Опыты соединения слов посредством ритма (сборник)

«Среди ночных блистательных блужданий…»

ЧеловекСреди ночных блистательных блужданий,Под треск травы, под говор городской,Я потерял морей небесных пламень,Я потерял лирическую кровь.Когда заря свои подъемлет перья,Я у ворот безлиственно стою,Мой лучезарный лик в чужие плечи канул,В крови случайных женщин изошел.ХорВновь повернет заря. В своей скалистой ночиОрфей раздумью предан и судьбе,И звуки ластятся, охватывают плечиИ лире тянутся, но не находят струн.ЧеловекНе медномраморным, но жалким человекомСтою на мраморной просторной вышине.А ветр шумит, непойманные звукиОбратно падают на золотую ночь.Мой милый друг, сладка твоя постель и плечи.Что мне восторгов райские пути?Но помню я весь холод зимней ночиИ храм большой над синей крутизной.ХорОбыкновенный час дарован человеку.Так отрекаемся, едва пропел петух,От мрамора, от золота, от хвоиИ входим в жизнь, откуда выход-смерть.Август 1922

«Шумит Родос, не спит Александрия…»

Шумит Родос, не спит Александрия,И в черноте распущенных зрачковВстает звезда, и легкий запах мореГорстями кинуло. И снова рыжий день.Поэт, ты должен быть изменчивым, как море, –Не заковать его в ущелья гулких скал.Мне вручены цветущий финский берегИ римский воздух северной страны.Ноябрь 1922

«Я полюбил широкие каменья…»

Я полюбил широкие каменья,Тревогу трав на пастбищах крутых, –То снится мне. Наверно день осенний,И дождь прольет на улицах благих.Давно я зряч, не ощущаю крыши,Прозрачен для меня словесный хоровод.Я слово выпущу, другое кину выше,Но все равно, они вернутся в круг.Но медленно волов благоуханье,Но пастухи о праздности поют,У гор двугорбых, смуглогруды люди,И солнце виноградарем стоит.Но ты вернись веселою подругой, –Так о словах мы бредили в ночи.Будь спутником, не богом человекуМой медленный раздвоенный язык.Январь 1923

«В селеньях городских, где протекала юность…»

В селеньях городских, где протекала юность,Где четвертью луны не в меру обольщен…О, море, нежный братец человечий,Нечеловеческой тоски исполнен я.Смотрю на золото предутренних свечений,Вдыхаю порами балтийские ветра.Невозвратимого не возвращают,Напрасно музыка играет по ночам,Не позабуду смерть и шелестенье знаюИ прохожу над миром одинок.Февр. 1923

«Крутым быком пересекая стены…»

Крутым быком пересекая стены,Упал на площадь виноградный стих.Что делать нам, какой суровой каройЕму сиянье славы возвратим?Мы закуем его в тяжелые напевы,В старинные, чугунные слова,Чтоб он звенел, чтоб надувались жилы,Чтоб золотом густым переливалась кровь,Он не умрет, но станет дик и темен.И будут жить в груди его слова,И возвышает голос он, и голосом подобенНабегу волн, сбивающих дома.Февраль 1923

«У трубных горл, под сенью гулкой ночи…»

У трубных горл, под сенью гулкой ночи,Ласкаем отблеском и сладостью могил,Воспоминаньями телесными томимый,Сказитель тронных дней, не тронь судьбы моей.Хочу забвения и молчаливой нощи,Я был не выше, чем трава и червь.Страдания мои – страданья темной рощи,И пламень мой – сияние камней.Средь шороха домов, средь кирпичей крылатыхЯ женщину живую полюбил,И я возненавидел дух искусстваИ, как живой, зарей заговорил.Но путник тот, кто путать не умеет.Я перепутал путь – быть зодчим не могу.Дай силу мне отринуть жезл искусства,Природа-храм, хочу быть прахом в ней.И снится мне, что я вхожу покорноВ широкий храм, где пашут пастухи,Что там жена, подъемлющая сына,Средь пастухов, подъемлющих пласты.Взрощен искусством я от колыбели,К природе завистью и ненавистью полн.Все чаще вспоминаю берег тленныйИ прах земли, отвергнутые мной.Февр. 1923

«Не человек: все отошло и ясно…»

Не человек: все отошло и ясно,Что жизнь проста. И снова тишина.Далекий серп богатых Гималаев,Среди равнин равнина яНеотделимая. То соберется комом,То лесом изойдет, то прошумит травой.Не человек: ни взмахи волн, ни стоны,Ни грохот волн и отраженье волн.И до утра скрипели скрипки, –Был ярок пир в потухшей стороне.Казалось мне, привстал я человеком,Но ты склонилась облаком ко мне.Ноябрь 1923

«Я воплотил унывный голос ночи…»

«Я воплотил унывный голос ночи,Всех сновидений юности моей.Мне страшно, друг, я пережил паденье,И блеск луны и город голубой.Прости мне зло и ветреные встречи,И разговор под кущей городской».         Вдруг пир горит, друзья подъемлют плечи,         Толпою свеч лицо освещено.«Как странно мне, что здесь себя я встретил,Что сам с собой о сне заговорил».                  А за окном уже стихает пенье,                  Простерся день равнинен городской.Хор«Куда пойдет проснувшийся средь пира,Толпой друзей любезных освещен?»                     Но крик горит:«Средь полунощных сборищДыханью рощ напрасно верил я.Средь очагов, согретых беглым спором,Средь чуждых мне проходит жизнь моя.Вы скрылись, дни сладчайших разрушений,Унылый визг стремящейся зимыНе возвратит на низкие ступениСпешащих муз холодные ступни.Кочевник я среди семейств, спешащихК безделию. От лавров далекоЯ лиру трогаю размеренней и строже.Шатер любви простерся широко.Спи, лира, спи. Уже Мария внемлет,Своей любви не в силах превозмочь,И до зари вокруг меня не дремлетАлександрии башенная ночь».Июль 1923

«Один средь мглы, среди домов ветвистых…»

Один средь мглы, среди домов ветвистыхВолнистых струн перебираю прядь.Так ничего, что плечи зеленеют,Что язвы вспыхнули на высохших перстах.Покойных дней прекрасная Селена,Предстану я потомкам соловьем,Слегка разложенным, слегка окаменелым,Полускульптурой дерева и сна.Ноябрь 1923