Полная версия
Ночь с Каменным Гостем
Времена изменились, и главный у нас в стране теперь – президент (Гремислав Гремиславович Бунич такой душка!), но, не буду скрывать, именно мой титул и фамилия помогли мне начать карьеру на радио и позволили стать одной из самых известных герцословацких радиоведущих и спецом в области всевозможных светских сплетен.
– Ну что же, Серафима Ильинична, коли вы наотрез отказываетесь говорить о вашей роли в поимке обоих маньяков, вернемся к нашей первой гостье, профессору Экарестского государственного университета, доктору психологических наук, заместителю директора Института судебной психиатрии имени Зигмунда Фрейда Кире Артемьевне Компанеец. Наша сегодняшняя программа, повторюсь, выходит в пятницу, тридцать первого октября, в канун Дня Всех Святых, когда души умерших возвращаются из преисподней на землю, дабы причинить зло нам, своим потомкам, – во всяком случае, так утверждают легенды и мифы многих народов мира. Сегодня же все прогрессивное человечество дурачится, празднуя жутковатый Хэллоуин, а мы обращаемся к теме маньяков – что может быть веселее!
Профессорша – невысокая дамочка лет пятидесяти, с умным, ухоженным лицом и модной короткой стрижкой – сидела напротив меня. Писательница Гиппиус с видом гусеницы из «Алисы в Стране чудес» курила, многозначительно пуская в потолок кольца синеватого дыма.
– Госпожа профессор, вы – один из ведущих специалистов по психологии серийных убийц в нашей стране, кроме того, вы – автор книги, которая выйдет в свет на следующей неделе, и книга эта посвящена маньякам. Напомните нашим слушателям, кто же главный герой этого произведения.
Кира Компанеец, улыбнувшись, ответила:
– Вы правы, Дана, недавно я закончила работу над документальным исследованием, одной из центральных тем которого является личность легендарного убийцы Вулка Сердцееда, ставшая частью народного эпоса. Как известно, некий серийный убийца, лишивший жизни восьмерых дам легкого поведения в конце 1923 года, так никогда и не был пойман. Относительно его персоны имеется великое множество гипотез, но ни одна из них до сих пор не была доказана. В первой части своей книги, посвященной Сердцееду, которая называется «Меня зовут Вулк», я подробно анализирую все существующие версии и выдвигаю совершенно новую и, поверьте мне, Даночка, сенсационную!
Впрочем, издательство, выпускающее книгу профессорши, нам ничего не платило, а идею пригласить на программу Киру Компанеец подала мне моя верная помощница Веточка, которая откопала в одном из журналов интервью с сей ученой дамой. А раз деньги не плачены, то нечего позволять профессорше заливаться соловьем в прямом эфире и пиарить свою книжку!
– И кто же, по вашему компетентному мнению, является этим воплощением ада, безжалостным маньяком, который лишал жизни столь страшным образом падших женщин? – спросила я, поддерживая беседу.
– О, этого я, Даночка, сказать вам не могу, – не без некоторого кокетства заявила Кира Компанеец. – Повторюсь, что моя книга проливает совершенно новый свет на события более чем восьмидесятилетней давности.
Профессорша, несмотря на все ее потуги, была достаточно нудной собеседницей. Однако это с лихвой компенсировалось присутствием Серафимы Гиппиус.
– Серафима Ильинична, а кто, по вашему мнению, был этим самым Вулком Сердцеедом? – поинтересовалась я, обращаясь к скучающей писательнице.
– Я откуда знаю? – ответила она. – Личность Джека Потрошителя так до сих пор стопроцентно и не установлена, и что, это мешает вам спокойно спать? И вообще, давайте не будем тревожить мертвых! Вулк Сердцеед, как и его жертвы, давно покинул этот свет, так что нет нужды рассуждать о том, кто бы мог им быть!
Профессор энергично замотала головой, выражая свое полное несогласие со словами Серафимы Ильиничны.
– Мне кажется, что вы не правы, – упрямо произнесла она. – Злодеяния Вулка Сердцееда – это одна из уникальных тайн мировой криминологии, она увлекала меня с юности! И вообще, я исхожу из того, что Вулк породил, так сказать, последователей. Ведь и другой кровавый маньяк, который наводил ужас на жителей нашей столицы в середине семидесятых – начале восьмидесятых, по странному стечению обстоятельств носил имя Вулк – ему отведена вторая часть моей книги.
