Убожественная

Итак, маршрутка, игриво вильнув мне на прощание, скрылась за углом. И вот я стою, растерянно гляжу на часы и понимаю, что опаздываю уже безнадежно. Время поджимает, люди ждут. Что делать-то будем, красавица? Тачку искать. Ни автобуса, ни маршрутки мне здесь не дождаться, а пешком я в своих супермодельных туфлях далеко не уйду. Тачку! Черта с два я тут что-нибудь поймаю. Отсюда и сюда выбираться – целая проблема. Ладно, как сказала бы Ксюха, ай хэв э плэн! Встать на обочине, вытянуть длань, гордо задрав к небу большой палец… И никого. Ни одной машины. Только местные жители, проходя мимо по тротуару, с сочувственными улыбками наблюдают за моим нервным пританцовыванием. «Ловись рыбка большая и маленькая»… – бормотала я, переступая с ноги на ногу, как застоявшаяся скаковая кобыла. «Рыбка» не ловилась, бесценные минуты утекали водой в песок, изморось окутывала мое лицо влажной вуалью. Сейчас еще косметика потечет, только этого не хватало. Зажмурившись и сжимая кулаки, я начала давать торжественные обещания, что я обязательно сделаю, если сейчас возле меня остановится ну хоть какая-нибудь, самая затрапезная машина. Лучше бы, конечно, не затрапезная, а совсем наоборот. Что-нибудь гладкое, сверкающее, стального синего цвета. И за рулем прекрасный принц, в костюме, в шелковой рубашке, с белозубой улыбкой. Услышав резкий визг покрышек по мокрому асфальту, я поспешно открыла глаза. Автобус? Жигуленок? Запорожец? Бегом! Но ноги двигаться отказались. Раскрыв рот, я смотрела, как сверкающий синий автомобиль резко разворачивался поперек пустой трассы, явно намереваясь остановиться около меня. Вот он повернул. Вот, сбросив скорость, подъехал ко мне. Остановился. Передняя дверь плавно открылась…

Девушка, садитесь, я вас подвезу. Вам куда?

Какой голос! Да за таким голосом я готова пойти на край света: глубокий, грудной баритон просто завораживал. Этот голос хотелось слушать бесконечно, хотелось купаться в нем, словно в теплом море. Набрав в грудь воздуха, я не раздумывая нырнула в полумрак салона, стараясь не уронить покупки и выглядеть поизящней. Поизящней не получилось: разумеется, сумочка соскользнула с плеча, содержимое пакета запросилось на волю, в пампасы, и я, придерживая все это безобразие чуть ли не зубами, с размаху плюхнулась на сиденье. «Ну прямо как корова», – с досадой подумала я, поворачиваясь, чтобы поблагодарить владельца прекрасного голоса. Когда я взглянула на него, у меня перехватило дыхание.

У каждой женщины есть свой Идеальный Образ Мужчины. Это как идеальный газ: его не существует, но представить можно. ОН был прекрасен. Тонкие черты, светлая кожа, темные с проседью на висках волосы и пронзительно синие глаза. Чувственные губы а-ля Элвис Пресли были изогнуты в радушной улыбке, открывая сверкающие ровные зубы. На нем был стильный костюм цвета кофе с молоком, ослепительно белая рубашка и отлично гармонирующий с костюмом галстук, к тому же заколотый благородно-неброской булавкой в виде моего любимого египетского солнечного символа – скарабея. «Такого просто не бывает!», – подумала я, пытаясь незаметно ущипнуть себя побольнее, а вслух, запинаясь и краснея, произнесла:

– Спасибо вам огромное. Тут транспорта не дождешься, а мне срочно нужно в центр. И если вам по пути…

– Конечно, по пути! – весело ответствовал он, газуя так, что меня отбросило на спинку сиденья. – Я как раз думал, а почему бы мне не прокатиться в центр? А тут вы стоите —прекрасная незнакомка. Вот, думаю, заодно и сделаю доброе дело – подвезу девушку.

