Наследство хуже пули

Старший присвистнул и посмотрел на товарища.

– Неплохо для периферии… А какие услуги фирма оказывает разовым клиентам?

Мартынов, соображая, что от него хотят эти двое – они пришли, что совершенно очевидно, не для охоты на лещей, – сообщил, что в комплекс услуг входит рыбалка, каботажное плавание в районе десятимильной береговой зоны и пьянка с соблюдением мер безопасности или без оных, но по двойному тарифу в этом случае.

– Понятно… – процедил старший. – И сколько это удовольствие стоит?

– Один час обойдется вам в двести долларов.

– Что, – изумился второй, – соляра подорожала?

– Пройди по рынку, найди дешевле, – невозмутимо отвечал единственный в этом районе хозяин частного судна.

– М-да… – пробурчал старший и закурил. – А если, скажем, далеко пойдем? Часов этак на сто?

– Полярники? Без лыж? Не смешите.

– Да какие там полярники… – просипел мужчина и посмотрел, куда бы сплюнуть. Не нашел и не сплюнул – это отметил Мартынов про себя сразу и быстро. «В доме своем и чужом зэки не плюют». – Просто я время отмерил вместе с твоей дорогой обратно.

– То есть за такси сработать? – улыбнулся американец, откладывая палку в сторону. – Дай-ка соображу… Это вам куда-то в район Шегарки нужно.

– Допустим, – старший внимательно посмотрел на Мартынова.

«Не любит, когда в его планы проникают, – отметил Андрей, думая попутно и о том, что если не строго на север, то, наверное, свернуть на Томь. Это получается, людям нужно в Томск. Забавно. Автобусом быстрее и дешевле».

– Порыбачить в дороге захотелось, – словно прочитал его мысли гость. Второй при этом послушно закивал головой.

«Готов голову дать на отсечение – рыбалка их интересует столько же, сколько меня поход водой в соседнюю область. Дай-ка контрольный выстрел сделаю – поступлю совсем уж по-простецки…»

– Далековато будет, – Мартынов почесал затылок и стал внимательно разглядывать собеседников. – Если только прикинуть… Чисто гипотетически… Что туда и обратно по тройному тарифу…

– Ты что, кэп, сдурел? – опешил тот, что помладше, но второй остановил его рукой и своими следующими фразами окончательно убедил и без того никуда не собирающегося Мартынова в том, что дело неладно.

– Нет вопросов. Шесть штук баксов.

И Андрей в одночасье оказался в сложной ситуации. Этот разговор уже давно можно было закончить ответом «нет», но после встречи с певичкой он уже не мог поручиться за то, что неожиданные встречи будут продолжаться. То, что он не узнает этих двоих людей, вовсе не означает, что он с ними не знаком. Ситуация могла быть и еще более однобокой: он с ними знаком заочно, а они его видят впервые. Но то, что он их знает, да просто не помнит, могло оказаться решающим в процессе восстановления памяти. Для Мартынова сейчас любой встречный мог играть важную роль в деле о десяти миллионах Малькольма. А потому отвечать «нет» нужно было только тогда, когда становилось очевидным – происходит накладка и подозрения беспочвенны. Сейчас же быть уверенным в чем-то было нельзя. Пока ясно одно – двое типов хотят покинуть область не автотрассой, значит – покинуть ее с грузом.

Сейчас нужно спросить так, чтобы было ясно, что они везут.

– Сколько будет занято мест?

– Нас трое, – невозмутимо ответил старший, и зрачки его сузились до острия бритвы. Только сейчас Мартынов обратил внимание на то, что на правом глазу сорокалетнего мужчины, его сверстника, бельмо…

«Раненый», – первое, что пришло в голову американцу.

– Трое, понятно, – повторил Андрей. – Но катер хоть и большого водоизмещения, он все-таки не океанский лайнер. Для него и груз имеет значение.

– В одну каюту поместимся, не волнуйся, – не раздумывая, ответил мужчина, и на его щеках сыграли желваки.

«Не любит, не любит долгих расспросов! Даже тогда, когда это лишено подозрений…»

– Я вот что вам, ребята, скажу, – Мартынов понял, что к его делу эти трое никакого отношения не имеют. – Не пойду я никуда. Не нравится мне эта затея. Да и дел на базе много.

– Но ведь, кажется, ты один здесь имеешь катер? – помедлив значительно дольше необходимого, заметил старший из гостей.

– Но ведь это, кажется, не означает, что я должен все бросать и идти куда прикажут, – Мартынов поднял с деревянного козла палку и выпрямился. – Это не муниципальный транспорт, товарищ.

– Шесть тысяч долларов – довольно внушительная сумма для этих мест… – пробормотал, глядя под ноги, его собеседник.

– И тем печальнее мне вам отказывать.

