Бальзам на душу

– И тем не менее он умер, – подытожила я. – Интересно, что записано в свидетельстве о смерти?

– Что там может быть записано? – проворчал Семен Семенович. – Умер во сне. Остановилось сердце. Вскрытия не проводилось – в девяносто лет любая смерть уже считается естественной, не так ли? Похоронили уже на следующий день. У нас это делается быстро.

– Значит, к этому человеку никто не проявлял интереса? – спросила я.

Семен Семенович недовольно поморщился.

– Во всяком случае, не я, – сказал он. – У меня здесь не один десяток более симпатичных пожилых людей, которые действительно заслуживают интереса и заботы. А этот… По-моему, вы первая, кто им заинтересовался. Впрочем, есть у нас тут один чудак – Филимоныч. Санитаром работает. Страсть любит вести душеспасительные беседы с такими же чудаками, как он сам. Вот он с Федченко наверняка общался. Поговорите с ним. Только сразу предупреждаю – к нашему Филимонычу без «красненькой» и подходить бесполезно – пошлет. Хотя сам руководитель, говорю это без осуждения, потому что есть люди, которых уже ничто не может испортить, они как бы законсервировались в одном состоянии… А вас мне все-таки жалко, хотя и не люблю я журналистов…

На этой оптимистической ноте мы с Семеном Семеновичем расстались, и я отправилась искать санитара Филимоныча, предварительно отлучившись ненадолго в киоск на ближайшем углу, где приобрела пресловутую бутылку «красненькой».

Наверное, в доме престарелых действительно закончился тихий час, потому что к моменту моего возвращения двор наполнился старичками и старушками, которые неспешно прогуливались по асфальтовым дорожкам, сидели на лавочках и поглядывали на меня с любопытством и надеждой. Эти словоохотливые старушки и помогли мне разыскать сумрачного худого человека в черном сатиновом халате, который на заднем дворе сгребал какой-то мусор.

Отнесся он ко мне сначала не менее настороженно, чем директор, но бутылка волшебного напитка сделала свое дело – Филимоныч заметно подобрел, а узнав, что я интересуюсь покойным Федченко, тут же согласился со мной побеседовать.

– Вот такая она, жизнь! – философски заметил он, когда мы уединились в какой-то подсобке, где было единственное крошечное окошко, настолько пыльное, что сквозь него едва пробивался солнечный свет. – Грешник ты или праведник, а все одно – лежать тебе в земле сырой до самого Страшного суда. А там уж господь рассудит, какой тебе, значит, будет конец! Григорий Сидорыч много нагрешил, ох, много! А судить мы его с вами не вправе, вот ведь в чем закавыка! – С важным видом Филимоныч сунул в рот скрюченную сигаретку и закурил, весь окутавшись облаком вонючего дыма.

– Да я ведь и не судить пришла, – напомнила я. – Мне просто интересно, навещал ли кто Григория Сидоровича, пока он здесь жил, и что это были за люди. Я, понимаете ли, готовлю газетную статью…

– Это нам без разницы, – добродушно сказал Филимоныч. – Наше дело – мусор, да если починить чего… Ну, конечно, поговоришь с одиноким человеком. Григорию Сидорычу порассказать-то было о чем – это уж верно! Его дураком у нас считали, а напрасно, – санитар покачал головой. – Дураком он до самого конца не был. Надежды у человека не осталось, это да! Через силу жил.

– И чего же он вам рассказывал? – полюбопытствовала я.

– Много чего, – уклончиво ответил Филимоныч. – Истинное хождение по мукам – такая жизнь у человека была. Много зла другим сделал, но и сам – испил чашу! А вас конкретно что интересует? Вы спрашивайте, не стесняйтесь, потому что его тайны уже никому вреда не сделают…

Я не была в этом уверена, однако предложением задавать конкретные вопросы воспользовалась незамедлительно.

– Если честно, – сказала я, – то меня интересует, не было ли у вас с Федченко разговора о географических картах?

– О картах? – прищурился Филимоныч. – Да почти что и не было. То есть сказал он мне за день до смерти, что прячет какую-то карту, – обещал прояснить все назавтра, – да потом к нему из собеса пришли, а в ночь он и умер. Так я и не узнал про карту. Да мне и без надобности.

– Погодите, – встрепенулась я. – Значит, к Федченко все-таки кто-то приходил? Из собеса, говорите? Вы этих людей видели? Описать можете?

