Тень Торквемады

В это время в пыточную вошли стражники, и Альфонсо Диаса повели к выходу из подземелья. Он бросил последний взгляд на штурмана, но тот уже отключился от окружающей действительности – лежал с закрытыми глазами и, казалось, даже перестал дышать.

Замок Трианы остался далеко позади, а капитан «Ла Маделены» все никак не мог заставить себя замедлить шаг. Наверное, он бежал бы, не будь на улицах Севильи вооруженной до зубов стражи; еще заподозрят в каком-нибудь преступлении, и придется тогда узнать, чем пахнет перепревшая солома, которой набиты тюфяки в камерах городской тюрьмы.

«Господи, как же хорошо!» – думал Альфонсо Диас, жадно, полной грудью, вдыхая воздух. По правде говоря, изрядно зловонный (он как раз проходил мимо скотобойни). Но это обстоятельство нимало не смущало недавнего узника святой инквизиции. Что такое неприятные запахи по сравнению с тем, что довелось испытать несчастному Жуану Алмейде! Но чем же он столь сильно провинился перед Святым престолом?

Так уж вышло, что в этот момент вопрос, мучивший капитана, обсуждался на самом высоком уровне. Альфонсо Диаса задержали некоторые формальности, и он вышел ближе к обеду, когда Великого инквизитора принимал король Филипп II.

Легкое презрение и скука – обычное выражение удлиненного лица монарха с массивной нижней челюстью и небольшой рыжеватой бородкой – и на этот раз ему не изменило, несмотря на большую важность сведений, которые принес дон Фернандо Вальдес. По строгому испанскому этикету в кабинет короля не имели права входить даже гранды Испании, только кардиналы и вице-короли, а креслу короля под балдахином, нередко пустому, необходимо было кланяться. Но для Великого инквизитора было сделано исключение – он мог получить аудиенцию у короля в любое время и в любом месте.

Филипп верил, что совершает истинно благое дело, отстаивая католицизм по всей Европе. Он был королем-тружеником, проводившим по двенадцать часов в своем кабинете. Король два-три часа ежедневно проводил на коленях в молитве, ел обычно один, а затем опять принимался за работу. Он вникал во все мелочи, и хотя проявлял при этом недюжинный ум, мелочей все равно оставалось больше – они множились, как весенние мухи. Однажды папа римский Пий V ехидно заметил ему: «Ваше Величество так много времени уделяет этим занятиям, что когда приходит время исполнять решения, уже исчезает их причина».

Король относился к главному инквизитору весьма благосклонно. Может, потому, что их характеры были сходны. И тот и другой были фанатичны, жестоки и беспринципны. Возможно, на характер Филиппа II сильно повлияло то обстоятельство, что он вырос без отца, так как Карл V почти двадцать лет не был в Испании. Отец, имевший корни в Нидерландах и Бургундии, был императором Священной Римской империи и наследником габсбургских земель, а с 1516 года также стал королем Испании и правил, всю жизнь неутомимо путешествуя по Европе и Северной Африке.

В 1555 году Карл V отказался от престола, передав Испанию, Нидерланды, колонии в Америке и Африке с богатыми золотыми и серебряными рудниками и итальянские владения своему старшему сыну Филиппу II. Кроме законного наследника, у Карла V было еще и двое незаконных детей – Маргарита Пармская и дон Хуан Австрийский.

Будущий король Филипп II рос угрюмым, замкнутым. Как и его отец, Филипп II прагматически смотрел на брак, часто повторяя слова Карла V: «Королевские браки заключаются не для семейного счастья, а для продолжения династии». Увы, первый сын Филиппа II от брака с Марией Португальской – дон Карлос – оказался физически и психически неполноценным.

Чисто политическим расчетом был продиктован второй брак двадцатисемилетнего Филиппа II с сорокатрехлетней английской королевой, католичкой Марией Тюдор. Король надеялся объединить усилия двух католических держав в борьбе против Реформации, но через четыре года Мария Тюдор умерла, не оставив наследника, а притязания Филиппа II на руку Елизаветы I, английской королевы-протестантки, были отвергнуты.

