По ту сторону жизни

– Я тоже не наблюдал в России ничего хорошего.

– Так давайте встретимся в моей каюте и поделимся впечатлениями об СССР? – неожиданно предложил мужчина. – У меня найдётся хороший коньячок и… Копчёная осетринка с чёрной икрой. Как вы ко всему этому отнесётесь?

– Положительно, – ответил Митрофан, которому вдруг захотелось выпить. – Я навещу вас через час или вас устроит более позднее время?

– Через час так через час, – улыбнулся незнакомец. – Номер моей каюты 313! Не правда ли, забавное сочетание цифр?

– Это не имеет значения, – пожал плечами Митрофан. – Для таких, как я, всё, что хоть чем-то намекает на мистику, действует не пугающе, а умиротворённо.

Выбросив за борт окурок сигары, Диего Сантос ушёл, а Митрофан…

«Эх, Кузьма, прости, что не нашёл тебя, – подумал он, глядя на Одессу, исчезающую вдали. – Видит бог, я сделал всё, что мог… Одно радует меня сейчас, что жив ты и не в лагере среди заключённых. Может, так оно и лучше, что не я нашёл тебя, а эта стерва Маргарита. Видать, она всё ещё любит тебя. И где бы ты ни был, Кузьма Прохорович, я желаю тебе счастья и добра! И пусть всюду сопутствует тебе удача, дорогой ты мой господин судебный пристав!»

Часть вторая

«Безнадёга»

1

Историческая справка

12 октября 1939 года ввиду надвигающейся войны с Германией Советское правительство предложило Финляндии отодвинуть общую границу на 20–30 километров от Ленинграда в обмен на вдвое большую, но малоосвоенную территорию в Карелии. Маршал Маннергейм советовал премьер-министру согласиться с предложением СССР и отодвинуть границу, но финское правительство отклонило советское предложение.

Финны не желали отдавать СССР свою единственную защиту от возможной советской агрессии – полосу укреплений на Карельском перешейке, известную как «линия Маннергейма». Из-за отсутствия прогресса на переговорах с середины 1939 года с обеих сторон начались военные приготовления…

30 ноября 1939 года началась Советско-финская «зимняя» война…

* * *

На протяжении всего времени, которое они были вынуждены проживать на нелегальном положении, Маргарита вспыхивала по любому поводу. Она ко всему потеряла интерес и словно ничего не видела и не слышала.

– Отстань, не до тебя мне сейчас, – отвечала она ему, когда он пытался с ней заговорить. – Вот Дима приедет, тогда и обсудим, как нам быть дальше.

– Хорошо, а когда он вернётся? – спросил Кузьма о сыне – тот отсутствовал уже месяц – и сразу же пожалел об этом. В глазах Маргариты он увидел такое страдание, что не смог остаться равнодушным.

Несколько месяцев они «кочевали» с квартиры на квартиру. Маргариту тяготила такая жизнь. Она стала ненавидеть Ленинград, и Кузьма понял, что если так будет и дальше, его ждёт кромешный ад. Положение мог бы облегчить своим присутствием Дмитрий, но его всё не было…

Кузьма смирился с мыслью, что у него есть взрослый сын, и сомнений в отцовстве у него не осталось.

Оставшись наедине с женщиной, любовь к которой в нём так и не проснулась, Кузьма крепился и терпел её общество. Разговаривали они редко и то сразу же прекращали разговор, как только начинали ссориться. Но однажды…

Однажды, как обычно, они коротали время вдвоём. Они не разговаривали, и ни Маргарите, ни Кузьме не хотелось нарушать молчания. Они сидели совсем тихо, только Маргарита нервно теребила носовой платочек пальцами. Было видно, что она нервничала.

– О Господи, почему Дима так долго не возвращается! – вдруг простонала Маргарита. – Защити его от всего плохого, Господи! Или я…

И она зарыдала. Как ни хотела казаться Маргарита крепкой и мужественной, ей, как женщине, всё же была присуща слабость души.