– Можно и описать, – согласно кивнул Филимоныч. – Люди солидные, при галстуках. Виски седые. Видные из себя мужчины. Двое. Под вечер приходили. Малость побеседовали, а ночью Григорий Сидорович и помер.

– Послушайте, а может, они не из собеса были? – спросила я. – Под вечер… Разве из собеса под вечер ходят?

– А это я не знаю, – пожал плечами санитар. – Сказали – из собеса. Наше дело маленькое. Я-то их вообще издали видал – моя смена дневная была, я домой собирался. Утром уж пришел, а Григорий Сидорыч приказал долго жить. Такая вот судьба.

Глава 4

А судьба продолжала преподносить нам сюрпризы. Утром, едва явившись на работу, я сразу попала в руки следователя МВД. Оказалось, что ночью был взломан офис нашей редакции. На мой вопрос, что делал в это время охранник, я получила неутешительный ответ – охранник во время нападения получил тяжелую травму и теперь находится в больнице в бессознательном состоянии. От меня потребовали представить список похищенного.

Как я и подозревала, из офиса вовсе ничего не пропало. Это тоже был перст судьбы – то, что искали, находилось совсем в другом месте – у Маринки дома. Я в этом нисколько не сомневалась.

Следователь, кажется, был вполне удовлетворен тем, что у меня не возникло никаких претензий к неизвестным грабителям. Он выглядел довольно усталым, предельно равнодушным человеком и совсем мне не понравился. Никакого желания делиться с ним сомнениями и предположениями у меня не возникло. Да он их и не ждал. Думаю, если бы я завела с ним речь о географических картах времен Второй мировой войны и неуловимых злодеях с седыми висками, этот молодой человек был бы здорово разочарован.

После того как следствие разделалось со всеми своими процедурами, мы наконец собрались у себя в редакции. Все выглядели несколько подавленными, хотя никакой нашей вины в том, что пострадал человек, не было. Хуже всех выглядела Маринка – она была необычно бледной и тихой. Она прекрасно понимала, что именно искали сегодня ночью в офисе, и это понимание ее нисколько не вдохновляло. Чтобы привести подругу в чувство, я немедленно заставила ее заняться привычным делом – приготовлением кофе, а затем собрала всех на короткое совещание.

– Итак, положение осложняется не по дням, а по часам! – объявила я коллективу. – Вокруг, как выразилась Маринка, «макулатуры» развернулась нешуточная борьба. Причем борьба эта безо всяких правил, и к сему факту следует отнестись с предельной серьезностью. Иначе нам не сносить головы. Вчера я выяснила, что последним законным владельцем этих бумаг действительно являлся гражданин Федченко. Но теперь он мертв – скончался на той же неделе, что и прочие действующие лица этой истории. Причина смерти неизвестна. Директор дома престарелых уверен, что дело в возрасте, и ему трудно не поверить. Только перед самой смертью Федченко навестили двое – солидные мужчины в галстуках, с проседью на висках. Этих мужчин никто в доме престарелых не знает и толком даже не видел. И еще один знаменательный факт – прошлое у гражданина Федченко было более чем богатое. Служил в войсках СС, сидел в лагерях, скитался где-то, но вернулся туда, где ждал его тайник со старыми картами. Секрет этих карт он едва не раскрыл санитару Филимонычу, но того опередили двое незнакомцев. Мне представляется, что как раз эта пара и творит бесчинства. Они торопятся и не стесняются в средствах. Из этого я делаю вывод, что скорее всего это приезжие…

– Приезжие, м-да… – задумчиво пробормотал Кряжимский. – Однако ситуация… Позвольте еще раз сосредоточиться на некоторых деталях. Итак, бывший эсэсовец организует в своей квартире тайник, где хранит некие документы, представляющие, видимо, немалую ценность. Через много лет тайник обнаруживает кладоискатель Стрельников, и почти сразу же сюда подключаются еще какие-то претенденты, которые пытаются любой ценой завладеть содержимым тайника. Все, кто имеет к этому отношение, весьма плохо кончают, а неизвестные убийцы тем временем все ближе к своей цели… Боюсь, если мы не предпримем каких-нибудь серьезных мер, трагедия может настичь любого из нас.

– Так давайте же предпринимать эти самые меры! – жалобно пискнула Маринка. – Или заберите у меня к черту макулатуру! Нужны мне эти трагедии!