Оставив старые резиденции испанских королей Толедо и Вальядолид, Филипп II устроил свою столицу в маленьком городке Мадриде на пустынном и бесплодном кастильском плоскогорье. А в 1563 году неподалеку от Мадрида начали строить Эскорил – грандиозный монастырь, являвшийся одновременно и дворцом-усыпальницей. Едва получив престол, король сразу же принял суровые меры против морисков и маранов, многие из которых продолжали втайне исповедовать веру своих отцов. На них обрушилась инквизиция, принуждая отказаться от прежних обычаев и языка. В этом вопросе Филипп II и Великий инквизитор дон Фернандо Вальдес не имели никаких разногласий.

При вступлении на престол Филипп II был самым могущественным государем в Европе. Многочисленный флот сделал Испанию первой морской державой, а сухопутные войска создавали перевес и на материке. Король неуклонно преследовал две главные цели: сохранение католической религии во всех своих владениях, уничтожение старых прав и привилегий областей и безоговорочное подчинение их своей неограниченной власти. Но многочисленные войны и строительство Эскориала, несмотря на большие доходы от заморских владений Испании, сильно истощали казну. И Филипп II постоянно искал возможность пополнить ее, нередко пускаясь в авантюры, что было совсем несвойственно его характеру.

В Севилье король оказался случайно. Он не любил путешествовать, как и его отец. Всегда скрытный и молчаливый, Филипп II руководил своим обширным государством при помощи королевских указов и наставлений; он повсюду рассылал эти бумаги и требовал от своих агентов из провинций подробных донесений. Поэтому посещение королем Севильи оказалось для Великого инквизитора большой удачей, так как в противном случае дону Вальдесу пришлось бы трястись до Мадрида в карете по горам, а такие поездки в его преклонном возрасте – весьма неприятное и утомительное занятие.

– …Ересь тамплиеров снова начала поднимать голову, – докладывал Великий инквизитор. – Мы искали их в наших заморских владениях, а они оказались у нас под боком.

– Так отправьте этого… – Король прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя.

– Жуана Алмейду, – подсказал дон Вальдес.

– Отправьте этого португальца на костер, – продолжил Филипп II, будто не расслышав имя штурмана «Ла Маделены». – И дело с концом. Только не нужно большого шума! Тамплиеры – еретики, и этим все сказано. Не надо делать из них героев и невинных жертв произвола короля Франции, коими они выступают среди некоторой части наших идальго.

– Костра ему не миновать. Но Жуан Алмейду поведал под пыткой весьма любопытные вещи.

– Если они касаются его сообщников, новых тамплиеров, то это в вашей юрисдикции, святой отец. Меня не интересуют такие подробности. Есть дела и задачи гораздо насущней, обширней и важней, нежели истребление нескольких неофитов.

– Совершенно с вами согласен! Однако позвольте закончить свою мысль. Оказывается, сокровища Ордена Тампля, которые так и не нашел король Франции, вывезены храмовниками… в Московию!

После этой фразы в комнате воцарилось молчание. Филипп II принимал Великого инквизитора в Алькасаре – королевском дворце, некогда служившем фортом мавров. Король Кастилии Педро I построил дворец на развалинах форта, и теперь мало что напоминало о величии бывших хозяев Севильи. Вход во дворец вел в патио, где росли великолепные розы и апельсиновые деревья, а далее через сад можно было попасть в охотничий домик и двор королевской стражи. От главных ворот вел узкий проход налево, в Патио де лас Донсельяс – Двор фрейлин с остроконечными арками.

Слева от охотничьего домика находились апартаменты Карла V, сразу за ними благоухали цветущие сады с подземной купальней и беседкой. В Алькасаре было много достопримечательностей, радующих глаз, но самой известной считалась спальня мавританских королей – Дормиторио де лос Рейес Морос. Она была великолепно декорирована изразцами в мавританском стиле. На первом этаже находился зал послов – Салон де Эмбахадоре, самое старинное помещение севильского Алькасара, украшенное сводом из древесины кедра, арабской вязью и декоративным фризом. На верхнем этаже находилась королевская часовня, алтарь которой был богато декорирован изразцами работы Никколо Пизано, основателя школы итальянской скульптуры.