Принц нажал какую-то кнопку сбоку от руля, о назначении которой я могла только догадываться, так как ничего не смыслила в машинах, и сосредоточился на дороге.

«Ну, спроси же у меня что-нибудь!», – думала я, чувствуя, что сейчас не в состоянии начать фривольную болтовню. Столкновение с идеальным мужчиной ввело меня в ступор. Ну спроси хоть, откуда я. Так хочется еще раз услышать твой голос!

– Вы в центре живете? А к нам, значит, за покупками? – он как будто прочел мои мысли.

– Нет, я в центре работаю, а живу недалеко от вас, в соседнем районе. И к вам сюда действительно частенько наведываюсь за продуктами, – с облегчением выпалила я. – У вас тут много хороших магазинов. Мне вообще ваш район очень нравится. Выгодно отличается от других.

Мужчина улыбнулся, но ничего не ответил. Несколько минут мы проехали в гробовом молчании. Меня бросало то в жар, то в холод. Что-то я совсем одичала, не могу даже с понравившемся мужиком завязать непринужденную беседу.

– Осень какая в этом году выдалась чудесная, – снова закинула я удочку, напрочь забыв о промокших волосах и своей недавней досаде на повисшую над городом серую хмарь.

– И не говорите! – отозвался незнакомец, и в течение последующих десяти минут подробно рассказал о погоде в этом году, в прошлом и сообщил мне прогноз погоды на будущий год.

Я периодически вставляла умные слова типа «мда», «угу», «точно-точно» и меня не покидало ощущение, что мой принц как эхо повторяет мысли, которые возникали в моей голове. Это показалось мне странным, хотя… Ну что оригинального можно рассказать о погоде? Я решила резко сменить тему разговора:

– Скажите, как вы относитесь к китайской кухне?

Я сама не переносила китайской еды. Как-то, отмечая успешное завершение крупного заказа, мы всей компанией пошли в китайский ресторан. Мне принесли ароматный прозрачный супчик. Первая же ложка навеки отвратила меня от кулинарных чудес Поднебесной: огненная жидкость обожгла горло и язык, из глаз полились слезы, и я закашлялась так, что ко мне сбежались все официанты во главе с шеф-поваром. При этом коллеги удивленно на меня таращились, а Гриша и Борей выхлебали суп, утерлись и радостно всхрюкнули, что, мол, очень вкусно. Но мой организм оказался слишком чувствителен к китайским блюдам.

– Вообще-то, я не поклонник экстремальной кулинарии, – отозвался мужчина и поведал мне веселую историю про поход в тайский ресторан.

История напоминала мою собственную, но рассказывал он с таким юмором, что я, забыв обо всем, весело хохотала и не могла оторвать от него глаз. Мне хотелось ехать с ним в этой прекрасной машине и не останавливаться. Но вот спальные районы сменились высокомерными зданиями центра, и я увидела, что скоро придется расставаться.

Мы подъехали к входу в нашу странную контору. Еще издали я приметила коллег, нервно куривших у крылечка. Пора было выходить и принимать на себя обязанности хозяйки бала. Но как же мне не хотелось с ним разлучаться…

– Ну вот мы и приехали, – сказал мой принц резко поскучневшим голосом.

– Сколько я вам должна? – глупо спросила я.

– Какая ерунда! – до чего же божественно он улыбается. – Даже не вздумайте! Нисколько. Что же я, по-вашему, трамвайный кондуктор, и буду требовать деньги за проезд у такой очаровательной девушки? – легкий смех. Мне показалось, что он хотел взять меня за руку, но в последний момент не решился.

– Э-э… а может, – я лихорадочно пыталась подобрать слова, чтобы пригласить его на презентацию, не показавшись навязчивой. Обычно такие трюки мне удавались без труда, но сейчас, когда передо мной, точнее, сбоку от меня, сидел прекрасный принц, вся куртуазная наука выветрилась из башки. Одновременно я сгребала в кучу свои покупки и пыталась нашарить дверную ручку.

