Одного поля ягодки (сборник)

Хотя зимой от «Харлея» толку никакого. А волнует меня именно зимнее время, с этим ужасным гололедом, когда идешь на полусогнутых ногах, отчего становишься похожа на калеку с перебитыми конечностями. А мои частые падения? Тем более что я имею дурную привычку ударяться головой, то есть основной своей рабочей… Как это сказать? Рабочим органом, вот! У кого какой орган рабочий, у меня вот голова и ноги.

Да еще эти автобусы, которые перестают нормально курсировать, стоит только чуть-чуть испортиться погоде!

Нет уж, пусть раскошеливается на машину!

Так я думала, забираясь в автобус, чтобы поехать в офис, где я надеялась еще застать Катю, – раз у них «пылкое и высокое чувство», то скорее всего она еще там. Заодно надо им помешать, потому что ангелоподобная Катерина, как выясняется, склонна ко лжи, а зачем моему боссу врушка-жена? Мы ему честную подыщем, у меня подруг много!

Пока я сидела, рассматривая в окно родной город, ставший от зимы серым, но уже прихорошившийся к Рождеству и Новому году, что давало надежду на улучшение моего настроения, я думала о Салилове и риэлторше.

Если вспомнить историю Пенса…

Как-то раз моего друга натурально «подставили», причем все было разыграно как по нотам! Не имею ли я и тут дело с тем же самым феноменом?

Салилов и Вика – так ли уж искренни были их отношения?

Нет, – ответила я сама себе. Я, например, не могу себе представить, что Пенс отправляет меня на панель. Скорее уж он сам пойдет туда, чем меня отправит!

Значит, Дима Салилов вполне мог быть главным в этой исторической драме, столь типичной для нашего времени?

Ох и гадкий же типус у меня получился в воображении из этого самого Димы!

Но…

– «Любовник возлюбленной даме под стать,

Лисице жить с лисом, а кошке с котом», – вспомнила я Вийона.

Ни к селу ни к городу, сердито подумала я. Что-то твои советы, мой Франсуа, последнее время крайне бестолковы. Разве что и Дима, и Вика одного поля ягодки.

Ладно, разберемся. По моему убеждению, разобраться можно во всем.

Автобус остановился, дверь открылась, шлепнув меня по пальцам. От неожиданной боли я дернулась, прошептав: «Мамочки…»

Даже обидеться было не на кого – сама такая глупая, подставила палец!

* * *

Они были на месте. Сидели себе спокойно и мирно, распивали кофе, и, конечно же, Лариков занимался самым что ни на есть достойным для лохов делом – утешал несчастное дитя! Дитя смотрело невинными глазками и что-то лепетало невразумительное и очаровательное.

По радио начали передавать бессмертное «Нарисуй все черным». Я включила погромче. Меня наконец заметили.

Лариков вскинул на меня глаза, исполненные удивления, а Катя проговорила:

– Какая песенка веселая!

Я зло рассмеялась.

– Она вообще-то называется «Нарисуй все черным», – мрачно сказала я.

– Почто у нас такая смурь на душе? – поинтересовался Ларчик, почувствовав, как я в данный момент раскрашиваю окружающий меня мир в черный цвет.

– А вот не коснулась нас любовь, – развела я руками, чувствуя свою вредность. – Вот промчался Амур мимо… Посему на вещи мы еще можем смотреть нормально. Без розоватых отблесков луны – увы, увы, увы!

– Что узнала? – нахально спросил мой ленивый и влюбленный босс самым что ни на есть благодушным тоном.

– Ни-че-го, – развела я руками. – Я просидела в кафе за чашечкой турецкого кофе, наслаждаясь обществом Ванцова.

– Как это?

Ну вот вам, пожалуйста! В глазах босса появилось недовольство. Ах простите, досточтимый сэр! Я совершенно забыла, что бездельничать могут лишь лорды, а нам-с, простым смертным, надо бегать по городу, отыскивая то, что так хотелось скрыть вашей пассии!

Ничего этого я, разумеется, вслух не произнесла. Вложив во взгляд как можно больше презрения, я медленно проговорила:

– Я бы хотела кое-что узнать у Екатерины. Например, что это была за афера с квартирой?

Она дернулась. Ага, значит, мы сей факт не обнародовали совсем не по забывчивости, а по странной, пока еще не понятной мне нужде!