Бельмо уставилось на Мартынова.

– Как скажешь, капитан…

Уже по дороге от базы спутник старшего мужчины буркнул:

– Ну, и что ты думаешь по поводу того, что этого фраера нельзя за борт выкидывать, Адмирал? Если мое мнение важно, то я просто-таки не вижу другого способа заставить его выйти в плавание…

– Я скажу, что сегодня с наступлением темноты мы пересечем бор и войдем на базу. Он никуда не денется… А сбросить его придется по-любому, поскольку иметь на плечах свидетеля транспортировки груза в мои планы не входит.

Прозвище мужчина получил не за умение управлять флотскими баталиями. Он море увидел только что, впервые. Половину сознательной жизни Артем Николаевич Ляхов провел в колониях, на Севере, меж двух великих океанов, и снова возвращаться туда больше не намеревался. Погоняло свое – Адмирал – он получил именно там, в лагерях, за схожесть с адмиралом Нельсоном, потерявшем в бою глаз.

В тот час, когда на берегу у базы Громова шел незатейливый, если наблюдать его со стороны, разговор, в Новосибирске русскоязычные люди Вайса входили в учреждение. Над дверями высокого здания с зеркальными, изысканно подобранными под витражи огромными муляжами телефонных трубок значилась вывеска: «Сотовая компания «МИР».

Через два часа оба вернулись в номер гостиницы «Центральная», и Вайсу стали известны некоторые подробности движения Эндрю Мартенсона в России после отлета из аэропорта имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке.

Во-первых, звонки с сотового телефона Мартенсона поступали в адрес не менее двадцати абонентов, и поиск всех фигурантов мог занять огромное количество времени. Но так бы, наверное, Вайс и поступил, если бы не одно обстоятельство. В списке выкупленных за пятьсот долларов у оператора сотовой связи абонентов значилось два номера, на которые Мартенсон звонил чаще всего. Оба номера телефонов мобильной связи значились за Андреем Петровичем Мартыновым, а это значит, что Мартенсон дважды регистрировал на себя трубки и после этого совершал на них звонки.

– Ты спрашивал местонахождение этих абонентов? – не глядя на помощника, бросил Вайс.

– Да, конечно. Сейчас в России программируют трубки таким образом, чтобы можно было определить местонахождение абонента. Борьба с терроризмом, мистер Вайс… если вас интересует этот номер, то я могу сказать вам, куда поступал звонок. Мартенсон звонил в город Ордынск. Это в ста километрах отсюда. Но это не самое интересное, потому что самое интересное заключается в том, что больше половины звонков Мартенсон сделал в Ордынск, находясь в Ордынске, – чуть помедлив, человек Вайса развернул лист бумаги и добавил еще более важную весть: – Но дважды Мартенсон выходил на связь не на мобильный телефон в Ордынске, а на стационарный аппарат. У меня записан адрес.

Вайс, сорокапятилетний мужчина с крупными чертами лица и прямой походкой, что делало его похожим на кентавра, рассмеялся и разгладил пальцами усы.

Ну, конечно… Трубки иногда бывают заблокированы, или абонент телефон оставляет в одежде в шкафу. Тогда приходится звонить на городской номер. Осторожный Мартынов дважды совершил одну и ту же ошибку. И теперь совершенно понятно, что номер сотового телефона, зарегистрированный на Мартынова, но ему не принадлежащий, и номер городского телефона в Ордынске, принадлежат одному и тому же лицу.

– Мистер Вайс, – напомнил один из помощников. – Нам хотелось бы услышать подробности относительно того дела, которым мы занимаемся.

Вайс качнул головой и знаком попросил одного из помощников поискать в баре что-нибудь подходящее для разговора.

– Это давняя история. Пересказ ее займет довольно много времени, однако ради того, чтобы вам стало понятно, насколько опасен и умен человек, за которым мы приехали, я думаю, пару минут на это уделить можно. Мистер Мартенсон, Мартынов Андрей, был направлен в качестве специалиста в Россию, чтобы найти сына одного известного боксера, Виктора Малькова. Дабы сократить повествование до минимума, поясню просто, что Мальков умер, а сумма, выплаченная ему Малькольмом в качестве гонорара тридцать лет назад, возросла на процентах как на дрожжах, до десяти миллионов долларов. Единственным наследником этих денег является некто Артур Мальков, сын боксера. И только его отпечатки пальцев и губ могли являться для французского банка доказательством того, что за деньгами пришел тот человек, отпечатки которого Мальков предоставил банку тридцать лет назад. Отпечатки пальцев, как и губ, как и код ДНК человека, уникальны в своем роде, Мальков же хотел сделать сына наследником больших денег, и потому в контракте значилось, что деньги может снять со счета только тот, кто явит собой доказательство этих уникальных данных.

