Циклоп в корсете

– Нашел! – воскликнул парень. – Вот слушайте. Она пишет: «Вчера мой дурачок наконец-то нашел работу. Какое счастье! Так надоело, что он целыми днями сидит дома и жрать просит. Сколько ему ни свари, все мало, прихожу с работы без рук без ног, а он лежит на диване и есть просит, словно дитя беспомощное. А нажрется, так грудь просит. Господи, какой из него охранник! Зря только деньги отдала. Нужно было настоять, чтобы шел бухгалтером. Но что уж теперь говорить. Хорошо хоть автомобильные курсы пригодились. Теперь важного Аполлона возить будет и кормежка за счет шефа, а то моей зарплаты никак не хватает на нас двоих, да еще чтобы оплачивать его переобучение. Фирма вроде бы нормальная, и название такое забавное – «Эльф». Только бы он продержался, – если его снова выгонят, я наложу на себя руки».

– Судя по всему, она нашла более простой способ добиться того, чтобы ее мужа держали на работе, – сказала Мариша, наблюдая, как Кротов приплясывает от нетерпения возле телефонной трубки, пытаясь узнать адрес этого «Эльфа». – А Степан не говорил нам, что он месяцами сидел на шее у жены.

– Интересно, что он нам еще не говорил, – сказала я.

В это время Кротову повезло, и он дозвонился по нужному телефону, записал адрес и помчался к дверям.

– Мы вам больше не нужны? – тихо спросила Мариша у Николая Валентиновича.

Но так как тот был занят очередной находкой – небольшим и, увы, пустым тайничком в стене, то ничего нам не ответил, и мы сочли себя свободными. Хотя, возможно, он просто не услышал. Мы выскользнули из квартиры следом за Кротовым и догнали его внизу.

– Подвезти тебя? – спросила добрая Мариша, поигрывая ключами от своего «Опеля». – Далеко тебе?

– В центр, – сказал Кротов, плюхаясь на заднее сиденье машины. – На улицу Восстания. Не очень затрудню?

– Нам как раз по пути, – заверила его Мариша.

– Это хорошо, – одобрил Кротов. – Ужасно не люблю загружать людей своими проблемами. Но если бы я поехал на метро, то обязательно бы опоздал в фирму. Сейчас и так уже начало седьмого.

Фирма «Эльф» занимала половину второго этажа старинного четырехэтажного дома. Кротов по пути успел нам рассказать, что основным профилем фирмы является продажа компьютерных систем, самих компьютеров, а также комплектующих. Во дворе, примыкающем к дому, где помещался «Эльф», стояло около десятка новеньких иномарок, в их числе мы увидели и огромный серебристый джип, на котором еще так недавно приезжал к Марише Степан.

– Здесь, – удовлетворенно сказал Кротов, сверившись с бумажкой. – Девчонки, хотите посмотреть, как ведется настоящее расследование?

Парню явно не хотелось возвращаться обратно на своих двоих. Разумеется, мы охотно согласились пойти с ним. Мариша даже высказалась в том плане, как, мол, интересно увидеть работу профессионала. Я пихнула ее в бок, опасаясь, как бы Кротов не раскусил столь явной издевки, но он принял слова моей подруги за чистую монету и был на седьмом небе.

В первой же комнате, которая совмещала функции приемной и склада образцов предметов торговли, нам преградила дорогу решительная девица в полной боевой раскраске. Но наша команда не подкачала, Кротов сунул наглой девице под нос удостоверение, Мариша пихнула ее плечом, а я наступила на ногу. Конечно, у нас с Маришей тоже были милицейские корочки (фальшивые, ясное дело), но в присутствии Кротова нам показалось как-то неуместно доставать их.

– Где шеф? – спросил у девицы, потерявшей почти все свое нахальство, Кротов. – Мы к нему по делу.

– Его нет, – все же нахально соврала девица.

– Так, значит, машина здесь, а самого нет? – набросилась на нее Мариша. – По воздуху улетел? Где он?

– У Аполлона Митрофановича посетители, – пробормотала девица. – К нему нельзя. Он строго-настрого…

Но мы уже ломились во все двери подряд. Дело осложнялось тем, что ни один из нас не представлял, как должен выглядеть шеф. Хорошо еще, что девица любезно сообщила, как зовут ее начальника. Поэтому, врываясь в комнату, мы вопили: «Аполлон Митрофанович!» и ждали результата. Если никто не отзывался, то мы шли дальше. Таким образом мы добрались до самой дальней комнаты, переполошив по пути добрых полсотни сотрудников.

