Полная версия
Мужчина и женщина. Книга первая (сборник)
Верхние пуговички на халатике расстегнулись.
В распахе стала видна вся грудь.
Унего застучало в висках.
Он опустил взгляд вниз, на книгу, но ничего там не видел – буквы расплылись, строки дрожали, – но он все боялся поднять глаза.
Она выпрямилась.
Обошла стол, взяла его за подбородок и поцеловала прямо в пылающие губы.
Он вскочил, словно его подбросила пружина.
Схватил ее за талию.
Прижался плотно к ее телу.
Потом еще плотней и еще… и обмяк.
Ему вдруг сделалось неловко и стыдно от всего того, что здесь творится.
А она, ничего не замечая, продолжала осыпать его поцелуями и, ломая пуговицы, все расстегивала на нем рубашку.
И тоже вся горела и дрожала.
Вдруг она почувствовала – что-то не так.
Он уже не прижимался к ней, наоборот – осторожно и несмело отстранялся.
И вдруг жалобно запросился домой.
Она вначале растерялась, но тут же что – то решив для себя, стала еще настойчивее сдирать с него одежду.
Он ужом завертелся в ее руках, не позволяя ей проникать слишком далеко.
Она уже начала злиться, но вдруг нащупала причину столь резкой перемены и моментально поняла, что с ним случилось; сразу успокоилась сама и стала успокаивать его, нежно и участливо шепча на ушко ласковые слова.
Осторожно, подбирая слова, она стала убеждать, что это вполне нормально, что так бывает со всеми и это значит, что он уже настоящий мужчина.
А когда он совсем успокоился, поцелуями уложила его на диван и стала накрывать их обоих – очень медленно – байковым одеялом.
Он все дрожал и трогал ее тело неловко, словно не знал, куда девать руки.
Она прижалась к нему под одеялом, готовая идти до конца, как вдруг услышала едва слышный шепот:
– Скажите, а это… не больно?
А потом, сидя в ее ванной по горло в пене, он все заглядывал ей в глаза испрашивал: вот это все, что было с ними, и есть та самая любовь?
И она, намыливая ему голову, отвечала:
– Да, конечно.
Он пытался уточнить с наивной настойчивостью:
– Значит, вы меня любите и, выходит, я вас тоже люблю?!
– Наверное, – отвечала она, вытирая его полотенцем.
Он вертелся в ее руках худеньким телом. И продолжал выяснять:
– А как же ваш муж?
Она поднимала взгляд к потолку и говорила ему, что все будет хорошо и с ним, и с ее мужем.
На это он удивлялся:
– Разве можно любить двоих?
Она смеялась, поила его чаем, и говорила, что он еще совсем глупенький, но хорошенький.
Домой он возвращался, переполненный гордостью.
Теперь он как равный шагал рядом со взрослыми дядями, стараясь даже ступать с ними в ногу.
Он стал мужчиной!
Унего есть любимая женщина.
И она его любит.
Правда, он немного огорчался при воспоминании о её муже. «Но раз у нее теперь есть я, то ее муж ей совсем уже и не муж».
И от этой мысли он веселел, подпрыгивал, обрывая листочки на весенних топольках.
Его переполняли великие перемены сегодняшнего дня.
Но как назло никто из друзей и приятелей на пути не попадался.
Было уже поздно.
Вот и дом.
«Может, рассказать обо всем маме?»
Но, войдя в подъезд, он передумал.
«Нет, пожалуй, маме говорить неудобно, лучше папе».
Вызвал лифт. Зашел в него. Поднялся к себе на седьмой этаж и засомневался: «А как начать? Нет, уж лучше я расскажу брату, он ведь все равно проболтается родителям. А тогда и я расскажу».
От этого решения ему вдруг сделалось легко и весело.
Он подошел к своей двери.
Улыбнулся чему-то своему.
И нажал кнопку звонка.
Звонок резко задребезжал.
Он вздрогнул.
Дверь открылась.
И он шагнул за порог…
11. Львица
Согласитесь, что погода на улице очень часто влияет на ваше настроение.
Например, февральская неожиданная слякоть воспринимается весьма болезненно не только элегантными женскими каблучками, но и их хозяйкой. Поэтому высокая, стройная женщина лет сорока, с пышными огненными волосами, одетая по самой последней моде, как бы не пыталась обойти слякотные места на тротуаре, вошла в ресторан «Мон Пари»; уже без улыбки, недавно так загадочно украшавшей ее прелестные губки.
