Ночь с Каменным Гостем

Виолетта глубоко вздохнула и зашла в небольшую смежную комнатку, где располагались туалет, умывальник и душевая кабинка. Стены комнатки были выложены фиолетовым кафелем, и каждый раз, когда Виолетта заходила туда, она испытывала смутное чувство тревоги. Фиолетовый кафель с черными разводами. Точно такой же, как у них дома, – но этого дома давно нет, и квартира другая… Одна и та же картинка вспыхивала у нее в мозгу…

Доктор Лурье открыла кран, пустив тугую струю, смочила кончики пальцев. Из овального зеркала на нее смотрело отражение молодой женщины с вьющимися каштановыми волосами, собранными в пучок. За стеклами очков в стальной оправе блестели карие глаза. В течение пяти минут она несколько раз тщательно намылила руки и так же тщательно вымыла их.

Рабочий день закончился. Вытерев руки бумажной салфеткой, Виолетта сняла белый халат и осталась в бежевом брючном костюме. Наконец-то пятница! Она всю неделю мечтала о том, что настанут два долгожданных дня свободы!

Но вместо облегчения Виолетта ощутила новый приступ страха.

Она подошла к письменному столу, уселась в вертящееся кресло перед компьютером и задумалась. Начиная с понедельника она ждала пятницу, и вот этот день настал, но она не ощущает ничего, кроме разочарования, пустоты и страха. Когда-то это должно прекратиться! Ей надо взять себя в руки, иначе…

Виолетта заметила почту – видимо, ее разносили во второй половине дня. Она быстро просмотрела поступления на свое имя: несколько научных брошюр, сборник статей на психологические темы, автореферат чьей-то кандидатской диссертации, открытка…

Открытка? Доктор Лурье вытащила разноцветный прямоугольник из-под груды бумаг. Она не знала ни единого человека, который бы мог отправить ей открытку на адрес института.

На ней был изображен Санта-Клаус с мешком подарков и елкой на плече. Кто-то явно перепутал сезон: до Нового года и Рождества еще два месяца!

Санта-Клаус! Тревожное воспоминание вырвалось из лабиринта памяти. Доктор Лурье вздрогнула. О нет, это в далеком прошлом! Нет, нет, и отчего она вспомнила об этом?

Чудный Санта-Клаус? Посмотри, какой у него красный нос! И какой смешной колпак! А в мешке наверняка подарки для такой послушной девочки, как ты, Виолетта!

Никто не знает об этом! Никто – кроме нее самой! Никто и не должен знать! Эта открытка наверняка адресована не ей. Виолетта включила радио, ей было необходимо расслабиться.

– Значит, у вас имеется вопрос к Серафиме Ильиничне Гиппиус?

– Нет!

Нет? Виолетта почувствовала, как кожа на спине и руках собралась мурашками. Она сидела в кресле, не в состоянии сдвинуться ни на сантиметр. Боже, сделай так, чтобы все это оказалось дурным сном! Я готова еще тысячу раз войти в камеру к Андрию Ровно, но избавь меня от необходимости слышать этот голос!

Молодец, моя хорошая девочка! Папа тебя любит! Теперь это твой Санта-Клаус, возьми его! Ну-ка, иди к папе, он тебя поцелует! Если бы ты знала, Виолетта, как папа тебя любит!

– Ты хочешь знать мое имя? Ты уверена в этом? Меня зовут Вулк…

Вулк! Виолетте показалось, что она сходит с ума. Этого не может быть, билась у нее в висках мысль, этого не может быть! Неужели я давно сошла с ума и сижу в камере, обитой звуконепроницаемым материалом, в сумасшедшем доме? Как еще можно объяснить… этот голос?

– Очень приятно! Так вот, уважаемый Вулк, какой у вас вопрос и к кому…

– Меня зовут Вулк Сердцеед!

Виолетта, папа тебя любит! И ты его тоже любишь, ведь так? Поэтому выпей этот коктейль. Он очень полезный! Вот и стакан! Что, коктейль тебе не нравится? Ты же любишь папу, ты сама это сказала! Ну вот и молодец, дочка! Я налью тебе еще…

– Я – Вулк Сердцеед! Но я же и Вулк Климович! Их души живут во мне! Ты в это не веришь, и никто не верит, но я – Вулк! Я вернулся!

Каждое слово отдавалось в голове у Виолетты нестерпимой вспышкой боли. Ей так хотелось выключить радио, но доктор Лурье знала: она не сможет сделать это. Виолетта словно приросла к креслу. Она должна дослушать до конца! Этот голос… Голос Вулка… Он был ей знаком! И чего бы она только не отдала, чтобы… забыть этот голос!..