Открыв тяжелую дубовую дверь, мы оказались в большой комнате с тремя огромными окнами, выходящими в тихий переулочек. В комнате стояло несколько книжных полок, столик с различными напитками, длинный стол для совещаний со стульями и несколько кресел. Самое большое кресло стояло возле массивного письменного стола, сделанного, кажется, из темного стекла.

За столом сидел кругленький лысоватый дядька не без примеси южной, предположительно армянской крови. Пухлые ручки он сложил на затылке, ноги водрузил на стол, а сам раскачивался в кресле, мечтательно глядя в потолок и куря огромную сигару.

– Аполлон Митрофанович! – гаркнула Мариша.

Крушение произошло так быстро, что я даже не успела толком ничего разглядеть. Только что директор сидел в кресле, а через секунду его уже не было, зато из-под стола доносилось какое-то покряхтывание. Мы освободили директора от придавившего его кресла, немного отряхнули от пепла и снова придали его телу исходную позицию, даже сигару воткнули в рот. Но дядька почему-то не чувствовал себя признательным нам за заботу, которую мы проявили по отношению к его персоне.

– Вы кто такие? – довольно сварливо осведомился он у нас, когда ему удалось избавиться от сигары, которую Кротов в порыве добрых чувств засунул ему слишком глубоко в рот.

Кротов снова полез за удостоверением, а Мариша завела светский разговор.

– Удивительно просторные помещения у вас в фирме, – польстила она директору. – Мы ищем вас уже битых четверть часа и никак не могли найти. Случайно, можно сказать, наткнулись.

– Да, звукоизоляция у меня на высоте, – снисходительно пояснил директор, медленно приходя в себя. – Знали бы вы, сколько денег она мне стоила! Но я не жалею, комфорт прежде всего! Зато мои сотрудники могут работать, не мешая шумом друг другу. Здоровье моих людей для меня – главная цель.

Говорил он по-русски совершенно чисто, без малейшего акцента. И мы сделали вывод, что родился и вырос он здесь, в России, и, вероятно, его предки тоже.

– Мы слышали, что вы заботитесь о здоровье не только своих сотрудников, но и о здоровье их родных, – заметила тем временем моя подруга.

Аполлон Митрофанович изумленно вытаращился на нее, но в это время Кротову удалось наконец найти свое удостоверение, и внимание директора отвлеклось.

– Так чем обязан? – спросил он у нас, внимательно изучив удостоверение.

– Федорчук Степан работал у вас?

– Да, – кивнул головой директор. – Мой шофер. А почему в прошедшем времени, я его не увольнял.

– Он сам уволился, – сказала Мариша.

– Его убили, – бодро пояснил оторопевшему начальнику Кротов. – Сегодня.

То ли Аполлон Митрофанович был отличный актер, то ли известие его и впрямь поразило, но только он вполне натурально побледнел, схватился за сердце, на лысине выступило несколько капель пота.

– Не может быть, – прошептал он.

– Почему же! – живо откликнулся Кротов. – Вы что-то про это знаете?

– Откуда? – после минутной паузы начал директор. – Я сказал «не может быть», потому что только сегодня утром разговаривал со Степой. Он сказал, что приболел, и попросил один день за свой счет.

– И вы разрешили?

– Конечно! Человек же заболел! – возмущенно воскликнул Аполлон Митрофанович. – Сережа вместо Степы за руль сел. Я сразу Степе сказал, что он может болеть совершенно спокойно.

– В котором часу был этот разговор?

– В восемь, – сказал директор. – Степа должен был подать машину к десяти. Но и Сережа отлично справился. Мне сегодня и ездить-то пришлось всего в два места.

– И больше с восьми утра вы Степана не видели и не слышали? – уточнил Кротов.

– Именно так.

– Может быть, вам покажется, что я задаю бестактный вопрос, но соседи Степана говорили, что у вас к его жене какой-то особый интерес. Это правда? – спросил Кротов, покраснев до ушей.

– О люди! – трагично заломив руки, воскликнул Аполлон Митрофанович. – Вы не знаете, почему люди охотнее верят в какие-то порочные мотивы, чем в искренние порывы? У меня с Милочкой не было никакого романа, о чем вам наплели эти старухи. Видел я, как они на нас смотрели. Не слушайте их. Мы просто чудесно дружим с Милой. Она очень милая девочка. Милая Мила, вот так. Поверьте, и это правда, и еще – она очень любила своего мужа. Честно говоря, удивительно, за что. Степан, конечно, был парнем статным и красивым, но очень уж недалеким, а Мила – редкостная женщина.