– Хороший подарочек к Новому году и Рождеству, – протянула Серафима Ильинична. – Теперь я знаю, что именно подарю своей закадычной подруге Рае Водянской, – ваш бестселлер. Это лучше, чем книга с рецептами ста низкокалорийных и диетических блюд из тыквы, которую я уже, честно говоря, для нее присмотрела в лавке букиниста.
– Вы имеете в виду того Вулка Климовича… – протянула я. – Но какая между ними связь кроме того, что они носили одно и то же имя?
Кира, тряхнув рыжей шевелюрой, воскликнула:
– О, Даночка, именно об этом и идет речь в моей замечательной книге! Наш Вулк Сердцеед, действовавший в 1923 году, так и не был пойман. А вот Вулк Климович, который, как доказал суд, убил тридцать три человека, понес заслуженное наказание.
– Говорят, что Вулк Климович сознался в убийстве чуть ли не полусотни человек, просто у суда не было доказательств, хотя его признания выглядели достоверными, – встряла в разговор Серафима Ильинична. – Я помню ту атмосферу ужаса и беспомощности, которая царила в Экаресте в те годы! Женщин – удушенных, изнасилованных и расчлененных – находили в лесополосе, на обочине шоссе, в стоках канализации. Однако по приказу из Политбюро существование маньяка отрицалось – коммунистические бонзы не желали признавать, что многочисленные жертвы – дело рук одного чрезвычайно умного и беспощадного маньяка, а не разных и не связанных между собой преступников.
– Вы правы! – воодушевилась профессорша. – Вулк Климович зверствовал на протяжении девяти лет, и в течение этого времени никто официально не желал признать, что наша столица находится в руках опаснейшего безумца! На него устраивали облавы, засады, пытались помешать его, так сказать, «работе» при помощи патрулей дружинников, полицейских кордонов и даже комендантского часа…
– Прекрасно помню, – отозвалась Гиппиус. – В 1983 году меня застукали на улице в начале двенадцатого ночи, я возвращалась с именин подруги. Милые полицейские препроводили меня в участок! Я что, похожа на маньяка? А в ту же ночь Климович совершил очередное убийство!
Профессорша Компанеец затараторила, стараясь удивить меня и слушателей своими глубокими познаниями:
– О да, теперь ясно, что все эти мероприятия не только не мешали Вулку убивать, а, наоборот, подстегивали его. Он ведь понимал, что на его поимку брошены лучшие силы страны, и, упиваясь собственным всесилием, придумывал трюк за трюком, чтобы оставить полицию в дураках и найти новую жертву! Поймать Климовича помогла, как известно, случайность – он пнул ногой облаявшую его таксу, принадлежавшую соседке по лестничной клетке, причем так сильно, что сломал бедному животному лапку. Соседка обратилась в полицию, на квартиру к Климовичу пришел участковый. Вулк грубо его обругал из-за закрытой двери и отказался впустить. Пришлось вызывать подмогу. Когда дверь взломали, то обнаружили в квартире, которую Климович снимал втайне от жены для утех с любовницами, которых потом почти всех и убивал, филиал ада – в кладовке было полно одежды, снятой им с жертв, а в холодильнике… – Голос профессорши дрогнул: – В холодильнике нашли пять сердец последних жертв! Сам маньяк удрал через окно, но далеко уйти он не смог, его арестовали через несколько часов на автовокзале.
– Вот вам и соль всей истории: не обижайте братьев наших меньших! – с ехидством заметила Серафима Ильинична.
Кира судорожно сглотнула и, не оценив сарказма писательницы, продолжила:
– Как известно, был грандиозный судебный процесс, Климовича отправили на психиатрическую экспертизу в институт, где я работала над кандидатской. Мне, можно сказать, повезло, я входила в команду психологов и психиатров, которым было поручено установить степень вменяемости Вулка Климовича. Нами руководил всемирно известный профессор Норберт Штайн, директор Института судебной психиатрии имени Фрейда, в котором я сейчас имею счастье работать. Климович был признан полностью вменяемым, суд приговорил его к смертной казни, и на исходе 1985 года приговор был приведен в исполнение. Как сказал тогда профессор Штайн, большой любитель латинских выражений, омнес уна манет нокс – всех нас ожидает одна ночь!