Король и дон Вальдес беседовали в апартаментах Карла V. Кабинет, где держали совет два сановных интригана, украшали великолепные французские гобелены, а мозаичные полы и позолоченная лепнина были выполнены искуснейшими мастерами Андалусии. В кабинете было прохладно, его наполняли запахи цветущих роз, и утопающий в мягком кресле Великий инквизитор, по жизни большой аскет, наслаждался изрядно подзабытой роскошью и покоем.

– Мне хотелось бы услышать, что именно вы узнали от этого Жуана Алмейду? – На этот раз король быстро вспомнил имя штурмана «Ла Маделены»; при этом его голубые глаза, наследство Габсбургов, вспыхнули ледяным огнем.

Великий инквизитор рассказал. Король встал и взволнованно заходил по кабинету. Заметив попытку престарелого инквизитора последовать его примеру, Филипп II жестом приказал, чтобы тот себя не утруждал, и он остался сидеть, что несколько смущало дона Вальдеса.

– Интересно, очень интересно… – Король быстро потер ладонями, словно ему стало зябко. – Насколько мне известно, и французам, и папе удалось найти лишь крохи от большого пирога. А ведь Орден Тампля накопил огромные богатства. И если их вывезли в Московию, то северные варвары, конечно же, не преминули зачерпнуть из этого благодатного источника полной мерой. Поэтому остатки сокровищ тамплиеров вряд ли могут представлять для нас какой-либо интерес.

– Жуан Алмейду сказал, что большую часть сокровищ тамплиеры где-то спрятали.

– Где-то! – нервно воскликнул король. – Хорошо звучит, но это определение весьма расплывчато. Мы ведь не можем послать в Московию герцога Альбу с войсками, чтобы он поискал это «где-то».

– У нас есть люди в Нидерландах, которые могут нам помочь.

– У вас уже есть какой-то план? – Филипп II вперил горящий взгляд в дона Вальдеса.

– Всенепременно, Ваше Величество… – Великий инквизитор снисходительно улыбнулся. – С Божьей помощью мы отыщем эти сокровища, ибо это будет во благо Испании и короны, а значит, и истинной веры. – При этих словах король слегка поморщился; уж он-то знал, что святая инквизиция своего не упустит – если все получится, то треть найденных сокровищ осядет в казне дона Вальдеса. – Нам удалось вытащить из Жуана Алмейду имя человека, который охраняет клад рыцарей Тампля. Он живет в Московии.

– Хорошо бы вытащить не имя, а самого хранителя сокровищ, – буркнул король. – Под пыткой португалец мог просто солгать. Ведь проверить его сведения практически невозможно.

– Это вряд ли. В нашем случае ложь исключена.

В голосе Великого инквизитора было столько уверенности, что Филипп II приободрился и спросил:

– Какой помощи вы ждете от меня?

– У нас есть почти все – и нужные люди, и судно, на котором они оправятся в Московию. Дело осталось за малым – чтобы казна выделила деньги на это предприятие.

История дипломатических отношений между Московией и Испанией началась в 1519 году, когда император Священной Римской империи Карл V направил дружеское письмо с извещением о своем вступлении на испанский престол великому князю Московскому Василию III Ивановичу. Ответное послание из Москвы было доставлено в Вальядолид в 1523 году. В великокняжеской грамоте выражалось согласие с предложением императора «жить в искренней дружбе и союзе». Привезший послание испанского короля в Москву подьячий Яков Полушкин стал первым официальным представителем Московии, посетившим Испанию.

29 апреля 1525 года император Карл V со всеми положенными почестями принял в Вальядолиде личных представителей Василия III – князя Ивана Ивановича Засекина-Ярославского и дьяка Семена Трофимовича Борисова, сопровождавших испанских дипломатов на обратном пути из Московии. По возвращении в Москву русские дипломаты привезли важное известие об открытии Америки и о расширении испанских владений в Новом Свете.

– Насчет финансов я распоряжусь, – немного поразмыслив, сказал король. – Возьмете столько денег, сколько нужно. Кроме того, я напишу письмо дону Хуану Московскому. Пусть миссия будет иметь посольский статус, пусть и несколько усеченный. Дары правителю Московии вам обеспечит казна.

– Все это великолепно, Ваше Величество, однако мы планировали, что наши посланники поедут в Московию под видом обычных купцов. Так проще скрыть тайные намерения. И надзор за купцами не такой тщательный, как за посольством.