Дочка, обещай мне, что, если папе придется надолго уехать, ты будешь его ждать! Ты ведь любишь папу? И папа тебя тоже очень сильно любит! Больше всего на свете! И что бы ни случилось, папа вернется, запомни это, Виолетта! Папа обязательно вернется! А теперь выпей коктейль!

…Короткие гудки, свидетельствовавшие о том, что звонивший положил трубку, показались Виолетте пушечными выстрелами. Она уже не слушала, как Дана Драгомирович прощалась с радиослушателями.

Нет, это игра воображения! Этот голос… Она готова поклясться, что знает человека, которому он принадлежит. Но такое невозможно! Совершенно невозможно!

От глупых переживаний во рту пересохло, а спина, наоборот, взмокла. Доктор поднесла ко рту пластмассовый стаканчик с минералкой и бросила взгляд на текст открытки.

«Виолетта! Как и обещал, я вернулся! Ты была плохой девочкой и предала меня! За это я накажу тебя. Знаешь как? Я вырву твое сердце и съем его! Вулк».

Виолетта с силой выдохнула, разбрызгивая воду изо рта. Стаканчик упал на туфлю.

Пей, дочка, пей! Ты же доверяешь папе? Тогда не задавай вопросов и просто пей!

Она узнала корявый почерк на открытке. Она узнала его так же, как узнала голос по радио. И почерк, и голос принадлежали Вулку Климовичу, расстрелянному двадцать лет назад за убийство тридцати трех человек.

Вулку Климовичу – ее отцу.

* * *

Дул пронизывающий ветер. Лайма поежилась и с тоской посмотрела на кафешку, расположенную на противоположной стороне улицы. Как бы ей хотелось зайти туда, усесться за один из столиков, заказать жареную картошку с бифштексом и бутылку… нет, лучше пару бутылок старого доброго экарестского темного пива!

А вместо этого она торчит в темноте и на холоде, ожидая, пока заявится кто-нибудь из клиентов. Лайма поплотнее запахнула легкое манто – имитацию шкуры зебры, расстегнула крохотную сумочку, висевшую на плече, вытащила сигарету с ментолом и зажигалку. Если нет возможности нормально закусить и выпить, так хотя бы закурить! Отлучиться нельзя: Тихон, сутенер, изобьет!

Для Тихона виноватый всегда известен – «шлюхи»! Не поверит ведь, что клиент деньги отобрал, а если и поверит, заявит с наглой усмешкой: «Мне все равно, ты мне бабки должна, восемьдесят процентов с каждого мужика, так что давай, гони!»

Лайма щелкнула зажигалкой. Вот ведь жизнь! У нее двое малышей – Бориска во второй класс ходит, мамашку «пятерками» радует, а с Октавией, с той беда… Но ведь не бросишь такую, своя же кровиночка, хоть и даун! А сколько денег нужно, чтобы и Бориске учебники купить, и в поездку с классом на море его отправить, и на лекарства Октавии, на нянек, которые за ней ходят, пока мамашка Лайма трудится не покладая рук. Точнее, ног, хи-хи-хи…

Ее дети ни в чем нуждаться не будут! И им краснеть не придется за то, что маманя у них… на панели работает. Лучше на панели в день столько же зарабатывать, сколько на фабрике в месяц! Так она детишек кормить может, и никакой мужик-осел рядом не нужен. Сама их вырастит, сама внуков будет нянчить. Октавия даром что с синдромом Дауна, вон по телеку недавно показывали – один парень в Испании, тоже даун, в университете, как обычный студент, учится, хочет адвокатом стать, и свой рок-бэнд организовал, диск записал, концерты дает, денег много заработал. А чем ее Октавия хуже? Хотя то, конечно, Испания, а у нас – Герцословакия, мать ее…

Лайма, подпрыгивая на холодном осеннем ветру, размышляла. Хорошо еще, что дождь, как вчера, не хлещет. Тихону же все равно: пурга, тайфун, цунами – стой себе и торгуй телом, ляжки показывай, жопой крути, в общем, завлекай мужиков. Что еще делать, если клиентов, этих похотливых кобелей, нету? А если клиентов нет, то и денег нету! Вот тебе и хи-хи-хи!