У Кузьмы нервы тоже были натянуты как струны. С каждым днём ему было всё труднее демонстрировать самообладание. Видя, что Маргарита плачет, он вдруг испытал к ней жалость:

– Не проливай слёз и не терзай себя. Скоро вернётся наш Димка и, я очень надеюсь, с хорошими вестями!

– Да, он вернётся и уже скоро! – неожиданно перестав плакать, поддержала его Маргарита. – Только вестей хороших ожидать нечего…

– Вот как? – удивился Кузьма. – А ты откуда знаешь?

– Да чего там, – нервно хмыкнула Маргарита. – Мы уже несколько месяцев чего-то выжидаем и на что-то надеемся, а в итоге? Хорошо хоть до нас пока ещё не добрались мои бывшие коллеги, и это радует меня сейчас больше всего.

– Хоть что-то тебя радует, а меня… А меня гнетёт это вынужденное затянувшееся безделье, – признался, вздыхая, Кузьма. – Нам пора куда-нибудь отсюда уехать. Все эти скитания не кончатся добром…

– Ты прав, – снова согласилась с ним Маргарита. – Только нам не спрятаться в этой стране… В большом городе мы ещё можем как-то затеряться на время, но… Долго так продолжаться не может. Нам надо искать возможность выбираться из страны! Только в этом наше спасение.

– Нет, ты заблуждаешься, надеясь на это, – ухмыльнулся Кузьма. – Наша страна только кажется большой, но… Уйти из неё и войти в неё незамеченным просто невозможно.

– Да, границы СССР «на замке» и охраняются очень тщательно и надёжно, – вздохнула Маргарита. – Но найти лазейки можно всегда.

– О чём это ты? – насторожился Кузьма, уловив в её голосе что-то такое, от чего защемило сердце. – Может, предложишь переплыть Ледовитый или Тихий океаны?

– Нет, я хочу тебе напомнить о той «лазейке», по которой вы с Бурматовым ушли в Монголию, – вкрадчивым голосом сказала Маргарита.

– Что-о-о? – у Кузьмы глаза полезли на лоб. – Нет-нет и не думай! С тех пор прошло целых двадцать лет, и мне не вспомнить тот путь, по которому нас провёл старик бурят!

– А ты постарайся и вспомни! – настоятельно попросила Маргарита. – Ну? Напряги память? Ты закрой глаза и представь, что ждёт нас в этой стране.

Кузьма нахмурился и промолчал.

– Вот именно, ничего хорошего, – продолжила Маргарита. – Мы с тобой ладно, можно считать, отжили своё, а наш мальчик? Здесь Дима обречён, как и ты, жить по чужому паспорту. И как долго это может продлиться? Как считаешь, «заботливый отец»?

– Я не знаю, что и сказать, – пробубнил Кузьма растерянно. – Но я действительно не смогу вспомнить тот путь! Если только проводник… Жив ли он сейчас, по истечении двадцати лет?

– Он мёртв, его убили, – сказала Маргарита, морщась. – Кто и за что, так и осталось невыясненным. Никто серьёзно не занимался расследованием того убийства. Дело было закрыто или «утеряно», пойди сейчас разберись.

– Тогда надеяться больше не на кого, – замотал головой Кузьма. – Даже если я рискну поискать тот путь в тайге, то ни за что поручиться не могу. Всё закончится тем, что мы там и останемся.

– Нет, мы вернёмся в Верхнеудинск и там, в тайге, определимся, стоит ли браться за рискованное дело или… Или для перехода границы поискать другие пути, – закончила за него Маргарита. – У нас нет другого выхода, пойми! А если он появится, то мы непременно им воспользуемся, обещаю.

* * *

Ночью, в постели, Кузьме не спалось. Им овладело полное отчаяние, и мучили сомнения. Чего он хотел? Объяснить этого он был не в силах. Его мозг изнемогал от давления мыслей.