– Согласен. Но в письме мы не будем строить далеко идущие планы по налаживанию тесных отношений между Испанией и Москвой. Письмо – это всего лишь любезность с нашей стороны, не более того. В нем будет похвала государственным трудам князя Московского и пожелание крепкого здоровья. А также просьба оказать содействие испанским купцам, чтобы наладить прочные торговые связи между нашими странами. Это тоже, кстати, проблема – мы практически не ведем торговых дел напрямую с московитами, отдав все на откуп англичанам, и в меньшей степени нидерландским купцам. Это прискорбно.

На этом вопрос был исчерпан и аудиенция закончилась. Дон Фернандо Вальдес ушел, а король продолжил нервно мерить шагами обширный кабинет своего отца. Имя герцога Альбы, упомянутое в разговоре, заставило его вспомнить о донесениях агентов, внедренных в Нидерланды.

Вот уже несколько лет прибытие депеш из Нидерландов неизменно вызывало беспокойство и суматоху в королевской канцелярии в Мадриде. Тревожные и грозные вести приходили из этой отдаленной испанской провинции. Читая их, король Испании мрачнел. Им овладевали ярость и смятение. Он все чаще запирался в кабинете с герцогом Альбой, и они часами говорили о мерах, которые должны были обуздать своенравную провинцию. Доверие отца Филиппа, короля Карла V, к Фердинанду Альварецу де Толедо, герцогу Альбе, было безгранично. Он сделал его воспитателем своего сына и наследника, а отрекшись от престола, рекомендовал Филиппу II герцога как самого преданного и надежного слугу.

Далекие Нидерланды были подлинной жемчужиной могущественной испанской державы. Многочисленные нидерландские города были населены искусными мастерами. Здесь ткали тончайшие шелковистые сукна, драгоценные ковры и гобелены, выковывали замечательное оружие, создавали чудеса ювелирного искусства, строили сотни быстроходных кораблей. Голландские купцы и мореплаватели бороздили все моря и океаны. Несмотря на исключительное право испанцев вести торговые сделки с заморскими колониями, их несметные богатства немедленно перекочевывали в Нидерланды, где город Антверпен стал общепризнанным центром европейской торговли.

Богатые купцы и мастера привилегированных цехов в Нидерландах наживали огромные состояния. Их пышные платья, роскошные дворцы и великолепные пиршества поражали воображение чванливых, но бедных испанских дворян, толпами устремлявшихся в Нидерланды. К тому же провинция обладала множеством старинных вольностей и привилегий, которые позволяли Нидерландам весьма независимо держаться по отношению к своему государю.

В отличие от отца молодой король был деспотичным и упрямым. Филипп II решил всецело подчинить провинцию испанским чиновникам. Вольности и привилегии страны начали попираться, в городах бесчинствовали испанские гарнизоны, а католическое духовенство, погрязшее в распутстве и невежестве, нагло вымогало деньги у народа. Каждый, кто протестовал против злоупотреблений церкви, рассматривался как еретик и попадал в лапы инквизиторов. А из ее застенков путь был лишь на плаху или на костер.

Благодаря торговым сношениям, в Нидерланды из соседних стран проникли лютеранство и кальвинизм. В связи с этим Филипп II решился на более энергичные меры, чтобы истребить нидерландскую ересь. Король назначил обер-штатгальтером Нидерландов свою сестру Маргариту, герцогиню Пармскую – умную, энергичную и образованную женщину, и расставил везде гарнизоны из наемных испанских отрядов вопреки старым нидерландским правилам, по которым иностранные войска не допускались в города. Протестанты начали подвергаться заключению, пыткам и торжественному аутодафе.

Но народ встретил аутодафе иначе, чем в Испании. Испанцы сбегались на это зрелище, как на праздник, а нидерландцы смотрели на него с ненавистью. Введение инквизиции было решительным нарушением нидерландских привилегий. Нидерландские дворяне большей частью оставались верными католицизму, но ненавидели инквизицию и решили противиться ей всеми силами. Они составили между собой союз, члены которого стали известны как «гёзы», то есть «нищие».