– Конечно, это все жутко занимательно, – заявила я, посматривая на часы. – Вернее, и жутко, и занимательно, однако, уважаемая Кира Артемьевна, какое отношение Вулк Климович имеет к своему зловещему предшественнику – Вулку Сердцееду?
Профессор откашлялась и, пристально взглянув на меня, прошелестела:
– То, что я скажу сейчас, Даночка, широкой публике неизвестно. Мне доводилось несколько раз беседовать с Вулком Климовичем и проводить с ним тесты на предмет выяснения его вменяемости. На суде ему слова не дали, хотя он порывался донести до народа правду.
Кира замолкла. Я радостно потерла руки: похоже, она решила расколоться и выдать в прямой эфир что-то сенсационное! Даже Гиппиус, загасив в пепельнице сигарету, с любопытством уставилась на мадам Компанеец.
– Вулк Климович утверждал, что его отец не кто иной, как Вулк Сердцеед! Видимо, при помощи этой басни маньяк пытался представить себя в глазах экспертов невменяемым, мечтая отправиться до конца дней в сумасшедший дом, а не в камеру смертников. Якобы, когда Вулку было семнадцать лет, а в этом возрасте Климович и совершил первое убийство, ему во сне явился субъект, заявивший, что он – его отец-Сердцеед. Призрак будто бы передал ему свою силу и толкнул Климовича на совершение первого ужасного злодеяния. И вообще, Климович рассматривал себя как реинкарнацию собственного родителя. Он был твердо уверен в том, что дух Сердцееда вселился в него и завладел его душой. Именно поэтому он, как и Вулк Сердцеед, извлекал из грудной клетки жертв сердца, которые… из которых…
Профессор запнулась и наконец выпалила:
– Которые он вместе с молоком и овощами взбивал в шейкере, получая протеиновый «коктейль бессмертия»!
– Фи, какая гадость! – скривила губы Серафима Гиппиус. – Больше никогда не буду пить коктейли!
– По приказу Политбюро Герцословакии эти жуткие подробности не были доведены до сведения общественности, – вздохнула Кира. – Но теперь, Даночка, полтора десятилетия спустя после падения коммунистического режима, настало время донести до людей правду о Вулке Климовиче!
Рассказ профессорши взволновал меня, сама не знаю, чем именно.
– Кира Артемьевна, – спросила я, – неужели Вулк Климович был сыном Сердцееда?
Профессорша улыбнулась, что сделало ее весьма привлекательной:
– Даночка, чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать, кто же был Вулком Сердцеедом, зверствовавшим в ноябре – декабре 1923 года! И это возвращает нас к моей книге. Я придерживаюсь версии, что Климович не лгал – он в самом деле был сыном Вулка Сердцееда!
Чувствуя, что поймала птицу удачи за хвост, я воскликнула:
– Боже мой, но как такое возможно!
– Духовным сыном, Даночка, – быстро поправилась профессорша. – Нет, я не думаю, что между обоими Вулками имеется кровное родство, однако налицо родство ментальное! Климович напирал на то, что его родители неизвестны, – он воспитывался в детском приюте, куда его подбросили в начале сентября 1925 года. Так что по возрасту Вулк Климович мог быть сыном Вулка Сердцееда. Но, конечно же, все это сказки, фантазии больного мозга! Он вбил себе в голову, что дух отца-убийцы переселился в него. Квинтэссенция этой истории, Даночка, следующая: зло в нашем обществе, причем зло экстремальное, как в случае с обоими Вулками, неискоренимо. Вулк Сердцеед жив и будет жить дальше – в переносном смысле, конечно же! Не исключено, что сейчас где-нибудь в квартирке сидит человек, который лелеет кровавые планы, по своей жестокости не уступающие преступлениям обоих Вулков!
– Что вы хотите этим сказать? – спросила я.
Режиссер подал знак, что имеется звонок в студию: в течение программы нам звонят слушатели, которые задают вопросы именитым гостям.
– Вы думаете, что Вулк Сердцеед вернется? – проверещала я замогильным голосом.
На секунду и мне самой сделалось страшно, но только на секунду. Я не верю в паранормальные явления или темные силы. Хотя предположение профессорши о том, что какой-нибудь псих, уверовав, что он – реинкарнация известного маньяка, решится повторить такие же убийства, было не лишено логики.
– Даночка, я уверена в этом, – тихо ответила Кира Компанеец. – Весь вопрос в том – когда. Рано или поздно в чьем-нибудь больном мозгу зародится идея копировать те убийства. В наше время наблюдается своеобразный феномен – убийцы во многих случаях повторяют преступления, которые имели место много лет назад.