«Она сошла с ума, предлагая мне такое, – думал Кузьма, укрывшись с головой одеялом. – Она что, не боится сама погибнуть в тайге и погубить сына? Да это же полное безумие надеяться на благополучный переход дикой тайги без помощи проводника? Это путь в никуда, в тупик, в могилу… И она что, не способна осмыслить и понять это?»

В последнее время, а особенно после отъезда Дмитрия, Кузьма пребывал в постоянном беспокойстве. Неожиданно оказавшись в обществе Маргариты и сына, он чувствовал себя маленьким, ничтожным человечком, не имеющим здесь ни единого друга. Он пытался избавиться от этого гнетущего настроения, но оно было слишком устойчивым, питаясь настроениями жильцов квартиры.

Наступившим утром Кузьма проснулся в дурном настроении и первым делом подумал о Дмитрии. Шаги Маргариты за дверью вывели его из задумчивости. Он вскочил, оделся и вышел из спальни.

– Доброе утро, – сказал Кузьма. – Ты неважно выглядишь.

– Не нравлюсь, не смотри, – сказала Маргарита вызывающе.

С угрюмо-презрительным выражением лица и готовыми сорваться с языка упрёками она подняла глаза и увидела, что Кузьма наблюдает за ней. Покраснев от досады и пытаясь это скрыть, она отвернулась.

– Чего пялишься, глаза сломаешь, – промолвила она. – Или хочешь сказать, что подумал над моим предложением?

– Подумал, но ничего не решил, – признался Кузьма. – Я считаю, что твоя затея не приведёт ни к чему хорошему.

– А я так не считаю, – возразила Маргарита, кривя губы. – Не только старик бурят знал тропу через тайгу в Монголию… Если хорошо поискать в Улан-Удэ, то мы найдём нужного нам человека.

– Где? – не понял Кузьма.

– В Улан-Удэ, – повторила с усмешкой Маргарита. – В 1934 году город Верхнеудинск переименован в Улан-Удэ, понял?

– Давай дождёмся возвращения Дмитрия, а там решим, – после короткой паузы сказал Кузьма угрюмо.

– Нет, это надо решить до его возвращения, – возразила Маргарита. – Затем я объясню ему, что надо, и он без возражений согласится с нами идти!

– Так что же получается, эта бредовая идея пришла только в твою безумную голову? – удивился Кузьма. – А я считал, что вы вдвоём всё придумали.

Наступило молчание. Несмотря на угрюмый вид Маргариты, Кузьма чувствовал, что она в напряжении и ждёт от него согласия. И под влиянием внезапного побуждения он сказал:

– Что ж, деваться мне некуда… Не век же нам сидеть здесь пришипившись, прячась от людей и внутренних органов!

2

– Давайте знакомиться: начальник УНКВД ЛО комиссар госбезопасности Гоглидзе Сергей Арсеньевич, – глядя исподлобья на вошедшего Мавлюдова, сказал комиссар. – Проходите, присаживайтесь, товарищ Рахимов. Уж не взыщите, но мне очень уж захотелось посмотреть на вас лично и, естественно, познакомиться.

– Но-о-о… Я-а-а… – не решаясь приблизиться к столу начальника госбезопасности, Мавлюдов стоял на одном месте.

– Да чего вы стоите, товарищ Рахимов, проходите и присаживайтесь на любой стул, – с едва заметным акцентом сказал Гоглидзе. – Вы мой гость, а не преступник, и не должны волноваться и тем более бояться стен Управления и моего кабинета!

Мавлюдов нерешительно приблизился к столу, осторожно присел на стул и, заискивающе улыбаясь, доложил:

– Вот, прибыл, как вы велели, товарищ комиссар. А где, э-э-э…

– Вы спрашиваете о моём предшественнике, комиссаре Заковском? – предположил Гоглидзе.

– Нет-нет, я о-о-о… – Мавлюдов покраснел.

– Так-так, это вы конечно же спрашиваете о старшем майоре Иване Жебелеве? – поинтересовался с прищуром комиссар.

