Полная версия
Наследники Лаврентия Берия. Путин и его команда
Владимир Буковский
Наследники Лаврентия Берия. Путин и его команда
Вместо предисловия
Я нигде не на своем месте…
(Интервью для «Газете выборчей», Польша. Ведущая И. Левандовская. Перевод с польского Ю. Середы)
«Когда последний раз был в России, поразил меня язык – претенциозная мешанина воровского жаргона и английских слов, употребляемых совершенно бессмысленно. И беспрестанная ложь. Коммунизма, вроде бы, уже нет, а перманентное вранье осталось. Какая могла бы там быть для меня работа?» – говорит Владимир Буковский.
– Что для вас Россия теперь?
– Россия? Пять лет не был в России. Там нет для меня работы. Все вернулось на свои старые места. Снова у власти старая партийно-бюрократическая номенклатура.
– Снова? А может быть, была всегда?
– Вы правы, но были такие минуты, когда Россия отдалилась от коммунизма. Теперь все поворачивается назад. Возьмем, например, вопрос доступности архивов. Все архивы снова закрыты. Даже те документы, которые я несколько лет назад скопировал и опубликовал, теперь объявлены строго секретными. Забавно, правда?
– Вы никогда не думали вернуться в Россию?
– Я привык к тому, что моя жизнь подчинена какому-то делу. И если появится какое-либо конкретное дело, такое, что мне нужно будет поехать в Россию, – поеду. Но сейчас ничего такого нет.
– А Россия – это не ваше дело?
– Сегодня с уверенностью могу сказать, что не мое. Я думаю, что до конца моей жизни ничего не изменится. Все развивается по очевидному сценарию. Я убежден, что в нем нет места для меня. Распад, политические дележки, пустота, апатия, всем все обрыдло… Что бы я там делал? Новое поколение еще только подрастает. Конечно, оно дозреет, конечно, придут другие люди и сделают то, что надо, только меня к тому времени уже не будет.
– А в 1976 году, когда вас обменяли на Луиса Корвалана и вы летели в самолете из СССР и не знали, где этот самолет сядет, вы думали о том, что время изменится и вы сможете вернуться?
– Я всегда знал, что этот режим кончится, но думал, что это может произойти не раньше конца нашего столетия, когда уже буду стариком. И всю жизнь, хочу я этого или нет, мне придется провести за границей. Поэтому я никогда не строил никаких личных планов, связанных с Россией.
– Вам тяжело жить в чужой стране?
– Я к этому привык. Я ведь всегда жил не в своей стране. В СССР я все время чувствовал себя иностранцем, даже тогда, когда мне было 15 лет. Поэтому я привык к тому, что я нигде не на своем месте.
– Россия и Советский Союз – одно и то же?
– Конечно, нет. Хотя сейчас они не сильно отличаются, во всяком случае, не до такой степени, чтобы я в России почувствовал себя как дома.
– Вы там не чувствуете себя дома?
– Нет.
– Какая страна для вас самая близкая?
– Пожалуй, я не сумею назвать такой страны.
– А где ваш дом?
– В Кембридже, там я живу уже 20 лет. Впрочем, это вообще для меня не проблема – земля, дом… Когда Набокова спросили, где бы он хотел жить, тот ответил: «Если можно, в большом комфортабельном отеле». А для меня это не важно – я очень быстро привыкаю к новому окружению, обычаям, языку.
– Не очень верится в это… Ведь вы постоянно занимаетесь именно Россией.
– Как раз больше всего времени я трачу на занятие нейрофизиологией мозга. А книги о России?.. Это зависит не от меня, а от издателя – рынка, спроса и т. д. А я издателя слушаю. Например, сейчас буду писать книгу о Западе.
– Я так упорно расспрашиваю вас об этом, потому что многие русские писатели говорят, что не могли бы жить вне своей страны. И я хочу понять, почему они не могли бы там писать, а вы – можете?
– Во-первых, большинство русских писателей не знают иностранных языков, а литература и язык для них неразделимы. Сказать правду, из русских писателей, вынужденных эмигрировать, только Виктор Некрасов немного говорил по-французски, а вот Андрей Синявский не знал ни слова, так же, как и Владимир Максимов. У меня было такое впечатление, что Максимов интуитивно боится, что французский язык «разбавит» его русский, а вместе с ним и творческие возможности.