Мистер Мартенсон должен был отыскать Артура Малькова, передать ему три миллиона долларов – сумму, которая на его счет была перечислена в соответствии с договором с Мальковым-старшим, а оставшиеся семь миллионов перевести на счет мистера Малькольма. Однако наш друг исчез…

– А деньги? – спросил один из присутствующих.

– А деньги, – повторил Вайс и снова усмехнулся, потревожив усы, – а деньги были сняты со счета за несколько дней до наступления объявления прав по договору исчерпанными. Если в течение двадцати пяти лет деньги не были бы сняты со счета, они поступили бы в распоряжение французского банка. Но они были сняты. Это свидетельствует о том, что Мартенсон нашел Малькова-младшего. Но то, что Мартенсон до сих пор не явился к мистеру Малькольму с деньгами, и то, что мы сейчас сидим в этой гадкой гостинице и развиваем аппетит клопов, свидетельствуют о том, что Мартенсон сыграл в свою игру. Десять миллионов долларов даже для двоих – внушительная сумма.

– А разве нельзя было убрать Мартенсона сразу после того, как стало ясно – он нашел пацана?

По лицу Вайса скользнула тень, и он неторопливо выпил виски.

– Он оказался более умен, чем от него ожидал старик Малькольм. Мартынов почувствовал опасность и прирезал двоих наших людей, направленных к нему, в одной из гостиниц. И сразу после этого позвонил хозяину, предупредив того о расплате.

– Я слышал о Мартенсоне, – заметил один из помощников Вайса. – Мне о нем рассказывал Колин Уилки из Джерси, менеджер Роя Джонса. Говорят, у Мартенсона крутой нрав.

– Тебе сказали неправду, малыш, – задумчиво проговорил Вайс, точно помня, что угроза Мартынова поступила в адрес не одного Малькольма. – Крутых Америка обламывает в тот самый момент, когда они видят облезшую проститутку статую Свободы в заливе перед Нью-Йорком, призывающую всех голодранцев залезть к ней под юбку, а чуть поодаль – фешенебельный отель «Хилтон». Этот контраст всегда бьет по пониманию всех крутых, приехавших искать в Стране Свободы счастья. Мартынова же не сломал сам черт. Он не просто крутой. Он сам дьявол. Закажите, мистер Томсон, или как вас там – Томилин, такси. Мы едем в Ордынск, сейчас. Но сначала скажите, кому принадлежит номер городского телефона в Ордынске. Уж не бывший ли это коллега Мартынова по лагерям?

– No. This is woman, sir.

Глава 6

Не проходило дня, чтобы она не вспомнила Андрея. Он всякий раз представлялся ей новым, он умел хорошо делать это при жизни. В ее грезах он брал ее за руку, и лицо ее начинало пылать при этом, то смеялся, что с ним бывало очень редко. Когда на Ордынск спускалась тьма и очертания предметов в комнате становились расплывчатыми, она ложилась на диван и устремляла взгляд в потолок. Постепенно веки ее смыкались, и она, находясь в полусне-полуяви, встречалась с ним и разговаривала…

В тот страшный день, когда далеко на трассе, в десятке километров от Ордынска в небо взметнулся жирный оранжевый столб и копоть закрыла горизонт, она едва не сошла с ума. Она долго сидела на лавочке и не могла подняться, потому что была точно уверена в причине этого взрыва. Ее мужчина погиб. Она поняла это в ту самую минуту, когда появился гриб над лесом…

Сутки она провела, словно в тумане. Зачем ей понадобилось выбрасывать в реку кейс, она и сейчас не могла объяснить. Но когда она встала с лавочки спустя несколько часов после отъезда Андрея, обещавшего вернуться скоро, чемоданчик – это было единственное, что связывало их невидимой нитью, – стал лишним в ее жизни. Она направилась к реке, увидела под собой сверкающую гладь и запустила в нее предмет, который так нужен был Андрею. Все реки текут в вечность… Быть может, они воссоединятся там? Этот блестящий кейс и самый главный человек в ее жизни.

Она сделала это подсознательно, ориентируясь лишь на свое женское чутье. Жизнь Андрея уплыла. Пусть плывет и этот предмет. А ее мужчина сильный. Он обязательно его отыщет… И доведет до конца дело, не сумев сделать его в этой жизни…

Когда она пришла домой, ей показалось, что ею овладело безумие. Маша снова и снова просматривала на телефоне запись, оставленную ей Андреем, глаза ее были сухи… Словно живой, он снова и снова обращался к ней, обещая поселиться там, где растет сосна, уходящая в небо.

На следующее утро она встала с постели и быстро засобиралась в город. Забыв о завтраке, она пришла на вокзал и уехала в Новосибирск с первым же попутным автобусом. Там она разыскала Метлицкого. Рома был рад этой встрече, но лицо его, как он ни старался, было похоже на каменную маску и отказывалось повиноваться хозяину.

