тиши ночной;Не дрогнет лист немой дубравы;Лишь изредка в чащи леснойСверкнут глаза звездой кровавой.Лишь изредка косматый зебрьВ трещобу дальнюю промчится,И отзовется гулом дебрь,И след волною заструится.Но снова прянет тишина!И мрак, печальный спутник ночи,Крылами радужными снаСмежает дремлющие очи.

1835