А я – как Бродский или Набоков – пишу на английском и даже предпочитаю его русскому. (Впрочем, возможно, дело в том, что я не пишу ни стихов, ни повестей, только эссе, а их можно писать на любом языке.) Русский язык очень эластичный, романтичный и очень неточный. По-русски невозможно писать кратко. Когда американские или английские газеты заказывают мне статью, обычно говорят: 1200—1800 слов. По-русски это абсолютно невозможно, человек даже не успеет начать!
– Вы говорите, что в СССР чувствовали себя иностранцем. Почему же там вы делали вещи, за которые приходилось платить такую страшную цену?
– Я это делал не для России. Мы, диссиденты, друг другу говорили прямо: мы делаем это для себя. Бывает так, что человек не может повести себя по-другому, потому что тогда он перестанет быть самим собой. Это была, если хотите, защита собственной человеческой суверенности. Это было, между прочим, характерно для диссидентского движения в России. В Польше или Чехословакии было немного иначе. Там в деятельности оппозиции было больше политики и ощущения национальной несвободы. Российские диссиденты были свободны от национализма. Когда сейчас я вижу боевиков со свастиками на улицах Петербурга, я не понимаю, что происходит.
И еще одно. И в России, и, позже, на Западе я понимал нашу борьбу с коммунизмом как дело глобальное, международное, ибо коммунизм был злом общемировым. Хотя истории было угодно, чтобы сначала угнездился он именно в России, но потом была Восточная Европа, Китай, Куба, половина Африки. С коммунизмом можно бороться в любой точке мира. Это как зеркальное отражение – коммунисты тоже везде боролись за коммунизм: Троцкий в Мексике, другие в Испании. Так и мы могли бороться с коммунизмом где угодно, даже в каком-нибудь «красном уголке», под портретом Ленина.
– Значит, Россия для вас всего лишь страна, в которой вы родились?
– Да… Нет, все-таки не совсем. Какую-то часть российской культуры я забрал с собой. Но я не связан ни с одной точкой на земном шаре. Я связан с идеями, концепциями, принципами. Поехал в Россию в 1991 году, еще при коммунизме. Спрашивал тогда сам себя: должна же быть какая-то сентиментальная реакция…
– И что?
– И ничего. Телевизионщики отвезли меня в школу, в которой я учился…
– И что?
– И ничего. Она только показалась мне гораздо меньшей, чем я ее помнил. Дома моего уже не было. Не удалась моя сентиментальная дорога. И если я что-то почувствовал, то только грусть. Жаль было людей, которые так многого ожидали, а теперь сидят над руинами своих иллюзий.
– А вы?
– Ну что, я спокойно работаю. У меня большой сад, по которому ходит здоровенный котище. Он думает, что он хозяин этого сада. Выгнал даже свою мать – не терпит никакой конкуренции. У меня с ним весьма сложные отношения – это абсолютно аморальная личность. Расхаживает в полевой пятнистой форме, всех кругом терроризирует. И вообще это, может быть, булгаковский Бегемот. Встречаю его как-то на улице, далеко от дома: «А ты что тут делаешь?» Посмотрел на меня: «Тебе-то что? У тебя свои дела, у меня – свои». И пошел себе дальше. Иногда приходит ко мне, чтобы пожаловаться на женщин: «Вчера все было нормально, а сегодня она не хочет на меня смотреть». «Такие уж они есть», – объясняю. Потом идет спать под кипарис, который растет в саду.
– Что вас поразило, когда вы последний раз были в России?
– Неустанное вранье. Вроде бы уже коммунизма нет, а перманентная ложь осталась. Многолетняя привычка…
– Сейчас вы возвращаетесь в Кембридж писать книгу о Западе. Но вы собираетесь время от времени навещать Россию?
– Да, как и любую другую страну. Между прочим, последний раз я не смог получить визу в Россию. В 1996 году.
– Вы шутите.