Но радушный прием администратора и вежливая готовность официанта – мальчика в красном жилете и белом фартуке —
развеяли ее слякотное настроение. Она улыбнулась встречавшему ее ресторану и прошла к столику на двоих в уютном уголке зала. Официант помог снять шубку и вежливо спросил:
– Вам как обычно?
– Да, фужер вина.
Она вынула из сумочки тонкие сигареты и золотую зажигалку.
Официант принес бокал рубинового «Божоле», поставил на стол и с ее молчаливого согласия взял элегантную зажигалку и, щелкнув, поднес язычок пламени к сигарете. Сказав «спасибо», она затянулась, сделала маленький глоток вина и, поставив! бокал на столик, стала смотреть на улицу.
В непогоде ходили люди.
Мужчины и женщины.
Особенно много было женщин.
Они прямо так и мелькали за окном.
«Боже мой, как же нас много», – и она отвернулась от окна.
Большое количество женщин, серые, рваные облака над городом опять испортили ее настроение. И хотя у нее сегодня было свидание, которого она ждала, это ностальгическое настроение как-то поубавило ощущение праздника. От этого всплыли грустные воспоминания.
Она вспомнила своего бывшего мужа – слабовольного мечтателя, лентяя и пьяницу. Затем своего первого любовника, намного старше ее, боявшегося всего на свете: жены, начальства, людей на улице. Потом вспомнила второго, третьего… Вроде бы все они были разные, но как близнецы похожие друг на друга в своих однотипных привычках и примитивных желаниях.
Ни один не грел ее душу.
Отчего?
Может, это от ее самостоятельности, красоты и ума? Может, это оттого, что все мужчины чувствовали себя рядом с ней неловко, стесняясь своей косноязычности и скудной эрудиции. А может, это и не так. Может, мужчины, которые были у нее, как– то уж слишком переоценивали ее. А может, и нет. Хотя, как правило, при знакомстве мужчины после нескольких минут общения почему-то переходили с «ты» на «вы», а не наоборот.
А ей хотелось, чтобы мужчина был не просто сексуальным партнером, а ее частью, ее половиной. Чтобы он ей «тыкал», шутил, рассказывал что-то интересное, был с ней на равных.
А предпоследний ее любовник – парень; лет тридцати пяти, как оказалось недавно приехавший из провинции, – настолько всегда волновался при встрече с ней, что; быстро напивался, а после этого или засыпал, или только злился, что у него не получается с ней ни разговора, ни секса.
От этих мыслей настроение еще больше испортилось.
Она даже нахмурилась.
Опять сделала глоток и подумала, что жизнь таких женщин, как она, не такая уж счастливая. Гораздо счастливее те женщины, которые, встав с постели, не забивают себе голову философскими размышлениями и чувствами.
Прошло и прошло.
Получила и получила. И на том спасибо.
Она еще глотнула вина.
Вот сегодня свидание с Алешей. От этой мысли едва заметные морщинки у глаз моментально исчезли. Лицо зарумянилось.
Познакомилась она с ним у подруги. Алеша как увидел ее, так и очумел. Глядел во все глаза только на нее. Вызвался провожать.
Проводил. На следующий день позвонил. Затем пришел в гости. Дальше было все так наивно, смешно и трогательно, что ей даже стало с ним интересно.
А ему нравилось у нее дома.
Она.
И все, что между ними происходило.
Ей нравилась его способность удивляться, слушать, возражать и учиться. Но он был очень горяч, нетерпелив, как и все молодые слишком категоричен. Но из него можно было что-то слепить, подстроить под себя. Это было похоже на работу художника, который на чистом холсте вдохновенно выводил великолепный рисунок. И ей хотелось верить, что у нее что-то с ним получится.
Вот и сегодня она ему назначила встречу у ресторана. Все же такая разница в возрасте заставляла ее соблюдать приличия. Хотя она была выше всех этих предрассудков. Но все же… Все же…
Она оглядела ресторан. Было пусто. За единственным таким же маленьким столиком в другом углу сидел пожилой седовласый мужчина в красном шарфе на шее и смотрел в ее сторону. Раньше она его здесь не видела.