Это название произошло по следующему случаю. Однажды несколько сот дворян съехались в Брюссель и в торжественной процессии отправились к дворцу правительницы, чтобы подать ей просьбу об отмене строгих мер против еретиков. При виде такого числа просителей Маргарита смутилась. Тогда один из ее советников заметил ей, что нечего бояться «этих нищих». Дворяне узнали об этом и с тех пор сами стали называть себя гёзами. Во главе недовольных находились принц Вильгельм Оранский и граф Эгмонт, которые занимали должности штатгальтеров.

Однако строгости только раздражали народ, так что в некоторых местах чернь принялась выбрасывать из церквей иконы и ломать католические часовни. Услышав об том, Филипп II решил усилить преследования. Вместо своей сестры Маргариты Пармской, которая не смогла справиться с народными волнениями по причине мягкого характера (как считал Филипп), он уже подумывал сделать правителем Нидерландов герцога Альбу, человека мрачного и крайне жестокого.

Все эти обстоятельства волновали Филиппа II гораздо больше, чем сокровища тамплиеров. Тем не менее король понимал, что в случае удачи предприятия, предложенного Великим инквизитором, у него появится достаточно средств, чтобы увеличить численность армии и каленым железом выжечь еретическую скверну из провинций Испании, тем самым упрочив положение католической церкви.

«Omnia in majorem dei gloriam»[33], – прошептал Филипп II, истово перекрестился и покинул кабинет. Чтобы привести в порядок мятущиеся мысли, он решил немого побродить по саду.

Глава 2

Чертов город

Глеб Тихомиров, пират от археологии, кандидат исторических наук и закоренелый холостяк, пребывал в унынии. Он валялся на диване в своем кабинете и тупо пялился в потолок. Возле противоположной стены бормотал телевизор – очередной умник рассуждал, как выйти из кризиса и избавиться от коррупции. На кухне остывал чайник – Глебу лень было подняться, чтобы заварить чай, а по обоям над его головой деловито сновал паучок – время от времени он срывался со стены и раскачивался на невидимой паутинке. Но даже акробатические номера паучка не могли избавить молодого человека от хандры. Жизнь казалась ему постылой, погода за окном – отвратительной (шел противный мелкий дождь), кроме того, не мешало бы взбодрить себя доброй порцией виски или крепким коктейлем и поболтать с какой-нибудь девицей, но для этого нужно было одеваться и топать в ближайший бар, что и вовсе выглядело утопией – Глеб не мог заставить себя даже переменить позу.

Этот год совсем не задался. Он наконец закончил работу над докторской диссертацией, которую по настоянию отца, Николая Даниловича, археолога с мировым именем, мусолил несколько лет и передал все бумаги в ВАК – высшую аттестационную комиссию. Дело оставалось за малым – ждать, когда назначат защиту. А это событие могло случиться и через месяц, и через два, и через год – когда академики дадут «добро». По этой причине Глеб так и не смог выбраться в «поле», чтобы отвести душу – поковыряться в земле в поисках археологических ценностей.

Отец и сын Тихомировы были потомственными «черными археологами», кладоискателями. Но если Николай Данилович остепенился и стал мировой известностью, что предполагало вполне официальный статус и никаких левых номеров, то Глебу эта законопослушная рутина была как ошейник для раба. Для него кабинетная работа, а тем более нудные академические раскопки, когда нужно учитывать и описывать каждый черепок, были горше полыни. Тихомиров-младший всегда был нацелен на поиск сокровищ или артефактов, притом не абы каких, а уникальных.

Ради этого он долго и кропотливо вел архивные поиски, но когда принимался за дело, то ему почти всегда сопутствовала удача. Среди «черных археологов» Глеб Тихомиров слыл счастливчиком; к его мнению прислушивались и относились к нему с уважением – прямо скажем, не по возрасту.

Увы, в этом году он оказался в глухом пролете. В голове не было ни одной здравой идеи, а в потертой кожаной папке – ни единого намека на план будущих изысканий. Все выходило на то, что это лето ему придется коротать не на природе, а в каменных городских джунглях с их отвратными запахами выхлопных газов и плавящегося под жарким солнцем асфальта. К тому же большей частью в гордом одиночестве – отец постоянно выезжал за границу (где находился и в данное время). Николая Даниловича привлекали в качестве консультанта многие антикварные салоны, богатые коллекционеры старины и даже аукционный дом «Сотбис».