– Вовсе нет. Меня пригласил Инкомбанк, пятый по величине в России, на празднование своей восьмой годовщины. Через неделю звонят: «МИД не дает вам визу». Не знаю почему. Может быть, потому, что как раз вышел мой «Московский процесс», который кому-то в России не понравился. А еще тогда сидел в тюрьме Александр Никитин, обвиненный в шпионаже (на самом же деле он передал норвежской экологической организации опубликованную раньше информацию об опасных для окружающей среды радиоактивных отходах, захороненных на Кольском полуострове), и я предложил тогда своим друзьям в Петербурге организовать что-нибудь, когда приеду, – небольшую демонстрацию или пресс-конференцию в защиту Никитина. А может, кто-то хотел погрозить пальцем Инкомбанку, с которым власть имела тогда какие-то проблемы.
Объяснение было такое: «Буковский – гражданин России, зачем ему виза?» Обычное вранье, я давно отказался от российского гражданства, чуть ли не сразу, когда мне его вернули, в 1992 году. А самое смешное, что благодаря всему этому я не сходил с российских телеэкранов. Постоянно шла дискуссия на тему моей визы – дать или не дать? Сумасшедший дом. При коммунизме эта страна была параноидально-шизофренической, но тогда в этом была какая-то цель. Сегодня же эта шизофрения абсолютно непонятна. Вещь в себе…
– Вы когда-нибудь встречались с Луисом Корваланом, на которого вас обменяли в 1976 году?
– Нет, никогда. Он всегда принципиально отказывался от таких встреч. Когда-то итальянское телевидение предлагало нам выступить в одной программе. Он категорически отказался. А недавно сказал какой-то западной газете: ну что ж, мы, коммунисты, всегда были правы.
И мы поступали совершенно правильно. Подождите, мы еще вернемся. Это только такой короткий перерыв.
– А может, он прав? Может быть, что-то вроде коммунизма и вправду возвращается?
– Это исключено. Если бы даже Сталина оживить, что он мог бы сделать? Самое большое, стал бы подпольным мафиози. Все изменилось, совершенно другая динамика общественного развития, изменились общественные структуры. А сам по себе Сталин – это уже не Сталин. Но и без него мой сценарий для России довольно пессимистичен.
Я думаю, возможны экологические катастрофы; я не уверен, что ядерные арсеналы достаточно хорошо охраняются; разрастается коррупция. И все это не может не отразиться на ближайших соседях России. Впрочем, вы, поляки, уже это чувствуете. Но уже никогда не вернется старая модель взаимоотношений, когда смена правительства в России вызывает кризис в Польше, – в Москве кашлянут, а вы пьете лекарство. Этого уже не будет никогда.
– А в самой России будет лучше?
– Там плохо, и если что изменится, то только в худшую сторону. В России кризис, и конца ему пока не видно.
1998 г.
Что означает режим Путина для России?
Россия на чекистском крюке
(Предвыборный манифест В.К. Буковского, 2007 г.)
Этот образ, предложенный одним из идеологов нынешней чекистской власти, вопреки его намерению на редкость точно отображает состояние страны в последнее десятилетие. Да, Россия попалась на чекистский крючок и зависла на нем, точно на средневековой дыбе, истязаемая и обираемая своими палачами-правителями. Как бы ни пытались теперь чекистские идеологи и их политсантехники истолковать произошедшее, факты неоспоримы – власть в стране целиком и полностью узурпирована чекистами, которые, подобно Бурбонам периода Реставрации, ничего не поняли и ничему не научились. Объявивши крушение СССР катастрофой, они планомерно и упорно реставрируют советский режим.
Систематически уничтожаются институты демократии, выборы становятся формальностью, оппозиции не оставлено места в политике, свобода прессы, свобода собраний и демонстраций – подавляются полицейскими мерами.
Нарушена легальная основа российской государственности – суверенитет субъектов Федерации.
Ради самоутверждения чекистской власти уничтожается маленькая кавказская нация, что привело к распространению войны на весь Северный Кавказ. Задуманная чекистами как «маленькая победоносная война», как средство для узурпации власти а России, она превратилась в гнойную рану на теле страны.
Путем угроз и шантажа, а то и прямого вмешательства во внутренние дела соседних государств восстанавливается былая «сфера советского влияния». Нефтяные и газовые богатства страны используются как стратегическое оружие в борьбе за мировое господство вместо того, чтобы служить источником благосостояния народа.