– А вы дерните вот тут снизу, – он аккуратно перегнулся через меня и открыл дверь. Мое тело окатило волной жара и, пошатываясь от груза волнительных ощущений и покупок, я выбралась из машины.

Ух! Под ногами земля… Собрав мозги в кучу, я решительно повернулась. Но ни его самого, ни его забавного автомобильчика уже не было. Ой, испарились… Невольно я усмехнулась, поняв, что исчезновение незнакомца огорчило меня больше, чем требовала ситуация. Унося с собой мечты и грезы, шикарная тачка с идеальным мужчиной уехала из моей жизни…

– Вы ко мне? Я Решетников, Владимир Петрович.

Резкий голос вернул меня с небес на землю. Надо мной навис высокий небритый человек с уставшими злыми глазами.

– Тут был репортаж по телевизору, – промямлила я, с трудом возвращаясь к действительности. Судя по виду оперативника, меньше всего на свете он хотел бы сейчас слушать мою душещипательную историю.

– Я уже в курсе, мне сообщили, – сухо сказал он, со скрипом вертя ключом в замочной скважине и пинком открывая жалобно пискнувшую дверь. – Заходите.

Убранство прокуренного кабинета было отражением хозяина: пыль, груды ветхих папок с тесемками, корзина для мусора переполнена, забитые окурками блюдца, на сейфе стоял треснувший граненый стакан, на столе у немытого окна натужно гудел древний компьютер.

– Присаживайтесь.

Решетников указал мне на стул, а сам подошел к окну и открыл форточку. Это было сделано вовремя, так как в кабинете можно было вешать не только топор, но и прочий столярный инвентарь. Сев за стол, опер потер глаза и скучным голосом произнес:

– Я вас слушаю. Когда вы последний раз видели покойного?

– Последний? – переспросила я. – Но я видела его всего один раз в жизни.

– Значит вы его не знали? Как его звали, где он жил? А что вообще вы можете сообщить?

Решетников раздраженно смотрел на меня.

– Послушайте, – стараясь говорить как можно убедительнее, я заглянула в глаза оперу. – Неужели вам совершенно все равно? Ведь у этого человека наверняка есть родственники, они в отчаянии, ищут его.

– Заявлений на пропавшего без вести с такими приметами не поступало, – отчеканил Решетников. – Вас как зовут? Надежда? Вот, Надежда, давайте побережем мое и ваше время. Вы быстро и по порядку рассказываете, где и при каких обстоятельствах видели покойного. Договорились? Вот и славно.

Владимир Петрович ловко выудил из тектонических нагромождений картонную папку с надписью «Дело №», раскрыл ее и выжидательно посмотрел на меня.

– Ну, в общем, он меня подвез на своей машине. Синяя такая, импортная. Я сама в центре работаю, наша фирма на Галерной. И в тот день я очень опаздывала, забегалась по магазинам, забыла обо всем на свете, не успела на маршрутку и…

– Стоп, стоп, стоп, – Решетников решительно прервал бессвязный поток информации. – Давайте сначала: когда и где вы встретились.

– Это было позавчера в районе… я не знаю точно где. Недалеко отсюда. Обычный спальный квартал. Только почище нашего и магазинов много хороших, – я задумалась, стараясь припомнить еще какие-нибудь особенности, но в голову кроме магазинов ничего больше не лезло. Теперь опер решит, что я дура и у меня в голове сплошной шоппинг.

– Вы на карте можете показать? – Решетников достал карту города и развернул ее на столе.

– Вряд ли, – я с сомнением покачала головой. – У меня плохо с ориентацией в пространстве.

– Ладно… а как вы обычно добираетесь туда? Расскажите или покажите. Вот, – он ткнул корявым пальцем куда-то в угол карты, – мы здесь. Как вы едете?