– Но что-то ведь вас связывало и помимо вашего восхищения ее достоинствами? – не удержалась Мариша.

– Разумеется. Когда узнал про болезнь Милы, то счел своим долгом помочь ей вылечиться, снова стать здоровой и счастливой. Мне всегда бывает не по себе, когда кто-то рядом мучается и не может получить помощь только потому, что квалифицированные специалисты для него слишком дороги.

– Так вы оплачивали лечение Милы? – спросил Кротов.

– Оплачивал, – кивнул Аполлон Митрофанович. – И горжусь этим. А чтобы вы не воображали себе невесть что, я сразу же могу назвать вам не меньше десятка других людей, которым я также оплатил их лечение. Это и грудные дети, и старики. Надеюсь, вы не заподозрите меня в том, что я помогал им с целью сексуального домогательства?

– Нет, что вы, – ошеломленно ответил Кротов. – Но вы понимаете, что я обязан проверить ваши слова. В каких именно больницах лежала Мила, и чем конкретно она была больна?

Вопрос неожиданно вызвал длительную заминку, которую директор пытался заполнить раскуриванием новой сигары. Это ему не удалось, и он с раздражением отбросил ее.

– Черт с вами, – сказал он. – Все равно ведь узнаете. От милиции такое не скроешь, вы не простодушный Степа. Так вот, Мила была наркоманкой.

– Что?! – дружно ахнули мы. – Наркоманкой?

– Не верите? – усмехнулся Обезьян, то есть, тьфу ты, Аполлон Митрофаныч. – Многие бы не поверили. Мила обладала железной волей и умела держать марку даже в те моменты, когда состояние у нее приближалось к критическому. Но она никогда не допускала критической точки, всегда вовремя ложилась в больницу и сбивала себе дозу. А я оплачивал эту процедуру. Так что даже ее муж ни о чем не догадывался.

– Невозможно, – решительно заявила Мариша.

– Почему? – пожал плечами директор. – Если есть сила воли, то все возможно. К тому же героин она стала употреблять сравнительно недавно. Месяц или два назад… или чуть раньше. Так что ее организм еще не очень пострадал.

– Месяц или два? – с недоверием переспросил Кротов. – А от чего же она лечилась весь прошлый год?

– Есть и другие виды наркотиков, – пояснил Аполлон Митрофанович с таким видом, словно вдалбливал непонятливому школьнику простейшую истину. – Кокаин, эфедрин, травка, наконец. Но каюсь, героин первый раз Мила попробовала по моей вине.

Возникла напряженная пауза.

– Нет, только не подумайте, что я дал ей наркотик, – продолжил директор. – А чувствую я себя виноватым потому, что Мила достала его в больнице, куда я ее определил. Я тогда еще недостаточно хорошо знал, какая это страшная болезнь, поэтому меня не удивило, что в палатах на третьем этаже на окнах нет решеток. Ну какому нормальному человеку придет в голову, что наркоман способен прыгнуть с десяти метров, а потом еще и бежать со сломанной ногой за наркотиком и обратно? Врачи, во всяком случае, этого не допускали, они обыскивали сумки, запретили визиты родных, но наркотики в отделении все равно появлялись. Все прояснилось после того, как парень, проделавший этот фокус, вернулся с переломом голени, а более везучие уже несколько раз благополучно возвращались с добычей. Одежду им приносили другие наркоманы, которые поджидали приятелей под окнами. Но я это не к тому говорю, чтобы покритиковать врачей, которым близкие наркоманов платят бешеные деньги и которых не смущало отсутствие решеток на третьем и четвертом этажах. А к тому, что именно там Мила и подсела на героин.

– А где она сейчас? – спросила я.

– Не имею ни малейшего понятия. А разве она не дома? – искренне удивился Аполлон. – Не с мужем?

– Нет, – покачал головой Кротов. – И мы не представляем, где она. Однако ее соседки видели большую белую машину, в которую садилась Мила. Они опознали в ней машину, на которой работал Степан. Это ведь ваша машина?

– Есть у меня серебристый джип, – согласился Аполлон Митрофанович. – С бабок станется назвать его «большой белой машиной», но Милу я не забирал. В первой половине дня Сергей отвез от моего имени одному больному фрукты и прочую снедь. Может быть, Мила села прокатиться с ним. Но Сережа сейчас еще должен быть в офисе, мы его позовем и все узнаем.