Глаза их встретились. Она автоматически улыбнулась. Мужчина, поняв это как какой-то знак, встал и пошел к ней.
В руке у него была кружка пива, а в другой – ярко-белая роза.
– Вы позволите? – спросил он низким, надтреснутым голосом.
Она растерялась от его шевелюры, розы и пива, которое она терпеть не могла, – бр… бр… бр… – но машинально сказала, убрав свои перчатки с края стола:
– Да, конечно.
Он присел.
Розу положил на столик, а кружку пива приподнял вверх.
– Вы позволите, я сделаю глоток?
– Да, конечно, – опять машинально ответила она.
«Очередной любовник, – мелькнула в ее сознании. – Стар уже для любовника. Тогда кто же? – задала себе вопрос. – Да, наверное, никто».
Он глотнул пива, поднял розу и вдруг сказал:
– А позвольте вам подарить этот цветок, – и протянул ей белый огромный бутон, очевидно, нисколько не сомневаясь, что его предложение будет принято.
Но рука его с розой так и осталась висеть в воздухе.
– Позвольте, я что, дала вам повод дарить мне цветы?
– Нет, – выдержав паузу, ответил он.
– Тогда до свидания.
Щелчком она позвала официанта и стала доставать деньги из сумочки.
Но тут мужчина положил свою ладонь на ее руку.
– Не спешите, я хочу вам кое-что рассказать.
– Вы мне?
– Да.
– И что вы хотите рассказать такое, что мне может быть интересным?
– Вы когда-нибудь видели человека, который другому человеку продлевает жизнь?
– В смысле? – заинтересовалась она.
– Ну вам встречался, или вы, может, знаете такого человека, который продлевает жизнь людям?
– А Вам это зачем?
– Да мне это как раз и незачем. Просто я и есть такой человек.
Она посмотрела ему в глаза. В них было столько уверенности в том, что он говорит, что она решила задержаться.
– Хорошо, Вы меня заинтриговали. Так как же Вы продлеваете жизнь людям?
И она, взяв в руки сумочку, достала оттуда очки, одела их и с вызовом посмотрела на мужчину.
– Я продлеваю жизнь не всем людям, а только женщинам.
– Ах вот оно что.
Она сняла очки и положила их опять в сумочку.
– Я так и думала.
Затем опять позвала официанта, но как бы мимоходом спросила у мужчины:
– И на сколько Вы ее продлеваете?
– На три дня.
– Всего-то?
– Да, но это за один раз. За один день общения со мной. Чем больше общений, тем дольше живет женщина.
– Ха… Ха… – рассмеялась она.
Подошел официант.
Она расплатилась.
– Вы что, не верите? – удивленно спросил мужчина. – Я могу это доказать.
– Доказать? – удивилась она и, уже приподнявшись, опять села. – Каким образом?
– Очень простым. Пообщайтесь со мной.
– То есть, другими словами, я должна с вами переспать?
– Да.
– Хорошо, предположим – только предположим, – что я с вами переспала или, как вы говорите, пообщалась, и как же я замечу, что жизнь моя стала длиннее на три дня?
– На три дня, конечно, не заметите. А вот если на три года, то это уже можно заметить.
– То есть вы предлагаете, чтобы я пожила с вами целый год?
– Можно и больше. Это на сколько вам хочется продлить свою жизнь.
– Да… А почему именно я?
– Зачем спрашивать? Вы такая красивая женщина, с такими шикарными огненными волосами, что очень хочется сделать приятное, продлить вашу жизнь, получить возможность как можно дольше любоваться вами.
– Браво! – она похлопала в ладоши.
– Ну так как? – спросил он, приподнимаясь.
– Знаете, все бы хорошо, только у нас с вами ничего не получится.
– Почему?
– Потому что я укорачиваю жизнь людей. И знаете кому?
– Догадываюсь, – загрустил незнакомец.
– Да, мужчинам. Каждый мужчина, проведя со мной ночь, теряет из своей жизни некоторое количество дней. И знаете сколько?
– Догадываюсь, что три.
– Верно, вы очень догадливы. А так как, вы мужчина уже в годах, то я боюсь, что стану виновницей в случае принятия вашего предложения, удивительного парадокса, когда любовница молодеет с каждым днем, а любовник дряхлеет. И это бы все ничего, да только вот…
– Что?