– Но…

Она молчала, огорченно уставившись в пол, и при этом уголки ее губок начали предательски подрагивать. Бедная девочка! Попалась ей эта коварная мучительница Александра! Нет чтоб Ларчик один был! Он и вопросов бы не задавал бестактных. Кстати, он и теперь сверкал на меня очами с крайним недовольством. Я сделала вид, что ничегошеньки не замечаю, вот такая тупая попалась!

Наконец, поняв, что никто ей тут не поможет, а ответа на вопрос я жду, она подняла на меня свои печальные глаза и прошептала:

– Это давняя история. И она не имеет к этому никакого отношения.

– Катя, давай договоримся, что я буду решать, что к чему имеет отношение. В противном случае, если и дальше ты будешь продолжать скрывать какие-то моменты, я просто предложу заняться поисками сестры тебе самой. Я не могу работать, когда какие-то подробности всплывают из уст посторонних людей. Это похоже на ловлю ветра и сплетен. Ты хочешь, чтобы мы нашли твою сестру?

– Да, – кивнула она, упрямо смотря в пол и не переставая теребить краешек шарфа, всем своим видом напоминая мне двоечницу, не выучившую, как всегда, урока, но надеющуюся разжалобить учительницу кротким и несчастным видом.

– Тогда рассказывай все в подробностях, – сказала я, откидываясь на спинку кресла и доставая сигарету. – Я внемлю.

– О чем рассказывать? – спросила меня «ходячая невинность».

– О своих любовниках, наверное, – вздохнула я. – Или о курсе акций на бирже… Катя, мы долго будем играть в эту непонятную игру?

– Саша, я… не понимаю!

Я устала!

Поднявшись, я махнула рукой.

– Все. Ищи Вику сама. Или вот с Ларчиком. Я больше по гололеду таскаться с дурацким видом не буду.

– Ходи с умным, – не вовремя сострил Лариков.

Ох, как бы я его сейчас… Вот этим самым подносиком, не страшась того, что чашки все по полу разлетятся!

Я вперила в него огненный, испепеляющий взгляд.

– Андрей Петрович, – холодно сказала я. – С умным видом будете разгуливать вы. А я буду тут распивать кофе с клиентами и предаваться романтическим мечтаниям. Потом, когда вы принесете мне все, что вам удалось выяснить от невразумительных свидетелей, которые куда меньше осведомлены, чем наш таинственный и загадочно молчаливый клиент, я, так и быть, постараюсь все это проанализировать. Вас это устроит?

– Александра Сергеевна, – ответил он мне в том же тоне. – Я, конечно, все это могу сделать, но возникает вопрос – зачем тогда я плачу вам деньги?

– А зачем же тогда вы их платите себе? – не растерялась я. – Тогда платите все мне, я буду молча страдать. Так как у нас с квартирным вопросом, Катя? Или мы расстаемся, предоставляя себе полную свободу от общения друг с другом?

Она смотрела на меня с таким видом, будто я собираюсь ее пытать. Вот только дыбу сейчас установлю. В общем, она явно собралась упасть в обморок. И почему ее так взволновал квартирный вопрос? Что это, запрещенная тема?

– Сашенька, – вкрадчиво начал Лариков, в глазах которого я сейчас являлась личным врагом, так как осмеливалась приставать к этому восхитительному существу. – Не кажется ли тебе…

– Не кажется, – оборвала я его.

Они меня утомили!

– Мне кажется, что мой рабочий день подошел к концу, – сообщила я, одеваясь. – Время уже шесть, а за сверхурочные мне никто не платит. Кроме того, вам и без меня тут неплохо, поскольку, как я начинаю подозревать, интерес к пропавшей Вике вас уже больше не донимает!

Вот уж поистине – «любовник возлюбленной даме под стать»!

Интересно, почему все мужчины становятся такими кретинами при виде ненатуральных женских слезок?

* * *

Я шла по улице, медленно остывая и приходя в сознание. И чего я так разозлилась? Идиотское поведение – вообще мужская прерогатива! Пускай себе теряет рассудок!

Я же не могу сейчас вот так все бросить, и Вику тоже, даже если она раз в сто хуже своей сестрицы! А если ей нужна моя помощь? Кто ей поможет? Лариков, что ли, у которого явно крыша поехала? «Куда ты плывешь, крыша моя…»

Ну раздражают меня эти девицы, но ведь я и не собираюсь ни такой становиться, ни замуж за них выходить! Вот если бы Пенс ею увлекся…

Я даже остановилась, ужаснувшись такой идеи. О, нет!

Если бы Пенс начал увлекаться, я бы точно стала киллером!