Тут только до меня дошло, что мы совсем забыли про Маринку и ее ответственное задание. Пропустив мимо ушей ее жалобы, я потребовала, чтобы Маринка доложила о результатах своей работы. Грохнув о стол папкой с бумагами, наша секретарша объявила:

– Вот сами и читайте! Я в руки не возьму больше эту гадость. Если кому-то нравится рисковать жизнью – пожалуйста! И вообще, не понимаю, почему бы не передать все это соответствующим службам?

– А службы скажут тебе спасибо и вежливо выпроводят, предварительно взяв подписку о неразглашении? – саркастически спросила я. – Нет уж, моя дорогая, нам в руки плывет такая сенсация…

– Да какая сенсация! – презрительно возразила Маринка. – Чушь какая-то. Ты почитай сначала!

Мне не очень верилось, что из-за какой-то чуши солидные мужчины в галстуках станут крошить всех встречных и поперечных, но тон Маринки меня все-таки смутил. Так можно говорить только о вещах действительно пустяковых, не заслуживающих абсолютно никакого внимания. С некоторым недоверием извлекла я из новенькой папки компьютерную распечатку с переводом немецкого текста и, попросив тишины, зачитала ее вслух.

Вот что получилось у Маринки, и, судя по всему, именно это и содержалось в старом письме, написанном готическим выцветшим шрифтом:

«Дорогой Отто! Надежды, что ты получишь это письмо, почти никакой, но эта робкая надежда – все, чем я теперь располагаю. Надеюсь, что Всевышний смилостивится над нашей несчастной фамилией и перед ней наконец забрезжит луч света. Зная твой характер, я будто наяву вижу ту язвительную улыбку, которая при этих словах непременно тронет твои губы. Ты всегда отличался безмерным скептицизмом – кто знает, не он ли поможет тебе выжить в этом кошмаре? Сам я еще не во всем разуверился, хотя нынешнее положение мое почти безвыходное. Что творится в Европе, ты, разумеется, знаешь. Здесь же, в проклятых Карпатах, еще хуже. Моя часть разбита. Если учитывать, что на нас возлагалась особая миссия, не предполагавшая ведения активных боевых действий, и наличие в здешних лесах множества банд, выступающих под самыми разными флагами, но совершенно одинаково склонных к мародерству, то в нашем фиаско я не вижу ничего удивительного. У меня осталось не более шести человек, причем не самых надежных. Сам я тяжело ранен, потерял много крови, самостоятельно передвигаться не в состоянии и едва нашел в себе силы нацарапать это письмо.

Но хватит лирики – теперь о главном. Я уже писал тебе, куда и с какой миссией был направлен. Разумеется, это военная тайна, но сейчас это понятие, кажется, сделалось абсолютно условным, а от родного брата у меня никогда и не было тайн, тем более теперь, когда рушится весь привычный мир. Мы отдали Германии все, что у нас было – молодость, здоровье, состояние, – и, кажется, безвозвратно. Той Родины, куда мы сможем вернуться с гордо поднятой головой, уже не будет – на этот счет не стоит обольщаться. Теперь мы должны сами позаботиться о себе, не так ли, Отто?

Во всяком случае, я делаю такую попытку. Ты знаешь, о чем идет речь, знаешь город. Все остальное на этих картах. Если бог не позволит нам свидеться, я умру с надеждой, что мой брат сумеет найти то, что я так хорошо спрятал. Бумаги я передаю своему ординарцу – это украинец с невероятной фамилией Сидорчук. Но малый, кажется, исполнительный и недалекий. Сейчас он по-настоящему озабочен только одним – как бы не попасть в лапы НКВД. Поэтому будет всеми силами стремиться на Запад. Ему придется разыскать тебя, чтобы получить хоть какую-то опору в совершенно незнакомом и враждебном мире. Я же скорее всего осяду где-то по дороге – нужно зализать раны. Даст бог, я еще сумею обнять своего дорогого брата. Твой Генрих.

P. S. Понимая, что даже при благоприятном ходе событий воспользоваться картой ни мне, ни тебе не придется еще долгие годы, я все же призываю тебя поверить, что синица в руке куда предпочтительнее парящего в небесах журавля, а постройка храма начинается с камня – невзрачного и ненадежного с виду. Наберемся же терпения!»