– Э- э… – я глядела на карту, как на рассыпавшийся паззл. – Ну, я обычно еду на маршрутке вот по этой улице. Вроде бы. Потом иду дворами. Кажется вот так. А потом, – тут мой ноготь, до этого хоть как-то, но вычерчивающий ломаную линию маршрута, уткнулся в сплошное зеленое поле. На этом месте город заканчивался. – Подождите, – удивилась я, – у вас, наверное, старая карта. Я тут выходила на улицу, не помню названия, а там дальше площадь и небольшой скверик с каким-то памятником. Какого года у вас карта? Сейчас, знаете, строят очень быстро, – я чувствовала, что несу чушь, но не могла остановиться.

Решетников, с неприязнью глядя на меня, молча постучал пальцем по белому полю карты, где был указан нынешний год издания.

– Хорошо, оставим пока этот вопрос. О чем вы разговаривали, пока ехали? Как он себя вел? Его что-нибудь тревожило? Или у него был больной вид, он жаловался на здоровье?

Мне почему-то казалось, что Решетникова совсем не интересуют мои ответы. Расследовавшие смерть отца и Ларочки вели себя совсем по-другому…

– Ну, мы болтали о всякой всячине, – тут я отчетливо поняла, что рассказывать нечего. Ехали, разговаривали о том, о сем, о погоде, о китайской кухне. Выглядел мой принц вполне здоровым, прекрасно он выглядел, обворожительно. Вряд ли эти подробности нужны Решетникову. – Говорили мы… Ну… Мы просто говорили…

– Вот что, девушка, – голос опера напоминал шипение змеи. – Вы знаете, сколько на мне висит нераскрытых дел? Пятнадцать! И все – стопроцентные глухари, а не то что этот ваш! Мне некогда заниматься ерундой, а на вас я потратил уже минут двадцать. И вы мне по существу ничего не сказали. Подобрал он вас непонятно где, говорили вы ни о чем, и что вы вообще пришли? Фантазируйте в другом месте! Если хочется поболтать, подружек позовите или найдите себе модного психоаналитика!

Мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что опер ведет себя как-то неестественно.

– У меня одних убийств! – уже кричал он. – А в этом деле вообще никакого криминала, помер ваш красавчик своей смертью, экспертиза ничего не нашла. Остановка сердца! И никто его не ищет! Труп на кладбище, дело в архив! Не морочьте мне голову и идите отсюда!

Решетников быстро подписал пропуск и протянул его мне.

– Извините, – пробормотала я, забирая мятую бумажку и сглатывая подступивший к горлу ком. – Извините…

Поспешно вскочив с неудобного стула, я, как водится, уронила сумочку, из которой тут же с дробным перестуком покатились по полу пудреница, помада, телефон… Заохав, я плюхнулась на корточки и начала сгребать к себе свое имущество. Решетников презрительно наблюдал за мной. Краем глаза я приметила, что патрончик с помадой катится по слегка наклонному полу прямо под стол взбесившегося опера. Судорожным броском я, не вставая, дотянулась до помады кончиками пальцев… Раздался звонкий хруст и моя левая пятка опустилась на грязный линолеум. Ну вот, опять каблук сломала! И колготки порваны, и очередные туфли наверняка придется выбросить.

– Вы всегда такой цирк устраиваете или только сегодня решили показать бенефис? —прошипел Решетников.

Я молча встала, повесила на плечо злополучную сумочку, и печально уставилась себе на ногу. Так и есть, каблук болтается на одном гвозде. И в таком виде домой шкадыбать!

– Вы здесь вечно решили торчать? – мне показалось, что Решетников сейчас схватит меня за шиворот и вытолкает. Ну чем я ему не угодила-то?!

– Уже ухожу, – как можно спокойнее ответила я и повернулась к дверям. Моя рука, все еще сжимавшая тюбик помады, выполнила какой-то танцевальный жест и сшибла со стола целую гору запылившихся бумаг, книжек с оторванными обложками, пепельниц, авторучек… Я помертвела.