Он нажал на кнопку у себя на селекторе, и через несколько секунд в дверь ввалился здоровенный парень.

– Звали, шеф? – рявкнул он.

– Звал, – кивнул Аполлон. – У нас беда, убили Степана. Эти господа из милиции, они хотят знать, Мила с тобой в машину села? Не бойся, я с тебя голову не сниму, что ты в моей машине дам катаешь. Ей куда-то было нужно?

– Ясное дело, – кивнул парень.

– В аптеку? – предположил Аполлон.

– Куда? – удивился парень, явно не отличающийся большим умом: слово «аптека» его так удивило, словно он впервые его услышал. Полный кретин!

– В аптеку, – повторил Аполлон. – Степан с утра был болен, и она, должно быть, хотела купить ему лекарство.

– Вот, вот, – немного подумав, подтвердил Сережа. – Там и аптека была, и еще магазин.

– Все ясно, – кивнул ему шеф. – Можешь быть свободен.

– Будьте так добры, если вы что-либо узнаете о ее местонахождении, позвоните вот по этому телефону, – сказал Кротов, протягивая Аполлону свою визитку.

– А вам звонить по этому же телефону? Или другой дадите? – подмигнул нам с Маришей директор, мельком глянув на визитку.

Впрочем, справедливо будет уточнить, что смотрел он главным образом на мою подругу. Вечно мне достаются всякие рыжие Кротовы, а Мариша снимает сливки.

– Мы из другого ведомства, – величественно ответила Мариша. – Вот наш телефон.

Оставив осчастливленного нашими визитками директора в его кабинете, мы вышли из офиса. На улице уже наступила совершеннейшая ночь, хотя часы показывали всего лишь половину восьмого. Кротова мы высадили у станции «Чернышевская», хотя он усиленно сопротивлялся – долго рассказывал нам, что живет он на площади Мужества, а на линии разрыв, и очень неудобно добираться, но дома он заварит нам кофе, поставит на видике новый фильм и вообще не поскупится на угощение. Словом, всеми способами пытался вынудить нас доставить его до дома.

Как только мы избавились от Кротова, Мариша немедленно вытащила из-за пазухи ту тонкую книжицу в кожаном переплете, которую мы изъяли в спальне Милы. Немного повозившись, она откинула тугую застежку, и мы жадно впились в открывшуюся первую страницу. Оказалось, что это вовсе не последний том дневника, а фотоальбом. Но тоненький, всего на пять листов, в которых было десять фотографий, изображавших симпатичную блондинку с родинкой над верхней губой и большим ртом в различных степенях обнаженности. Несомненно, это была сама Мила. Именно так ее и описывал Степа.

Насладившись этим зрелищем, мы поехали обратно к дому Степы. На улицах наступило время собачников, которые разгуливали взад-вперед в тусклом свете фонарей. Такую же картину мы застали и возле Степиного дома. Все собачники выползали на улицу со своими питомцами, и с ними имело смысл поболтать. Нам повезло. Прямо из парадного, где жили мертвый ныне Степа и его пропавшая жена, вышла дородная бабка, ведя на поводке мелкую лохматую болонку. Бабку мы знали, она нас тоже узнала.

– Ну что? – приветствовала она нас громовым басом. – Нашли Милку? Деньги отдали?

– Нет, – огорченно покачала я головой. – Просто ума не приложу, где ее искать. Даже милиционеры ничем не смогли мне помочь. Они тоже ищут Милу. Пропала с концами, и никто толком не знает, даже на какой машине она уехала.

– Как это не знает? – возмутилась бабка. – Бездельники работают в нашей милиции, вот что я вам скажу. Вместо того чтобы походить да поспрашивать среди людей, они, вишь, сразу – никто ничего не видел и не знает.

– Так вы видели? – обрадовались мы с Маришей.

– А то нет, мне из окошка кухни все видать, – подтвердила бабка. – Белая машина, иностранная.

– А марка какая?

– Марок их я не понимаю, – призналась бабка. – Вот наши «Жигули» от «Москвича» легко отличу. А у них не понимаю, что «Мазда», что «Форд», мне все одно. Цвет вот точно был белый, даже блестящий какой-то, а на заднем стекле такая забавная зверюшка сидела. Большая такая, побольше моей Сиси будет, только…

– Побольше чего, простите? – храбро переспросила ее ошеломленная Мариша, пока я ртом хватала воздух.