Закончив чтение, я обвела взглядом своих коллег. Все казались очень серьезными и даже грустными. Автор письма вряд ли мог считаться хорошим человеком и вряд ли руководствовался в своей жизни высокими побуждениями, но от сознания беспощадного факта, что надеждам его так и не суждено было осуществиться, а горячий призыв к брату, по сути дела, был обращен в пустоту, становилось как-то не по себе. Перед нами были немые свидетели некоей рискованной миссии, исполненной более полувека назад, но сами исполнители, видимо, давно уже истлели в земле. Однако даже сейчас они не давали покоя живым, и это было еще мягко сказано – они будто пытались перетащить к себе, в царство мертвых, как можно больше народу – именно тех, кто прикоснулся к их мрачной проклятой тайне.

– С чувством написано! – наконец прервал молчание Кряжимский. – От души. И перевод, кстати, весьма… – Сергей Иванович одобрительно покосился на Маринку. – Как будто живой голос. Но… это все? Неужели, кроме Карпат, никаких ориентиров?

– Сергей Иванович! – возмущенно воскликнула Маринка, раскрасневшаяся, однако, от похвалы. – Неужели бы я не обратила внимания? Это же так понятно – Генрих пишет брату, мол, ты знаешь, где это место… То есть подразумевается – другие знать ничего не должны. Поэтому и ориентиры отсутствуют – для пущей надежности. Но у меня есть предложение – если уж вам так нравятся чужие проблемы, нужно раздобыть подробную карту Карпат и просмотреть все внимательно – может быть, наткнетесь на что-то похожее. В конце концов, сколько там городов – сто, двести?

– Мысль интересная, – вмешался Ромка. – Только ты забываешь, сколько лет прошло. Города разрослись, ландшафт изменился. Конечно, поискать можно. Вот только сколько времени это займет? Господа, которые все время крутятся рядом, ждать не будут. Кроме того, я так и не понял, а что вообще-то мы ищем? В письме об этом не сказано ни слова. Может, там партия солдатских сапог для вермахта? Стоит ли огород городить?

– Не узнаю тебе, Ромка, – заметила я. – На этот раз твоя буйная фантазия, кажется, тебе изменила. Лично мне представляется сомнительным, чтобы тяжело раненный человек связывал свое отдаленное будущее с партией солдатских сапог. Конечно, бюргерская порода, но однако же… Его отряд был направлен с особой миссией – вспоминаете? Думаю, дело гораздо серьезнее. Наверное, немцам было что прятать в конце войны, кроме сапог.

– Нет, конечно, мы имеем дело с чем-то очень важным, – значительно произнес Кряжимский. – Меня очень смущают эти двое – я бы даже сказал, пугают! Кто они такие? Хватка у них, несомненно, бандитская. Может быть, Федченко раскрыл свою тайну кому-то в лагере? Какое, кстати, отношение он имел к автору письма? По-видимому, он входил в число тех уцелевших, о которых упоминал Генрих…

– Знаете, что я думаю? – вырвалось у меня. – Федченко был ординарцем у этого Генриха! Его отчество – Сидорович, а Генрих называет его в письме Сидорчуком – очень близко. Не исключено, что во время войны он носил именно такую фамилию. Тогда легко объясняется, откуда письмо оказалось у него.

– Вы хотите сказать, что он не передал его по назначению? – подхватил Ромка.

– Не только не передал, но и вообще раздумал перебираться на Запад, – ответила я. – Он оказался не так прост, как думал Генрих. По-видимому, наш Федченко с самого начала понимал, что происходит, и связывал с тем, что припрятано в Карпатах, свои собственные честолюбивые надежды.

– Выходит, он этого Генриха прикончил? – живо спросил Ромка.

– Совсем не обязательно, – сказал Кряжимский. – Зачем? Письмо было в его руках. Командир беспомощен. Он просто оставил его где-то и пустился в бега. Обосновался в Тарасове, затем был арестован, а когда вернулся, сил у него уже ни на что не осталось. Наследников, друзей у него не было – так и сидел на своей тайне, как собака на сене… Стрельников мог стать его невольным преемником, но, прежде чем он успел в чем-то разобраться…

– Ох, не напоминайте, Сергей Иванович! – вздохнула я. – Все это так ужасно! Однако мы совсем упустили из виду коллег Стрельникова – кладоискателей. Я сама была против этой версии, но ведь, пожалуй, никто, кроме них, не мог быть посвящен в тайну. Трудно сказать, зачем Стрельникову понадобилось с кем-то из них делиться, но он это сделал. А посвященный попросту нанял киллеров… Иначе я просто не знаю, кто может охотиться за этими древними картами…

– Генрих, – неожиданно и невозмутимо произнес Виктор.