– Извините бога ради, я сейчас все соберу…

– Вон! – заорал Решетников, вскочив и уставившись на меня с самой настоящей ненавистью. – Дура безмозглая! Убирайся к греба…

Не дослушав, я на одной ноге выскочила за дверь, едва не зацепившись целым каблуком за порог. Да что же это такое? Так просто не бывает! Это не со мной происходит! Тут мимо меня, испуганно вжавшейся в стену, двое крепких молодцов протащили горланящее дурным тенором тело в мокрых, наполовину спущенных штанах. Тело упиралось. «…за ноги-и-и в придорожные кусты-ы-ы! Не иметь же на дороге королеву красоты-ы-ы!» – гнусаво пело оно. Ошалело поглядев вслед хмелеуборочной процессии, я похромала дальше…

Туфли загублены. Колготки тоже. Настроение испорчено безвозвратно. Репутация полной дуры в злых глазах Решетникова меня мало беспокоила, а вот его отношение к смерти незнакомца… И его карта, на которой почему-то отсутствует целый городской квартал. Это настораживало. Ведь умер человек. Пусть даже своей смертью умер. Кто-то же его ищет! Не может быть, чтобы никто не искал. И по телевизору ведь не просто так его показывали! Неужели никому нет до него дела? Никогда я не поверю, что в том районе милиция оставила бы безымянный труп. Не такие там люди. Там люди… Нормальные! Никогда там не оставят упавшего человека посреди улицы валяться, брезгливо его обходя. Ищет кто-нибудь моего безымянного принца. Должен искать!

Рассуждая так, я добрела до окошечка проходной, собираясь побыстрее отдать стражам порядка мятый пропуск и покинуть негостеприимное заведение. Но стражи были заняты беседой. Я остановилась возле раскормленного кенгуру, встретившего меня у входа. Кенгуру не обращало на меня внимания. Оно было поглощено разговором с коллегой. Невольно я прислушалась:

– Я у братана каталог типа импортных тачек взял, проверить эту машинку со жмуром. Так там, бля буду, ваще нет такой! Вроде «Порш», а вроде «Майбах», черт его знает. А еще я чё типа узнал, – тут кенгуру понизило голос и даже уши его заалели от сопричастности к большой местной тайне. – У меня друган на штраф-стоянке, куда эту тачку зарядили. Так он как бы под капот заглянул. Грит, типа чуть не рехнулся. Ваще не понятно, как эта хуевина ездила. И потом отогнали ее неизвестно куда. А Решетников молчит. Ну ему, ясен пень, лишние как бы хлопоты ни к чему. Хотя чё-то, он задумал. Все крутит чё-то, кумекает. Тока жмур – он, бля, и в Африке жмур!

Тут представители закона почему-то дружно заржали и наконец соизволили повернуться ко мне. Я старательно делала вид, что ничего не слышала и что у меня целы оба каблука.

– Ну чё тут у вас? Пропуск? Как там Решетников? Он у нас мужик сур-р-ровый: чуть что – в наручники и к батарее… Гы-гы-га!

Я молча протянула пропуск и пошла к выходу. Вслед отчетливо донеслось:

– А ничего типа телка. Я бы такую и сам – в наручники и у батареи! Гы!

Тьфу! Чума на оба ваших дома! Клацая оторванным каблуком, я заскакала к двери. Бегом отсюда! Дверь хищно чавкнула вслед, словно желая задержать своенравную. И наручниками к батарее… Тьфу! Вот сволочи. Чтобы я еще когда-нибудь по своей воле пошла в милицию! Да ни за что на свете!