– Добрый день, – произнесла я, обращаясь к звонившему.
У нас оставалось пять минут эфирного времени, которых с лихвой хватит, чтобы выслушать вопрос и получить на него компетентное разъяснение эксперта.
Послышалось потрескивание. Звонивший молчал. Я постоянно сталкивалась с тем, что люди, которые прорываются к нам на программу, внезапно замолкают, осознав, что их слышит вся страна.
– Вы можете говорить, – сказала я любезным тоном. Иногда людей следует подбодрить. – У вас имеется вопрос к профессору Компанеец?
Снова молчание. Я была готова подать режиссеру сигнал, чтобы он отключил этого стеснительного гостя и предоставил нам возможность пообщаться с кем-либо не столь робким, как вдруг раздался глухой, словно из подземелья, голос.
– Нет!
Что за многословный ответ! И почему прямой эфир таким магическим образом действует на людей? Многие из тех, кто в обычной жизни фонтанирует фразами, на программе словно воды в рот набирают.
– Значит, у вас имеется вопрос к Серафиме Ильиничне Гиппиус? – спросила я, моля Всевышнего, чтобы звонивший не ответил все тем же кратким словом. Мои молитвы услышаны не были.
– Нет, – повторил гость.
Ну просто великолепно! И кого только пропустили в прямой эфир? С таким красноречивым собеседником программа, конечно же, будет иметь «колоссальный» успех.
– Представьтесь, пожалуйста, и поделитесь с нами тем, что подвигло вас позвонить на нашу программу, – с некоторым раздражением сказала я.
И снова молчание. Этого молчуна нужно вырубать из эфира! Внезапно гость заговорил. Его голос был странным – не мужской и не женский, надтреснутый, глуховатый, какой-то… неестественный.
– Ты хочешь знать мое имя? Ты уверена в этом? Меня зовут Вулк…
– Очень приятно, – посмотрев на часы, машинально ответила я. – Так вот, уважаемый Вулк, какой у вас вопрос и к кому…
Звонивший прервал меня, и только тогда я испугалась. Он назвался Вулком!
– Меня зовут Вулк Сердцеед! – разнеслось в ответ.
Режиссер схватился за голову, а я икнула. Редкостная удача! На программу позвонил сумасшедший, который попал в прямой эфир! Слушатели будут от этого в восторге!
– Значит, вас зовут Вулк Сердцеед, – протянула я. – И, судя по всему, вы хотите сказать что-то важное? Кстати, Вулк, как у вас дела, вам наверняка никак не меньше ста лет. Ведь если вы претендуете на то, чтобы быть знаменитым маньяком…
– Я – Вулк Сердцеед, – повторил звонивший, и в его голосе послышались сумасшедшие нотки. – Но я же и Вулк Климович! Их души живут во мне! Ты в это не веришь, и никто не верит, но я – Вулк! Я вернулся!
– Как занимательно, – произнесла я. – И вы позвонили нам, чтобы сообщить всей стране эту сногсшибательную новость? Но где же вы пропадали последние сто… ммм…. восемьдесят с лишним лет? И как вам жилось после вашего расстрела двадцать лет назад, достопочтеннейший?
Утробно расхохотавшись (признаюсь, от этого смеха по моей спине поползли мурашки), он сказал:
– Я не пропадал, я ждал! Как ждал долгие годы, пока не вселился в тело Вулка Климовича, заставляя его совершать убийства, подобные тем, что я совершал в 1923 году! Потом мне пришлось сделать вынужденную паузу, но на этот раз я решил не терпеть столь долго! Двадцати лет хватит сполна! Я вернулся, чтобы убивать. Дана, ты станешь моей жертвой. Я вырежу твое сердце и съем его! Причем очень скоро! До встречи!
Раздались короткие гудки, звонивший положил трубку.
– Мы имели возможность услышать человека, который воображает себя одновременно Вулком Сердцеедом и Климовичем, – проговорила я, чувствуя страх. Но чего я испугалась? Глупых угроз телефонного хулигана? – И он заявил, что возвращается, – продолжила я. – Профессор Компанеец, что вы скажете по этому поводу?