Телефонный звонок вернул Глеба из состояния нирваны в тусклую действительность. Звонили не по мобилке, а по городскому, что сильно удивило будущего доктора «околовсяческих наук», как с насмешкой именовал себя Тихомиров-младший. К своей карьере в качестве серьезного ученого он относился с нескрываемым сарказмом.

«Батя, давай кинем на лапу нужным людям, чтобы мне не мучиться на защите диссертации, – говорил он Николаю Даниловичу. – И вообще кому все это нужно?! Доктор наук! Тоже мне птица… В наше прагматичное время гораздо выгодней и престижней быть простым копателем могил на кладбище, нежели ковыряться в земле ради мертвой науки. Именно так – мертвой. Перестройка уложила ее в гроб, а нонешние господа окончательно хоронят. Когда какая-нибудь подруга спрашивает о моей профессии, у меня язык не поворачивается сказать ей правду».

«Болван! – сердился отец. – Не смей так говорить о науке! Да, современным богатеям не нужны умные люди, им проще управлять безграмотным быдлом. Но знания – это как зерно, брошенное в землю, – все равно когда-нибудь проклюнется и вырастет хлебный злак, чтобы накормить голодных. Человечество всегда стремилось к знаниям. Это стремление не смогли убить ни папская инквизиция, ни феодалы, ни крепостники, ни те, кто пытался уничтожить Святую Русь физически».

Тяжело вздохнув, Глеб сделал над собой нечеловеческое усилие и встал с дивана. Подняв трубку, он сказал «Алло!» и услышал в ответ уже несколько подзабытый голос Федюни Соколкова:

– Привет, старик!

– И что дальше? – недовольно поинтересовался Глеб.

Федюня слыл незаурядной личностью в мире «черных археологов». Никто не знал, сколько ему лет, а сам он не открывал никому эту «великую тайну», изображая из себя красную девицу. Лицо у Федюни было рябоватым, большие голубые глаза ему словно нарисовали, не пожалев краски, а тощая, поджарая фигура вызывала ассоциации с охотничьим гепардом – Соколков и впрямь был быстрым, шустрым и весьма непредсказуемым. Анархическая натура часто бросала его во все тяжкие, и как ему удавалось выпутываться из опасных ситуаций, было ведомо только Федюне.

Иногда Федюня наталкивался на такие находки, что даже Тихомировым, большим спецам в «черной археологии», было завидно. Соколков от природы обладал уникальным чутьем. Если Глеб в основном брал «наукой» – рылся в архивах, искал старинные карты и дневники, «листал» странички Интернета, то Федюня рыскал по «полю», как охотничий пес, надеясь на свой потрясающий нюх на артефакты и удачу. И они его редко подводили.

Короче говоря, Федюня был одним из последних романтиков кладоискательского промысла. Он мог поверить рассказу какого-нибудь проходимца, бросить все – даже верное дело – и отправиться за тридевять земель искать то, что там никогда не лежало. Но самое интересное: пока его знакомые смеялись над ним и обзывали простофилей, Федюня раскапывал на гиблом месте такое, что у «черных археологов» потом отвисали челюсти по причине дикого изумления и сочился изо рта яд от зависти.

Глебу довелось всего раз поработать вместе с Федюней Соколковым, когда они искали сокровища гетмана Полуботка, но и этого оказалось достаточно, чтобы он закаялся впредь иметь с ним дело. И не только потому, что Тихомиров-младший не любил, когда под ногами у него путается партнер. Из-за Федюни они тогда едва не сплели лапти, и только счастливый случай помог им избежать печальной участи чересчур самоуверенных и настырных «черных археологов» – остаться навечно в мрачном подземелье, чтобы составить компанию древним скелетам.

– Глеб, у меня есть такая штука! – Федюня совсем не обратил внимания на неприветливый тон Тихомирова-младшего. – Уверен, что ты обалдеешь, когда увидишь ее!

– Отстань, Федор, – устало сказал Глеб. – Мне это неинтересно.

– Да что ты говоришь? Ну-ну… Значит, средневековый кубок с надписью «Братство военных всадников Святого Георгия Победоносца» тебе до лампочки. Что ж, бывай…