Все взоры обратились к нашему молчаливому фотографу. А он только убежденно кивнул, не добавив к своему заключению ни слова.

– У вас тут просто какой-то дом престарелых получается! – фыркнула Маринка. – Девяностолетний Федченко, столетний Генрих… Слишком прыткий он для своего возраста, этот немец, вы не находите?

– А это не он! – взволнованно воскликнул Ромка. – Допустим, это его сын. Или племянник. Потомок упомянутого Отто. Ничего удивительного – Генрих выжил и все-таки встретился с братом. Обстоятельства были против них, и они не смогли выполнить задуманного. И тогда их дети пустились на поиски…

– Старых солдатских сапог, – язвительно закончила Маринка. – У этих бюргеров ничего не пропадает!

Ромка покраснел, но произнес неожиданно спокойно:

– Насчет сапог я сказал для примера. В том смысле, что мы ничего не знаем. Конечно, Ольга Юрьевна права – там что-то серьезное. Видимо, Генриху сначала было не до клада, все следы со временем были потеряны – и его потомкам пришлось долго разыскивать ординарца, похитившего карту. Представляете, каких трудов им стоило напасть на след этого человека?! Теперь-то они, конечно, ни за что не отступят!

Сергей Иванович заворочался на стуле, прокашлялся и сказал с грустью:

– Увы, коллеги! А ведь мы действительно по-прежнему ничего не знаем – не знаем где, не знаем кто и не знаем что! Мы можем только строить предположения, однако, боюсь, это ни на миллиметр не приближает нас к истине. А люди между тем умирают, вот что страшно!

– А страшней всего то, – тут же подхватила Маринка, – что следующими такими людьми окажемся мы, потому что больше некому! С чем нас всех и поздравляю!

– И что же ты предлагаешь? – подозрительно зыркнув на нее, спросил Ромка.

– То же самое, что предложил бы на моем месте любой нормальный человек! – гордо заявила Маринка. – И на что, кстати, намекает Сергей Иванович – нужно отправиться в милицию и все там рассказать! Отдать им эти дурацкие карты, и пусть у них болит голова. А то мы доиграемся, я чувствую! Встретимся в следующий раз в городском морге…

– Типун тебе на язык, – спокойно сказала я. – Сергей Иванович, конечно, прав, да и ты рассуждаешь совершенно здраво, но в милицию мы не пойдем.

– Почему? – с вызовом спросил Ромка, который что-то почувствовал.

– Потому что я сейчас придумала, как следует поступить, чтобы разрешить все наши вопросы! – торжественно объявила я.

– Все разом? – саркастически хмыкнула Маринка.

– Ну, не так чтобы разом, – успокоила ее я. – Но, во всяком случае, у нас будет прекрасный шанс узнать – кто и где. На третий вопрос мы получим ответ позднее, когда окажемся на месте. То есть узнаем, что спрятано в карпатских лесах, когда окажемся там.

– Мы едем в Карпаты? – недоверчиво спросил Ромка.

– Не обольщайся, – предупредила я. – Пока мы еще никуда не едем. Пока у меня только родился план. Он заключается в том, что мы используем инициативу наших противников. Они уверены, что документы у нас, иначе бы не полезли в редакцию. Наверняка они вынудили Стрельникову сказать, кому она передала карты. Следующий их шаг нетрудно предугадать – не найдя документов в редакции, они примутся за нас поодиночке. В первую очередь, за меня. Тут мы их и поймаем.

– Каким образом? – скептически поинтересовалась Маринка.

– Во-первых, мы отксерим все документы, – заявила я. – Чтобы у нас в любом случае были запасные экземпляры. А затем устроим ловушку. Не сомневаюсь, что за нами теперь следят. Если я с преувеличенной осторожностью вынесу из редакции, скажем, чемоданчик, с большой долей вероятности можно предположить, что на меня в самое ближайшее время будет совершено нападение, чтобы этот чемоданчик отнять… Прекрасно! Это нам только и нужно. Получив вожделенные карты, потомки Генриха немедленно устремятся на поиски сокровищ, и нам останется только последовать за ними – незаметно, разумеется. Грубо говоря, нас приведут, куда нужно, и все покажут. Нам только останется решить, как поступить с найденным кладом и нечистоплотными конкурентами.