– Н-нет, я хотел спросить о товарище Гарине, – кое-как развязал язык Мавлюдов. – О-о-он…

– Жебелев и Гарин – это одно лицо, – пояснил с улыбкой Гоглидзе. – И он в нашем Управлении больше не служит.

– Его уволили? – ужаснулся, меняясь в лице, Мавлюдов. – Или…

– Он пошёл на повышение и теперь начальник Сорокского железнодорожного лагеря НКВД, – развеял его страшные опасения комиссар. – Это не так далеко от нас, в Карелии.

– У-у-ух, – вздохнул и выдохнул с облегчением Мавлюдов. – Наверное, там ему лучше будет.

– Ему предложили, и он согласился, – усмехнулся Гоглидзе. – А свои дела он мне передал. В том числе и ваше. Кстати, он вам даёт отличные характеристики, товарищ Рахимов. В агентурном деле вы оформлены как агент «Эскулап»!

– Я? Агент?! – оторопел Мавлюдов. – Но-о-о… Товарищ майор мне об этом ничего не говорил.

– Не говорил? – хмыкнул комиссар. – А ведь должен был… Но это уже не важно. Отдать ему должное – он все полученные от вас сообщения тщательно документировал!

– Но я… – Мавлюдов с трудом проглотил заполнившую рот слюну. – Что же получается, я доносчик? А если кто про это узнает, то меня…

– Не беспокойтесь, никто о вас ничего не узнает, – заверил его Гоглидзе. – Мы не те люди, кто любит болтать языком. К тому же агентурное дело под грифом «Совершенно секретно» и, кроме майора Гарина, о вашей работе не знал никто!

– Но вы-то знаете, – хмыкнул Мавлюдов уныло. – Вам-то майор рассказал о наших с ним…

– Он обязан был это сделать, – вздохнул комиссар. – Так требует приказ! Но вы не расстраивайтесь, товарищ Рахимов… Теперь вы будете контачить только со мной, и больше никто не будет знать о наших отношениях.

– А если я откажусь продолжать сотрудничество? – робко поинтересовался Мавлюдов. – Если я…

– Можете отказаться, – покачал головой Гоглидзе. – Тогда сразу же ставьте на своей карьере крест! Ну а там всякое случиться может. Исправтрудлагеря всегда нуждаются в людях. Зеки вымирают быстро, и…

– Постойте, не говорите больше об этом! – взмолился Мавлюдов. – Я согласен на всё, что угодно! Но и вы…

– Мы всячески будем оберегать и защищать вас, товарищ Рахимов! – с усмешкой заверил его комиссар. – Вот только наши «партнёрские» отношения не должны быть фальшивыми. Узнаю, что вы ловчите и лукавите, тогда… Пугать не буду, а скажу правду – вам не сносить головы!

* * *

После визита к новому начальнику Управления НКВД Азат приходил в себя долго. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что является агентом госбезопасности и, что больше всего угнетало его, – он узнал о своём «статусе» только сейчас!

Майор Гарин не счёл обязательным поставить его в известность об этом и использовал агента вслепую, с большой выгодой для себя.

Неделю спустя хандра прошла, и Азат смог убедить себя, что во всём этом нет ничего плохого! Он работал на НКВД, а значит, на государство, его защищал и оберегал майор Гарин, и сам комиссар Гоглидзе пообещал делать то же самое!

«Может, это и к лучшему, – убеждал он себя. – Работёнка не пыльная… Ничего сложного в этом нет, слушай болтунов, запоминай их откровения и передавай их тем, кто любит копаться во всяком дерьме. А с меня взятки гладки, таких, как я, тысячи, а может быть, и миллионы! Так что…»

– Товарищ Рахимов?! – услышал он и, едва не споткнувшись о бордюр, обернулся.

Азат едва не лишился дара речи, увидев шагающего к нему Мартина Боммера.

– Как я рад тебя увидеть, товарищ Рахимов! – воскликнул он. – Сегодня с утра думал о тебе, и вот он ты! Ну бывает же такое!