Профессор вздохнула и ответила:
– Мне кажется… Мне кажется, Даночка, что к этому звонку следует отнестись серьезно. Человек, который беседовал с нами… с вами… Даночка… полон решимости. И это значит… что он готов… к тому, чтобы…
Кира запнулась. И она туда же! Только пусть не говорит, что со мной в прямом эфире только что беседовал маньяк. Впрочем, это было бы не так уж и плохо! Но наверняка это какой-нибудь неуравновешенный тип, который решил стать знаменитым. Ради саморекламы люди сейчас готовы буквально на все, в том числе и на жуткие преступления.
– …чтобы убивать, – завершила свою мысль Компанеец.
Кира поникла, мне на мгновение стало жаль ее. Да, работа психиатра нелегка. Ей постоянно приходится иметь дело с различными странными и болезненными типами. Профессор готова верить тому бреду, который произнес неизвестный звонивший.
У меня осталось двадцать секунд, чтобы поблагодарить гостей и завершить программу. На сегодня я была свободна.
После эфира, проводив до лифта почтенную писательницу Гиппиус и в сто пятый раз отметив гениальность ее литературного творчества, я вернулась к разговору с профессоршей. Она была милой, хотя и склонной к нравоучениям дамой. Мы прошли ко мне в кабинет.
На пороге меня встретила Веточка – моя секретарша, помощница, правая рука и ангел-хранитель в одном лице. Веточка, чье имя по паспорту Кветослава, но которую все, в том числе и я, называют этим милым дебильноватым прозвищем, была моей самой восторженной поклонницей.
– Дана, это лучшая программа за последние годы! – завопила она, бросаясь мне на шею.
Эмоции так и били из нее. Веточка расцеловала меня, оставив на щеках следы фиолетовой помады. Она сопровождает меня в течение последних трех лет, заботится о том, чтобы я не зарабатывалась, отвечает на звонки, ведет корреспонденцию, в общем, жертвует собой ради меня. Я не без укоров совести воспринимаю сие как должное. Веточка не раз говорила, что я для нее – недостижимый идеал и пример для подражания. Ее заветная мечта – стать ведущей собственной программы.
Я нежно люблю малышку, поэтому не хочу говорить ей, насколько иллюзорны ее мечты. Бедная девочка совершенно не приспособлена для того, чтобы стать ведущей! У Веточки отсутствует чувство юмора, одевается она в бабушкины балахоны и пользуется косметикой двадцатилетней давности, запинается и заикается, краснеет и бледнеет, стоит ей стать центром внимания, и вечно ссылается на свою мамашу и братца. Помимо всего прочего, она носит очки в ужасной старомодной оправе, а ее кривоватые зубы стянуты уродливыми скобами. Я не хочу огорчать бедняжку жестоким приговором, поддакиваю, когда речь заходит об ее амбициях, тут же вставляя, что «пока тебе стоит еще пару годков потренироваться». Веточка много раз пыталась продемонстрировать мне свои «редкостные» таланты (кажется, способность похрюкивать или умение шевелить ушами), которые, по ее мнению, могут открыть ей дорогу в эфир, но я, убегая от нее, уверяю, что у меня нет времени!
Я часто ловлю себя на мысли, что без нее я как без рук, и меня совершенно не радует перспектива потерять Вету. Мерзко, конечно же, и подло, но меня вполне устраивает Веточка в качестве «девочки на побегушках». Не всем же, в конце концов, выпадает, как мне, удел стать звездой, кто-то должен исполнять функции покорной прислуги!
Я подошла к зеркалу, висевшему на стене, и увидела фиолетовые разводы на щеках. Сердиться на Веточку нет абсолютно никакой возможности.
Она тем временем атаковала профессоршу:
– Госпожа Компанеец, значит, вы в самом деле считаете, что этот человек, который позвонил в программу, может быть убийцей?
– Все мы потенциальные убийцы, – просто ответила Кира. – Не могу сказать, что именно заставляет меня воспринимать его слова всерьез, какое-то шестое чувство, интуиция, что ли… В моей практике имелись случаи, когда убийца, до того как приступить к своему темному делу, открыто объявлял о том, что желает заняться кровавым ремеслом. И самое удивительное, что ему никто не верил!
Странно, но слова профессорши меня успокоили. Я была уверена, что звонивший – не более чем столичный сумасшедший. Режиссер программы сказал, что отследить номер не удалось, по всей видимости, звонили из телефона-автомата. Кто-то наслаждается своей шуткой.