Воспоминание о Пенсе заставило меня резко развернуться у ступенек родного своего дома.

Я повернулась и пошла в соседний – к моему единственному другу. В конце концов, сейчас я ему поплачусь в жилетку, и он что-нибудь мне скажет.

Я поднялась на его этаж, нажала на звонок.

Дверь мне открыла Пенсова матушка, которая мне подозрительно обрадовалась.

– А, Сашенька, проходи… Сережа у себя.

Я толкнула дверь, украшенную большим портретом Даймона Хилла и…

Когда они ко мне обернулись от компьютера, в который истово пялились, я почувствовала, что вот в такой момент из чистого и нежного человека запросто может родиться сущая дьяволица!

Девица, разделившая с моим Пенсом одиночество, была похожа на сушеного крокодила. Челюсть у нее резко выпирала, хотя ноги, которые она и не собиралась скрывать, были неплохими. Такие длинные, что, казалось – она своими ножищами заняла всю комнату. Самое отвратительное, что в глазах ее застыло то самое выражение, которое я только что наблюдала у Катеньки. Просто один к одному!

Такое же несчастное, такое же одинокое, такое же нуждающееся в мужской ласке и утешении существо!

– Господи, до чего все это банально и глупо, – проговорила я, выходя за дверь.

– Сашка! – заорал Пенс, вылетая за мной.

– Что? – обернулась я.

– Мы Иринке мужика ищем в Интернете, – покраснев, начал оправдываться мой неверный рыцарь, собравшийся переметнуться от меня к этому чудищу природы. – Она в депрессии, понимаешь?

– Почему? – искренне заинтересовалась я. – Потому что у нее нет мужчины? Ох, какой достойный повод!

– Саш, не все же такие, как ты!

– Ну конечно, – кивнула я. – Не все. Я допускаю эту вероятность. Я не овечка Долли, в отличие от этих сексапильных девиц… Пока, Пенс! Я, собственно, на минуту заходила… Не буду тебя отвлекать от утешительных сеансов.

– Са-ша!

Я уже вышла за дверь. Еще один… «Любовник возлюбленной даме под стать»…

Господи, куда же мне рвануть-то, чтобы утешиться? Где у нас Вика утешалась?

Я зашла в таксофон и набрала Маринин номер. Трубку взяла сначала злая «эльфийка».

– Будьте добры, пригласите Марину, – попросила я.

– Она занята, – каркнула гадкая тетка.

– Очень нужно. По работе, – нахально соврала я.

– Сейчас.

Потом из Марининой «тюрьмы» доносились какие-то крики, и наконец я услышала ее голос, по тональности которого можно было храбро догадаться, что я оторвала человека от архиважного дела – плача и стенаний. Он был глухим и грустным.

– Марин, это Саша.

– Привет, – обрадовалась Марина. – Что-то случилось?

– В общем-то… Я хотела узнать, где вы с Викой забывались?

– От чего? – не поняла меня Марина.

– От всяких неприятностей.

– Саша, не сходи с ума, – сказала испуганно Марина. – Что там у тебя? Катенька возлюбленного увела? Слушай, только не мотайся по кабакам! Давай я к тебе приеду, потому что мне сейчас самой забыться нужно.

– Давай, – признала я последний вариант идеальным. – Только забываться будем с посильным грохотом и фейерверком!

– То есть принести петарды? – слишком буквально поняла меня моя абонентка. – Я их боюсь…

– Да нет, обойдемся грохотом пробки, которая вылетит из шампанского, разбивая по дороге кучу лампочек, – пояснила я. – Я его сейчас куплю.

– Давай, а я еще чего-нибудь прихвачу… Только, Саш… Что там у тебя Катька устроила, не относись к этому очень серьезно, ладно? Я тебе потом объясню, что к чему.

Я заверила ее, что дождусь ее живой и здоровой, и повесила трубку, не забыв продиктовать ей адрес.

Ну вот… Хорошо, что в мире не только сексуально озабоченные фемины шляются! И добрые души есть еще пока на свете…

Правда, увы, такие же несчастные, как я!

* * *

Пока «добрая душа» добиралась до меня по мрачным и безрадостным улицам, заполненным коварными хищницами, вознамерившимися похитить у меня все – и босса, и единственного рыцаря, – я купила шампанское, тщательно проверив его этикетку, потому как сейчас его было очень много левого, а если я нечаянно им отравлюсь, Пенс, чего доброго, решит, что я это сделала преднамеренно. С этаким глупым уничижением своей богатой души я была в корне не согласна! Это их подруги травятся из-за мужчин, а у меня в жизни другие планы!