Чертыхнувшись, Лайма в который раз попробовала зажечь сигарету. Безрезультатно. Она швырнула позолоченную безделушку на грязный асфальт. Зажигалка, подпрыгнув и сверкнув фальшивыми самоцветами в рассеянном свете фонаря, упала на решетку канализационного стока, секунду балансировала на перекладине, а затем полетела вниз. Раздался тихий всплеск.

– Эй, тебе требуется огонь? – раздался странный сиплый голос.

Лайма в страхе обернулась. Ну надо же, не заметила, как и клиент появился. Все они такие, поганцы, или незаметно к тебе подкрадываются, или незаметно уходят. Поэтому деньги всегда надо вперед брать – таково железное правило. А что делать, если он бумажки сначала дал, а потом забрал? Кастет, что ли, или баллончик со смесью красного перца и махорки носить?

Темная фигура замерла за фонарем. Только сильно прищурившись, Лайма смогла рассмотреть клиента – одет как-то немодно, в плащ и длиннополую шляпу. Лица вообще не видно. А, хрен с ним, в этом городе порока, как именовала Лайма Экарест, было полно извращенцев. Ей все равно, во что он одет, ведь придется в любом случае раздеваться, хи-хи-хи…

Что-то зашуршало, и вспыхнул красный огонек, на секунду осветивший голову незнакомца. Лайма заметила, что воротник плаща поднят так, что лица не разглядеть. Похоже, этот из новеньких. Раньше его не видела, а работает она на панели уже двенадцатый год, еще немного, и президент Бунич даст ей медаль «За перевыполнение сексуального плана и подвиги на невидимом фронте», хи-хи-хи… Скоро надо задуматься о пенсии. Ей ведь почти тридцать, молоденькие девицы из провинции, резвые и развязные, напирают. Вот бы завязать с панелью, заняться чем-то более прибыльным и солидным – торговлей наркотой или самой бордель открыть…

– Мерси, милашка, – сказала Лайма, зажигая сигарету. Она машинально отметила две детали – руки незнакомца были затянуты в черные перчатки и пользовался он не зажигалкой, а спичкой. Причем спичкой странной, какой-то большой, как в старинных фильмах.

Затянувшись, Лайма кокетливо сказала:

– А ты у нас джентльмен. Что, джентльмен хочет немного поразвлечься? Я же знаю, что хочешь! Наверняка твоя жена ничего в постели не делает. А я могу тебя утешить. Только бабки вперед! Хи-хи-хи! Деньги вперед, я сказала! – заявила Лайма.

Клиент протянул ей пачку купюр. Пересчитав их два раза, Лайма сунула банкноты на дно сумки. Проверив, что складной ножик там же (если попробует отобрать деньги – получит в глаз!), Лайма проворковала:

– Пошли, милый, у меня в домике тут неподалеку имеется уголок. Мы там все и сделаем. Только учти, все с резинкой! И не беспокойся, причиндалы у меня в комнате, хи-хи-хи!

Расстегнув фальшивое манто из зебры, Лайма подтянула чулки, предоставив клиенту возможность оценить ее ноги, а затем, виляя бедрами, направилась к подъезду. Незнакомец следовал за ней. Они поднялись на последний этаж, Лайма отомкнула облупившуюся, выкрашенную некогда зеленой краской дверь с эмалированным черно-белым номерком «89» и прошла в комнату. Она зажгла настольную лампу. Клиент вошел следом за ней. Лайма увидела, что в левой руке он держит странный саквояж.

– Что, ко мне прямиком с работы? – улыбнулась Лайма и указала на кровать, застеленную несвежим мятым бельем. – Ну что, давай приступать, милый. Кстати, как тебя зовут?

– Вулк, – ответил незнакомец и поставил свою ношу на кособокую табуретку. Щелкнул замок – клиент распахнул саквояж.

Вулк, откинув плащ с алой подкладкой, подошел к кровати. Лайма привстала, собираясь обнять клиента за шею.

– Да сними же ты свою дурацкую шляпу, а то выглядишь, как Зорро. И мне лица твоего не видно совсем. И плащ скинь. Ой, да ты в маске! Что за чудеса! Впрочем, у тебя ведь не лицо – главная рабочая часть, хи-хи-хи… Давай я тебе расстегну…

Вулк толкнул Лайму, она полетела на кровать, ударившись затылком о стену, оклеенную выцветшими обоями синего цвета в косую белую полоску.

– Эй, мы так не договаривались, Вулк! – запричитала Лайма. – Если хочешь садо-мазо-игры, то обойдется это тебе в два раза дороже. Причем платить надо до начала сеанса! Иначе никаких хи-хи!