– Сиси, собачки моей, – пояснила бабка, показывая на резвящуюся у ее ног болонку.

– А, понятно, – сказала Мариша. – Значит, игрушечная собака.

– Кто ее знает, собака или что другое, но точно лохматое, – сказала бабка.

– А номер? – жалобно спросила я. – Цифр вы не запомнили?

– Ну я же не в милиции работаю, кто же знал, что дело так повернется. Не могу же я записывать номера всех машин, которые у нас во дворе останавливаются, – обиделась бабка. – Но вы поспрашивайте, авось чего и узнаете. Только зачем вам, ведь все равно в машине Степин начальник сидел, а если и не сидел, то все одно знал, где его машина находится и кто в ней катается. У него и спрашивайте.

– Он говорит, что не знает, где сейчас может быть Мила, – сказала Мариша. – Говорит, что отвезли Милу к аптеке, высадили ее там и больше не видели.

– Врет, – убежденно сказала бабка. – Милка больше не возвращалась. Но все равно поспрашивайте у наших, может, кто еще ее видел.

Но ее совет ничего нам не дал. Никто из собачников не видел сегодня белой иномарки, которая в районе двенадцати часов дня постояла минут десять во дворе и уехала. Мы окончательно приуныли. Да, фортуна повернулась к нам задом. Но вдруг на мое плечо легла увесистая ладонь, отчего я подпрыгнула и взвизгнула.

– Тихо ты, – ахнула давешняя бабка, стоящая на этот раз в компании еще одной старухи. – Радуйся, знаем мы, где твоя Милка. Вот она знает.

Вторая бабулька была нам незнакома. Седенькие волосики, завитые мелким бесом и выкрашенные хной в ярко-рыжий цвет, сиреневая шляпка, украшенная пышным букетом искусственных цветов, делали ее саму экзотическим цветком. Старушка была вполовину меньше своей подруги и говорила пронзительным фальцетом, время от времени поправляя языком вставную челюсть.

– Я как раз собиралась за молоком к бочке, – начала она свой рассказ. – Его обычно к восьми привозят, но я проспала, и был уже девятый час, когда я стояла возле двери. И вдруг раздался звонок, я даже расстроилась: «Кого, – думаю, – принесло? Теперь точно за молоком не поспею». Посмотрела в глазок и увидела Милку. Мы с ее матерью, пока она не переехала, дружили. Вот Милка иногда ко мне по старой памяти и заходит спросить, не нужно ли мне чего, когда сама в магазин идет.

– Она добрая, этого у нее не отнимешь, – подтвердила бабища с болонкой. – Гулена только большая и до мужиков охотница, да еще мужики такие все мерзкие к ней ходили. А так ничего девка.

– Кто же виноват, что мужики такие дрянные ей все попадались, – вступилась за Милу бабка с букетиком.

– Каких искала, такие и попадались, – не удержалась толстуха.

Видя, что они сейчас переругаются и мы ничего не узнаем, я поспешно подкинула им вопрос:

– А почему Мила пришла к вам сегодня?

Обе бабка застыли, словно их окатили холодной водой, и тупо уставились на меня.

– Мила? – растерянно спросила бабка с букетиком на шляпке, явно позабыв, о чем только что рассказывала. – Ах да, – вспомнила она. – Так вот, если бы некоторые меня не отвлекали, то я бы давно уже все рассказала. Сегодня я сама собиралась в магазин, поэтому сразу так Миле и сказала. А она не торопилась уходить. И вдруг говорит: «Тетя Люда, если мне придется уехать, то передайте, пожалуйста, моей маме письмо». Понятное дело, я удивилась. И говорю ей: «А почему ты сама не можешь отдать или в ящик опустить? Я ведь еще неизвестно когда с твоей мамой увижусь».

– А она?

– Тогда она и говорит: «Ну хорошо, тетя Люда, вы на словах ей передайте, что мне пришлось уехать, чтобы окончательно вылечиться. Один хороший человек обещает меня отправить за границу, сейчас через одну фирму это легко устроить. В той стране врачи знающие, не то что у нас, а я маме потом позвоню, когда до места доберусь».

– И это все?

– Еще она название фирмы сказала, которая ее отправляет за границу, только я его забыла, – сконфуженно призналась бабка. – То ли «Ариэль», то ли «Тесей». Нет, точно на «А». Но с Древней Грецией связано.

– Ариадна! – воскликнула Мариша.