А ведь его ищут. Наверняка ищут. Но как же быть? Обратиться на телевидение или в газеты? Что это даст? Я даже именно его не знаю. Я вообще, гуляя по тому району, никогда не обращала внимания на таблички с названиями улиц. Дура, как ни крути, а прав Решетников. Стоп. Ведь на нашем отделении свет клином не сошелся. Должно же там быть свое отделение? И если моего принца ищут, то заявление подано именно туда. Отделение там просто должно быть, с угрюмой решимостью думала я, сжав кулаки. Должно быть – и будет!

Тут что-то звонко пискнуло у меня над ухом, в глазах потемнело, и окружающее встряхнулось мокрой кошкой. Я покачнулась, снова едва не свалившись на топком берегу ее величества лужи. Только этого не хватало! Шмякнуться в жидкую грязь и окончательно стать похожей на жертву милицейского произвола. Домой, скорее домой. Выпью кофе. Залезу под одеяло. И забуду обо всех сегодняшних приключениях. Только не забуду найти в том районе отделение. Не забуду.

Заказ №…

Изделие «Жопы с ручками» (рабочее название)

Материал: латекс, дерево, кожа.

Описание изделия. Изделие в 4-х вариантах: размеры L, XL, XXL и XXXL. Выполнены из латекса. По бокам изделия крепятся ручки из дерева с кожаной оплеткой. Размеры и эскиз прилагаются. Срок выполнения заказа – 5 рабочих дней.

Подтверждено заказчиком Волосовым П. П.

Интернелюдия

Измотанный и медлительный бармен с усталыми глазами молча смешивал за стойкой классическую кровавую Мэри. Тягучий томатный сок лениво заполнил на треть огромный, пузатый, плохо помытый бокал… И прозрачная жидкость покорно ложилась поверх… Всепрощающая, умиротворенная ночь одним отчаянным глотком опрокинула в себя хмельной коктейль рассвета и превратилась в жемчужно-серое, хрупкое утро. Город, тихий и опустошенный, наблюдал, как, сочно брызнув, стекло небес заливает восход… Испуганные растяпы-звезды успели только подслеповато мигнуть перед тем, как их ошпарил и прогнал прочь безжалостный солнечный хлыст. Город просыпался. Вяло, с натугой, он распрямлял затекшие улицы и проспекты, хрустел суставами площадей, взъерошивал дворы и переулки. Тысячеликий великан, он неохотно поднимался, готовясь начать новый надоедливый день…

Спальные кварталы с тревогой прислушивались к себе и к тому, что было внутри и вовне их самих. Беспокойное, настойчивое биенье невесомым кружевом оплетало тяжкий, медленный стук изношенного сердца великана. Это биенье упорно рвалось наружу, искало лазейку, мечтало быть услышанным кем-то… Кем-то еще, кроме юных и беспощадных стражей одряхлевшего сюзерена в тесной короне дворцов, набережных и пустующих храмов. Быть услышанным… Зачем? Для чего? Нервное биенье не знало ответа на этот вопрос. Оно еще не знало ни вопросов, ни ответов. Оно просто – было. И жаждало, изо всех сил жаждало продолжать быть…

Миллионщица осень, щедро рассыпавшая на своем пути разноцветные ассигнации палых листьев, только смеялась над тревогами своих верных любовников и слуг. Поцелуями ветра она небрежно ласкала серую кожу безликих домов, хохотала, гоняя голубей на крышах, и уверяла, что все будет хорошо. Спальные кварталы, разглядывая себя в разбитом зеркале бессчетных луж, преданно ловили обещания осени, но впервые оставались к ним равнодушны. И впервые они поняли, что означает не верить. Они уже не верили осени, но пока еще ждали. Прислушивались. Были наготове…

День пятый

Господи боже мой! Сколько может продолжаться этот разговор?

– Нет, Рита, спасибо. Не простужена. Просто неважно себя чувствую. Приезжать не надо. Просто устала. Да клянусь я, что все в порядке! Наверное. Я могу и передумать. Ну съездите вы в этот чудный район сами! Да, не в силах! С тобой тоже много о чем можно договариваться. Я тоже каждый раз буду брать расписку! Ехать надо, если из моей тьмутаракани, то по проспекту, через переезд, вдоль забора… Нет, с джипиэсом не знаю. Да, я именно такая. И этакая тоже. Всё, пока!