Левая ладонь Вулка впилась Лайме в горло, вжимая ее в кровать. Лайма попыталась сопротивляться, но клиент был намного сильнее. Она захрипела и с ужасом увидела, как из-под плаща вынырнула правая рука клиента. В ней был зажат остро заточенный хирургический скальпель.

– Меня зовут Вулк, – просипел незваный гость, и Лайма попыталась завизжать, но из горла, сжатого стальной хваткой, послышался только жалкий свист.

Женщина поняла, что пошли прахом мечты о собственном прибыльном бизнесе: не будет этого, как не будет и университетского образования для малышки Октавии и шалопая Бориски. Ничего больше не будет!

А через мгновение скальпель пронзил грудную клетку Лаймы.

Дана

31 октября – 1 ноября

Беспомощность – вот самое страшное чувство, которое может завладеть человеческой душой. Беспомощность лишает людей инициативы и отбирает надежду. Беспомощность губительна для логического мышления. Однако в особых, редких случаях беспомощность заставляет человека действовать, хотя бы и с осознанием того, что ничего изменить нельзя.

Когда в коридоре телецентра я поняла, что адрес профессорши на визитке не значится и спасти ее от сумасшедшего, который представился Вулком, нет ни малейшей возможности, я ринулась к парковке, а оттуда, на машине, отправилась в Институт судебной психиатрии. Путешествие показалось мне бесконечным, плача за рулем, я думала о том, что в жизни все относительно – еще полчаса назад я отдала бы душу за то, чтобы кто-нибудь прикончил болтливую и до ужаса занудную профессоршу, но теперь… Когда мне стало ясно, что тип, возомнивший себя воплощением Сердцееда и Климовича, собирается вырезать Кире сердце, мои нервы сдали. В телефонной книге, которую по моему приказу разыскала исполнительная Вета, имелось множество личностей по фамилии Компанеец, однако Кира, по всей видимости, предпочла, чтобы ее номера там не было. Если так, то мне оставалось одно – отправиться в путь!

Институт имени Фрейда – огромное многоэтажное здание, выстроенное в имперском стиле во времена диктатора Теодора Хомучека, – всегда навевал на меня не самые радужные мысли. Этот замок графа Дракулы был известен каждому в Экаресте: на подземных этажах института располагаются блоки, в которых размещены самые опасные и жестокие психопаты страны. Родители пугают непослушных детей не Серым волком, Бармалеем или Бабой-Ягой, а тем, что отведут их в институт и оставят там, – подобные зловещие фразы всегда оказывали нужное воздействие, и бедный ребенок, представивший, как безжалостные родители заводят его в темный коридор, в конце которого беснуются косматые сумасшедшие, всегда шел на уступки и съедал геркулесовую кашу, прекращал капризничать или моментально убирал разбросанные игрушки.

Моя железная савраска в два счета взлетела на холм, и я миновала ворота высотой метров в пять или шесть. На мое счастье, они были распахнуты, а табличка гласила, что в пятницу институт закрывается в восемнадцать часов. Было около половины десятого. Я сообщила охранникам, что желаю побеседовать с кем-либо из руководства, если оно еще на месте, и, усевшись в кресло в вестибюле, принялась ждать. Время тянулось нескончаемо долго.

Наконец послышался мелодичный голос:

– Добрый вечер, чем я могу вам помочь?

Обернувшись, я увидела высокую молодую женщину с каштановыми волосами, забранными в пучок, и в очках в стальной оправе. Дамочка выглядела немного уставшей, а круги под глазами свидетельствовали о том, что в последнее время она мало спит.

Табличка на ее груди гласила: «Доктор Виолетта Лурье, заместитель директора».

– Меня зовут Дана Драгомирович-Пуатье, – заявила я без обиняков. – И вы должны помочь мне!

Как я не без неудовольствия отметила, мое имя произвело на симпатичную докторшу странное воздействие. Виолетта широко распахнула на мгновение глаза, в них отразился безграничный ужас. Через секунду она взяла себя в руки и ровным голосом произнесла:

– Я очень люблю вашу передачу «Файф-о-клок у герцогини»!

Ура! Меня не приняли за умалишенную, один – ноль в мою пользу!

– Вот и отлично, доктор Лурье, – проникновенно заговорила я. – Быть может, вы слышали мою сегодняшнюю передачу?

Виолетта снова переменилась в лице, как будто хлебнула уксусу. Вероятнее всего, она не входит в число моих безоговорочных фанаток.