Снова появилось «враждебное окружение», стремление навязать Западу гонку вооружений, которая однажды привела к банкротству нашей страны. Упорно насаждается ксенофобия, шпиономания, поощряются ультранационалистические и просто фашистские движения.
Опять появились политзаключенные, что для России, с ее историей, равносильно симптомам смертельной болезни. Задыхается в своей камере астматик Михаил Трепашкин. Этапирован в лагерь искалеченный Борис Стомахин. Осужден целый ряд ученых, вся вина которых состояла в их контактах с западными коллегами. Непокорные бизнесмены сосланы в каторгу.
Политическое убийство стало нормой.
Возвращается военно-патриотическое воспитание в школы. Опять заново переписывается российская история, из которой приказано удалить любые упоминания преступлений советского режима, а палач нашего народа, истребивший десятки миллионов наших соотечественников, именуется «мудрым руководителем».
Экономика, поделенная чекистскими мафиями, лишена возможности развиваться. Фактически проведена ренационализация наиболее важных отраслей промышленности. Мелкий и средний бизнес удушен поборами.
Сегодня, когда любой гражданин России в любой момент может произвольно подвергнуться преследованиям, оказаться жертвой «заказного» дела или даже оказаться в психиатрической больнице безо всяких на то медицинских оснований, когда даже по опросам до 4 процентов граждан в год подвергается пыткам или жестокому обращению со стороны правоохранительных органов, а суды перестали выполнять свою функцию беспристрастных и объективных блюстителей законности, нормальный политический процесс стал просто невозможен. В стране царит произвол такого масштаба, что ни один человек не может себя чувствовать в безопасности. В результате сотни тысяч наших соотечественников ежегодно «голосуют ногами»– бегут из страны в поисках более пристойной жизни.
В России опять нет правительства, а есть Власть. Нет граждан, а есть подданные. Общественная жизнь как таковая кончилась, остались лишь склоки между различными кланами чекистов. В сущности, даже эти подданные им не слишком нужны, ну разве что миллионов 15—20 обслуживать трубу, да их собственные нужды. Остальные – чем скорее перемрут, тем лучше для власти. Меньше проблем.
Таковы результаты восьми лет правления чекистской корпорации. И это «стабильность», которой так гордятся в Кремле? Нетрудно догадаться, что произойдет с ней, как только упадут цены на нефть, – страна расколется на десятки фрагментов.
Это «Великая Держава», которой нам всем предписано гордиться? «Нас опять боятся в мире!» – радостно сообщают кремлевские политсантехники. Так ведь и сумасшедших тоже боятся, чему ж тут радоваться?..
Результаты эти были вполне предсказуемы 15 лет назад (по крайней мере я их предсказываю с 1993 года). Грубо говоря, в политике – как на войне: если нет мужества (или ресурсов) наступать, то неизбежно отступление. Я потратил много часов в 1991 году, уговаривая ельцинское руководство организовать суд над коммунистическим режимом, желательно по Нюрнбергским статутам. Ну, хорошо, если не суд (идея суда им не нравилась), то хотя бы международную комиссию историков, но открыто, под телевизионными камерами, и с вскрытием всех преступлений режима. Уговорил всех (даже Бакатина – тогдашнего главу КГБ), но уперся Ельцин. То ли он боялся за свое положение (все-таки бывший кандидат в члены Политбюро), то ли действительно не хотел «раскачивать лодку» (как он сказал помощникам), но дело было заблокировано. И я уехал, отлично понимая, что грядет реставрация советского режима. Через год Ельцин уже оборонялся (и я даже поехал помочь ему в Конституционном суде), а через пару лет сдал все – и свою команду, и свою политику. Я больше не ездил – не было сил смотреть на это безобразие. А вскоре мне заблокировали въезд, перестали давать визу. После 1993 года он был уже не хозяин, оказавшись заложником «силовиков», и мне там делать было нечего. Реставрация была неизбежна.
Однако я далек от мысли винить одного Ельцина. Ведь и российское общество очень резко выступало тогда против такого суда, и Запад всячески блокировал наши усилия как «охоту на ведьм». Что ж, вот ведьмы и ожили, будут теперь охотиться на нас. Да и Западу мало не покажется.