– Я очень не люблю похороны. А при нашей связи, как вы понимаете, они неизбежны. Поэтому я предпочитаю мужчин помоложе. Да, кстати, вот меня и ждут.
И она помахала через окно Алеше, розовощекому парню, подъехавшему на машине к ресторану.
Поднялась.
Узеркала поправила прическу. И, мимоходом оглянувшись на мужчину, сидевшего за ее столом в полной растерянности, вышла из ресторана.
Он видел, как она подбежала к парню. Тот поцеловал ее в щеку, открыл дверцу, посадил в машину. Сел сам, и они уехали.
Мужчина долго смотрел вслед машине, потом встал из-за стола, перекинул один конец своего красного шарфа через плечо и, держа в руке розу, тоже подошел к зеркалу. Подойдя, стал с интересом глядеть в него, словно там осталось изображение только что отвергнувшей его женщины.
Потом оглянулся. Еще раз посмотрел в окно, на столик, на розу в руках и тихо прошептал:
– Жаль. Очень жаль. Из нее получилась бы очень хорошая Львица.
Поднес цветок к зеркалу и переломил его стебель пополам.
Ввоздухе что-то сверкнуло, хлопнуло, раздался оглушительный рев, и… и мужчина исчез.
Только на полу у зеркала осталась лежать переломаная пополам роза.
Официант, видевший эту фантастическую сцену, от неожиданности и страха закрыл глаза. Затем открыл, протер их и, осторожно подойдя к зеркалу, поднял розу. Нервно огляделся вокруг, но, увидя на столике исчезнувшего мужчины деньги, успокоился и повертел розу туда-сюда.
Понюхал. И, не унюхав ничего необычного, выбросил ее в урну.
12. Киллер
Темно-серая «Волга» спустилась с трассы на проселочную дорогу и, по – газовав на мокрых крутых поворотах, выехала к озеру.
У самого его края на одинокой скамейке сидел лицом к воде человек в брезентовом дождевике и ковырял землю прутиком.
Машина остановилась метрах в пяти.
Из нее вышел мужчина в дорогом шерстяном плаще, с перчатками и зонтом.
Зонт он тут же раскрыл и подошел к скамейке.
Поздоровался с сидящим и присел, прежде осторожно отерев скамейку перчаткой.
Кругом было пусто и уныло.
Мелкий холодный дождь.
Ни птиц, ни людей.
Осень.
То и дело порывами налетал ветер.
Эти двое сидели рядом долго.
Ветер несколько раз задирал зонт, колючие дождевые капли несло то справа, то слева.
Наконец разговор закончился.
Тот, что был с зонтом, встал, принял из рук второго большой пластмассовый кейс черного цвета и без рукопожатия попрощался.
Обошел скамейку, сложил зонт и быстро прошел к машине.
Там он открыл багажник, положил в него «дипломат», сел в машину, осторожно развернулся и тихо, почти беззвучно, поехал от места встречи.
Человек в брезентовом дождевике даже не обернулся, он по-прежнему ковырял прутиком землю.
Наконец он сломал прутик, отбросил его и грузно поднялся.
Брезентовый дождевик заскрипел. На нем образовались длинные глубокие складки, по которым скопившаяся влага ручейками побежала вниз.
Темно-серая «Волга» взбрыкнула багажником на очередной кочке и скрылась за невысокими мокрыми кустами.
Встреча закончилась.
Заказ был серьезный.
Заплатили много.
Даже больше, чем нужно.
Дома он открыл дипломат, полученный при встрече.
Там лежали деньги, несколько фотографий заказанной жертвы, адрес, место работы. В отдельных конвертах – фотографии телохранителей, время их работы, адреса посещений и график передвижений за последний месяц, характеристики зданий, машин, людей, местности, видеокассеты.
А еще – разобранная винтовка иностранного образца, оптика и патроны.
Все как всегда.
Кроме одного: с фотографии на него смотрела женщина.
Вечером он долго сидел, изучая материалы.
Старался понять свою жертву, влезть в ее шкуру.
Так он делал всегда.
И приступал к работе, только полностью поняв и прочувствовав повседневную жизнь того, кого ему определили на казнь.