– Нет, – быстро ответила она. – Я… работала. Так чем я могу помочь вам, госпожа Драгомирович?

Отмахнувшись от официального обращения, я заявила:

– Доктор, прошу вас, зовите меня просто Даной! Скажите, у вас в институте работает профессор Кира Компанеец?

– Ну конечно, – ответила Виолетта, и в ее глазах снова засветился страх. – Однако, боюсь, ее сейчас нет. Она… У нее выходной день!

У меня создалось впечатление, что миловидная докторша что-то скрывает. Какая разница, теперь не до этого!

– Мне нужен ее домашний адрес! – крикнула я. – Понимаю, что это звучит несколько странно, но ей грозит смертельная опасность. А ваши охранники уверены, что я сошла с ума!

Виолетта взяла меня под руку, кивнула охранникам, и мы прошли в холл института. Опустившись на кожаный диван, предназначенный для посетителей, и пригласив последовать ее примеру, доктор спросила:

– Что вас заставляет так думать? Почему вы решили, что профессору Компанеец грозит опасность?

– Кира была у меня на программе, речь шла о маньяках. Туда позвонил один странный субъект, заявивший, что он – живое воплощение Вулка Сердцееда и Климовича. Имена вам наверняка известны, в особенности последнего. Доктор, вам плохо?

Я отметила, что при упоминании имен маньяков Виолетта смертельно побледнела. Что ж за чувствительные психиаторши пошли!

– Так вот, этот странный субъект терроризировал меня звонками, и, как выяснилось, он положил глаз на профессора Компанеец – по мобильному она успела мне сказать, что входит к себе в подъезд, поднимается на лифте на этаж, а потом, потом… Потом я снова услышала странный нечеловеческий голос – он заявил, что убьет профессоршу и… съест ее сердце!

Виолетта сравнялась по цвету со стенами института. Мне показалось, что еще немного, и она упадет в обморок. Неужели у меня такой талант рассказчицы, что повествование произвело на нее столь неизгладимое впечатление? Что-то раньше не замечала за собой подобного!

– Эй, доктор! – тряхнула я Виолетту Лурье за плечо.

Она словно вышла из транса, лицо залил слабый румянец, а за стеклами очков мелькнули слезы. Похоже, бедняжка вконец расстроилась.

– Не время рассиживаться, – провозгласила я. – Кире требуется моя… наша помощь! Этот Вулк…

Докторша покачнулась, ее лицо снова побледнело. Ну и работницы в Институте Фрейда! И как только она может общаться со всеми сумасшедшими типами, которые сидят здесь где-то в подвале!

– Доктор! – я как следует тряхнула Виолетту. – Вы знаете, где живет профессор Компанеец?

– К сожалению, нет, – прошептала та. – Но могу узнать, честное слово!

– Вот и отлично! – воскликнула я. – Давайте, приступайте к выяснению ее адреса, причем немедленно! Я жду вас в холле!

Виолетта, которая, как мне почудилось, была сбита с толку моим сумбурным рассказом и еще более сумбурным требованием, удалилась. Я считала секунды, кусая губы. Вулк давно расправился с Кирой, это надо воспринимать как данность. И то, что я примчалась в институт и пытаюсь узнать ее адрес, не более чем лейкопластырь для душевных ран.

– Прошу вас, – произнесла, появившись, Виолетта и подала мне записную книжку в темно-красном кожаном переплете. – Смотрите под буквой «К».

Я быстро нашла Киру Компанеец. Слава богу, имелся и ее домашний адрес! Я бросилась к будке охранника и потребовала телефон. Тот, обменявшись с Виолеттой взглядами, дал мне пищащую трубку. Я быстро набрала номер полиции и сказала:

– Произошло убийство. Да, да, я не ошибаюсь! Высылайте наряд полиции, а также карету «Скорой помощи» по следующему адресу…

– Дана, разрешите предложить вам чашку кофе, хотя нет, лучше чая с лимоном и четырьмя ложками сахара, – произнесла Виолетта Лурье. – Уверена, что вы сделали все, что в ваших силах! Полиция займется этим!

– Неправда! – давясь слезами, возразила я. – Профессор Компанеец… Вулк наверняка расправился с ней! Не скажу, что она – самый приятный собеседник, но это не причина вырезать ей сердце!