Я немного повеселела, решив, что каждому свое, мужчина, в конце концов, заслуживает своей избранницы, и, если Пенсу так хочется, пускай тащится с этой крокодилицей по ухабам жизни. Она ему еще покажет!

Представив себе несчастное будущее Пенса с этой кошмарной кикиморой, я окончательно развеселилась. Нет ничего слаще для брошенной и обманутой женщины, милые мои, чем те добрые минуты, когда мысленный взор показывает тебе муки, ожидающие неверного! Вот он сидит утром, завтракая какой-нибудь отвратительной пшенной кашей, а вокруг него носится в бигуди злобная крокодилица, полностью растеряв все свое жалобное обаяние, и Пенс, чтобы ее прокормить, продает возлюбленный мотоцикл, поскольку крокодилице нужно сто восемьдесят пятую сумку из крокодиловой же кожи! Я все это время, естественно, остаюсь такой же милой, чудесной, хорошенькой. И вот в один из таких кошмарных моментов напившийся с горя Пенс набирает мой номер телефона. Саша, говорит он, рыдая, я тебя все еще люблю… Давай встретимся? Сам Пенс к тому времени уже стал лысым. Да, именно так. Лысый. Серьгу из уха у него выдрала мадам, потому что она дитя истеблишмента и не позволит ему этакие фривольности. Это же не я! Ну вот. Он лысый, в норковой шапке, которую она заставляет его носить. У него живот, а на ногах ужасные шлепанцы! Но даже в память о былых чувствах я и не подумаю связываться с этаким типом! Пусть сидит со своей супружницей пожизненно.

От светлых мыслей меня оторвал звонок в дверь. Я и сама не заметила, как оказалась дома! Вот что значит благостные живописания чужих мук!

Решив, что это Марина, я раскрыла дверь с радостными словами:

– Я и не думала, что ты так быстро!

Молчание было мне ответом.

Подняв глаза, я увидела перед собой Пенса собственной персоной, еще не облысевшего и вполне поэтому пока нормального. Ну ничего, это ненадолго!

– Саша, это же наша менеджерша Иринка! – пробормотал он. – Помнишь, я тебе рассказывал?

– Угу, – кивнула я. – Ко мне тоже вот-вот должен приехать «менеджер». Нуждающийся в утешении. Доброта превыше всего, ведь так?

Я начала закрывать дверь. Он покраснел от гнева и попытался мне помешать, по-бандитски вставив ногу между порогом и дверью.

– Пенс, твоей менеджерше, кажется, достанется безногий супруг, – холодно проговорила я. – Хотя, конечно, если она не выйдет замуж в ближайшие два года, она этого уже никогда не сможет сделать. Разве что за слепого… Так что ей придется согласиться на безногого…

– Сашка, перестань, а?

– Пенс, если ты немедленно не уберешь ногу, я за последствия не отвечаю, – спокойно сообщила я, продолжая закрывать дверь. Он понял, что я твердо вознамерилась сделать его калекой, и грустно сказал:

– Сашка, я буду ждать, когда у тебя просветлеет в голове…

– Думаю, тебе будет не скучно это делать в обществе менеджерши, – не удержалась я от подколки и с облегчением закрыла дверь. Какое-то время он еще стоял за ней, явно надеясь, что я не выдержу, мое сердце дрогнет, и вместе с дверью я открою ему свои объятия.

Ну уж фигушки! Не дождетесь!

Я мрачно прошествовала на кухню и занялась приготовлением ужина.

От огорчений, выпавших на мою долю за сегодняшний день, у меня разыгрался зверский аппетит. Если прибавить к этому мои творческие порывы, Марина пришла к моменту рождения самого восхитительного из когда-либо появлявшихся на этой кухне ужинов.

Нет, Пенс абсолютно глупый человек, вздохнула я, разглядывая все это великолепие из салатов, соусов и прочих вкусностей. Надо же вот так променять красавицу, умницу и вообще милую девушку, какой я, без сомнения, являюсь, на какую-то крокодилицу со слезами на глазах!

– Я никогда не смогу понять адамово племя, – печально вздохнула я, подняв глаза на застывшую в немом восхищении Марину.

Глава 5

– Вот, посмотри, – продолжала я уже за столом. – Аналитическое мышление у меня есть. Так?

– Так, – легко согласилась Марина.