– Мартин? А ты как здесь? – выдавил Азат, приходя в себя. – Уж кого-кого, а тебя я не ожидал сегодня увидеть!

– Признаюсь честно, и я не ожидал встретить тебя на улице огромного города! – просиял Боммер, обнажив в улыбке зубы. – Хотя я приехал именно к тебе… Уж очень захотелось тебя увидеть!

– Да-а-а… Но-о-о, – Азат пугливо осмотрелся. – Мне кажется, что здесь не совсем подходящее место для излияния радостных эмоций. Давай куда-нибудь отойдём и побеседуем в укромном местечке.

– Ты приглашаешь меня в ресторан? – хохотнул Боммер. – Или в рабочую столовую на каком-нибудь заводе?

– В ресторан я могу сходить только за твой счёт, господин капиталист, – усмехнулся Азат. – А в столовой мы будем как на сцене Большого театра. За нами будут наблюдать сотни глаз, и…

– Ладно, я приглашаю тебя в пивнушку, – предложил вдруг Боммер. – Для тех пропитух, которые там обитают, мы не будем представлять никакого интереса.… Согласен?

– Идём, – согласился после минутного раздумья Азат. – Хотя я не любитель пива, но… Там действительно можно поговорить, не привлекая к себе внимания, если повезёт, и мы найдём местечко где-нибудь в углу.

Пивнушка, в которую он привёл Мавлюдова, оказалась весьма приличным заведением. В зале было тихо и спокойно. Боммер и Мавлюдов облюбовали столик в углу, откуда можно было держать под наблюдением всё помещение.

Подошёл официант.

– Пиво есть? – спросил у него Мартин.

– Хоть залейся, – ответил тот.

– Свежее?

– Полчаса, как завезли.

– А раки?

– Раков нет.

– Тогда неси пиво и креветки, – вздохнул Мартин.

Официант ушёл, а Боммер посмотрел на Мавлюдова.

– Так вот, я приехал в вашу страну не из праздного любопытства, – сказал он. – Цель – посещение твоей знаменитой лаборатории. Признаться, я давно собирался побывать в твоих пенатах и… Решил навестить тебя с целью «обмена опытом»!

– Да какой там опыт, – признался с ухмылкой Азат. – Так, фикция одна… Я был бы не против вас послушать, «товарищ» Боммер.

– Для этого я и приехал, – улыбнулся Мартин. – Я тоже занимаюсь исследованиями крови и добился на этом поприще весьма значительных результатов!

– Вот как? – удивился Азат. – А мне казалось, что в крови уже не осталось ничего такого, что можно было бы исследовать.

– Гм-м-м… Вы меня удивляете, «уважаемый профессор», – изумлённо уставился на него Боммер. – То, что я сейчас услышал, суждение дилетанта, а не учёного мужа.

– Тогда вы не ко мне, – обиженно поджал губы Азат. – В нашей стране много и других учёных, занимающихся изучением крови.

– И то верно, – согласился с ним Боммер. – У советских учёных большой потенциал… Я могу перечислить особо выдающихся…

– Нет, не надо! – запротестовал Азат. – Я сам могу их всех перечислить.

– И что, вы не поддерживаете отношения? – очередной раз удивился Боммер. – У вас лаборатория, и, как я слышал, вы даже лечите людей и довольно успешно.

– Я лечу иным способом, – вздохнул Азат. – И те рецепты снадобий, которыми я их потчую, мною собраны в Сибири.

– У шаманов? – посмотрел на него недоверчиво Боммер.

– Да, у них, – не стал лукавить Азат. – А переливание крови… Это так, для отвода глаз. Я убеждаю «пациентов» в том, что вылечиваю их передовыми методами, а на самом деле…

Официант выставил на стол кружки с пенящимся пивом и тарелки с креветками, Боммер и Мавлюдов с задумчивым видом наблюдали за ним.