– Так кто же, по вашему мнению, являлся Вулком Сердцеедом? – спросила я у Киры Компанеец.
Та, усмехнувшись, ответила:
– Даночка, дождитесь выхода в свет книги.
– Говорили, что к этим убийствам причастен кто-то близкий к королевскому дому, – забросила я удочку.
Профессорша зашептала:
– Скажу вам по секрету, Даночка, – вы правы!
Я едва сдержала гримасу разочарования. Получается, что профессор не открыла ничего нового, а обработала старые и существующие уже сотню лет версии. О том, что убийцей мог быть лейб-медик короля профессор Карл Вадуц, было известно любому экарестскому школьнику. Кира сляпала бестселлер из избитых и малоинтересных фактов. Так всегда – если кто-то во всеуслышание уверяет, что написал гениальную книгу, в которой разоблачает таинственного убийцу или раскрывает жуткое преступление, к подобного рода саморекламе следует относиться настороженно. Да и продвигают такие второсортные опусы при помощи назойливого пиара и нещадного компостирования мозгов. О времена, о нравы!
Кира, увидев мою реакцию, поспешила исправить ситуацию:
– Я предваряю ваши аргументы – «Но об этом всем известно!» Что, Даночка, известно? То, что Карл Вадуц, кстати, хирург, был одним из возможных претендентов на роль Вулка Сердцееда! Многие уверены, что убийцей являлся мясник, сумасшедший медик, ревнивый муж или проповедник – поборник ханжеской морали, не забывайте, все восемь жертв были девицами легкого поведения, или полицейский. А кое-кто уверен, что в Экаресте действовал постаревший убийца, который за тридцать пять лет до этого, в 1888 году, наводил ужас на лондонский район Уайтчипелл. Они считают, что так называемый Джек Потрошитель, зверским образом убивший пятерых проституток, бежал из Англии, совершил в Европе ряд убийств, например, в Париже, Берлине и Санкт-Петербурге, а потом перебрался в Экарест, где повторил серию кровавых бесчинств. Кстати, лейб-медик с 1887 по 1889 год жил в британской столице, где посещал один из медицинских колледжей. Ему было в ту пору двадцать с небольшим, и он вполне мог быть Потрошителем! Так что версия о причастности Вадуца к убийствам – одна из многих! А мне удалось доказать, что она – единственно возможная!
Пафос профессорши меня не убедил. К чему вообще ворошить эти старые, давно пропахшие пылью истории. Ответ очевиден – Кира, как и многие, жаждет денег, и ее книга о Вулке Сердцееде – попытка заработать на древней истории. А как любезная Компанеец рекламирует свою книжонку!
– Вы в этом уверены? – спросила я лениво.
Она ответила:
– Профессор Вадуц и был Сердцеедом! Вам известно, что кое-кто подозревает в причастности к убийствам наследного принца Венцеслава Любомировича? О, Даночка, я провела ряд исследований, которые подтверждают – принц Венцеслав действительно страдал вялотекущей шизофренией и был склонен к садистским поступкам. Известно ли вам, например, что в детстве он пытался убить одного из слуг во дворце? Он подкрался к дворецкому, который стоял около открытого окна, и с силой толкнул того – бедняга едва не вывалился на террасу! Ему повезло, мальчику тогда было восемь лет, у него не хватило сил, чтобы вытолкнуть в окно взрослого человека. А получись у него это, дворецкий бы непременно сломал шею! Но Венцеслав отношения к убийствам не имеет, я уверена, что Вадуц намеренно очернял принца, распространяя про него жуткие сплетни, причем с единственной целью – выгородить самого себя!
Не мне ей рассказывать ужасные истории о порочных представителях аристократии: ведь я сама прихожусь дальней родственницей принцу Венцеславу.
– Нашей стране повезло, что Венцеслава заперли в сумасшедшем доме, где он умер от острого перитонита, – продолжала профессорша. – Представьте себе на секунду, Даночка, что бы произошло, если б после кончины короля Кароля на престол взошел его кузен Венцеслав! Герцословакия получила бы в качестве законного правителя безумного маньяка!
О, если бы профессорша знала, что нашей страной в течение столетий правили далеко не самые уравновешенные и уж точно не исповедывавшие доброту и милосердие короли! Хотя она права: если Венцеслав и в самом деле имел отношение к убийствам в экарестском Ист-Энде, то такая возможность – принц-убийца восходит на трон – не радовала.