– Готовлю, вяжу, знаю старофранцузский, – без всякой логической связи и крайне нескромно перечислила я свои достоинства, устанавливая бутылку шампанского в центре стола. – Кроме того, хорошенькая. Не могу сказать, что раскрасавица, конечно, но обаяния не лишена…

– Конечно, – подтвердила Марина с готовностью и достала из своего пакета бутылку «перцовки».

– Это зачем? – вытаращилась я на бутылку.

– Она подходит нам с тобой больше, – объяснила Марина. – Шампанское напиток для праздника. А у нас с тобой – только горечь. У тебя – какая-то гюрзиха жениха из-под носа нагло тырит. У меня – муж полный кретин. У тебя босс с ума сходит. У меня подруга пропала. А она, Саш, куда лучше своей сестрицы была, ты уж мне поверь!

Она вздохнула и привычным жестом открыла «перцовку».

– Так что, – разлила она настойку по моим изящным рюмкам, – житуха у нас горестная, вот и будем хлестать «горькую».

Что-то разумное в ее рассуждениях, без всякого сомнения, присутствовало. Действительно, с какой радости нам пить шампанское? Радости не было.

– Шампанское выпьем, когда Вика найдется, – решила я. – На троих.

– Ой, у Вики тоже этот Салилов тот еще голубчик, – встрепенулась Марина. – Если на Димана посмотреть, так мой Леша – ангелочек с обломанными крылышками. Этот вообще такое безобразие ходячее, что плакать хочется!

– Страшный?

– Да я бы не сказала… Даже смазливенький. Только его симпапупельность у меня тошноту вызывает, честное слово! Глазки кругленькие, губки бантиком, на голове кудряшки, причем я подозреваю, что это у него химия… А Вика с него пылинки сдувала! Представляешь? И все ему прощала, козлу отвратительному.

– Кстати, ты про тетку-риэлторшу ничего не вспомнила?

– Кажется, ее звали Лена Смирнова. Или Иванова? В общем, редкая фамилия. И имя тоже. Может, она нарочно это придумала, чтобы в толпе раствориться…

– Может быть, – вздохнула я. Одуреешь искать «Лен Смирновых», потому что их огромное количество, и все они могут запросто оказаться риэлторшами…

– А ты уверена, что Вика пропала в связи с этими гнусностями вокруг квартиры?

– Да ни в чем я не уверена, – поморщилась я. – Вообще, какая-то темная история. Знаешь, сколько сейчас народу пропадает? А находят из тысячи, дай бог, одного-двух! Да и живыми не всегда… Самое гадкое дело, когда человек пропадает! Вот у бизнесменов все просто. Взорвали машину или еще как убили… Валишь все на киллера, а киллеры обычно не находятся… Они умные ребята. Да и не жалко их особенно, эту гопоту. За что, как говорится, боролись, на то и напоролись… А невинный пропавший человек – это страшно! И искать его в этих «джунглях» – ой как тяжело! А если еще и с одуревшим от любви начальником – то это вообще нонсенс!

– В Катьку все влюбляются, – поведала мне Марина. – Она же у нас «ки-и-иска». Мяу! Правда, дикая киска, прикидывающаяся домашней. Коготки она выпускает – ой-ой! Тигриные! Так что твоего босса надо спасать.

– Не буду я никого спасать, – отмахнулась я. – Пусть гибнут в порочных объятиях! Мне до них никакого дела нет! Постараюсь найти эту Вику, а потом уволюсь.

– Да ты что! – с ужасом округлила на меня глаза Марина. – Куда же ты пойдешь?

– В «Секс по телефону», – брякнула я. – Раз мужчинам нравятся всякие там непристойности, то я и стану ходячей непристойностью… И пусть Пенс и Лариков на том свете отвечают за мое нравственное грехопадение!

Эта мысль мне ужасно понравилась. К тому моменту, когда мою голову посетила такая светлая мысль, мы ополовинили бутылку. Поэтому в тумане мне грезились картины кипящих котлов и прочих атрибутов «геенны огненной», в которой подвергались нечеловеческим мучениям Лариков и неверный Пенс.

Искренне вам советую, когда вас обидит какой-нибудь представитель «слабосильного» пола – представляйте себе подобные картины!

Очень приятное занятие!

* * *

Личная жизнь работе всегда ужасно мешает. Вот и сейчас – вместо того чтобы моя голова работала только на одну проблему – проблему Вики – она еще была занята всевозможными переживаниями и прочими глупостями, связанными с Пенсом. Так что я с грустью и стыдом осознала, что ничем не лучше Ларчика. Только тот погружен в блаженную нирвану, а я мечусь в приступе клаустрофобии и ищу выход на воздух.