– Признаться, я ошеломлён вашим признанием, товарищ Рахимов, – сказал Мартин, залпом выпив из кружки пиво. – А ещё я крайне удивлён вашими отношениями с коллегами. У нас в Европе…

– Да бросьте вы мне зубы заговаривать, – с иронией перебил его Азат. – Мне не меньше вас известно, как обстоят дела в учёной среде у вас в Европе.

– И как же? – подался вперёд Боммер.

– Точно так же, как и у нас, – усмехнулся Азат. – Каждый учёный, где бы он ни жил, прежде всего, заботится о себе и о своём имени, а уж потом о стране. Однако в капиталистическом мире если учёный чем-то знаменит, значит, у него есть деньги, много денег. Вот тогда есть ради чего жить! А у нас если есть имя, то даётся возможность жить по «советским меркам» счастливо и достойно. Так что…

– Я припоминаю, что уже слышал от вас нечто подобное, товарищ Рахимов, – покачал головой Боммер. – Это было давно, когда вы пребывали в состоянии глубочайшей депрессии. Тогда я дал вам совет в корне поменять свою жизнь, и вы…

– Я так и сделал, – пожал плечами Азат. – Преодолел депрессию, занялся наукой, а теперь… Теперь я понял, что всё это не то. Я достиг кое-каких результатов в медицине, но они ни стоят ничего! Хотелось бы большего! Хотелось бы…

– Вам хотелось бы прославиться? – догадался Боммер. – Вам хотелось бы сотворить научный труд, достойный мировой сенсации?

– Да, – вздохнул, соглашаясь, Азат. – Но мне не дано совершить какой-то значительный прорыв в науке. В моей голове нет грандиозных идей, и все мои способности заканчиваются на том, чем я сейчас и занимаюсь. У меня не забирают лабораторию лишь потому, что я успешно излечиваю ленинградскую элиту. И, наверное, не дают на растерзание учёным, которые меня ненавидят.

– Всё, я вас понял, товарищ Рахимов, – беря вторую кружку с пивом, сказал Боммер. – Вам не хватает серьёзной поддержки и размаха! Я мог бы вам помочь, но не при существующих обстоятельствах.

– Мне помочь уже никто не сможет, – беря кружку, возразил Азат. – Первая причина – уходящие годы, а вторая… Вторая причина в том, что я живу не в том государстве, где…

Он не договорил, осмотрелся, вжал в плечи голову и принялся мелкими глотками поглощать янтарный напиток.

– А пиво в этом заведении дерьмо, – сказал Боммер, отставляя пустую кружку. – Пожалуй, повторять заказ не будем, товарищ Рахимов?

– Тогда я предлагаю купить водку и продолжить застолье у меня, – сказал слегка захмелевший Азат. – Там мы поговорим обо всём и вспомним прошлое!

– Пожалуй, я знаю, как вам помочь, – улыбнулся, подзывая официанта взмахом руки, Боммер. – Но-о-о… Раз вы приглашаете меня к себе в гости…

– Вот у меня и поговорим, – кивнул Азат. – Там хотя бы мы будем чувствовать себя в большей безопасности и сможем поговорить без оглядок на любую даже самую щекотливую тему.

3

Это был уже третий побег из замка. На этот раз он решил пробираться в сторону моря, чтобы сбить с толку преследователей. Чёткого плана на спасение у него не было, но беглец надеялся что-то обязательно придумать, опираясь на возникшие обстоятельства.

Вытянув голову, он разглядывал местность и никак не мог определиться, в какую сторону продолжить движение. Впереди густой кустарник и водоём с грязной водой. Оставалось обойти их и, может быть, удача улыбнётся ему. Тогда он углубился в лес, и чем дальше заходил в чащу, тем стволы деревьев становились толще, пробираться между ними становилось всё труднее и труднее.

На этот раз он решил убежать во что бы то ни стало и даже умереть, но не возвращаться в замок. Подогреваемый твёрдой решимостью, беглец двинулся вперёд и уже скоро выбрался из леса.