Судя по характеристике, его подопечная была дамой сильной и деятельной.
Болела редко. Патологий не было.
Следовало понять, где ее можно взять.
Помощников у него не было.
Работал всегда один.
И жил один.
Два раза в неделю приходила убраться и постирать его дальняя родственница, пожилая и тоже одинокая; он платил ей немного и отдавал что-нибудь ненужное из продуктов и одежды.
Друзей у него не было.
А женщин и знакомых он домой не приводил.
С женщинами особых проблем не было, точнее сказать, они никогда не становились главным в его жизни.
Знакомился он с ними легко. Был всегда вежлив и аккуратен. Но романы заводил, лишь закончив работу, где-нибудь на отдыхе.
А отдых почти всегда бывал долгим и насыщенным. На него он тратил почти весь гонорар за очередную жертву.
Работу свою он считал вполне обычной, не лучше и не хуже любой другой, и не менее необходимой обществу-
В бога он не верил, но полагал, что там, в космосе, есть какая-то сила, определяющая все, что творилось и будет твориться на нашей земле. Зная о религии лишь понаслышке, он, как и многие сомневающиеся атеисты, представлял Добро и Зло по-своему.
Вот поэтому он недолго думал, когда ему почти сразу после армии предложили эту работу.
Раз уж все решено заранее, его согласие или отказ вряд ли изменят высшее предначертание.
С тех пор прошло почти пятнадцать лет.
Сейчас он уже плохо понимал, для кого и во имя чего выполняет эту свою работу, хотя хозяева остались прежние.
Но порой приходилось убивать таких людей, которых ранее охраняли и оберегали очень тщательно.
Но он никогда, никого и ни о чем не спрашивал.
Просто начал после каждого выполненного задания заходить в православный храм. Там он неумело крестился, поспешно ставил две свечи – одну за упокой души убитого, другую за свое здравие – и незаметно уходил.
Но приходил туда снова и снова, видимо, повинуясь генетическому зову предков, столетиями обретавших душевный покой среди икон и молитв.
Хотя в церкви он чувствовал себя всегда неуютно и скованно, старался не смотреть в глаза ликам на иконах.
Ему казалось, что святые осуждают его за то, что он делает.
Но он гнал эти мысли от себя и считал, что его работа была серьезной и нужной и не терпела ни малейшего дилетантства.
Тем более в нынешнее смутное время, когда спрос на услуги такого рода сильно вырос и в это серьезное дело валом повалили случайные люди.
Ему уже приходилось убирать таких ребят; они работали из рук вон плохо.
Он прекрасно понимал, что когда-нибудь придет и его время, рано или поздно кто-то даст команду убрать и его.
Но к этому он был готов и верил, что опыт и интуиция вовремя подскажут, что началась охота уже на него, и он успеет уйти.
Еще лет пять назад он подготовил себе тщательно залегендированную жизнь: в другом городе, с квартирой, женой, детьми и незаметной профессией агента по продаже мебели, с новыми именем, фамилией и возрастом.
Только бы не пересидеть.
Можно было бы уйти и сейчас, но держала его профессия. В случае ухода пришлось бы забыть все, что до сих пор было смыслом его жизни, отбросить целый мир, привычный и по-своему уютный.
Так что пока он работал.
Работал так, чтобы, убив, не быть убитым.
Он рассортировал то, что было в дипломате.
С фотографии на него смотрела полноватая женщина лет сорока, темненькая, не красавица, но приятная, взгляд глубокий, глаза карие.
Одевается дорого и со вкусом.
Много драгоценностей, в основном бриллианты и золото.
Машины две, обе «Мерседес-600».
Охрана профессиональная.
Живет за городом в коттедже, больше похожим на дворец для приемов, чем на дом для жилья.
Двое детей, сын и дочь. Учатся в Швейцарии.
Не замужем. Развелась давно. С мужем не встречается.
Есть влиятельный друг, известный политик, намного старше ее.
Ведет активную сексуальную жизнь.
На данный момент влюблена в молодого певца из модного ансамбля.
Дважды ездила с ним на Канары.
Алкоголь употребляет мало и редко.
Подруг нет, родителей тоже.
Возглавляет крупную промышленнофинансовую группу.
Ей же принадлежит контрольный пакет.