– С этим надо кончать, – пробурчала я, ужасно разозлившись на саму себя. – Вот только каким образом?

Марина посмотрела на часы и издала возглас:

– О-о!

После чего вскочила и, разом потеряв свою монументальность Валькирии, начала собираться.

– Марин, ты что? – спросила я.

– Время, – простонала она, указуя трагическим жестом на часы. – Кольку надо укладывать! Меня этот паразит убьет!

– Ты в два раза больше его, – заметила я. – Вполне можешь со всего размаху стукнуть по лысине!

Она фыркнула и, несмотря на то, что моя идея явно пришлась ей по вкусу, отвергла ее:

– Я его могу убить нечаянно. Тогда бедный малышка сиротой останется. Я-то в тюрьму сяду… Нет уж, мы еще чуток потерпим, а потом весело покинем это пристанище жалобных дегенератов.

– Спасибо, что пришла…

– Знаешь, Саша, мне без Вики очень плохо, – призналась она. – Одиноко. Поговорить не с кем… Так что это тебе – спасибо!

И уже на пороге, развернувшись, она чмокнула меня в щеку.

Слава богу, хоть один свидетель мне попался симпатичный!

* * *

Оставшись одна, я уже чувствовала себя вполне спокойной. Я даже заснула легко и приятно, как малое дитя, погружаясь в сон, как в пушистое облако.

Что уж мне снилось, я и не помню. Ничего существенного – что-то вроде новогодней елки, увешанной красненькими сердечками. Поэтому я проснулась с радостной готовностью принять от сегодняшнего дня все, что он мне сулит.

Включив приемник, я сварила кофе и начала одеваться. Джинсы, свитер… Посмотрев в окно, я присвистнула. Земля казалась мне сплошным катком. Если бы я писала сценарии для фильмов ужасов, непременно написала бы что-нибудь о гололеде. И начинался бы он именно так – девушка, проснувшись утром, смотрит в окно и видит сверкающую поверхность. Во всем этом есть что-то ужасное, как предчувствие грядущей беды.

А что дальше – я еще не придумала…

Я выпила кофе и включила телевизор.

– В Тарасове плюс пять, – сообщила мне безмятежно барышня с гладенькой прической, подчеркивающей безупречные черты ее личика.

– Не радует, – вздохнула я. – Уже декабрь, между прочим.

Я нажала пальцем на кнопку, и барышня исчезла. Еще раз – и она появилась.

Ах, Вика, если бы вот так же можно было поступить и с тобой! Нажать на кнопочку и увидеть, как ты появляешься из кромешной темноты…

* * *

Пришла девица на работу – а там все та же дребедень… Вот так человек и становится поэтом! Безнадежность и пустота бытия сами собой рождают рифмы, и, хотя по большей части у меня получались верлибры, я не теряла надежды, что в конце концов смогу вырасти в Артюра Рэмбо!

Так вот, я пришла на работу и застала там все ту же картину – мой босс, исполненный как и вчера, романтических иллюзий, сидел в кресле. Ноги свои длинные он возложил на наш шаткий журнальный столик, который и без его ног встречал любое дуновение ветерка с тяжелым стоном, держал в руках чашечку кофе и вперял (именно вперял!) взор в заоконную серость. Наверное, он там видел что-то чрезвычайно восхитительное, поскольку на его губах застыла блаженно-идиотская улыбочка. Не сомневаюсь, что там витала наша Катя.

– Привет, – бросила я ему без излишней теплоты.

– Привет, – оторвался он от созерцания немыслимых красот. – Тебе звонил Ванцов. Просил перезвонить. У него до вашего высочества какое-то срочное дело…

Судя по обиде в голосе, нескромное желание Ванцова говорить о делах именно со мной его очень огорчило.

– Спасибо, – сделала я вид, что обиды его не почувствовала.

Прошествовав к своему рабочему месту, я набрала номер Ванцова.

Там было занято – увы, закон подлости действует так же постоянно, как и физические законы!

Я положила трубку. Значит, Салилов… Дома его днем не застать, да и вообще неясно, застанешь ли его дома? И где же мне вас искать, месье?

Обдумать этот вопрос мне не дал бестолковый босс.

– Ну? – спросил он. – Что от нас хотел этот невыносимый Ванцов?

– Вполне выносимый Ванцов, – отпарировала я. – Не знаю, чего он от МЕНЯ хотел. Поскольку сейчас у него занято…