Без сомнения, начни мы тогда, в 1991-м, процесс декоммунизации, проведи мы свой Нюрнберг – никак не смогли бы чекисты столь быстро оправиться и захватить власть. Ведь для того чтобы поймать страну на крючок, потребовалось им долго и упорно внедрять в сознание людей несколько мифов, как раз на непонимание коммунистической системы и рассчитанные.
Миф первый: демократы разрушили Советский Союз и всем стало очень плохо.
В одной этой фразе заключается столько вранья, что и нескольких томов не хватит, чтобы этот миф развеять. Во-первых, Советский Союз рухнул сам, под тяжестью собственной глупости. Скорее, удивляться нужно тому, как долго он просуществовал со своим идиотическим «строительством коммунизма», Госпланом, соцсоревнованиями, колхозами и политзанятиями. Он был изначально обречен, поскольку изначально создавался не как нормальное государство, а как плацдарм для грядущей мировой революции. И как только выяснилось, что этой революции не грядет, Советский Союз был обречен на умирание. Ленин это понял и срочно ввел НЭП. Сталин попытался форсировать мировую революцию, принеся ее в Европу на штыках Красной Армии. Все последующие правители отчаянно пытались как-то спасти эту нежизнеспособную систему путем реформ. Только последний из них – Горбачев – понял, что система нереформируема, да и то лишь под конец своего правления. Тем не менее, все они продолжали вести свою «классовую борьбу» с «миром капитала» до самого конца, что в послевоенные годы выражалось, с одной стороны, – в гонке вооружений, с другой – в создании и поддержании банд головорезов по всему миру («освободительные движения»). И то и другое требовало колоссальных затрат. Прибавьте сюда «стоимость империи»– т. е. содержание таких же нежизнеспособных «социалистических стран», которые сам же Совсоюз и наплодил по всему миру, и станет понятно, что крах был неизбежен. Проще говоря, СССР обанкротился, надорвался, поскольку его экономическая база была слишком мала для его глобальных амбиций.
Горбачевская перестройка лишь ускорила крах, но не была его причиной, какие бы легенды теперь ни сочиняли о его «предательстве». Тем более абсурдно приписывать это событие злой воле так называемых «демократов», то есть администрации Ельцина. Да, страна переживала глубочайший кризис, всем стало очень плохо. Но почему в этом обвиняют людей, только что пришедших к власти, а не тех, кто вел страну к этому кризису 73 года? Демократы лишь унаследовали практически разрушенную коммунистическим правлением страну. Не они истребили 40 миллионов своих соотечественников, цвет российского общества. Не они истребили 10 миллионов лучших крестьян, не они придумали колхозы. Не они развязали Вторую мировую с ее гигантскими разрушениями. Не они истощали свою страну во имя «мировой революции», не они придумали гонку вооружений. Разве это их вина, что 73 года марксизма-ленинизма довели российских мужиков до повального пьянства, воровства, отучили работать?
Да, они распустили СССР, и правильно сделали. Посмотрите, вот уже 8 лет Россия никак не может справиться с Чечней, которую и на карте не разглядишь. А что бы мы делали, если б таких Чечней оказалось 15, притом некоторые из них были бы величиной с Украину или Казахстан? Нужно признать простой факт: в 1991 году империя уже распалась, а Беловежские соглашения всего лишь этот факт юридически оформили.
Миф второй, вытекающий из первого: России демократия не подходит. Вот, попробовали, и видите, что вышло…
Да неправда это, не пробовали еще в России никакой демократии. Только пытались, да и то весьма робко и непоследовательно. И демократов еще не было у власти. Те, кого называли этим словом в начале 90-х, были почти все бывшими коммунистами. Правда, в коммунизме они уже разочаровались, и я верю, что вполне искренне, но это еще не сделало их демократами. Тем более ничего не понимали они в рыночной экономике. Ну скажите, каким образом, например, Егор Гайдар, всю жизнь просидевший то в журнале «Коммунист», то в экономическом отделе газеты «Правда», оказался вдруг экономистом-рыночником и демократом? Охотно верю, что он читал какие-то книжки про рынок (тайком от своего партийного начальства), но он никогда не жил в стране с рыночной экономикой и понятия не имел, как это все работает. Отсюда его безобразные «рыночные реформы», его ваучерная «приватизация», выродившаяся в простое жульничество. В результате за каких-нибудь два года такие вот «демократы» ухитрились дискредитировать то, за что мы 30 лет боролись.