Знает, что на нее открыта охота – видимо, много взяла и не поделилась.
Поэтому ведет себя очень осторожно.
Изучил охрану.
Ребята серьезные.
Маршруты ограничены.
Теперь стало понятно, почему заплатили так много и срок исполнения увеличили вдвое против обычного.
Просмотрел несколько видеокассет.
Ее приезды в офис на банкеты, к себе домой.
В отдельном конверте лежали две кассеты, о которых говорил заказчик во время встречи у озера.
Обе с записью ее постельных сцен, сняты на сверхмедленно записывающей аппаратуре.
Одна – с тем политиком.
Другая – в компании с несколькими молодыми людьми. Один, кажется, ее охранник.
Отложил их до поры в сторону.
Еще раз все внимательно просмотрел, сложил и убрал в тайник.
Оставил только одну фотографию, которая приглянулась ему более других.
Вставил ее в рамку и поставил на письменный стол.
Теперь они будут дней десять всегда рядом.
С фото она улыбалась ему. Он, склонив голову, долго смотрел на нее.
Убивать женщин ему еще не приходилось.
Два дня он осторожно наблюдал за ней в контрольных точках.
Ни дома, ни у офиса ее не взять.
Пытался сесть на хвост.
Но с первого же маршрута сошел: у ее машин спецпропуск с мигалкой, уходили быстро, под любые знаки.
Где и как?
Решая этот вопрос, он два дня лежал дома, курил и все смотрел, смотрел на ее фото.
Было два пути.
Либо обмануть ее охрану, либо как– то вывести ее из ее привычного ритма жизни, чтобы она сама себя подставила.
Если идти по первому пути, то вместе с ней надо ложить и охрану.
А он всегда считал этих парней своими коллегами и потому старался не лишать их жизни без веских причин.
Ему заплатили только за ее жизнь.
Одну ее и надо было забирать.
Значит, второй путь.
Он почти вжился в ее характер и, как ему показалось, стал ее понимать.
Поэтому мог предположить ее действия после того, как он сломает привычный график ее движения. И куда поедет, и чем займется.
Как человек активный она начнет действовать, причем сразу же.
Быстрый анализ обстановки – и верный ход.
Единственно верный, как будет ей казаться.
Тут-то он ее и поймает.
Несколько дней он потратил на ее покровителя.
Семья, дети, внуки.
Редкие посещения мероприятий, не связанных с политикой.
Все остальное – охота.
Изучил охотничье хозяйство, где он барствовал.
Дорога, ведущая туда, тупиковая, со шлагбаумом.
На развилке, при съезде с трассы – пост ГАИ.
Там знают, что это за дорога, куда и к кому ведет.
Без проверки ни одну машину не пропустят, даже со спецпропуском.
Она туда ни разу не ездила.
Друг не разрешал: охота для него – святое.
Сопоставив ее жесткий волевой характер, упрямство прикормленных и приласканных хозяином заимки гаишников и ту нервную пиковую ситуацию, которую еще предстояло создать, понял: на посту будет скандал.
А раз скандал, значит, она либо выйдет, либо хотя бы окно откроет. Не выдержит, как ни крути – она всего лишь женщина.
А большего ему и не надо было.
Дождался пятницы.
Упаковал те две видеокассеты в небольшую прозрачную бандероль, даже переписывать не стал. Незачем. Хоть и пикантна она бывала местами и моментами, о ней следовало забыть после дела. Сразу и навсегда.
После обеда ее покровитель прямо с работы уехал за город.
Он проводил его немного.
Как всегда, не изменяя себе, тот поехал в свое родное охотничье гнездо.
Люди его возраста вообще, как правило, отличаются похвальным постоянством.
Этот солидный человек наверняка знал о шалостях подруги с молодыми людьми, и все же, опасаясь нарушить размеренный ритм своей жизни, всегда ее прощал.
Не простит он ей только одного – посягательства на его политическую карьеру и сложившуюся, спокойную и достаточную жизнь.
Она и не посягала никогда.
Даже помогала ему в меру своих возможностей.
Но эта бандероль кое-что изменит.
К бандероли он приложил записку, в которой сообщал, что точно такие же кассеты отослал сегодня почтой в редакцию одной влиятельной газеты и на домашний адрес ее покровителя, хотя ничего никому не послал.
И все.