– Это… правда?

Он хотел спрятать взгляд, но не решился.

– Его машина… количество тел совпадает с количеством участников ДТП… Он погиб, Маша. Пламя сожрало его.

Она сорвалась и завыла, как воет волчица, у которой охотники разорили нору со щенками.

Метлицкий, не желая худа, совершил глупость. Он хотел вложить в слова признание и расположение, уважение и скорбь, почтение и смирение, но получилось то, что получилось.

– Наверное, это достойная смерть, он умер так, как должен был умереть такой человек…

И в это мгновение увидел, как наяву выглядит разъяренная и приснившаяся в кошмарном сне женщина. Лицо ее исказилось, кулаки сжались, и Метлицкий, чтобы не прикоснуться к ней и не получить разряд тока, отшатнулся.

– Что ты сказал?.. Достойная смерть? Он должен был умереть?.. Да что ты знаешь о нем, сволочь!..

Отхлестав начальника отдела РУБОПа по щекам, она покинула проклятое здание и направилась по улице, не понимая, куда идет.

Он догнал ее на перекрестке.

– Маша, прости, я сказал, наверное, не то, что думал. Я могу для тебя кое-что сделать, но это единственное, что я могу… Ты заберешь его тело? Я сделаю так, что тебе отдадут…

Она бросилась на Метлицкого и наконец-то просто по-бабски заплакала. Они стояли на перекрестке долго: женщина необычной красоты, в горе своем неутешимая, и высокий мужчина с оперативной кобурой под мышкой, привыкший работать «на земле». И более нелепой картины представить было сложно.

– Как мне отдадут его?.. Кто я ему?

– Консульство США в Москве уже информировано, однако родственников и близких у него там, как оказалось, нет, и я сделаю все возможное для того, чтобы тело было захоронено здесь. Договорюсь…

Она уехала готовиться к похоронам, а Метлицкий, вернувшись в кабинет, вынул из сейфа бутылку водки, смочил платок и прижал к разбитой губе. Когда жжение прекратилось, он снял трубку и вызвал одного из оперативников:

– Через два часа на моем столе должно лежать заключение эксперта. Я хочу, чтобы тело, ориентировочно являющееся Мартыновым, было изучено до малейших подробностей. Слепки зубов, расположение коронок, группа крови, переломы, прижизненные поражения внутренних органов. Если у американца был гастрит, то первым об этом должен узнать я.

– Тела настолько обуглены, что…

– Два часа! Не больше.

Через два дня городской «уазик» цвета хаки с черной полосой вдоль борта въехал в Ордынск и остановился у крыльца кирпичного дома по проспекту Революции. Через десять минут в него войдет женщина в платье и черной косынке. А еще через два – Маша будет стоять одна у свежей могилы с простым деревянным крестом с надписью: «Мартенсон Эндрю Паоло. 20.04.1962—19.07.2006». Это было все, что осталось ей в память о человеке, жить с которым она собиралась остаток жизни. А еще был телефон.

Последующая неделя показалась ей лишенной всякого смысла. Более глупого порядка вещей она еще не замечала: утро сменялось днем, день постепенно серел и превращался в вечер, вечер растворялся во мраке, и наступала ночь. Этот маразм превращал и без того убогое существование в каторгу.

«Мне нужно уехать, – подумала Маша. – Взять телефон, продать дом, мебель и уехать. Куда-нибудь в Москву или Питер, где суматоха жизни вышибет из сознания тоску». И по окончании шестого дня жизни без Мартынова она подала в газету объявление. А на следующее утро приехал жизнерадостный риелтор и сообщил, что покупатель уже есть и на завтра запланирована встреча. Молодому писателю наскучила городская суматоха, и он собирается уехать в деревню. Не в такую, где по улицам ходят коровы и гадят на и без того непроезжую часть, а в нечто среднее между городом и деревней, чем, по сути, и является Ордынск.

Ну, и слава богу, подумала Маша. Все закончится быстро. Останется только телефон. Она не увидит больше ни этой лавочки, у которой они познакомились, ни квартиры, где они были вместе, ни сосны, по которой можно забраться на небо…

Завтра началось так, как и обещал симпатяга риелтор. По его просьбе она приготовила паспорт, сберкнижку, чтобы плата за продажу квартиры была перечислена на ее счет – она не знала, где остановится, и таскать с собой деньги не хотела, и сунула документы в карман джинсов. Он прибыл к ней в начале пятого вечера и сообщил, что писатель прибудет с минуты на минуту. Они пили чай и разговаривали о чистоте воздуха в бору перед рекой, когда прихожую Маши потревожил звонок…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Если я буду спать, когда вы закончите, разбудите меня (англ.).