Справедливости ради следует напомнить, что они не были свободны в своих действиях. Тогдашний законодательный орган – Верховный Совет – контролировавшийся коммунистами, блокировал почти все их начинания, а стало быть должен разделить с ними ответственность за произошедшее в равной мере. Этого, однако, вспоминать никто не хочет. Так и осталась в России легенда о плохих демократах, обваливших страну.
Да, наконец, и продолжался этот эксперимент всего пару лет. Вот ведь загадка: коммунизм у нас царствовал 73 года, а весьма спорный и относительный эксперимент с демократией всего два, но зато мы твердо решили, что демократия нам не подходит, а про коммунизм так как-то ничего и не решили.
Миф третий: из-за демократов Россия обвалилась в пропасть и погибла бы там, но нашлись честные, мужественные люди, государственные мужи, всю жизнь беззаветно служившие Родине, – чекисты, которым удалось спасти страну на краю гибели.
Казалось бы, в России, где и семьи такой нет, в которой бы кто-то не пострадал от рук госбезопасности, подобное заявление должно бы вызвать дружный смех, а то и взрыв негодования. Врут чекисты и их политсантехники: не Родине они служили, а Партии. И созданы они были, по выражению Ленина, как «вооруженный отряд Партии». И задача им была поставлена – защищать Партию от народа, поддерживать ее власть над ним. Именно они пытали и расстреливали миллионы наших соотечественников по приказу Партии. Они же и раскулачивали, сгоняли мужиков в колхозы да в ГУЛАГи. Даже в сравнительно вегетарианские времена, после смерти Сталина, чем занимались чекисты? Сажали евреев за то, что они хотят уехать в Израиль, а поволжских немцев – за желание уехать в Германию. Сажали верующих за то, что они собираются на молитвы, а интеллигенцию – за распространение самиздата. Каким же государственным интересам все это служило?
К сожалению, нашлось много людей, на которых дешевая чекистская агитка «17 мгновений весны» произвела сильное впечатление. Но мы-то, живя на Западе, отлично знаем этих штирлицев, которые, прячась под крышами посольств и абсолютно ничем не рискуя, спекулировали водкой, икрой и сигаретами, а в «Центр» сообщали содержание местных газет.
Таким образом, надо отметить, что корпорация чекистов, изображающая теперь из себя «спасителей России», как раз больше всех и способствовала ее обвалу в качестве сторожевых псов советского режима. Единственный раз, когда они не выполнили свою функцию, был в августе 1991 года. Рисковать своей шкурой ради спасения прогнившего коммунистического режима из них не решился никто. Даже за Феликса не заступились.
Теперь их сантехнологи пытаются представить дело так, будто Россия «погибала» в 1990-е годы безо всякого участия чекистов, а после 2000 года «возродилась» под их мудрым руководством. В реальности все 90-е годы корпорация чекистов готовилась к захвату власти, продвигая своих людей и в администрацию, и в Думу, и в крупный бизнес, и даже в организованную преступность. Не они ли организовывали первые банды, рэкетировавшие бизнесменов, с тем чтобы эти последние обратились к ним за «защитой»? Не они ли организовывали в Верховном Совете (а потом в Думе) саботаж демократических реформ? Не их ли ставленники сделались теми самыми «олигархами», с которыми они потом так мужественно расправились? Не они ли спровоцировали обе войны в Чечне, чтобы опять стать востребованными?
Словом, перефразируя слова Ленина, они поддержали падающую Россию, как веревка поддерживает повешенного. Давайте прямо называть вещи их именами: чекистская корпорация, глубоко законспирировавшись, подготовила и совершила государственный переворот. А придя к власти, вернулись к своему традиционному занятию: тащить и не пущать. Благом для страны они почитают реставрацию советского режима, при котором им так хорошо жилось. Не понявши, что крах советской системы был неизбежен, они теперь тужатся ее имитировать, как внутри страны, так и во вне. Нетрудно предсказать, что кончат они так же, как и их предшественники, – приведут страну к катастрофе, а сами опять уйдут от ответственности.