Со мной и впрямь все было в порядке, но от бесконечной телефонной беседы с солирующей Риткой и гудящей бэк-вокалом Контрабасральто мне стало не по себе. Чего я, в самом деле? Друзья беспокоятся, что там стряслось с их дорогой директрисой, что она на работу не пришла? Не иначе как помирает. Да я еще пообещала отвезти их сегодня на экскурсию в мой любимый безлошадный район, но обещание начисто вылетело из головы.

Может, забыть про вредного Решетникова и поехать? Удивительно, как меня развезло от беседы с ним. Отвыкла я от жизни. Создала себе тепличные условия. Любовь, доверие…

Шваркая тапочками, я бродила по квартире. Окна, что ли, помыть. Или пол. Чем-нибудь заняться, простым и несомненным. Пожалуй, пол помою, стояние вниз головой стимулирует умственную деятельность и рост волос. Тряпка завалилась под кухонную раковину. Сев на корточки, я запустила руку в заросшее ржавчиной переплетение труб. Мокро! Протечка? Только этого не хватало!

Через минуту я, забыв обо всем, искала в растрепанном телефонном справочнике телефон нашего ЖЭКа. Или РЭУ? Как оно теперь называется-то? Впрочем, неважно. Набрав заветный номер, я принялась благоговейно внимать заполошной оратории коротких гудков. Еще раз набираем номер. И еще раз. И эх, раз, еще раз, еще много-много…

– Алё-о-о… – казалось, это короткое слово произносит изнуренная, умирающая женщина, висящая на дыбе в застенке, куда ее бросили по ложному навету. – Слу-у-ушаю-у-у…

– Э… Здравствуйте! У меня труба в кухне течет, – жизнерадостно сообщила я, рассчитывая таким образом сбить работницу ЖЭКа с ее похоронного настроя.

– Адрес говорите, – обреченно прогнусавила трубка.

Я назвала адрес. Воцарилась тишина, прерываемая через равные промежутки времени какими-то стуками и тресками.

– Ну так как? – наконец осторожно поинтересовалась я.

– На двадцать восьмое вас записываю, – донесся до меня тяжкий вздох.

– На какое? – я не поверила своим ушам. – Это же больше чем через неделю?

– Раньше у нас все занято, – с брезгливым равнодушием ответили мне.

– Но у меня же течет! – вполне резонно начала я апеллировать к здравому смыслу служительницы коммунального культа.

– У всех течет, – спокойно прозвучало в ответ.

– Э-э-э… – я растерялась. – Но вот у соседей верхних не течет, иначе они бы меня уже залили.

– Потечет, – с непоколебимой уверенностью пообещал унылый голос.

– Когда? – тупо спросила я.

– Когда-нибудь. Женщина, – внезапно рассердилась диспетчер, словно ее переключили в другой режим, – что вы мне тут голову морочите! Записывать вас на двадцать восьмое?!

– Д-да… Нет… Наверное, – забормотала я, чувствуя, как всегда при абсурдном общении с «богами» ЖКХ, что меня стремительно покидают уверенность в себе и формальная логика. – Конечно, – я зачастила, испугавшись, что на том конце провода повесят трубку. – Записывайте.

– Двадцать восьмого с одиннадцати до шести к вам подойдут, – деловито брякнуло мне в ухо. – Будьте дома.

– Но я же работаю!

– Мы тоже работаем, – со сварливой угрозой процедила моя невидимая собеседница.

– Ладно, – безнадежно смирилась я. – А пока-то мне что делать? Там ведь течет!

– А вы вентиль у себя перекройте, – дала мне трубка дельный совет, который я знала и так – не в первый раз протекаю.