– Правильно, – обрадовалась бабка. – «Ариадна». Так просто, а у меня из головы выскочило.

Мы с Маришей, очень довольные, распростились с бабками. Но до самого дома Мариша, сидя в машине, не проронила ни слова, только загадочно улыбалась, доводя меня этим до белого каления. Дойдя до предела отпущенного мне природой терпения, я ее предупредила, что еще одна улыбка, и я вцепляюсь в руль, и пусть ее драгоценная машина вместе с нами превращается в груду неживых предметов. Мне уже все равно, лишь бы не видеть эту идиотскую ухмылку.

– Ты бы тоже улыбалась на моем месте, – сказала немного испугавшаяся моей угрозы Мариша. – Теперь я знаю, где искать Милу. Потому и улыбаюсь.

– А со мной поделиться не хочешь? – спросила я.

– Давай сначала выясним, будем ли мы браться за это дело или нет, – сказала Мариша, поставив меня своим вопросом в тупик.

И в самом деле, браться или нет. С одной стороны, Степа был нам совершенно чужим человеком, которого мы видели два раза в жизни. С другой стороны, он взял с нас, то есть с Мариши, но это в данном случае все равно, слово, что если с ним что-нибудь случится, то мы накажем его убийцу. Правда, он имел в виду, что Мариша нашлет на того порчу или еще что-нибудь в этом роде. Но как быть, если Маришиных сверхъестественных способностей хватало лишь на то, чтобы предсказать, придут сегодня гости или нет. И то делала она это всегда с подсказки Дины, которая перед гостями занимала пост возле холодильника, так что Мариша была вроде бы и ни при чем. И наконец самое главное – Степа оставил нам деньги, то есть мы вроде как теперь на него работаем.

– Мы же не совсем бессовестные, правда? – вместо ответа сказала я. – Мы просто обязаны найти убийцу Степы, ведь он нам за это заплатил. А если для этого придется перевернуть весь мир, то мы его перевернем, лишь бы денег на дорогу хватило.

– Это ты в самую точку, – сказала Мариша.

– Ты о чем?

– Ну, слушай, когда та бабка сказала про «Ариадну», у меня в голове прямо что-то щелкнуло. Буквально месяц назад один мой знакомый тоже говорил мне про эту фирму. Знаешь, чем она занимается?

– Чем?

– Отправляет наших наркоманов за границу на лечение, – сказала Мариша. – Они там живут несколько месяцев, а то и лет, если нравится. Их кормят, одевают, и они немного работают, но так, чтобы не надорваться. Через год, два, три или пять, смотря что за страна, они получают вид на жительство. Чувствуешь, чем дело пахнет?

Пока что я чувствовала лишь жгучую зависть к неизвестным наркоманам, которым ни за что такая лафа.

– И что? – спросила я, когда зависть немного схлынула. – Всех берут?

– Ну прям, – усмехнулась Мариша. – Только тех, за кого есть кому заплатить.

– И много?

– Мишка говорил – тысяч пять, а что сейчас, не знаю, наверное, уже тысяч семь.

– Долларов? – затаив дыхание, спросила я.

– Конечно, за границу ведь едут, – ответила Мариша. – Там наши рубли никому не нужны.

Зависть испарилась без следа, а вместо нее я почувствовала ненависть.

– Буржуи проклятые! – воскликнула я. – На нашем горе наживаются.

– Будет тебе, это не они, – успокоила меня Мариша. – Это наши русские и наживаются. Те, которые за границей, они какие-то там христиане. И денег с наркоманов не берут. Приходите, живите, всем рады. А наши за пересылку к тем христианам и оформление бумаг придумали мзду брать.

– И платят?

– У кого есть, те платят, – пожала плечами Мариша. – Все равно сынок-наркоман здесь за три года из родителей больше высосет. А уж про нервы и говорить нечего. Вот я и подумала, а не отправил ли наш Аполлон Митрофанович свою драгоценную Милу тоже в какую-нибудь страну благословенного Запада? Деньги у него есть, а тут такая удача. И девочка подлечится, и свидетельницы нет.

– Так что, Мила все-таки замешана в убийстве мужа?

– А как ты думаешь, если она исчезает буквально за несколько часов до его смерти? Если и не сама лично замешана, то уж, во всяком случае, должна догадываться, за что и кто ее мужа прикончил. Но это необязательно наш Аполлон, он мог и не знать. Мила попросила его отправить ее именно сегодня, он и согласился.