Переговорив с охранниками, Виолетта взяла меня под руку, и мы прошли мимо застекленной будки охранника к лифту. Доктор правильно сделала, что не пыталась меня успокоить. Я проревела несколько минут, затем, икая, вспомнила о том, что выгляжу наверняка не самым лучшим образом, и с радостью и благодарностью приняла бумажный носовой платок, протянутый мне Виолеттой.

До моего слуха донесся приглушенный вопль, перешедший в утробный хохот и кашель. Я в страхе обернулась.

Виолетта заявила:

– Не стоит беспокоиться, Дана, это наши пациенты развлекаются. Вам же известно, что внизу, на подземных этажах, располагаются камеры для умалишенных преступников.

– А Вулк тоже здесь сидел? – спросила я.

Виолетта вздрогнула. И почему имя давно умершего убийцы производит на нее столь магическое воздействие?

Мы оказались около двери с табличкой: «Доктор Виолетта Лурье». Докторша отомкнула ее, и мы прошли в уютный кабинет. Она немедленно поставила греться электрический чайник, по-домашнему зашумевший, передо мной оказалась большая кружка с изображением улыбающихся красных сердечек. Извинившись, я отправилась в ванную комнату, где привела себя в порядок. Еще бы, как я и опасалась, тушь потекла, волосы растрепались, помада размазалась: походила я больше на болотную кикимору, чем на Дану-герцогиню.

Вернувшись в кабинет, я взяла бокал с душистым чаем и увесистым ломтиком лимона (хозяйственная Виолетта приготовила это в мое отсутствие), сделала глоток – горячая сладкая жидкость придала мне уверенности в себе. Мне сделалось невыносимо горько – несмотря на все усилия, Кира Компанеец стала жертвой сумасшедшего убийцы!

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказала я, прихлебывая чай. – Виолетта… Вы ведь не возражаете, если я буду вас так называть, в конце концов, мы – ровесницы… Так вот, Виолетта, неужели и Вулк сидел в подземелье вашего института?

Доктор покачала головой и ответила, отводя глаза:

– Какое-то время, вы правы, Вулк Климович, а ведь именно о нем вы ведете речь, находился в Институте имени Фрейда. Здесь проводились различного рода тесты, отсюда же его увезли на процесс. А потом переместили в одну из провинциальных спецтюрем, где… где и расстреляли!

Виолетта опустила голову и часто задышала.

Затем, явно не желая развивать тему маньяков, схватила трубку и набрала номер.

– Шеф, добрый вечер, извините, что беспокою вас, однако у нас чрезвычайная ситуация. Нет, в институте все в полном порядке, никаких эксцессов. Профессор Компанеец… Да, да, она была сегодня на программе… Как вы любите повторять – сообщу вам все in brevi[7]. Вынуждена довести до вашего сведения, что на Киру Артемьевну, вероятнее всего, совершено нападение… Полиция в курсе. Я пока что на рабочем месте. Конечно, буду благодарна, если вы перезвоните, когда что-нибудь узнаете. Я жду.

Вздохнув, Виолетта положила трубку и сообщила:

– Мой шеф, директор института Норберт Штайн, обещал немедленно выяснить, что случилось с Кирой Артемьевной. У него имеются высокопоставленные друзья в Министерстве внутренних дел, так что ему не составит труда получить самую свежую информацию. Он обещал перезвонить мне через некоторое время.

Я осмотрелась – по стенам тянулись полки, заставленные книгами, в основном монографиями по психиатрии и сборниками статей. На столе возвышался плоский монитор компьютера и изогнутая черная клавиатура. Я украдкой посмотрела на руки Виолетты – судя по всему, украшений она не признает, хотя отсутствие обручального кольца не значит, что она одинока. Наверняка у такой симпатичной дамы имеется друг, возможно, даже не один.

– Это ваша матушка? – спросила я, заметив около монитора фотографию седой женщины в серебряной рамке.

Невинный вопрос напугал Виолетту. Она схватила фотографию, положила ее изображением вниз на полированную поверхность стола и кратко ответила:

– Да.

Хм, атмосфера не располагает к интимности!

– А ваш папа? – продолжила я светскую беседу. Не говорить же о том, в самом деле, что случилось с Кирой Компанеец: меня как-то не прельщало обсуждение животрепещущей темы – как маньяк убил ее: вырезав сердце или иным способом.

Виолетта вздрогнула, чашка, которую она держала в руке, качнулась, доктор пролила горячую жидкость себе на халат.

– Мои родители уже много лет в разводе, – произнесла она странным тоном. – С моим отцом я не общаюсь…

– Ах, извините, я совсем не хотела смущать вас своими назойливыми вопросами!