Он огляделся. Перед ним берег большой и, видимо, глубокой реки. Обойти её уже было невозможно, а вот переплыть… Когда-то давно, в молодости, он был неплохим пловцом и мог переплыть реку вдвое шире, чем эта. Но-о-о…

Беглец вошёл в воду и быстро поплыл, однако вскоре обессилел, не добравшись даже до середины реки, и вынужден был повернуть обратно.

Выбравшись из воды, он почувствовал, что кожа тут же задубела вместе с промокшей одеждой, мышцы сократились, и сжалась грудная клетка. Беглец долго бежал вдоль реки, останавливаясь, чтобы отдышаться и прислушаться. Тем временем уже стемнело и похолодало.

На него напал страх, когда он понял, что заблудился. Ноги ныли от усталости. Споткнувшись о камень, беглец вздрогнул и застонал от боли.

Страх подгонял его, как кнутом, и ему хотелось бежать и бежать, но силы покидали его. Ноги сделались ватными, но он продолжал движение, боясь споткнуться и упасть.

И всё-таки он споткнулся, подвернув ногу, но продолжал двигаться вперёд. В спешке беглец не заметил перед собой ямы и свалился в нее. Панический страх сковал сердце, и он с большим трудом подавил его в себе, пытаясь сосредоточиться.

Яма оказалась довольно глубокой, и стоило очень постараться, чтобы из неё выбраться. И вдруг…

Он ужаснулся, увидев наверху силуэт собаки.

– Эй, как вы там, господин Бурматов? – услышал он знакомый голос. – Признаюсь честно, вы порадовали нас своей прытью! На этот раз нам пришлось больше побегать, чем прошлые два раза!

– Да будьте вы все… – ком земли, свалившийся на голову, оборвал его на полуслове. Он услышал злобное рычание и заметил присевший на корточки у края ямы человеческий силуэт.

* * *

В тот злополучный день, когда Митрофан Бурматов отплыл из Одессы, он, по приглашению господина Диего Сантоса, с которым познакомился на палубе, посетил его каюту и… увидел в ней месье Жана, с которым ехал в поезде из Португалии в СССР.

Митрофан был удивлён, увидев попутчика, а тот повёл себя так, будто знал, что встретит его на борту судна.

– Проходи, господин де Беррио, – сказал француз, указывая на стул. – Вот видишь, как получается: мы снова попутчики и следуем в одном направлении!

– И в самом деле, это очень странно, – ухмыльнулся Митрофан, приближаясь к столику. – Странно настолько, что таких совпадений просто не может быть.

Месье Жан потянулся за стоявшей на столике бутылкой и налил в фужер вина. Затем он заполнил вином второй фужер и вопросительно посмотрел на Митрофана.

– Ну что, за нашу «неожиданную» встречу? – предложил он.

Они выпили. Француз снова заполнил фужеры и усмехнулся:

– Ну так что, господин де Беррио, ваша поездка в СССР оказалась удачной?

– Вполне, – пожал плечами Митрофан. – Но почему это вас интересует, месье Жан?

– Лично меня нисколько, – ответил тот равнодушно. – Мне было поручено охранять вас в пути, и вот… Видя вас перед собой живым и невредимым, считаю свою миссию выполненной.

У Митрофана от услышанного вытянулось лицо.

– Вы меня охраняли?! – воскликнул он. – Но кто вас просил об этом?

– Те, кому очень дорога ваша жизнь, – ответил француз с ухмылкой.

– И кто они?

– Вам-то какая разница?

– Мне очень хочется знать, кого поблагодарить за заботу.

Месье Жан рассмеялся.

– Поверьте, те, кто уполномочил меня вас охранять, не нуждаются в этом, – сказал он. – Вы скоро предстанете перед ними лично и… Сможете лично поблагодарить их, если не пропадёт желание сделать это.

– И-и-и… Как прикажете понимать ваши слова, месье? – насторожился Митрофан. – Я не обычный пассажир на корабле, а…