– Ничего себе планчик! – воскликнула Маринка. – А они, эти конкуренты, конечно, позволят тебе все это проделать! И даже голову не снесут, хотя это и напрашивается в первую очередь…

– Я не говорила, что этот план легко выполним, – возразила я. – Риск, конечно, имеется. Но, если все как следует обдумать…

– И хорошо бы убедиться, что за нами действительно следят, – добавил Кряжимский. – Иначе может получиться, что все планы полетят к черту. Вдруг они следят не за редакцией, а, допустим, за вашей квартирой, Ольга Юрьевна? Мы не знаем точно, сколько их человек. Возможно, они уже вычислили наши адреса… – Жуть! – заключила Маринка. – Я теперь вообще домой не пойду. Буду проводить ночи в ресторанах и казино. Прошу выдать мне подъемные, поскольку это вызвано производственной необходимостью.

– Если они вычислили наши адреса, – возразила я, – то, будьте уверены, мою квартиру они уже перерыли и ушли неудовлетворенными. Нет, они уверены, что документы у меня в руках! Поэтому слушайте внимательно, что мы сделаем! – И я посвятила коллег во все подробности своего замысла, с помощью которого надеялась одним махом решить первую серию вопросов.

Глава 5

Машину я остановила метрах в десяти от табачного киоска. Замысел был не ахти какой, но, в конце концов, я же не резидент, чтобы просчитывать каждый шаг с точностью до миллиметра. Это было бы даже подозрительно. Нормальная деловая женщина, не авантюристка, не кладоискатель какой-нибудь. К документам, попавшим ко мне в руки, отношусь с интересом, но не более того. В какую-то необычайную ценность их ни капельки не верю. Поэтому и чемоданчик оставила на переднем сиденье. Разумеется, я бы не поступила так легкомысленно, не будь со мной в машине семнадцатилетнего курьера, которому я могу полностью доверять. А то, что он тоже вздумал на секунду отлучиться, чтобы купить бутылочку «Спрайта», так ведь всего не предусмотришь.

Одним словом, едва я успела приобрести в киоске пачку своих любимых сигарет «Русский стиль», как наша ловушка сработала. Я только краем глаза видела, как возле моей «Лады» на секунду притормозила серая «Волга» и почти тут же опять сорвалась с места. Из прохожих, кажется, никто ничего даже не понял.

Я неторопливо направилась к машине. Суетиться не было никакого смысла. Серая «Волга» уже скрылась за углом. Однако в погоню за ней тут же пустилась черная «Лада» Виктора, который осуществлял в нашем плане функцию наружного наблюдения. Он должен был проследить, куда направятся похитители, и постараться определить их местонахождение. Определенный риск в этом был, потому что те могли попытаться сразу же уйти из города. Но я все-таки думала, что им захочется сначала убедиться, что они не ошиблись, а для этого им надлежит уединиться и просмотреть похищенные документы.

Когда я села за руль, в машину запрыгнул до предела возбужденный Ромка. Он со священным ужасом посмотрел на переднее сиденье, где только что стоял чемоданчик с документами, и быстро спросил:

– Вы видели, Ольга Юрьевна? Вы их разглядели? Сколько их было?

– Спокойно! – сказала я. – По сценарию, я не должна была обращать на происходящее никакого внимания. Я и не обращала. Не стану же я нарушать собственные инструкции! Кстати, и ты должен был проявить себя лопухом, чтобы у наших конкурентов не возникло никаких подозрений, будто все подстроено. Надеюсь, ты не обратил на себя их внимание?

– Вряд ли, – нетерпеливо сказал Ромка. – Да я на них, честно говоря, и не смотрел. Хотя очень хотелось. Зато я смотрел в другую сторону, и знаете, что я там увидел?

– Ну и что же ты там увидел? – с улыбкой спросила я.

– А за нами тоже кто-то следил, – объявил Ромка.

Я вытаращила на него глаза.

– Что ты такое говоришь? Ты ничего не перепутал? С чего ты это взял?

– Ну вот еще! – обиделся Ромка. – Вы меня как будто первый день знаете, Ольга Юрьевна! У меня глаз наметан. Было сказано – на машине внимания не сосредотачивать. Я и не сосредотачивал. Зато вон за тем сквером еще одна машина стояла – я ее хорошо разглядел. Голубая «Нива» – мужик в ней сидел. Он, по-моему, все видел. По крайней мере, когда все кончилось, он сразу отвалил. Правда, он мог догадаться, что я за ним наблюдаю – ведь до меня не сразу дошло… Наверное, он их подстраховывал, как вы думаете? Виктор-то за «Волгой» двинул, а этого мужика не заметил…